Анжелика совсем измучилась. Сохранять позу, в которой она находилась, было невыносимо трудно. Бедра, ягодицы и спина опирались на картонные коробки, грозившие обрушиться от малейшего движения подобно карточному домику.

Она должна сохранять равновесие, как акробат на проволоке, натянутой над пустотой. При малейшем шорохе Анжелика упиралась ладонями в стены, чтобы перераспределить вес.

Вслепую. Канатная плясунья с завязанными глазами – это придает номеру остроту…

Она готова терпеть хоть до скончания века. Ноги затекли, пальцы онемели? И что с того? Тимо уже трое суток теряет кровь, ему точно хуже, чем ей. Воняет аммиаком, лавандой и дерьмом? Какие мы нежные! От Тимо уже три дня исходит запах смерти, и ты прижималась к любимому, чтобы заглушить его, так что…

Нужно выдержать еще несколько бесконечных минут. Здесь, в этом сортире. Как Тимо, запертый в машине на парковке.

Светящийся циферблат ее часов показывал 15:23.

Она вызовет «скорую», как только окажется в безопасности.

Чьи-то шаги. Двери открылись, закрылись, хлопнули. Ни слов, ни смеха, ни музыки – только шум, шорохи и вздохи. Затаить дыхание, замереть – на всякий случай, мало ли что… Никто не знает, что она здесь, и все-таки…

В темноте перед ее мысленным взором проходили картины случившегося. Довильский налет; Илона и Сирил убиты у нее на глазах, их тела лежат перед водолечебницей; пуля пробивает заднее стекло «опеля зафира», дождь из осколков стекла; толпа стервятников вокруг; она спокойным, естественным движением стряхивает бриллиантовую крошку с волос сына, как конфетти после карнавала.

Время ускорялось. Она вспоминала лицо Алексиса Зерды, его испуг и злость на Илону и Сирила – уже мертвых, между прочим! Гнев на Тимо и его шлем, отскочивший на тротуар перед ипподромом, – на раненого Тимо, между прочим!

Вечером Зерда вышел прогуляться по пустынному пляжу, а вернувшись, заявил, что полицейские без труда вычислят его, раз уж им известны личности трех налетчиков.

«У них нет доказательств, Алекс, – собравшись с силами, пробормотал Тимо. – Я буду молчать, если меня схватят».

Он сказал так не из страха, что Зерда бросит его подыхать как собаку, а может, и прикончит. «Да, мой любимый дурачок искренне переживал за эту мразь, – думала Анжелика. – Мол, прости, что получил пулю в легкое, уронил шлем, оказался не на высоте гениального плана, разработанного мозгом банды!» А этот самый «мозг» даже не смел встретиться с ним взглядом.

Анжелика мгновенно поняла, куда смотрят гадючьи глаза Зерды, – на ее сына.

На Малона. Теперь она должна звать его Малоном.

Он долго пялился на мальчика двух с половиной лет. Таким же взглядом этот человек смотрит на легавых и осведомителей – на всех, кто угрожает его свободе.

Если сыщики доберутся до ребенка и покажут ему фотографию – любую, снятую в Потиньи, футбольном клубе, шахтерском баре, – Малон кивнет и скажет «да». Трехлетний мальчик не может давать показания в суде, но следователя его слова убедят. Он распорядится задержать подозреваемого и поставит всех на уши, чтобы доказать его вину.

Легавые поймут, что четверо сообщников много месяцев готовили операцию, часами обсуждали каждую деталь при этом сообразительном, не по годам развитом ребенке.

Тимо ничего не скажет, даже сидя в камере. Она тоже, если легавые ее вычислят. Значит, опасен Зерде только их сын.

Мозг Анжелики работал с бешеной скоростью. Нужно убедить Зерду, что Малон вовсе не опасный свидетель, во всяком случае, пока жив. Аргументы пришли в голову сами собой, она отослала мальчика поиграть на пляже, выдохнула и заговорила:

– Ребенок, которому нет и трех лет, забывает, Алекс. Быстро забывает. Через несколько недель твое лицо сотрется из его памяти. Нужно просто подождать.

Зерда долго смотрел, как малыш в красных резиновых сапожках собирает на пляже водоросли и раскладывает их вокруг кучек гальки.

Возможно, тогда главарь банды понял, что оказался в безвыходном положении: если убьет Малона, придется убрать и мать, иначе та задушит его собственными руками.

Зерда всегда питал к ней слабость.

Ублюдок.

План родился именно в тот момент, когда сошлись три открывшихся перед ней горизонта: на первом плане – ржавый остов дома, на втором – красные сапоги Малона и бескрайний пляж, а на заднем – необъятная гладь океана.

Три плана в одном, одном безумном плане, – карточный домик, картонный дом, который будет уничтожен, если рухнет хоть одна стена.

План, который вынашивался много месяцев, а осуществляться начал прошлой ночью, когда она поняла, что Зерда зачищает пространство вокруг себя, избавляясь от свидетелей.

К реальности ее вернул раздражающий звук цокающих по полу шпилек. Шаги быстрые, нервные. Стюардесса забежала перед полетом? Уборщица? Элегантная дама, спешащая на свидание с любовником?

Стоит так близко. Невидимая…

Анжелика заставила себя вернуться к воспоминаниям. Да, ее план был безумным, невыполнимым, но выбора не оставалось.

Соблазнить одинокого мужика? Пара пустяков!

Одинокую женщину? Еще проще. Одинокие бабы не доверяют противоположному полу, но не свалившейся с неба подруге.

Василе Драгонман.

Марианна Огресс.

Все остальное в руках ее сына. Малон! Называть его Малоном, чтобы имя накрепко засело в голове. Следовал ли он ее советам? Подчинялся ли Гути? Слушал ли истории, которые она записала, изменив голос? Эта тварь, Зерда, и подумать не мог, что она будет мстить с помощью детских сказок и плюшевой крысы, знающей единственный способ избавления от людоедов.

Каблучки процокали к двери, и на смену им впервые пришел смех. Детский. А через несколько секунд раздались громкие вопли матери.

Грубые, вульгарные. Нормальная женщина, наделенная чувством юмора, не орет, как тюремная надзирательница, не воспринимает веселость своих детей как оскорбление, не считает, что их жизнь принадлежит ей, не распоряжается ими, как вещами. Которые нужно расставлять по местам. Начищать до блеска. А можно и сломать – по небрежности или разозлившись.

Желание-убить.

Голоса детей удалялись в другую сторону, сопровождаемые тяжелыми шагами матери.

Думая о своем плане, Анжелика почему-то вспоминала, как в третьем классе учительница французского велела им прочесть одну книгу, сборник научно-фантастических рассказов о колонизации Марса. У марсиан был удивительный дар – они умели принимать разные обличья, и зависело это от того, кто на них смотрел. Люди, само собой разумеется, всех их истребили, но один спрятался на ферме, стоящей на отшибе, и колонисты решили, что он их покойный сын. Они заботились о нем и очень любили – до тех пор, пока не решили съездить в город. Плохая была идея! На улице одна женщина приняла его за мужа, умершего несколько дней назад, какой-то мужчина подумал, что перед ним жена, которая его бросила. Марсианин не мог сбежать, скрыться: его все время кто-нибудь «узнавал», брал за руку, обнимал за талию, бросался на шею, умоляя остаться, не исчезать. Толпа горюющих – по разным причинам – людей растерзала беднягу, они не хотели делить его друг с другом, вот и убили.

Сегодня она ясно понимает мораль этой безумной истории. Ее сына не должна постичь такая участь.

Для Аманды он Малон.

Для нее – отныне и навсегда – тоже.

Он ее сын, хоть и носит имя другого, чужого, мальчика.

Одна из коробок осела под тяжестью ее тела, и Анжелике пришлось покрепче упереться ладонями в перегородки, чтобы не рухнуло все сооружение. Она выдохнула: пирамида вроде бы выстояла, хотя ей казалось, что импровизированный трон опускается – потихоньку, по миллиметру. В любой момент все может грохнуться.

«Не сейчас! – взмолилась она. – Только не сейчас, когда цель так близка! Боже, пусть картонный домик простоит еще несколько минут!»

Потом у них будет вечность, чтобы построить другой на самой солнечной поляне самого большого леса на свете.

Далеко отсюда.

Каменный, надежный дом на века.

Семейный дом.

Дом для нее, Тимо и их сына.

Сегодня мы похоронили мою девственность. Подруги заставили меня пройти по Елисейским Полям, вырядившись мексиканской шлюхой: чулки в сеточку, накладные сиськи и сомбреро.

Желание убить

Они отошли, чтобы сделать фотку, и я не предупредила, что сзади подъехал туристический автобус. В гробах они лежали в карнавальных костюмах энчиладос.

Не нравится: 19

Нравится: 1632

www.jelanie-ubit.com

Лейтенант Лешевалье снял ботинки, закатал до колен брюки и влез в воду рядом со сваями, не обращая внимания на холод. Пошарил под сваями дома и вытащил окровавленную одежду.

– Больше ничего нет, – сообщил он стоявшей в дверях Марианне.

Женский плащ большого размера. Ж. Б. сорвал резиновые перчатки, швырнул их на ступеньку и объявил безапелляционным тоном:

– Учитывая, сколько крови впитала эта тряпка, я бы сказал, что Зерда сделал три смертельных выстрела – в грудь, живот и легкое.

Марианна поморщилась – мнение Ж. Б. о баллистике не слишком ее интересовало, – вздохнула и спросила:

– Этого следовало ожидать… Но тела нет?

– Никаких следов. Ни тела, ни мальчика…

– Остается надеяться, что Зерда не сменил почерк – по трупу на каждый этап – и ребенок все еще жив.

– Думаешь, он следующий в списке?

Марианна посмотрела в глаза лейтенанту и кивнула.

– Если мы не остановим убийцу… разберите эту хибару на части и найдите тело Аманды Мулен. С таким грузом Зерда не одолел бы лестницу, а прилив только начинался и не мог унести труп в море. Банда с улицы Грызунов много месяцев обреталась в этой берлоге, готовясь к ограблению. Так найдите мне следы их присутствия, соберите все, даже самые мелкие мелочи!

Ж. Б. вошел в дом не обуваясь, не сняв насквозь промокшую рубаху.

Марианна дозвонилась до Центрального управления судебной полиции:

– Слышите меня? Да, это майор Огресс. Усильте меры по розыску Алексиса Зерды и Тимо Солера, обклейте весь район их фотографиями и листовками «Разыскивается…», разошлите сообщения по факсу и электронной почте. И убедитесь, что информация дошла до аэропорта Гавр-Октевиль. Каждый пограничник, каждый таможенник должен увидеть их рожи! Мы в пяти километрах от аэропорта, а я в случайности не верю.

Море поднялось еще на двадцать сантиметров. Полицейские сновали туда-сюда с оборудованием, обследуя место преступления под строгим надзором Марианны. Никто и не подумал разуться или закатать брюки. Все ходили по колено в воде, то и дело оскальзываясь на гальке.

В общей суете не участвовал только Ж. Б. Он сидел в дальней комнате за импровизированным столом из положенной на козлы доски, уставившись в экран ноутбука.

Соленая вода стекала по его спине, полупрозрачная ткань рубашки обтягивала рельефные мышцы. Он напоминал футболиста, бегающего по полю под проливным дождем и не замечающего непогоды в надежде забить гол. Если уж ходить на стадион, так только ради того, чтобы полюбоваться на игроков, этих безмозглых красавцев.

Ж. Б. почувствовал ее взгляд и обернулся:

– Это компьютер Зерды. Он все стер, но я покопаюсь, вдруг что-нибудь найду.

Марианна не стала возражать. Ноутбук, конечно, следует отправить экспертам, но время поджимает. Если мальчик еще жив…

Майор Огресс очень боялась, что ДНК-анализ крови с плаща, пола и стен укажет на Аманду Мулен и Малона. Что с минуты на минуту, в шкафу или под полом, найдут два тела – матери и ребенка.

Ее пробрала нервная дрожь.

– Все в порядке, Марианна?

Она хотела было огрызнуться, но не стала: Ж. Б. промок до костей, а трясет ее.

Красивый, наглый и гордый, как павлин.

– Вам звонят, шеф. – Бурден протягивал ей телефон, стоя по колено в море, в позе плакучей ивы.

– Это Люка… Вы будете мной гордиться, шеф, я нашел малыша Малона на фотографии!

– На какой?

