Книга: Меня зовут I-45
Назад: Энцо в глазури
На главную: Предисловие

Зрячая незрячего

– Лабиринт был темный, ничего не видать, но Тесей шел дальше. За каждым поворотом под его ногами хрустели кости. Издали слышался рев Минотавра. Монстр был голоден и чуял человеческое мясо.
– Почему Тесей не убежал? – перебил Тиберий Младший, один из трех сыновей булочника Цепиона. – У него же была нить. Он мог выбраться и уплыть обратно в Афины.
Малая довольно улыбнулась и отложила вилку. Мораль была любимой частью истории.
– Конечно, мог, но для Тесея была важнее справедливость. Не убей он Минотавра, афиняне продолжили бы приносить людей в жертву.
Ей нравилась эта легенда. У Тесея – того Тесея, образ которого сложился в воображении, – имелись принципы .
Тесей бы не бросил человека в беде только потому, что тот номер.
Тесей бы не поднял руку на девушку. Особенно на слепую девушку. Не чета многим патрициям Римской империи.
– И потом… – Она провела руками по столу, совсем как сказитель по струнам инструмента: по меньшей мере Гомер из древних времен. – Тесей услышал топот за спиной!
Дети ахнули.
– Но у него был меч, который дала ему Ариадна…
– Что такое «меч»? – на этот раз перебил Марк, средний сын.
– Древнее оружие.
Честно говоря, Малая сама слабо понимала, как выглядел меч. Но Тесей проткнул им Минотавра, значит…
– И выглядел он как большая игла.
Дети понимающе замычали. За их расплывчатыми тенями перемигивалась цветом и светом настенная панель. Краем уха Малая слышала обрывки новостей: что-то про запуск новых моделей личных челноков, смерть уважаемого патриция из центральной курии и ночную облаву на окраине Четвертой. «Задержан на подземной стоянке», – сказали они.
Скукота.
– Тесей ухватил Минотавра за рога и убил его мечом. Затем вывел людей из лабиринта и вернул их в Афины.
Сказки ей рассказывала мама, когда на мосту проводили ежегодную смену покрытия, и машины выстраивались в бесконечные пробки. Ночь наполнялась ревом турбин и сигналами, тарахтели строительные роботы, воздух горчил отработанным топливом. Шумно, людно. Не уснуть. А мама сидела на кровати рядом, гладила по плечу и тянула очередную историю. Слова терялись в пыльной тьме, и вслед за ними приходил сон.
Как иногда хотелось снова стать маленькой! Никаких забот…
– Еще, – привел ее в чувство Марк. – Расскажи еще.
Малая почувствовала его цепкие пальцы на своих запястьях и со смехом высвободилась.
– Еще будет завтра.
Ей нравилось проводить время с детьми – они были такими открытыми и добрыми. Нравился Цепион, владелец сети булочных, – мягкий, как булочки, которыми он торговал. Совсем не такой, как большинство патрициев. Нравилась комната общежития на нижнем уровне, с ревом машин и смехом прохожих, который слышался за окном шириной в ладонь. Вечный голос города.
Нравилось новое имя, которое она выбрала себе сама. Малая. Теперь ее звали именно так. Пускай легионеры и патриции обращались к ней исключительно как к Сорок Пятой, но она-то знала, кем была на самом деле. Малой.
Его  Малой.
Энцо жил на одном с ней этаже. Каждый вечер Малая стояла у двери и ждала, одна в затухающих сумерках. Когда в комнате становилось совсем темно, со стороны лестницы слышались шаги. Поступь уверенная и легкая, как у кошки. Сердце замирало, когда он проходил мимо, с редким и сухим кашлем возился у двери – он слишком много курит. Замок с писком принимал ключ-карту, Энцо переступал порог, и наступала тишина.
Но прошлым вечером он так и не вернулся.
Малая сломала голову, перебирая варианты. Он мог задержаться на работе. Мог вернуться домой раньше ее – чего никогда не случалось.
Мог встретить друзей. Или остаться у девушки.
На этом она упрямо хмурилась и включала наушник с музыкой. А спустя пару минут все равно его снимала и вновь подходила к двери.
Конечно, она ни на что не надеялась; слепая и костлявая, кому такая нужна? Но просто слышать его голос, звук его шагов она имела право и чувствовала себя обманутой, не получив даже этого.
Хотелось поговорить с родителями. Рассказать обо всем, что делается вокруг, спросить совета. Хотя… Малая поежилась. Отец бы точно не сказал ничего хорошего ни о ее затее, ни о компании. Прямо слышался его строгий голос: «Не для того я старался, устраивая тебя на завод».
Но ведь булочная куда лучше завода.
Малая уставилась на хаотичную пульсацию света на телепанели. Даже не заметила, как дети вскочили и скрылись в коридорах дома. Совсем как стайка беглых номеров. Она нажала кнопку на наушнике-поводыре, и электронный голос сообщил точное время. До конца обеда осталось пятнадцать минут.
За окном забарабанил дождь. Малая поднялась и вышла на крыльцо. Капли освежили лицо. Теплые, как солнцем нагретые.
Она улыбнулась серому небу…
И коротко вскрикнула, когда на голову надели мешок.

