Эпилог

По Москве и до поимки Комарова ходили разные нехорошие слухи о деятельности изверга. А как убийцу арестовали (наутро после его поимки об этом знала вся Москва), слухи поползли и того круче. На полном серьезе «знающие люди» утверждали, что при обыске в доме извозчика Комарова милицейские нашли наволочки, битком набитые деньгами, а под одной из половиц обнаружили женский чулок, наполненный золотыми кольцами, брошами, цепочками и зубными коронками, естественно, тоже золотыми. Еще говорили, что убивец кормил человеческими внутренностями своих свиней. Когда одному из репортеров каким-то непостижимым образом удалось пробиться в МУР и выпросить встречу с Комаровым у Николаева, на его вопрос, правда ли, что он и его жена кормили свиней человечиной, убийца, усмехнувшись, хладнокровно ответил:

— Коли б кормили, так поросят больше бы завели…

Приходили люди из контрразведки, которых заинтересовали три любопытных, на их взгляд, факта.

Первый заключался в том, что Комаров прозывался чужим именем, и контрразведчикам очень хотелось прояснить этот момент.

Второй вопрос был по поводу наличия у Комарова денег: откуда у него оказалось досточно средств, чтобы купить дом и чистокровную лошадь с пролеткой?

А еще контрразведчикам хотелось прояснить, что делал Комаров в плену, и почему белые его не расстреляли или не повесили. И не является ли Петров-Комаров белогвардейским шпионом с разведывательными целями, завербованным контрразведкой Деникина?

Два дня люди из ГПУ вели неспешные беседы с Комаровым. Но, увы, ни заговором, ни политикой в деле Комарова и не пахло. А белогвардейский агент из него был такой же, как, к примеру, из Бахматова балерина. Что же касается денег, добыты они были во время бегства деникинцев из-под Харькова, а иными словами, украдены у раненого поручика, у которого Комаров был кем-то вроде лакея.

Василия Комарова и Марию обследовали лучшие московские врачи-психиатры — Краснушкин и Ушке из Мосздравотдела. Судебно-психиатрический осмотр, как и предполагал Николаев, ничего не дал: Комаров и его супруга после тщательнейших исследований были признаны вполне вменяемыми и способными руководить своими действиями, так что прекрасно понимали, что они делают.

На всякий случай к участию в психиатрическом освидетельствовании пригласили создателя новой российской психиатрической школы Петра Борисовича Ганнушкина, профессора кафедры психиатрии Московского университета и директора университетской психиатрической клиники. Петр Борисович, ученик выдающихся русских ученых-психиатров Корсакова и Сербского, согласился с мнением своих коллег, добавив, что ничего зверского, равно как и признаков вырождения, ни у Василия, ни у Марии явно не наблюдается, а равнодушие их, особенно Василия Комарова, к совершенным преступлениям, есть не что иное, как «простая тупость социальных чувств».

— Так что они оба вполне здоровы, — резюмировал Петр Борисович Ганнушкин. И добавил, посмотрев на Леонида Лаврентьевича: — А что вы намерены с ними делать дальше? Вы их расстреляете?

— Такое решение выносим не мы, а суд, — ответил Бахматов. — Но их наверняка расстреляют.

— Ну и правильно, — заметил Ганнушкин и по-старорежимному откланялся со старшим инспектором.

О деле Комарова знала вся Москва, много и часто писали газеты, поэтому судебный процесс, начавшийся в Политехническом музее на Лубянской площади через месяц после ареста Комарова, вызвал у публики огромный ажиотаж. Три дня, пока шло судебное заседание, зал суда был полон жителями Москвы. Не было там только никого из бригады Бахматова. Насмотрелись они на этого Петрова-Комарова вдосталь.

Рассказывали, что Комаров с поистине дьявольским равнодушием спокойно и монотонно рассказывал про свои убийства. И эта бесчеловечная обыденность его повествований, безучастность и спокойствие не укладывались в голове и буквально сводили с ума. Несколько женщин прямо во время судебного процесса лишились чувств, а седовласый мужчина, брат одного из убиенных Комаровым, вскочил со своего места, истерично закричал, порываясь пробраться к скамье подсудимых, и тоже впал в беспамятство. Комаров же был явно доволен таким вниманием к себе и хвастливо заявлял репортерам:

— Теперь меня в Москве все знают. Героем, можно сказать, стал…

О решении суда Бахматов с Осиповым и Стрельцовым узнали из газет: высшая мера наказания. Иными словами, расстрел обоих, и Василия, и Марии, который и был приведен в исполнение через два дня. А их дети были определены воспитываться в сиротские приюты на государственный счет.

В самый день расстрела убийц по Московскому управлению уголовного розыска вышел приказ. Все участники раскрытия дела Комарова были поощрены денежными премиями и продуктовыми наборами. А Жора Стрельцов стал агентом уголовного розыска второй категории. Досрочно.

— Эдак ты и меня скоро догонишь, — шутливо сказал ему субинспектор Коля Осипов. На что Жора вполне серьезно ответил:

— А и догоню…