Люка Маруэтт заговорил медленно и членораздельно. Как старый профессор с туповатым новичком, которому не по силам сразу переварить весь объем имеющейся информации:

– На одной из шестисот двадцати семи, сделанных после довильской пальбы. Их принесли сознательные туристы, обессмертившие место преступления. Все как один жаждали оказать содействие нашей доблестной полиции.

– Ладно, короче. Ты уверен, что это Малон?

– На все сто! Убедитесь сами, я переслал вам снимок. Агент Бурден уже открыл его, проведите пальцем слева направо.

– Это не все, шеф. Угадайте, кто держит мальчонку за руку?

Она собралась было рявкнуть, но тут на экране появилась картинка, а Люка произнес торжествующим тоном:

– Его мама!

На фотографии размером 5×3 была запечатлена толпа на тротуаре у казино. Десятки людей. И что прикажете с этим делать? Марианна нервным движением увеличила изображение, но взгляд все время натыкался на пожилые лица. Отдыхающие, сильно за шестьдесят. Да где же?..

– Рядом с лысым мужиком, шеф, – подсказал стажер. – Он выше всех на голову.

Так, едем вправо.

Плешивый дылда.

Едем вниз.

Лицо Малона напомнило ей картину Мунка «Крик». Или маску убийцы из фильма «Крик». Ребенок, сраженный жестоким, невыносимым безумием. Марианну заворожил ужас, контрастирующий с тупым безразличием взрослых. Она перевела взгляд на стоящую рядом с мальчиком женщину.

Маму Малона. Жену Тимо Солера.

Ей показалось, что дом на сваях покачнулся и прилив сейчас подхватит его и унесет в море.

Покачнулся не дом – она.

Марианна ухватилась за косяк, бессильно уронила руку с телефоном, и мобильник упал в море.

Бурден так изумился, что даже не сделал попытки поймать гаджет.

Ангел.

Анжелика – мать Малона.

Мозг Марианны на бешеной скорости отматывал назад события последних десяти месяцев.

Их свело вместе расследование. Майор Огресс получила анонимную жалобу на сайт jelanie-ubit.com. Подобных сайтов в интернте миллионы, но именно этот был прописан в Гавре. Марианна вызвала в комиссариат Анжелику Фонтен, и та подтвердила, что много лет назад, в юности, действительно создала сайт dermovaia-jizn, но давно не имеет никакого отношения ни к нему, ни сайту jelanie-ubit.com. Кое-кто иногда размещает там посты, посещений бывает не больше пары сотен в месяц. Анжелика сказала, что не возражает против закрытия сайта, ей плевать, она переросла мрачные подростковые бредни. Марианна отослала стандартный рапорт прокурору республики и забыла об этом деле.

Ей сразу понравилась красивая, улыбчивая молодая женщина, сохранившая остатки ребяческого нахальства. Та позвонила на следующий же день, сказала, что хочет передать документы – то ли старые копии мейлов, то ли счета провайдера. Вечером они встретились, выпили вина, поболтали. Неделю спустя увиделись снова, поужинали в «Уно». Все было подстроено. В том числе та анонимка…

Марианна смотрела на плавающий в воде телефон. Волны захлестывали экран серой пеной, но он не тонул – видимо, благодаря силиконовому чехлу.

Анжелика не вызывала подозрений у майора Огресс. С какой стати? Она практически никогда ничего не рассказывала ей о своих расследованиях. Называла имена Василе Драгонмана и Малона Мулена, но Тимо Солера не упоминала. Когда они ехали брать его в квартал де Неж, Анжелика позвонила ей на мобильный, услышала указания навигатора и поняла, что к любовнику спешит не доктор Ларошель, а полиция. Энджи – умница и хитрюга, она никогда не расспрашивала о ходе дела, только наблюдала и в каком-то смысле контролировала. «Где ты?», «Как ты?» – вот и все вопросы.

Люка Маруэтт что-то кричал из телефона, отправленного в свободное плавание, но Марианна будто оглохла, пытаясь вспомнить, какие детали дела могла выдать Анжелике.

Да никакие! Они говорили о мужиках, тряпках, книгах, фильмах и… детях. Чаще всего – о детях.

Чужих детях.

Вроде как ерунда, пустяк, ничего страшного. Грубейшая профессиональная ошибка…

Она вытащила из кармана листок, который нашла в фотоальбоме Малона. Шесть слов. Нарисованные елка, подарки, три человеческих фигурки.

Написано женским почерком, четыре слова – вверху листка, над елкой, два – внизу, почти прямо под фигуркой женщины с длинными волосами.

Как она могла быть такой тупицей?

Рисунок был гениальным приемом, он помогал Малону не забывать мать – на подсознательном уровне. Она оставила сыну секретный код, зашитый в два простых слова и записанные сказки Гути.

Анжелика.

Теперь Марианна понимала, почему был изменен голос.

Ее провели. Как девчонку!

Утопиться, что ли? Не выйдет, дорогая, глубины не хватит, а вот шею можешь сломать! Бурден стоял уронив руки и ждал приказаний. Наверное, мог бы простоять так до полной воды…

Марианна вышла из ступора и кивком велела подчиненному выловить телефон, в котором все еще надрывался Маруэтт.

Надо же, ничего с ним не делается…

– Шеф? Куда вы пропали? У меня есть все данные на мать Малона Мулена. Ее зовут Анжелика Фонтен. Не поверите, но она тоже из Потиньи! Выросла в тупике Коперника, в трех кварталах от улицы Грызунов, я проверил. До четвертого класса училась вместе с Солером, а в шестнадцать лет сбежала! Думаю, они потом снова встретились с Тимо и…

Она нажала на кнопку, не дождавшись окончания отчета, и набрала другой номер.

– Оперативный центр? Это снова Огресс. Добавьте к фотографиям Зерды и Солера еще одну. Женщина. Анжелика Фонтен. В Центральном есть ее снимок. Действовать нужно очень быстро. Пусть расклеют на вокзалах и в пунктах уплаты дорожной пошлины, пошлите мобильные бригады на каждую кольцевую развязку.

Она теснее прижала телефон к уху, опасаясь, что купание все-таки не пошло ему на пользу, и крикнула:

– И не забудьте про аэропорт! Это самое главное!

Марианна не услышала шагов за спиной – Ж. Б. так и не обулся.

– Ты права.

Она ответила на его слова вопросом:

– Нашли тело Аманды Мулен?

Лейтенант покачал головой и повторил:

– Ты права, Марианна.

– В чем?

– Аэропорт действительно в приоритете. – Ж. Б. поднял ноутбук: – Смотри, что я вытащил из его памяти.

Она не увидела ничего, кроме крошечных нечитаемых символов, и буркнула:

– Давай, Шампольон, расшифруй для непонятливых…

– Это скрининг сайтов авиакомпаний. Один и тот же пункт вылета, один и тот же конечный пункт: Гавр – Гэллоуэй, Гэллоуэй – Каракас. Сегодня. Отправление в 16:24. – Он посмотрел на часы. – Через тридцать минут!

Ж. Б. взглянул на небо, опустил глаза, как будто собрался нырнуть, оценил взглядом глубину, сунул компьютер под мышку и улыбнулся:

– До аэропорта меньше пяти километров. Должны успеть!

Аманда подняла Малона, чтобы девица в окошке могла его увидеть. Ничтожное усилие в сравнении с тем, которое ей пришлось сделать на лестнице, чтобы донести сына до машины Зерды. Она улыбнулась служащей, разглядывающей их билеты и документы. Не похожа на стандартных красоток в стиле Барби – тощих, затянутых в пурпурную форму, напудренных, сильно накрашенных, – но вполне мила. Круглые очки в яблочно-зеленой оправе, ногти с разноцветным маникюром и кольцо с изумрудным котенком – явная заявка на оригинальность.

«Застенчивая мечтательница», – подумала Аманда, прочитав имя на бейджике: Жанна. Любит детей и кошек.

Девушка кивнула:

– Все в порядке, мадам.

Аманда поставила Малона на пол, и он тут же спрятался за нее.

Жанна не была вредной педантшей, но каждый документ проверяла дотошно – наверняка из-за нервозной атмосферы в зале аэропорта. Аманда взмокла от напряжения и все время повторяла про себя: «Прекрати, паспорта в порядке – и твой, и Малона. Даже если легавые нашли дом на сваях, тебя они считают мертвой, так что никто сюда не позвонит и не прикажет задержать вас!»

– Ты уже летал на самолете, малыш? – спросила пограничница. – Путешествовал так далеко?

Малон снова спрятался за Аманду.

«Ах ты пугливый котенок!» – умиленно подумала Жанна.

– Скажи, дружок, ты ведь храбрый мальчик? Знаешь, там, куда ты летишь, есть…

Она сделала паузу, надеясь, что Малон отреагирует. У Аманды вспотела спина, и ей показалось, что горький запах чувствуется на расстоянии нескольких шагов.

– …Есть джунгли! Так, милый?

Малон не отвечал.

Жанна проштемпелевала паспорта, и этот звук отозвался в мозгу Аманды, как удар шар-бабы, рушащей стену тюрьмы.

– Не бойся, милый, ты ведь не один! – Она бросила негодующий взгляд на проходивший мимо патруль и закончила: – Мама все-все тебе объяснит про джунгли.

Аманда почувствовала, что сейчас хлопнется в обморок.

Когда болтливая идиотка произнесла слово «мама», Малон повернул голову и посмотрел на стену, где висели фотографии разыскиваемых преступников. Зерды. Солера.

Надежды Аманды не оправдались: полицейские сработали оперативно и идентифицировали личность сообщницы грабителей. Они уже знают, что она – настоящая мать Малона, значит, поняли и все остальное…

Аманда попыталась справиться с паникой. Слава богу, Жанна смотрела не на нее, а на Малона.

Одно неведомо легавым умникам: она жива и никому не позволит украсть у нее сына! Анжелика Фонтен бросила своего ребенка, она помогла убийцам и надолго сядет в тюрьму. Мать Малона должна быть свободной и любящей женщиной. Он ведь забыл свою прежнюю жизнь, почти все забыл! Через несколько дней Анжелика превратится в размытый образ на снимке, а через несколько недель он о ней и не вспомнит.

Во взгляде женщины, от которой сейчас зависела ее судьба, Аманда ясно читала недоумение, даже сомнение.

Она не может потерпеть неудачу сейчас, когда цель так близка.

Аманда повернулась в сторону стены с фотографиями, перевела взгляд на самолеты, взлетные полосы и море, естественным движением взлохматила волосы Малона.

Мать и сын отправляются в далекое путешествие, мыслями они уже над облаками.

Следующие несколько секунд показались ей вечностью, в ушах стоял грохот армейских ботинок. Жанна наконец приняла решение и протянула паспорта пассажирке:

– Все в порядке, мадам. Счастливого пути!

– Спасибо.

Первое слово, произнесенное Амандой.

Небесно-голубой Airbus А318 оторвался от взлетной полосы и взмыл вверх.

Лейтенант Лешевалье проследил взглядом за лазоревым самолетом, набиравшим высоту над маслянисто-черным океаном, и побежал вниз. Он опередил Марианну на пятьдесят ступенек, а она совсем выдохлась и поняла, что, если не остановится, сдохнет на треклятой лестнице.

– Есть свидетель! – крикнул он. – И не абы какой…

Ж. Б. протянул начальнице плюшевую игрушку.

– Где ты это нашел?

– В зарослях ежевики. Должно быть, Алексис Зерда зашвырнул туда Гути, прежде чем раствориться в воздухе.

Она не отреагировала. Не улыбнулась. Не похвалила, сказав что-нибудь вроде «Молодец, Ж. Б.!», а ведь эта находка крайне важна для них. Мальчик ни за что не расстался бы с Гути, этот комок синтетического меха успокаивал и утешал его. Раз Зерда выкинул игрушку, значит, решил, что Малон ему больше не нужен, убил его и спрятал тело в укромном месте.

Майор Огресс схватила старую крысу и сжала ее в руках – слишком уж нежно, на взгляд лейтенанта Лешевалье, как будто вдруг поверила, что зверушка и впрямь умеет разговаривать! Она что, хочет подольститься к Гути и выведать его тайны?

– Вперед, Ж. Б.! Шевелись! – скомандовала Марианна, даже не взглянув на своего лейтенанта.

Он в три шага преодолел пять ступенек, пытаясь понять, с чего вдруг начальница так переменилась к нему за несколько последних часов. Почему вдруг стала дерганой, даже агрессивной. Причина не только в этом проклятом деле, не в неудачах, которые их преследуют, и даже не в необходимости срочно задержать Зерду и Солера.

Дело лично в нем.

Неожиданно он превратился в обычного сотрудника, компетентно исполняющего приказы, – одного из многих. Лейтенант не понимал причин столь внезапного разочарования Марианны, и это его мучило. Он старается как может, заметил детское сиденье на фотографии, обнаружил в компьютере Зерды следы билетов Гавр-Каракас, нашел Гути в колючем кустарнике…

Одобрение во взгляде майора Огресс всегда очень много для него значило. В этом не было ни капли сексуального притяжения, хотя они действовали слаженно, как танцоры или фигуристы.

До гаврского аэропорта километра два, не больше. Самолет вылетает через четверть часа, они успеют перехватить беглецов.

Минуту спустя Ж. Б. оказался на последней ступеньке и обернулся. Марианна смотрела на море, прижимая к груди Гути, как девушка сумочку в переполненном трамвае. Ее била крупная дрожь.

У лейтенанта мелькнула нелепая мысль: плюшевый зверь дождался, когда они останутся наедине, и сделал признание, которое до глубины души потрясло майора полиции, и она поняла, что расследование с самого начала шло по ложному следу.

Лешевалье стремительно пересек парковку и сел за руль «рено». Когда Марианна поднимется, он будет у лестницы и откроет ей дверцу.

Быстро. Четко. Без слов.

Он помигал фарами и в который уже раз подумал, что не понимает, как всем этим танцорам на пуантах, в лаковых штиблетах или на коньках удается по многу лет быть партнерами и не влюбляться друг в друга.

Дед проигнорировал нервные советы «Анны из навигатора», выключил двигатель и перешел к плану В.

Будем работать по старинке. С картой. Так, с современной частью Потиньи все ясно: широкая центральная улица, магазины в окружении новых домов, – а вот шахтерские кварталы маскируются от редких визитеров. Дюжина кондоминиумов по десять маленьких, совершенно одинаковых домиков.

Лейтенант Паделу нашел на плане улицу Грызунов, отметив крестиками адреса всех участников разыгравшейся драмы. Люка Маруэтт отыскал в старой книге по истории Потиньи фотографии домов того времени, когда шахта еще работала, и отсканировал те, что интересовали Деда.

Получив новое раздраженное сообщение Марианны, он добавил еще один крестик рядом с жилищем родителей Анжелики Фонтен в тупике Коперника, недалеко от улицы Грызунов, и вышел из машины. Коттедж был отделен от соседних маленьким садиком и мог бы выглядеть кокетливым, если бы не закрытые ставни, увядшие цветы и проржавевшая решетка. Дом с привидениями… Трудно поверить, что в нем когда-то звучал веселый детский смех.

Потиньи – не лучшее место для взросления. Здесь хорошо разве что стариться…

Он свернул направо и оказался на улице Грызунов. Его неприятно поразила унылая, однотипная архитектура краснокирпичной застройки, которую едва оживляли немощные лучи солнца.

Ржаво-коричневый, винно-пунцовый, кроваво-красный.

Отсюда дети тоже сбежали. Об их присутствии напоминал только старый дорожный знак «Осторожно, дети!» перед «лежачим полицейским», который теперь мог пригодиться хорошо если дважды в год, когда внуки здешних обитателей приезжали навестить их на Рождество или в день рождения.

Дед медленно шел по узкой, пустынной, продуваемой всеми ветрами улице и чувствовал себя этаким Счастливчиком Люком, вернувшимся в родной Дейзи-Таун. Он вышагивает по улицам, в спину ему, прячась за занавесками, смотрят местные жители – банкир, китаец-прачка, салунная красотка, – а на другом конце улицы вот-вот появятся злодеи Пат Покер и Билли Зи Кид.

Никого тут нет.

Даже гробовщика.

А вот и дом № 12, где жили Солеры. По сведениям Маруэтта, его выкупили через несколько недель после смерти отца Тимо. Федерико Солер предпочел провести последние месяцы жизни не в больнице, проходя курс химиотерапии, а у родного очага, мастеря поделки. Со времени детства Тимо кое-что изменилось: на месте песочницы красовалась клумба с гортензиями, там, где мальчишки гоняли мяч, оборудовали площадку для игры в петанк, баскетбольный щит выкопали, заменив жаровней для барбекю. Занавеска на окне отодвинулась. Дед краем глаза увидел женщину в розовом халате и пошел дальше.

Дом № 21, Томаш и Каролина Адамяк. На заборе табличка «Продается»…

Запущенный вид здания, явно покинутого много лет назад, контрастировал с ухоженной могилой родителей Илоны.

Дом № 23, Йозеф и Марта Люковик. Лейтенант Паделу решил, что посетит жилище семейства Зерда позже. Родители Алексиса уехали из Потиньи двадцать лет назад, а вот отец и мать Сирила все еще здесь – если данные Маруэтта верны. Те же светло-зеленые ставни, что и на старом снимке, тот же огород, те же горка и качели, привязанные к верхней ветке вишневого дерева. Как будто ребенок тоже никуда не делся.

Дед подошел к забору.

Почтовый ящик с индексом коммуны Ож, над ним кнопка.

Он секунду помедлил, словно опасался, что звонок разбудит не только обитателей дома, но и весь квартал, всю деревню – даже тех, кто на кладбище.

Верна ли его догадка?

Может, стоило взять с собой Марианну или кого-то из ребят?

Он позвонил.

Дубовая дверь открылась не сразу. На пороге стоял Йозеф, а лейтенант ожидал увидеть Марту Люковик.

Седой ежик волос, элегантный свитерок, поза польского таможенника на линии Одер – Нейсе. Не хватает только оружия, хотя черные, близко посаженные глаза очень напоминают дуло двустволки.

– Что нужно?

Дед не стал отвечать, он смотрел за спину бывшего шахтера. Сыщик понял, что был прав с самого начала, что все угадал верно и не зря приехал в Потиньи.

– Мама-да… – Она метнула на него сердитый взгляд, и он сразу спохватился: – Мама…

– Что, мой дорогой?

– Зачем все снимают ботинки?

Малон не очень хорошо понял ответ. При чем тут ремни, драгоценности, очки, обувь и компьютеры?

Мама-да – про себя он имеет право так ее называть! – все время повторяла одно и то же: «Поторопись…» И подталкивала его в спину, и тянула за руку. Полицейские, мужчина и женщина, снова проверили их документы, Малон бесшумно шагнул в сторону, и Мама-да поймала его в последний момент:

– В чем дело, милый?

Ее голос прозвучал нежно – она хотела выглядеть паинькой, как перед учительницей. Нужно воспользоваться моментом.

– Я хочу Гути!

Малон не мог забыть верного друга, висящего вниз головой на колючках куста. Мама-да не имела права отнимать у него Гути.

НЕ ИМЕЛА ПРАВА бросать его там.

НЕ ИМЕЛА ПРАВА уходить без него.

Она с глупым видом смотрела на полицейских, обеими руками обнимая сына.

– Там, куда мы отправляемся, таких полно. Я куплю тебе другого, покрасивее.

Малон не слушал, его внимание было приковано к залу аэропорта. Он большой, очень большой, Мама-да его не догонит. Сбежать будет очень легко…

– Хорошо, мама, – тонким голоском произнес он.

Она разжала руки.

И он сразу рванул с места, точно зная, что будет делать: помчится вперед и повернет у плакатов на стене.

– Стой, Малон! – крикнула ему в спину Мама-да.

Он замер на месте.

Вовсе не потому, что она велела. На ее вопль обернулись все, кто был вокруг, а он едва слышал этот голос.

Потому что смотрел на плакат.

Да, это ее широкая улыбка, ее длинные волосы и сердитый взгляд, как будто она тоже хочет отругать его.

Какой же он глупый! Чуть не ослушался…

Малон только что вспомнил мамин совет, который никогда не должен был забывать, а вот забыл, хотя пообещал, что будет повторять его каждый вечер – про себя, конечно! – и делал это вместе с Гути.

Ему просто следовало ждать.

Мама-да крепко схватила его за руку:

– Довольно, Малон!

Ждать нужного момента.

А до тех пор вести себя так, как будто Мама-да – его мама. Они вернулись к полицейским. Мама-да выложила телефон, сняла очки и часы, а Малон – висевший на шее медальон. Потом они прошли через дверь без стены, Мама-да снова зазвенела, и ей пришлось снять колье.

Малон спокойно ждал ее по другую сторону.

Полицейские пересмеивались, переговаривались о чем-то своем и казались вполне безобидными, а вот те, что стояли чуть дальше – с ружьями и в камуфляже, – выглядели грозно.

Они шли по стеклянному коридору, Малон смотрел на самолеты и думал о последних словах мамы.

– Выход номер восемь, – сказала Мама-да. – Два кружочка друг над другом. Поищем вместе, милый?

Малон смотрел в другую сторону, туда, где были стены, магазины и двери.

Нужно быть храбрым. Как же ему не хватает Гути! Спастись от людоедов можно одним-единственным способом! И не сесть в самолет, летящий в их лес, тоже…

Малон помнил, как они с мамой прощались – давным-давно, в торговом центре. Он стоял, прижимая к груди Гути, а она снова повторила:

Два кружочка друг над другом.

Выход № 8.

Мама-да улыбалась. Оранжево-белый самолет был подсоединен к большой трубе, похожей на шланг пылесоса, как будто пассажиры были не люди, а комки пыли или хлебные крошки.

Малон потянул Маму-да за рукав.

– Мама…

Она заулыбалась. Он знал, что, если назовет ее мамой, она точно улыбнется.

– Что такое, малыш?

– Я хочу писать.

Сегодня, около полуночи, он сказал: мне жаль, красотка, я никогда не ложусь в койку на первом свидании… Я тоже, уже 317 вечеров.

Желание убить

Я оставила ему на память мои туфли-шпильки… по одной в каждом яичке!

Не нравится: 97

Нравится: 451

www.jelanie-ubit.com

«Рено» резко затормозил перед высокой застекленной дверью аэропорта. Дверцы машины распахнулись, Марианна и Ж. Б. синхронно выскочили наружу. Она держала в левой руке Гути.

16:33.

Рейс на Каракас через Гэллоуэй. Вылет через девять минут.

Ее доставал этот обратный отсчет, хотя она знала, что Алексис Зерда не сможет сбежать, не улетит этим самолетом из этого аэропорта – ни с мальчиком, ни с Тимо, ни с Энджи.

Даже один не улетит. Они предупредили каждого агента, каждого полицейского, каждую бортпроводницу, расклеили повсюду фотографии трех подозреваемых. Через этот аэропорт Зерде не ускользнуть. Билетный скрининг в компьютере – отвлекающий маневр или один из планов Зерды, план В, план Z, не имеет значения. Он не станет его использовать. Алексис Зерда – убийца, но не идиот, он не полезет добровольно в капкан.

16:34.

Долой сомнения, вперед!

Стеклянные створки разъехались, Марианна рванулась вперед, как бегун на финише, но Ж. Б. схватил ее за запястье:

– Подожди, Марианна.

Когда они парковались, зазвонил его телефон, он ответил и все еще слушал собеседника, время от времени кивая.

Его прикосновение нисколько не взволновало майора Огресс. Тремя минутами раньше, когда лейтенант переодевался в машине, она без смущения разглядывала его торс с накачанным до рельефных кубиков прессом. Единственным образом, пришедшим ей в голову, были лица детей, ждущих у школы папочку, который в этот момент развлекается с хорошенькой девицей.

Ж. Б. – отличный сыщик и надежный товарищ. Все остальное в прошлом. Во всяком случае, пока… Она снова рассмотрит этот вопрос после менопаузы. Если лейтенант к сорока годам не разжиреет.

Лейтенант так и не отпустил ее руку.

– Они нашли тело в тайнике. За домом была яма, доверху заполненная строительным мусором, битуминозным песчаником, водорослями. Константини пришлось погрузиться по плечи, чтобы достать труп.

– Ясно… Мы были к этому готовы.

Марианна повернулась к дверям, собираясь наконец войти, но почувствовала какую-то недоговоренность и спросила:

– В чем дело, Ж. Б.?

– Есть проблема. С покойником…

Он сделал паузу и еще крепче сжал ее запястье, как будто решил посчитать пульс.

150 ударов в минуту.

Обезумевшая дверь снова и снова открывалась и закрывалась.

– Не тяни!

– Это труп не Аманды Мулен!

Давление усилилось.

175 ударов в минуту. Дверь-гильотина по-прежнему хватала пустоту.

– Убит Зерда. Двумя пулями в грудь.

– Проклятье…

Он наконец отпустил ее. Марианна шагнула вперед, бросив через плечо:

– Что-нибудь еще?

Ж. Б. не отставал ни на шаг.

– Да, шеф, и еще более удивительное, чем труп Зерды… Снова отличился наш стажер. Малыш Маруэтт шустро работает. Он занялся Анжеликой Фонтен.

Марианна прикусила губу. В стекле контражуром отразилось ее перекосившееся от тревоги лицо. Сейчас Ж. Б. объявит, что они нашли фотографию Энджи или, того лучше, свидетеля – официанта из «Уно», а тот показал, что Анжелика Фонтен каждую неделю встречалась с женщиной. «Ты не поверишь, Марианна, если верить описанию, она – твоя точная копия!»

– Маруэтт все перелопатил, – продолжил Лешевалье. – Всю жизнь этой дамочки – начиная с отъезда из Потиньи до сегодняшнего дня. Она работает в Гавре, в парикмахерском салоне, живет в Гравиле…

Жар приливал к голове, мешая Марианне сосредоточиться. Конечно, она сумеет все объяснить и ответит за свою глупость – потом, позже. А сейчас ей нужно всего несколько минут, чтобы спасти мальчика.

– Ну и? – осипшим голосом поинтересовалась она.

Им навстречу шли патрульные с автоматами через плечо.

– С двадцатилетнего возраста ни один факт не указывает ни на беременность, ни на роды.

Марианна вспомнила разговор с Анжеликой в «Уно» – о том, что Энджи была беременна, что отец ребенка подстроил аварию, случился выкидыш и это обрекло ее на бездетность. Теперь признания подруги обрели окончательный смысл.

– Как можно так долго скрывать ребенка? Целых три года! Есть же акт гражданского состояния, роддом, ясли, няни, бабушки-дедушки, педиатры, соседи. Мать не запирает малыша в квартире, когда идет на работу, не прячет под пальто, отправляясь за покупками. Маруэтт с коллегами не нашли никаких следов грудничка в жизни этой Фонтен. Ни единого!

Два солдата стояли совсем близко от них.

Голос рассудка у нее в голове злобно хихикнул. Да-да, Ж. Б., у каждого свои маленькие семейные тайны. У тебя – перепихон в режиме нон-стоп. У меня – подруга-преступница.

Марианна помахала удостоверением перед носом военных и стремительно двинулась дальше – неудержимая, как танк. Она поймала себя на том, что испытала тщеславное удовольствие, продемонстрировав власть, хотя выглядело это, как учебный поединок перед строем. На мгновение ее внимание привлекла стена напротив.

С листовок формата А3 на нее смотрели лица Алексиса Зерды, Тимо Солера и Энджи.

Пустая трата времени. Искать в аэропорту нужно Аманду Мулен. Это она пытается сесть в самолет с усыновленным мальчиком, который теперь носит ее фамилию. У досмотрщиков нет никаких причин задерживать мать и сына. Ловкий ход, Аманда!

Майор взглянула на часы, а Ж. Б. посмотрел на фотографии. Бедняга наверняка думает, что они окончательно утратили контроль над ситуацией…

Пять минут до взлета.

Марианна шла по залу, крепко зажав в руке Гути. Ж. Б. – отличный сыщик, но на сей раз он ошибается.

А она все поняла благодаря потертой плюшевой крысе.

Аманда не должна улететь с Малоном. Ни в коем случае! И не потому, что убила Алексиса Зерду, хороший адвокат легко докажет, что это была самооборона. Дело совсем в другом.

Энджи ее не обманывала! Энджи всего лишь бросила бутылку в море, послала сигнал SOS. В некотором смысле она даже призналась, сказала правду. Сейчас это главное. В своих чувствах она разберется потом и даст отчет сотрудникам отдела собственной безопасности.

Марианна кивком велела лейтенанту идти к таможенникам, а сама направилась к окошкам регистрации. В словах необходимости не было, они же профессионалы…

Молодой офицер с недоумением смотрел на женщину, державшую в одной руке серую плюшевую крысу и полицейское удостоверение – в другой. В кармане у Марианны подал голос сотовый, и она мысленно взмолилась: «Боже, пусть это будет Дед!»

Пусть поможет принять верное решение. Пусть подтвердит то, что несколько минут назад, на лестнице, ведущей от заброшенной базы НАТО, открыл ей Гути.

Три простых слова, вышитых на меховой шкурке, которые заметила только она. Банальные. Стандартные. Такие вышивают на тысячах игрушек, продаваемых по всему миру… Они высветили истину.

Анжелика – не мать Малона!

В очереди перед ними почти никого не осталось. Пылесос проглотил всех барашков. Ррраз – и прямо в самолет!

Малон кривил губы, изо всех сил стараясь не заплакать, хотя ему было чуточку больно: рука слишком сильно сжимала его ладошку, и кольцо царапало пальцы.

Он поднял глаза.

Один, два, три.

Три последних барашка перед ними. Люди двигались быстро. Дама в костюме была шустрее двух первых – той, что проверяла документы в окошке, и другой – у столика, где все снимали ремни и часы. Эта едва смотрела на проходивших мимо нее пассажиров и их паспорта с фотографиями, только брала у каждого посадочный талон, надрывала и тут же отдавала назад.

Один, два, три, снова пересчитал Малон.

Здесь нужно было предъявлять бумаги третий раз. Понятно, почему дама едва на них смотрит.

Пылесосова глотка втянула в себя последних барашков – дама всех пропустила. Теперь их очередь.

Малон споткнулся: дама его пугала. Чуть-чуть. У нее были длинные красные ногти, волосы огненного цвета, темная кожа и черные глаза. Она очень широко открывала рот, когда говорила, а закрывала не до конца, как будто зубов было слишком много и они не помещались внутри.

Малон понял.

Это дракон. Вернее, драконша.

Она сторожит вход в пещеру, ведущую в лес людоедов. Барашков пропустила, а вот как отнесется к ним, неизвестно.

Драконша взяла документы и, даже не взглянув на фотографию, надорвала талон и сказала:

– Счастливого путешествия, мадам.

Внутри пылесоса было темновато. И прохладно. В самом конце Малон увидел другую дыру – лаз в самолет.

Рука потянула его сильнее.

На этот раз Малон все-таки заплакал.

Большая ладонь стала мягкой. Голос, раздавшийся в туннеле, был ласковым и нежным:

– Ты вел себя очень храбро, любимый.

Малону было плевать на храбрость, на людоедов, на драконшу. Даже на то, сядут они в самолет или он улетит без них.

Ему нужен Гути.

Он хочет свою игрушку.

– Потерпи еще немножко, малыш. Гути будет тобой гордиться. Ты все сделал так, как он хотел. – Она обняла Малона: – Договорились, милый?

Он шмыгнул носом, кивнул и сделал шаг, другой, третий… Между пылесосом и кабиной самолета была маленькая щель, а под ней – асфальт взлетной полосы. Две дамы в одинаковых костюмах попросили показать талон – только его, не документы с фотографией. На листке был указан номер их места. Мама-да ему объясняла. У этих двух дам зубов во рту тоже было слишком много, но они любезно проводили их к креслам.

Большая рука снова сильно сжала детскую ладошку:

– Полетели, мой хороший? Обещаю, папа скоро будет с нами.

Она поцеловала Малона. Он всхлипнул. Без Гути ему было нечем занять руки. Слезы все никак не останавливались, но он все-таки заставил себя улыбнуться.

– Ладно, мама.

Сегодня он вернулся купить хлеба. Он хорош собой. Инженер или что-то вроде того. Ходит в пиджаке с галстуком, таскает на плечах своих детишек, и они смеются. Он ни разу не посмотрел в мою сторону, когда я протягивала ему багет и сдачу. Ни разу не заглянул в вырез моего платья. Я всегда была для него жалкой продавщицей.

Желание убить

Я все выдумала и послала сообщение его жене. Она проломила ему голову утюгом – так написали в местной газетенке.

Не нравится: 2136

Нравится: 129

www.jelanie-ubit.com

Силуэты за спиной Марианны напоминали призраков. Огромные, полупрозрачные, они приближались, росли и стали такими же высокими, как бело-красная башня контроля, раздавив два «Боинга 737», словно это были детские самолетики. Потом вдруг угрожающе потемнели и мгновение спустя растаяли. Всего лишь облако в небе, заслонившее отражение полицейских, спешащих присоединиться к майору Огресс.

Марианна не обернулась. Она смотрела на летное поле.

Выходы 5 и 9. Амстердам. Гэллоуэй. Лион. Барселона.

Запыхавшегося Ж. Б. окрестности не заинтересовали.

– Нашли Солера! Анонимный звонок. От женщины. Он лежал на пассажирском сиденье припаркованной на аэропортовской стоянке машины.

Марианна оглянулась:

– Тимо Солер… Наконец-то! Как он?

– Плохо… Пробито легкое, открытая рана под лопаткой, внутреннее кровотечение, но когда Бурден и Бенами открыли дверцу, он все еще дышал. Был в полусознании – веки двигались, губы дрожали… Однако признаний не жди.

Она в упор посмотрела на лейтенанта:

– Твой прогноз?

– Трудно сказать. «Скорая» едет. Один шанс из десяти? Из ста? Чудо, что Солер до сих пор жив, так что…

Справа от них исходил нетерпением начальник службы безопасности аэропорта – маленький лысый человечек в галстуке и очках с тонкой оправой на унылом вислом носу. Его не волновало, выживет Тимо Солер или подохнет как собака. Он обильно потел и переминался с ноги на ногу, не зная, как реагировать на ситуацию. Рядом стояли высоченная рыжеволосая стюардесса с ярким маникюром и два молодых бритоголовых солдата в камуфляже с автоматами на плече. Нелепая четверка – продажный чиновник с эскортом и телохранителями. Голос у коротышки был сухой и визгливый, как у людей, лишенных всяческого авторитета.

– Что будем делать, майор?

Марианна не сочла нужным отвечать. Она смотрела на «Боинг 737», прокручивая в голове последние события.

Полумертвого Тимо Солера оставили на парковке, однако позаботились о том, чтобы помощь пришла вовремя и у него остался пусть минимальный, но шанс на спасение. Логично, ведь все эпизоды этой истории срежиссировали заранее. Майор Огресс была марионеткой в игре теней, персонажем, чью роль тщательно прописали главу за главой.

Предпоследняя разыгралась меньше пяти минут назад.

Она разговаривала со служащими у окошка, когда по залу разнесся крик. Ж. Б. и Константини ринулись к дамской комнате, Марианна бежала следом. Она все поняла, увидев дверь, высаженную плечом Константини, и тело в кабинке.

Еще одна иллюзия долой.

На Аманду Мулен напали в туалете – единственном на весь этот небольшой аэропорт, затащили тело в ближайшую кабинку, наскоро связали, заткнули рот. Тот, кто это сделал, очень торопился.

– Он прятался здесь. – Ж. Б. открыл дверцу хозяйственного шкафа. – Сидел тут и ждал Аманду Мулен.

Марианна взглянула на примятые, стоящие одна на другой коробки, втиснутые между моющими средствами и швабрами.

– Она…

– Она?

Шкаф был узкий, не больше тридцати сантиметров в ширину. Аманда Мулен сидела на унитазе с кляпом во рту и отчаянно вращала глазами.

– Она! Только женщина могла здесь поместиться. Худая и гибкая.

Энджи.

Марианна вернулась к реальности.

Господин Безопасность сильно нервничал. Вид женщины с оружием у пояса был ему явно внове, а ведь от нее зависели его дальнейшие действия.

Марианна размышляла. Все предельно ясно: Энджи села в самолет вместо Аманды Мулен. Она приехала в аэропорт загодя, зарезервировав билет на какой-нибудь рейс, прошла все стадии контроля и спряталась до того, как ее фотографию разослали повсюду. Оставалось дождаться, когда Аманда Мулен – ее никто ни в чем не подозревал – приедет вместе с Малоном, зарегистрирует багаж, пройдет таможенный досмотр и паспортный контроль. Последняя проверка была формальной: запуская в кабину сто двадцать пассажиров, стюардессы смотрят только на посадочные талоны с номерами кресел.

Мать и ребенок. Два паспорта. Некоторое сходство с Амандой. На этом этапе Энджи ничем не рисковала – ей достаточно было слегка изменить внешность.

Идеальный план. И чертовски дерзкий.

Плешивый гном исчерпал запас аргументов и отчаянно нуждался в помощи, но его телохранители и высоченная пышногрудая стюардесса уподобились восковым фигурам.

Он вздохнул:

– Так что будем делать?

Марианна указала пальцем на стеклянную стену:

– Самолет все еще на взлетной полосе?

Бедолага всплеснул пухлыми ручками и кивнул на «боинги», стоящие на летном поле:

– Да! И следующие три ждут своей очереди. Женщина и ребенок внутри, мы проверили. Ждем ваших указаний, майор. Следователь Дюма выразился недвусмысленно: пока вы не отдадите приказ, самолет никуда не полетит. В моем распоряжении пятнадцать человек, они могут вмешаться, как только…

Марианна не ответила. Он на мгновение прикрыл глаза, у него дернулись губы. Происходящее было за гранью добра и зла. Эта баба – майор полиции! – бродит по залу с мерзким плюшевым зверьком в руке, а все делают вид, что так и надо. Дичь какая-то…

Марианна поглаживала швы на шкурке Гути, как будто решила доконать несчастного, потом перечитала три слова, написанные на ярлыке. Секрет Гути!

Она невольно улыбнулась.

Подсказка с самого начала была у них под носом, но никто не обратил на нее внимания.

Made in Guyana. Гвиана.

Да, Энджи все придумала заранее, всю эту историю. Вплоть до последней главы. Но решающий ход за Марианной.

Признания, сделанные Энджи за столиком в «Уно», имели одну-единственную цель – подготовить момент, внушить сомнение… Много вечеров, что они провели вместе, Энджи притворялась ее подругой.

Что это было?

Манипулирование?

Зов о помощи?

Начальник службы безопасности привстал на цыпочки и рявкнул что было сил:

– Проклятье, чего мы ждем, майор?

Спокойный ответ Марианны лишил его остатков самообладания:

– Телефонного звонка.

Сегодня Леон попросил отключить его.

Желание убить

Я не смогла.

Не нравится: 7

Нравится: 990

www.jelanie-ubit.com

Ребенок медленно раскачивался, не понимая, как это опасно.

Веревки были потертыми, деревянная доска трухлявой, а карабины ржавыми. Дождь и время постарались…

Малыш не прикладывал усилий, качели двигались по инерции, а вместе с ними – трава, деревья, дом, весь земной шар.

Марта Люковик долго смотрела на мальчика в теплых варежках и шапочке, потом наконец отвлеклась и поставила на стол кофейник. Под окнами застекленной веранды выстроились в ряд горшки с апельсиновыми и лимонными деревцами и кустами черной смородины. Изысканная цветовая гамма радовала и успокаивала глаз.

Йозеф, сидевший напротив лейтенанта Паделу, указал на маленький садик, с трех сторон отгороженный от мира высокими кирпичными стенами. Дед решил, что он собирается рассказать ему о ребенке, но ошибся.

– Не поверите, но это южная сторона. Мы пристроили веранду в девяностых, когда закрыли шахту и я получил страховку. Безумие… – Он закашлялся и подвинул к себе чашку. – Прошло двадцать пять лет. Мы все еще выплачиваем за нее, и я провожу день за днем среди этих растений, что мне, возможно, совсем не полезно.

Кашель перешел в хриплый смех. Марта положила сахар в чашку мужа, не дожидаясь просьбы.

– Благодаря этим трем стенам нам хоть соседи не надоедают! – добавил он и начал прихлебывать горячий напиток дрожащими губами.

Дед сделал глоток. Кофе оказался очень горьким, но он и виду не подал. Ему стоило невероятного труда попасть в дом. Полицейский значок не подействовал. Старый шахтер смягчился, только когда он назвал имена Тимо Солера и Анжелики Фонтен, а дверь открыл пошире, услышав имя Алексиса Зерды.

– Зерда мертв. Убит. Меньше часа назад. Его тело нашли в цистерне на заброшенной базе НАТО. – Лейтенант решил пойти ва-банк, и дверь распахнулась.

– Мы пойдем на веранду, – сказал хозяин дома. – Принеси нам кофе, Марта.

Йозеф явно не хотел разговаривать с чужаком в коридоре, где на стенах, обклеенных старомодными обоями, висели плакаты польской «Солидарности», фотография кафедрального собора в Вавеле и портрет Бронислава Булы над галошницей.

Гостей в этой семье принимали редко.

Дед одним глотком допил кофе, поморщился и перевел взгляд на ребенка на качелях.

– Что произошло?

Марта Люковик взяла ладони руку мужа. Морщинистую, покрытую старческой гречкой, износившуюся, как доски калитки, вынянчившую детей, которые выросли и покинули ее. Пьеррик Паделу понял смысл этого жеста: довольно, дорогой. Пора все рассказать. Телепатическая связь. Слова предстояло найти мужу, но признание решила сделать жена.

Йозеф еще раз кашлянул и начал рассказывать:

– Алексис позвонил нам после ограбления в Довиле. Я зову его так, потому что Зердой для нас был Дарко, его отец. Мы двадцать лет спускались вместе в забой.

Марта легонько похлопала мужа по руке, призывая не отвлекаться.

– Он первым предупредил нас – раньше полицейских, журналистов и соседей. Сказал, что полицийские убили Сирила в Довиле, на улице де Мер, Илона тоже погибла. Я помню, что Алексис пришел в полдень. Марта слушала радио «Ностальжи» и пересаживала камелию на веранде. Она переключила приемник на новости. Все станции только об этом и говорили. Горшок выпал у Марты из рук. Видите вон ту выбоину? – Старик кивнул на щербину на кафельном полу. – Мы с Мартой и раньше не сильно любили вашу братию…

Дед промолчал. Ребенок в саду раскачивался на качелях – медленно и мерно, как маятник ходиков.

– Он назначил вам встречу?

– Да, час спустя мы встретились у пруда Каниве. В те времена все деревенские мальчишки удили там рыбу. Мы с Мартой приехали вместе. Машину вела она, меня трясло, и я бы не сумел удержать руль. С тех пор чертов артрит в правой руке не дает мне покоя.

Лейтенант понял, почему Марта все время поглаживает пальцы мужа.

– Алексис стоял у воды, рядом с хижиной, которую они, когда им было по десять лет, построили в камышах, чтобы ловить лягушек и водяных курочек. Домик из трех старых досок и двух листов железа. Он тоже был не в себе, я впервые видел парня в таком состоянии. Помню, когда его вызвали на педсовет за кражу у малышки Легенек, он вел себя вызывающе и спесиво, совсем как его отец с горным мастером. Но в тот страшный день Алексис выглядел напуганным и каким-то… уязвимым.

– Он едва не погиб. А Сирил и Илона…

– Нет! – отрезал Йозеф и снова закашлялся. – Алексису не было никакого дела ни до нашего сына, ни до невестки, ни даже до Тимо, раненного в грудь. Да погибни они все, ему это было бы только на руку. Чем меньше живых свидетелей, тем лучше: не придется делиться. Я никогда не питал иллюзий насчет малыша Алексиса, с тех пор как впервые увидел его на детском празднике по случаю пятого дня рождения Сирила. Это может показаться странным, но человек с жизненным опытом способен безошибочно определить, кем – и каким – станет малыш детсадовского возраста. Алексис уже в детстве не любил делиться.

– Так в чем же заключалось его уязвимое место?

– В последнем живом свидетеле.

– Анжелика Фонтен? – задал ключевой вопрос лейтенант Паделу.

Йозеф и Марта с улыбкой переглянулись.

– Нет! Конечно нет. Энджи никогда не стала бы говорить с легавыми, она не такая, и Алексис это знал. Его беспокоил только мальчик, потому он и рискнул встретиться с нами.

– Сколько лет было ребенку?

– Почти три. Он жил с ними все время, пока они планировали ограбление. Сидел на руках у матери, играл рядом с ними, ел вместе с ними. Полицейские неизбежно захотели бы допросить его. Для своих неполных трех лет он был очень смышленым и бойким, знал много слов. Так что они без труда разговорили бы его. Малец как минимум опознал бы Алексиса по фотографиям. А как максимум – повторил бы обрывки разговоров. Даты, названия мест, улиц, магазинов. Дети в этом возрасте впитывают все как губка.

– Думаете, судья принял бы во внимание показания малолетнего свидетеля?

Йозеф бросил взгляд в сторону сада. Качели замедляли ход, ведь сидевший на доске ребенок не придавал им ускорения.

– Мы навели справки, – ответил старый шахтер. – С девяностых годов, после нашумевших судов над педофилами, детишек очень даже слушают… и это, вообще-то, хорошо.

– Что придумал Зерда?

Ответ Йозефа прозвучал как удар хлыста:

– Подменить мальчика.

Он зашелся в приступе мучительного кашля, и рассказ продолжила его жена:

– По сути дела, это было единственное решение. Рано или поздно полицейские узнали бы о существовании ребенка. Заявились бы сюда, разговорили его – и готово дело, Алексис на крючке. Скажете, мы могли подучить малыша, чтобы он соврал дознавателям, но это какое-то… бесстыдство. Да и не может маленький человечек противостоять взрослым, они все равно его обхитрят. Решение Алексиса Зерды выглядело совсем простым. Хотите допросить нашего внука? Да на здоровье! Только это будет другой мальчик. Неболтливый. Еще лучше, если он не сможет общаться, потому что замкнулся в своем внутреннем мире. Да, это было единственное решение, – повторила Марта.

Пальцы женщины, лежащие на ладони мужа, не дрожали, но голос выдавал ее волнение.

– Алексис убил бы мальчика, не согласись мы на обмен, – между двумя приступами кашля проговорил Йозеф. – Точно вам говорю – убил бы, чтобы заставить замолчать.

Ребенок в саду спустился с качелей. Или упал с них. Теперь они висели неподвижно, а он лежал на боку, утопая в траве. Его щека льнула к зеленым стебелькам, как к гриве льва, рядом с которым он заснул.

Марта встала, спросила лейтенанта, хочет ли он еще кофе, и он из вежливости согласился, подумав, что волен не допить чашку, и продолжил расспросы:

– Итак, достаточно было подменить мальчика, чтобы полицейские не смогли допросить нужного. Но для этого требовалась виртуозная ловкость, верно?

Йозеф сделал глоток – горячий напиток утихомирил кашель – и пустился в объяснения:

– Все придумал Алексис. У него был приятель, Димитри Мулен, они сидели в одной камере в Буа д’Арси. Сын этого Димитри, его зовут Малон, упал с лестницы. Теперь он овощ. Идеальный вариант. Несколько тысяч евро убедили папашу…

Он взглядом попросил у жены прощения за то, что бередит ей душу тяжелыми воспоминаниями.

– Убедить мать оказалось труднее. Она отказывалась расставаться со своим ребенком, даже ненадолго. И тогда Алексис и Димитри подделали результаты последних анализов, убедили Аманду, что ее сын обречен и ему осталось жить несколько месяцев. Пришлось участвовать в их игре. Мы часами разговаривали с Амандой по телефону, вначале она звонила по десять раз на дню. Потом реже и наконец вовсе перестала. Мы слали ей сообщения, писали письма и каждый раз вкладывали в конверт фотографии. Хотели успокоить бедняжку… Мы сообщали ей, что Малон все еще жив, хотя его состояние не улучшилось. Малон ест, Малон качается на качелях, Малон спит, Малон смотрит на бабочек, Малон смотрит на муравьев, Малон не играет, Малон не смеется… Да, мы продолжали сообщать ей новости, хотя уже поняли…

Лежащий в траве ребенок смотрел в одну точку, скорее всего, на какое-то крошечное насекомое.

Йозеф не сумел закончить фразу. По его морщинистому лицу потекли слезы. Дед пришел на помощь бедняге:

– Вы поняли, что другой мальчик занял в сердце Аманды место ее сына. Так?

– Вы правы, – кивнула Марта. – У нас есть доступ ко всем медицинским документам. – Она бросила взгляд в окно. – Малыш может оставаться в таком состоянии много лет. Он даже не страдает. – В голосе женщины звучала бесконечная нежность. – План Алексиса был предельно прост. За несколько недель ребенок забудет прежнюю жизнь – во всяком случае, лица, имена и места, которые могут скомпрометировать участников налета, и все закончится. Гениально! Что будет с детьми потом, Алексиса не интересовало.

И Люковики согласились на обмен, прикрыли Зерду. Лейтенант Паделу подумал о документах из папки, которую оставил на пассажирском сиденье «рено». В молодости у Йозефа были стычки с полицией, его задерживали за пьяный дебош на улице, за оскорбление агента при исполнении. Это было пятьдесят лет назад, но неприязнь к полицейским никуда не делась.

В деле оставались непроясненные моменты. Люка Маруэтт твердо уверен, что у Анжелики Фонтен никогда не было детей.

– Расскажите мне об Анжелике Фонтен, – попросил он.

На лице Марты появилась широкая улыбка:

– Малышка Энджи была умнее всех членов банды Грызунов. Способная девочка, хитрюга. Тоненькая, изящная. Мечтательная. В детстве не выходила на улицу без куклы или книжки. И очень красивая. Сами понимаете, инспектор, ее проблемы были связаны с парнями. Из всех возлюбленных Тимо Солер был лучшим, если можно так сказать. «Плохой парень», тайный друг, поэтому вы и не знали об их связи. Энджи разочаровалась в нашем мире уже в юности. Ее мать изменяла отцу, вся деревня была в курсе, он, конечно, тоже, но проблема заключалась не в этом. Малышка Энджи была для родителей инопланетянкой, дом в тупике Коперника превратился в безжизненную планету, и она мечтала поймать такси и улететь в другую галактику. В шестнадцать лет девочка сбежала, и все покатилось в тартарары. Через полгода рак сожрал ее отца, она завела тот чертов блог jelanie-ubit, а потом случилась авария.

– Авария?

Дед подскочил на стуле. В досье Маруэтта об аварии не говорилось ни слова. Неужели это недостающая часть головоломки?

– В январе 2005-го Энджи и ее тогдашний дружок разбились на машине недалеко от Гравиля. Поганый был паренек, она как будто специально таких выбирала! Он отделался легким испугом, а вот Энджи… Бедняжка была в положении, потеряла ребенка, и врач сказал, что она больше никогда не сможет забеременеть. А она так мечтала стать матерью. Никогда не забуду, как эта девочка в детстве гуляла по Потиньи с розовой кукольной колясочкой.

Йозеф поймал недоверчивый взгляд лейтенанта и счел нужным уточнить детали:

– Мало кто был в курсе, но у нас с Фонтенами был общий врач, доктор Саркисян. Он по-прежнему живет в Потиньи, можете сами у него спросить. Каждую пятницу, после обеда, мы играем в петанк. Он, как говорится, из «наших». Иначе не остался бы здесь…

Дед судорожно сглотнул. Все прояснилось. Почти все. Йозеф и Марта так и сидели, держась за руки, единые в своем горе, и он решил, что пора заканчивать:

– Когда вы в последний раз видели сына и невестку?

Кто ответит на вопрос? Йозеф? Заговорила Марта:

– Все зависит от того, какое значение вы вкладываете в слово «видели», инспектор. Сирил и Илона приезжали раз или два… перед налетом. Ненадолго. Кофе, ужин. Даже на партию в белот или прогулку у них не было времени, но мы не обижались. Все лучше чем ничего.

– Расскажите поподробней, – попросил лейтенант.

– После коллежа Сирил болтался без дела. Шахта закрылась. Он начал приторговывать травкой, ворованными автомагнитолами, угонял машины, шарил по закрытым на зиму домам… Мой сын и Илона не были ангелами, но они за это заплатили. Двумя годами тюрьмы. Когда вышли, поженились и стали нормальными людьми. Честное слово, инспектор! Сняли квартиру в Гавре, в квартале де Неж. Он пошел работать докером, и ему это нравилось. А через четыре года уехали.

– В Гвиану?

– Да. «Майерск» открыл дополнительную линию в большом морском порту Ремир-Монжоли. Платили там лучше, чем в Гавре, намного лучше, но пришлось подписать долгосрочный контракт на работу в заморских территориях.

– Они сразу решились?

– Без колебаний… Уехали вдвоем в июне 2009-го, шесть лет назад. С тех пор мы видели Сирила в общей сложности несколько недель – до тех пор, пока…

Марта снова беззвучно заплакала, отвернулась и устремила взгляд на ржавую калитку в глубине сада, словно она была символом раз и навсегда сломавшейся жизни. Ребенок с муравьями тоже казался призраком, тенью реального человека.

Йозеф продолжил рассказ жены:

– Через пять лет, когда Сирил вернулся в Гавр, работы в доках для него не нашлось. Персонал сократили вполовину. Один человек мог разгрузить пятнадцать тысяч контейнеров, сидя за компьютером. Нет нужды объяснять, что случилось дальше, инспектор. Безработица, биржа труда, безденежье. Сирил снова сошелся с Алексисом.

Марта промокнула глаза вышитым платочком.

– У них появились новые обязанности, – сказал Йозеф. – Когда они уезжали во Французскую Гвиану, никто об этом не думал…

– О чем именно? – решил уточнить Дед, хотя ответ был ему известен.

Над мальчиком пролетела бабочка, но он даже не проследил за ней взглядом.

Ответила Марта:

– Мы не думали, что Сирил и Илона привезут нам внука!

Дед взял долгую паузу, чтобы восстановить в памяти ключевые моменты дела, которые не давали ему покоя прошлой ночью в комиссариате.

Интуиция!

Он снова посмотрел через стекло веранды на ребенка.

Из отчета следовало, что сотрудники следственного отдела криминальной полиции Кана посетили Йозефа и Марту Люковик 20 января 2015 года, чтобы допросить ребенка Сирила и Илоны Люковик. Все было сделано по закону. Бабушка и дедушка получили опеку над осиротевшим внуком и дали согласие на его разговор с полицейскими. Те показали мальчику фотографии всех возможных подозреваемых, в том числе Алексиса Зерды. Беседа длилась час, но результата не дала.

Ребенок показался сыщикам крайне неконтактным, апатичным, чуть ли не умственно отсталым. Ничего удивительного: он только что потерял родителей. Они порекомендовали провести психологическое обследование, поговорили с опекунами, но расследованию это ничем не помогло. Отчет о допросе ребенка был сформулирован в десяти строках и фигурировал в деле, содержащем сотни страниц свидетельств и экспертиз. Никто, кроме Деда, не обратил на него внимания.

Теперь он решил прояснить каждую деталь:

– Сколько лет было вашему внуку, когда вы увидели его в первый раз?

Голос Марты дрогнул, выдавая волнение, так же было, когда она рассказывала об Энджи.

– Чуть меньше двух лет. Он родился во Французской Гвиане, видел только эту страну, рос в экваториальном климате. Я сразу заметила, что ребенок все время мерзнет у нас в Нормандии, и говорила Сирилу, чтобы теплее его одевал, но сын никогда меня не слушал. Мой внук был веселым ребенком – куда более развитым, чем его ровесники. Он уже тогда хорошо говорил и болтал не закрывая рта, особенно об огромном амазонском лесе, обезьянах и змеях, а чаще всего – о ракете «Ариан», взлетающей с Куру. Вернувшись во Францию, он многое стал забывать и путать. – Женщина кивком указала на растения под верандой: – Ему нравилось сдвигать горшки и устраивать джунгли. Он ставил стакан на стакан – строил ракету, гудел, изображая звук, который она издает при взлете, а еще качался на створке ворот, как маленькая обезьянка, и очень громко кричал.

– Думаю, он не расставался со своей плюшевой игрушкой?

В глазах Марты снова блеснули слезы.

– Гути? Да он из рук его не выпускал! Родители купили эту крысу ему в подарок – там, за океаном. Могли бы выбрать ягуара, броненосца, ленивца, пуму, попугая, но взяли агути. В память о детстве на улице Грызунов. Ведь агути – грызун.

Дед сумел сложить пазл, только приехав в Потиньи: отъезд на пять лет в Гвиану, упомянутый в досье Сирила и Илоны; плюшевая игрушка по имени Гути; фотоальбом с обезьянами, попугаями и тропическими деревьями, о котором говорила ему по телефону Марианна; снимок ивовой колыбели под пологом… Все это смешалось в мозгу мальчика с более поздними воспоминаниями о базе НАТО, джунглях и ракетах…

– Золотой ребенок! – воскликнула Марта, вставая. – Мечтатель, выдумщик. Мы видели его раз или два в месяц. Он родился под высоким небом, а не под землей, как здешние обитатели, и мог бы вырасти счастливым человеком. У него был шанс до тех пор, пока…

– Пока что, мадам Люковик?

Старая женщина прижалась к холодному стеклу веранды, и оно запотело от ее дыхания.

– Пока у него на глазах не застрелили родителей! У вас есть дети, инспектор? Можно ли придумать план более чудовищный, чем взять на ограбление ребенка двух с половиной лет, надеясь с его помощью скрыться от полиции? Мой сын и невестка сделали это! Как малыш сумел бы это пережить? Алексис нас не пощадил, рассказал, что раненый Сирил оперся рукой о стекло «опеля», встретился взглядом с сыном, побежал дальше и получил три пули в спину. Как ребенку забыть подобную травму? Его жизнь тоже загублена. – Она обернулась и снова взяла руку мужа в свою. – Для него все пропало – как для Йозефа, который всю жизнь рыл туннель и не заработал ничего, кроме силикоза. Как для Сирила, польстившегося на то, что блестит. Три поколения пропащих.

Она обвела рассеянным взглядом сад, три кирпичные стены, заснувшего в траве ребенка.

– От этого не убежишь, лейтенант. Никому еще не удавалось.

– Разве что забудешь, – откликнулся он.

Женщина впервые утратила контроль над собой:

– Да как же он забудет? Малыш лишился родителей! Мы слишком стары, и беднягу будут передавать из одной приемной семьи в другую. Отпечаток смерти в мозгу не сотрется…

Паделу вспомнил свой разговор с Марианной о теориях Василе Драгонмана. Возможно ли удалить, стереть воспоминания ребенка, чей мозг еще слишком пластичен? Например, о травме – особенно о травме! Реально или нет похоронить пережитый ужас, чтобы он не сопровождал человека всю оставшуюся жизнь? Сколько требовалось легкомыслия, отчаяния и решимости, чтобы рискнуть?

Делиться своими мыслями с хозяйкой дома Дед не стал.

Марта бросила взгляд в сторону двора. Мальчик по-прежнему лежал на газоне, ветерок шевелил его волосы, он улыбался. Струйка слюны стекала из приоткрытого рта.

– Ну хоть этот ангелочек будет счастливей.

Йозеф сидел, погрузившись в собственные мысли. Лейтенант Паделу достал телефон, чтобы поделиться открытиями с Марианной, отошел на два шага, заметил в стекле отражение собственного лица и вдруг почувствовал себя ужасно старым.

Три поколения пропащих… Дед невольно подумал о собственных детях – Седрике, Дельфине, Шарлотте, Валентине и Анаис, покинувших гнездо, о шести внуках, которых почти не видел. Да, он чувствовал себя стариком. Неужели и для него все пропало?

Марта неверно истолковала его взгляд и спросила злым голосом:

– Вы и этого у нас заберете?

Сегодня я иду по мосту Искусств. Одна.

Желание убить

Я бы хотела стать той самой «последней каплей», последним замком, который обрушит мост.

Не нравится: 19

Нравится: 187

www.jelanie-ubit.com

Пятнадцать военных стояли вокруг самолета, ожидая сигнала от невидимого дирижера, начальника службы безопасности, который смотрел на них из-за стекла.

Марианна, даже не взглянув в его сторону, убрала телефон. Слова Деда продолжали звучать у нее в голове, смешиваясь с теми, что несколько дней назад говорил ей Василе Драгонман.

Можно ли обнулить память ребенка? Спрятать, закопать, похоронить травму? Не дать ей разрастись, укорениться, разъесть жизнь человека, подобно кислоте?

Мозг ребенка трех лет подобен пластилину. Почему бы мальчику не забыть о том, что родителей убили у него на глазах? Воспоминание невыносимо, а прекрасная фея готова спасти его взмахом волшебной палочки.

Да, мальчик верит, что Энджи – его мама. Она манипулировала им – потому что твердо решила спасти. Гути был ее инструментом и сообщником. Энджи всего лишь использовала старый как мир трюк – противопоставила одну правду другой. Маленькому мозгу было не так-то легко справиться с альтернативой «Аманда против Энджи». Если у ребенка есть две любящие мамы, одна из них точно лишняя! Идеальные условия, чтобы забыть третью, которая никогда больше не появится, потому что ее убили, забыть о кровавом отпечатке отцовской ладони и помнить только об опасном стеклянном дожде, а со временем забыть и о нем.

Майор Огресс сжимала в руках бывалую игрушечную крысу.

Энджи хотела ребенка больше всего на свете. Энджи будет хорошей матерью. Малон вырастет счастливым рядом с ней.

Энджи никого не убивала.

Энджи подружилась с майором полиции, чтобы та поняла: ее цель – спасение этого мальчика. Она его единственная надежда.

Энджи согласилась на замысел Зерды обменять детей, потому что заранее планировала избавиться от него в решающий момент. Он и понятия не имел, на что способна любая мать ради спасения ребенка. А в этой истории их целых две… Зерда был изначально обречен на поражение! Первая, Аманда, пустила ему две пули в грудь из пистолета, который вложила ей в руку вторая, Энджи.

Начальник службы безопасности устал от ожидания, вытер пот с лысины, почти грубо отстранил сотрудницу с яркими ногтями и оказался лицом к лицу с Марианной:

– Итак, майор? Мы входим в этот чертов самолет или нет? Речь идет о женщине и ребенке. Они не вооружены. Так в чем же дело? Вы сами дали команду задержать рейс.

На Марианну накатила дурнота. Самолет застыл на взлетной полосе. Солдаты взяли его в кольцо. Плешивый гном грозится «крупными неприятностями». Его телохранители сохраняют стоическое спокойствие. На лице стюардессы вымученная улыбка. Все вокруг как будто остановилось. Только этот придурок никак не успокоится.

– Проклятье, вы что, не понимаете? Задерживая один самолет, вы нарушаете все расписание! Четыре рейса… на летном поле стоят десять вооруженных людей, они за несколько секунд возьмут штурмом кабину.

– Сохраняйте спокойствие, – почти машинально ответила Марианна. – Речь идет о матери с ребенком.

Писклявый карлик не отставал:

– Что за цирк вы устроили? Почему уже двадцать минут не даете добро на вылет?

Глава службы безопасности явно вознамерился изобразить доминирующего самца, бросив вызов майору полиции. В конце концов, я тут босс, и у меня есть власть!

Сейчас он поставит ее на место…

Марианна повернулась к рыжеволосой девушке с ярко-красным ртом, по-дружески коснулась ее плеча и протянула ей Гути, давая понять, что доверяет ей самую деликатную миссию на свете.

Стюардесса растерянно взяла плюшевого уродца и вопросительно посмотрела на странную полицейскую даму.

Марианна громко – как будто хотела, чтобы все слышали, – произнесла, чеканя слова:

– Ребенок забыл любимую игрушку. Он не может улететь без нее.

Мыс де ла Эв превратился в крошечную точку на горизонте, которая через секунду исчезла под крылом «Боинга 737». В иллюминатор Энджи видела только океан, над которым плыли ватные облачка.

Малон заснул у нее на коленях, крепко прижимая к груди Гути. Плюшевый зверек тихонько поднимался и опускался в такт дыханию мальчика, словно тоже устал и решил отдохнуть.

Отдых героя, совершившего великий подвиг и засыпающего крепким сном в эпилоге романа.

Энджи обожала чувствовать себя пленницей этого бесценного мальчика. Она готова была часами сидеть в одной позе, лишь бы не потревожить его покой.

К ним подошла улыбающаяся стюардесса, спросила, все ли в порядке, бросила умиленный взгляд на ребенка.

Энджи вздохнула. Как же долго она ждала этого мгновения…

Дать этому ребенку второй шанс. А может, все наоборот, и шанс получает она? Какая, к черту, разница… Теперь она будет дышать в такт с Малоном – как Гути.

Откинувшись на спинку синего велюрового кресла, Энджи закрыла глаза.

Все оказалось не так уж и трудно.

Алексис Зерда был опасен, но предсказуем. Она без труда убедила его подменить мальчика – на время, на несколько месяцев, пока он все не забудет… Несчастный придурок! Ребенок безусловно забудет худшее, но остальное будет помнить, все остальное, все, что понадобится и когда понадобится! Благодаря Гути.

Разве могла она бросить на произвол судьбы сына Илоны и Сирила, о котором они так плохо заботились? Долгое время, пока готовился налет, она была ему нянькой, старшей сестрой, даже мамой. Укладывала спать и будила по утрам, умывала, кормила и рассказывала истории, а остальные в энный раз репетировали свой план, изучали каждый сантиметр на карте Довиля, по секундам рассчитывали трехминутное ограбление, которое должно было обеспечить их на всю оставшуюся жизнь.

По большому счету, Гути не соврал: Энджи была его мамой – его настоящей мамой, еще при жизни родителей.

Аманда Мулен тоже была по-своему предсказуемой. Она, конечно же, всей душой полюбила нового Малона, была готова на все, чтобы он остался с ней, и захочет сбежать с ним на другой конец света, если ей подсунуть билеты в рай. Она избавится от любого, кто попробует ей помешать, и воспользуется найденным в ящике пистолетом. Если полицейские обнаружат следы скрининга билетов, это запутает следы, ведь она заказывала их с компьютера Зерды, спрятанного вместе с добычей на заброшенной базе НАТО, и не забыла стереть имена Аманды и Малона.

Единственной темной лошадкой оставалась Марианна Огресс. Она должна будет понять. Не слишком рано, чтобы не испортить игру, но и не слишком поздно, чтобы успеть обдумать ее признания. Энджи написала анонимное письмо, они встретились и подружились.

Энджи очень постаралась, смешав правду с ложью. Это был отчаянный блеф, цена ее свободы.

Она снова вспомнила о психоаналитических выкладках Василе Драгонмана. Он так и не сумел убедить ее, что с призраками лучше встречаться лицом к лицу, а не позволять им дремать в глубинах подсознания.

Энджи не могла согласиться, что будет правильней взвалить на плечи ребенка груз правды, чтобы он всю оставшуюся жизнь тащил ее на себе во имя пресловутого «права знать». Ведь ложь дала бы ему возможность порвать страницу черновика и начать все с чистого листа.

Да, травматическая память существует и химеры будут терзать Малона, но любовь – ее любовь – перевесит на весах счастья!

«Боинг» продолжал набирать высоту. Через несколько секунд они окажутся над облаками, по другую сторону мира. К земле подступала темнота, водители на дорогах включали фары, город светился гирляндами огней.

Отправляясь на другой континент, Энджи думала о Тимо. Он не мог сбежать вместе с ними, и это было единственным слабым местом ее плана. Лицо Тимо знал каждый полицейский, жандарм, таможенник и пограничник, так что в самолет он бы ни за что не попал.

Она положила ладонь на лоб Малона и прошептала в маленькое ухо, чтобы он навсегда запомнил эти слова:

– Папа обязательно прилетит к нам… потом…

Она на это надеялась. Всем сердцем. Тимо будет замечательным отцом.

Осторожно, чтобы не разбудить Малона, Энджи наклонилась к иллюминатору и прежде, чем облака окончательно закрыли от нее землю, увидела желтую мерцающую паутину города и одну светящуюся синюю точку, которая двигалась быстрее остальных.

Сегодня закончил первый курс медфака 1128-м. Они оставляют 117 первых.

Желание убить…

…потому что желание лечить умерло! Остается выбрать профессию. Палач? Наемный убийца? Писатель-детективщик?

Не нравится: 27

Нравится: 321

www.jelanie-ubit.com

Синий фонарь на крыше и завывающая сирена предупреждали об опасности. За долю секунды до того, как «скорая помощь» выехала на авеню Буа-о-Кок, по высоким стенам башен Мар Руж пробежал голубой свет прожектора. Вышедшие на балконы жители окрестных домов успели увидеть машину, промчавшуюся к торговому центру «Мон-Гайар», потом вывески и бесконечно длинная, забитая машинами стоянка погрузились в темноту.

«Скорая» спускалась по авеню Валь-о-Корней.

До больницы Моно оставалось два километра. 1 мин 32 с – по данным системы, определявшей время с удивительной точностью.

Ехавший перед ними мотоциклист резко затормозил. Грузовичок шарахнулся от него к обочине, но Ивон, много лет сидевший за рулем «скорой», и глазом не моргнул и не сбросил скорость.

Он не собирался бить рекорды – ехать быстрее было бы чистым безумием.

В центре следующей площади Ивон развернулся и поехал по выделенной для автобусов полосе.

55 секунд.

Оставалось подняться по авеню де Фрилёз.

Рука в перчатке коснулась его плеча. Такое случалось как минимум два-три раза из десяти. Танги – они работали вместе не первый год – даже не требовалось ничего говорить.

Ивон кинул взгляд в зеркало, припарковался за автобусом, выключил фары и только после этого обернулся. Сзади, кроме Танги, сидели молодая медсестра в белом халате – новенькая, Ивон ее не знал – и опытный реаниматор Эрик.

Привилегия последнего слова, последнего жеста – если это можно назвать привилегией! – принадлежала именно ему.

Люди выходили из автобуса № 12 и исчезали в черных провалах подъездов.

– Кончено, – произнес Эрик, натянув край простыни на красивое молодое лицо Тимо Солера.

Терраса отеля «Бриганден» была оккупирована мужчинами.

Одинокими.

Это были физики, программисты, логисты, техники – специалисты космического центра Куру во Французской Гвиане, обеспечивающие двести семнадцатый запуск ракеты «Ариан». Рутинная работа. Старт состоится через два часа. Мужчины в пиджаках и галстуках не выглядели озабоченными. Из-за бамбуковой стены, от бассейна, доносились взрывы хохота и плеск воды.

За оградительной сеткой, в нескольких сотнях метров от отеля, тянулась вверх белоснежная ракета, отбрасывающая гигантскую тень на пальмы и ангары. «Ариан» напоминала изящный собор, выстроенный на лужайке и уже потом окруженный городом. Через сто двадцать минут капризная красавица взлетит, бросит вызов Богу и рассеет по небу металлических ангелов.

Максимильен взял себе мохито и прошел на террасу. Он сразу заметил ее.

Единственную женщину.

Настоящую женщину – не антильскую уборщицу и не официантку-метиску в платье с зазывным декольте.

Она сидела и задумчиво смотрела на стакан воды со льдом и веточкой мяты – совсем как в песне, не хватало только старого музыкального автомата и ангела-хранителя. Молодая, красивая, в темных очках, длинные волосы подхвачены в хвост, свободно падающий на платье с цветочным узором, руки и ноги золотистые от загара. Наверняка живет в стране уже несколько месяцев… но меньше года. Максимильен давно научился определять по цвету кожи, как давно женщина приехала в этот рай.

Он подошел к столику:

– Могу я присесть?

Она на мгновение приподняла очки, взглянула на мужчину и нашла его привлекательным. Понимающий взгляд – очко в пользу незнакомца. Молодой, лет на пять старше ее, со стойким загаром – такой появляется, когда человек три недели работает во Французской Гвиане, а следующие три проводит в метрополии. Сейчас этот симпатяга объяснит, не слишком вдаваясь в подробности, что ракета взлетит в том числе благодаря его стараниям, что он руководит командой из тридцати инженеров и техников, что каждый запуск – это «такой драйв, вы себе не представляете, видел целых пятнадцать, но до сих пор не привык!». Потом он добавит, что хорошо зарабатывает, что часто приходит сюда, потому что после запуска бывает скучновато, что любит встречи с незнакомыми людьми, что в детстве мечтал стать астронавтом и почти преуспел…

Он протянул руку и представился:

– Максимильен. Но я предпочитаю просто Макс…

– Анжелика. Я предпочитаю просто Энджи…

Они рассмеялись – хором, еще одно очко в пользу… Макса. Он рассказал о себе – Энджи почти все угадала верно. Она же в детали вдаваться не стала, объяснила, что приехала на несколько дней по делам, а живет в основном в Венесуэле. Макс заметил лежащую на столе ручку с логотипом Western Union и подумал, что она напоминает контрабандистку, скрывающуюся от французской полиции. Такие бывают в метрополии набегами, а большую часть времени прячутся в экваториальных лесах.

Черные очки делали Энджи похожей на шпионку, добавляли ей загадочности.

Она не убрала руку, когда Макс накрыл ее своей ладонью. Жест был недвусмысленный – обручальное кольцо на пальце заменяло слова. Привилегия специалистов, работающих за рубежом. Экватор, влажный климат…

– Вы очаровательны, Энджи.

– А вы опытный соблазнитель, Макс. – Их влажные пальцы переплелись, как у танцоров танго, глаза Энджи мерцали. – И наверняка чудесный любовник… Вы не поверите, если я скажу, как долго не занималась любовью.

Макс на мгновение смешался, смущенный дерзкой прямотой молодой женщины.

– Но всех этих достоинств недостаточно, Макс. Необходимо еще одно.

– Бросаете мне вызов?

Инженер улыбнулся – ему всегда нравились склонные к авантюрам женщины. Задать следующий вопрос он не успел, «ответ» – живой и веселый – появился прямо перед ним.

– Мы можем побыть тут еще, мама? Ракета сейчас взлетит!

Мальчик лет четырех подбежал к их столику и вскарабкался на колени к матери, едва не опрокинув стаканы с коктейлями. Ему не терпелось увидеть, как из двигателей «Вулкан» вылетят огненные струи, поднимая «Ариан» в воздух.

– Конечно, родной. Мы для того и пришли.

Ребенок радостно рассмеялся, спрыгнул на пол, схватил вытертую плюшевую крысу и помчался между столиками к сетке ограждения, откуда была отлично видна вся стартовая площадка.

Макс сделал несколько больших глотков мохито и спросил:

– Сколько ему? Четыре?

– Скоро будет пять… То дополнительное условие я выдвигаю ради него. Мне нужен любовник, ему – отец.

– И одно неотделимо от другого?

– Никак…

– Торг неуместен?

– Верно.

Макс искренне расхохотался, открыл айфон и подтолкнул его по столу к собеседнице:

– Сожалею, Энджи, я уже ангажирован. Представляю вам Селесту, Кома и Арсена, три, шесть и одиннадцать лет соответственно, а также их маму Анну-Веронику. Я их обожаю. – После чего поднялся, взял свой стакан: – Hasta la vista, senorita.

Взглянув на мальчика, который залез на пластиковый стул, чтобы лучше видеть через колючую проволоку, Макс посоветовал:

– Позаботьтесь о себе, Энджи. Подарите сыну звезды, он этого заслуживает. – И послал ей воздушный поцелуй. – А отцов на свете хватает, уж вы мне поверьте.

Энджи смотрела вслед мужчине, пока он не исчез в глубине холла. Потом перевела рассеянный взгляд на столики: за каждым сидели мужчины, они смеялись, играли, расслаблялись, предавались мечтам.

Аманду Мулен приговорили к четырем месяцам тюремного заключения. Ни ей, ни ее адвокату даже не пришлось заявлять о «пределах допустимой обороны» при убийстве Алексиса Зерды.

Срок она получила за другие правонарушения: незаконное присвоение личности, бегство с места преступления, попытку похищения.

Сидела Аманда в исправительной тюрьме Ренна. Первые две недели ей каждое утро после прогулки приносили письмо со штампом Потиньи, от Йозефа и Марты Люковик.

Аманда не распечатывала конверты. Никогда.

Она знала, что в них. Фотографии Малона, одни и те же. Рассказ о том, как он проводит дни. Адвокат сразу сообщил ей, что Малон не умрет. Димитри и Алексис Зерда подделали отчет из клиники Жолио-Кюри.

Крошечная трещина в его мозгу действительно существовала, сводя практически на нет моторику и реакции возбудимости, но ни одна жизненная функция не была затронута.

Аманде было все равно. Если честно, она бы предпочла, чтобы Малон умер. Чтобы все закончилось. Пусть ей дадут гвоздь, простыню и табурет, и она повесится.

Через три недели ее вызвали на свидание с социальным работником. Молодая женщина объяснила Аманде, что судья по делам несовершеннолетних вынес решение, лишив Люковиков права опеки над ребенком. Йозеф и Марта не имели никаких родственных связей с мальчиком, поэтому его отправят в медико-воспитательное заведение, где он будет содержаться весь срок ее заключения.

– А что потом?

Собеседница Аманды молча опустила глаза и подвинула к ней бумаги. Аманда подписала не читая.

Постановление судьи предусматривало еженедельное посещение ребенка в присутствии официального лица.

Через семь дней Аманду привели в комнатку без окон размером три на три метра и оставили наедине с Малоном и молодой воспитательницей.

Все десять минут свидания мальчик смотрел на муху, сидевшую на стене за спиной матери. Соцработник сначала задавала вопросы: «Вы не возьмете его на руки? Не поцелуете? Ничего не скажете?» – потом замолчала и больше никогда ни о чем не спрашивала.

По средам Аманда не сопротивляясь ехала на встречу с сыном. Все происходило в полной тишине – даже муха больше не жужжала.

Малона всякий раз сопровождала другая сотрудница, и именно это обстоятельство заставило Аманду проявить эмоции. Малон не какая-то там ненужная вещь, чтобы передавать его с рук на руки.

Душа Аманды начала медленно оживать.

К ней вернулась надежда. Пройдет еще несколько недель, и она выйдет на свободу. Ей отдадут Малона. Она примет его таким, каков он есть. И будет о нем заботиться.

За неделю до освобождения судья распорядился провести дополнительные обследования Аманды и Малона. Она полдня отвечала на вопросы тюремного психолога, а ее сына на два дня положили в педиатрическое отделение профессора Лакруа, того самого хирурга, который оперировал его после падения с лестницы.

Утром Аманда встретилась с врачом. Он заставил ее прождать целый час, хотя пациентов в коридоре не было и никакой ребенок не играл в углу в «Лего». В приемной шушукались и хихикали три секретарши.

Когда доктор наконец принял ее, то сразу сообщил, что имел долгую беседу с судьей и высказал ему свое мнение.

Малон должен содержаться в специализированном учреждении.

Мальчику необходимы регулярный уход и лечение.

Аманда может видеться с ним так часто, как пожелает…

– Верните мне ребенка, – попросила Аманда. – Пожалуйста, профессор…

Врач не ответил. Он вертел в пальцах изящную серебряную ручку и не удосужился достать из пластиковой папки, которую принесла Аманда, разрешение забрать Малона домой. Подписать документ мог только Лакруа.

– Прошу вас, доктор…

В голосе Аманды не было и тени враждебности.

Вместо ответа он подвинул к ней медицинскую карту сына. Она рассеянно ее перелистала, заранее зная, что не увидит ничего нового. Состояние больного без перемен. Когнитивная активность и реакции отсутствуют.

– Это для блага ребенка, мадам Мулен, – счел нужным уточнить нейрохирург. – Малону будет лучше в медицинском учреждении, против вас я ничего не имею…

Аманда не слушала. Ее взгляд привлек логотип филадельфийской Университетской клиники Харпера. Она знала его. Единственная лаборатория в мире, где «чинят» мозги: имплантируют новые аксоны на поврежденные нейроны. «Команда из тридцати дипломированных нейрохирургов, уникальное медицинское оборудование». Большой парк, список знаменитостей – целых три колонки! – оперировавшихся в клинике, – текст рекламного буклета. И неважно, что никого из них во Франции не знают.

Стоимость операции 680 000 долларов.

– Надеюсь, вы понимаете, что я очень вам сочувствую, мадам Мулен… Вам и вашему сыну. Но я не могу рисковать. После того, что случилось…

Врач улыбнулся, и Аманда возненавидела спесивого ублюдка с дорогой ручкой, цена которой наверняка составляет тысячную часть от стоимости операции.

В доме у сквера Мориса Равеля ничего не изменилось. Все соседи торчали в окнах: возвращение Аманды стало для округи бесплатным развлечением. В комнатах было пусто, холодно и пыльно. На полу – след от бамбукового ковра и засохшие пятна крови. В рамке на стене, украшенной сердечками и бабочками, висели стишки в честь Дня матери.

Аманда так обессилела, что даже плакать не могла.

Следующие три дня она никуда не выходила, ничего не ела и почти не спала. Пришедший почтальон понял, что корреспонденцию из почтового ящика никто не забирает, открыл калитку и постучал в дверь, чтобы лично вручить Аманде письмо из Французской Гвианы.

Она налила себе кофе, села за кухонный стол и вскрыла конверт.

На первой странице было всего два слова.

И подпись.

Десять строк на второй странице, написанные женским почерком, Аманда прочла по диагонали.

Энджи просила прощения за то, что не подавала о себе вестей, объясняла, что отправила посылку в Венесуэлу, что имела дело с ювелиром из Антверпена через голландского посредника, что было очень сложно переправить «товар» клиентам в Сингапуре, Тайбее, Йоханнесбурге и Дубае…

Все это не имело значения.

Важна была только последняя строчка.

Две буквы, цепочка цифр и имя.

Марианна решила ни в чем себя не ограничивать.

Позову всех и обязательно напьюсь!

Она купила торт и украсила его свечками.

Воткнула сорок штук.

Марианна приказала себе забыть о разговоре с сотрудниками отдела собственной безопасности, о грядущем позоре и весьма вероятном увольнении, надела обтягивающую майку с надписью No Kids на груди и порхала от одного гостя к другому со стаканом в руке, повторяя:

– За свободу!

Ж. Б. появился поздно вечером, под руку с молоденькой девицей в джинсовых шортах и топе цвета «фуксия» до пупка. Лейтенант прятал за спиной бутылку шампанского – решил сразу отпраздновать развод и залить горе по поводу отказа в совместной опеке.

Парочка погостила недолго, потом Лешевалье поцеловал Марианну в лоб, шепнул, что они с Лорин встречаются в клубе с ее друзьями, и голубки упорхнули.

Часа в три ночи начали расходиться остальные, к пяти в квартире остался только Дед. Повсюду грязные стаканы, недопитые бутылки, раздавленные птифуры, одноразовые тарелки с едва початыми кусками торта.

Марианна без сил повалилась на диван рядом с кошкой и открыла бутылку «Десперадос».

– Хочешь, помогу тебе навести порядок?

– Не бери в голову, это подождет до завтра. У меня теперь будет масса времени на наведение порядка.

Дед тоже взял себе пиво, покачал головой:

– Как я тебя понимаю…

Неделю назад лейтенант Паделу отмечал свою отставку. Ушел в пятьдесят два года, прослужив в полиции двадцать семь долгих лет.

Марианна была пьяна. Она уронила бутылку на паркет, и пиво потекло под диван.

– Что за идиотизм – звать тебя Дедом… Ты старше меня всего-то лет на десять, а выглядишь лучше многих моих ровесников. Ты один, сам по себе, отчитываться не перед кем. Иди сюда. – Она подвинулась, давая ему место, спихнула ногой кошку.

Дед улыбнулся:

– Могу я уточнить, что конкретно ты мне предлагаешь, Марианна?

Майор Огресс улыбнулась в ответ:

– Давай займемся любовью. Отпразднуем начало моей новой жизни. Твоей, кстати, тоже. Предадимся утехам, ничего больше, клянусь. Ты вряд ли захочешь сделать мне ребенка, у тебя их вон сколько…

Лейтенант Паделу не без труда справился с волнением, подхватил стул за спинку и устроился напротив Марианны:

– Ты серьезно?

– Хочу ли я заняться с тобой любовью? Ну… Можно разок попробовать… Я тебе больше не начальница.

– Я не о том, а о ребенке. Ты говорила серьезно или просто глупо пошутила?

Голова у Марианны кружилась, но она кивнула – почти машинально, – что могло означать «да» или «почему бы и нет».

Он наклонился и взял ее за руку:

– Это не шутка, красавица? Через шесть месяцев я смогу положить ладонь на твой округлившийся живот с моим наследником внутри? А через год буду утешать плачущего малыша, который капризничает и хочет к папе? И мне не придется проводить Рождество в одиночестве, ведь нужно будет ставить елку, украшать ее сверкающими звездами и изображать Пер-Ноэля? А качели у меня в саду снова обретут хозяина, и я достану из сарая велосипед, смогу гулять в порту, ходить в бассейн и на ярмарку, есть сладкую вату, кататься на карусели и наслаждаться мультиками? Ты хочешь подарить мне все это, Марианна? И маленький мальчик или чудесная девочка будет целовать меня по утрам, залезать на колени и шептать со смехом: «Ты колючий, папа!»? И я не закончу жизнь никому не нужным старикашкой, который борется с желанием названивать взрослым детям? Ведь каждый вечер я буду рассказывать сказку малышу, а он будет всякий раз виснуть у меня на шее, не желая отпускать от себя? Я получу все это, Марианна? Я все начну сначала, поверну стрелки вспять, отмотаю время на двадцать лет назад? Ты серьезно, Марианна?

Она потянула Деда к себе.

Экс-лейтенант полиции Паделу не стал сопротивляться.

– Я тебя не разочарую. Я стану идеальным отцом.

– Уж будь так любезен… – прошептала Марианна. – Тебе придется постараться, потому что я стану сумасшедшей мамочкой.