 

* * *

 

Малая очнулась на холодном полу. Раскрыла глаза и растерянно уставилась на луч света, который направили в лицо. Больно не было, но все казалось белым и ярким.
– Этих мутантов везде полно, – сказал мужской голос. – Кто с тремя ногами, кто без глаз, а кто вон блокноты ломает. Егерь, может, она только это и умеет? Ломает, и все.
Егерь! Тот самый, из канализации Седьмой курии! У Малой словно узел в животе завязали. Нашел ее, боги помогите! Хочет отомстить?
Она подобралась, сжала кулаки. Двое против одной – счет неравный. Значит, нужно врать и соглашаться на все, что скажут; выбора особо не осталось.
– Нет. Я сам видел.
Егерь сплюнул. Видимо, вспомнил, как грохнулся в обморок от боли.
– Хорошо, тебе мозги не поджарила, – загоготал первый и, судя по звуку, получил под дых. – Ну ты че? Может, глюки?
– Нет.
– Она ж слепая. Че с нее взять-то?
– Способность.
Шаги приблизились, пальцы грубо ухватили за подбородок. Малая часто задышала.
Спокойно. Только спокойно. Только не реветь…
– Слепая не слепая… Покажи мне.
Чего он от нее хотел? Да она сама не знала, как у нее вышло.
– Давай же! – прикрикнул Егерь. Его пальцы сдавили челюсть сильнее, до боли.
– Дык, может, того, блокнот ей дадим?
– Он сам… – промычала Малая, еле разжимая рот в тисках пальцев. – Он сам сгорел. Я не виновата.
Егерь помолчал, видимо, оценивая ее слова.
Затем прилетела оплеуха, от которой зазвенело в ушах.
– Вот врать не надо.
Со вздохом он уселся рядом. Малая почуяла запах его пота, услышала его дыхание.
– Сейчас я дам тебе блокнот, и ты мне все покажешь.
– Я не знаю, о чем вы…
Вторая оплеуха перекинула на другую сторону. Затылок ударился о какой-то угол. Под носом повлажнело, и Малая вытерла кровь. Кровь была и на языке – прикусила.
Ее грубо ухватили за горло, приподняли, вдавили в стену. Она закричала, отбиваясь руками и ногами:
– Я ничего не знаю! Не знаю!
– Врешь! Кому врешь, а?!
Малая принялась извиваться, двинула Егеря коленом. Слишком слабо, Юпитер помоги… Был бы у нее пистолет! Или хотя бы нож.
– Пятый, держи крепче…
В отдалении зашипела дверь, обрисовалось пятно света. В нем темнел силуэт. Малую мигом выпустили, и она забилась в угол.
– Босс? – голос Егеря надломился.
– Разве я говорил вам ее трогать?
Воздух вздрогнул, следом долетел звук – потрескивание, как из неисправной розетки. Запахло паленым мясом.
Егерь заорал. С такой болью, что Малая окаменела от страха.
– Нельзя так грубо.
Незнакомый голос. Спокойный и мягкий, но от его звука по спине бежали мурашки. Этот незнакомец казался страшнее Егеря и Пятого, вместе взятых.
Кто-то прикоснулся к плечу, и Малая отпрянула.
– Не волнуйся, я тебя не трону. И эти глупые номера тоже. Позволь…
Ей помогли встать, бережно подхватив под локоть. Провели несколько шагов к маячку лампы и усадили на пластиковый стул.
Стоны Егеря скрылись за дверью.
– Прошу, прости моих людей. Они будут наказаны.
Еще прикосновение. Судя по голосу, мужчина в возрасте, но ладони у него были мозолистыми и тяжелыми. Как у старика рабочего.
Малая спрятала руки и одернула футболку. Ей не хотелось, чтобы ее касались, и в сторону лампы, откуда слышался голос, она предпочитала не поворачиваться.
– Какой твой номер?
– Нет у меня номера. Малая я.
Рядом скрипнул стул, зашуршали складки одежды. Звук был как от рабочей спецовки.
– А меня зовут Аларих. Я – друг Энцо.
Ну да, конечно.
– Друг Энцо не стал бы так себя вести.
– И снова прошу прощения за своих людей, больше этого не повторится. Понимаешь ли, нам нужно было вытащить тебя и спрятать. Я бы хотел, чтобы какое-то время ты пожила под нашей защитой. Для твоего же блага. Иначе за тобой придут легионеры.
Малая нахмурилась.
Легионеры?! Это еще почему?
– Почему? – От нехорошего предчувствия даже пальцы похолодели. – И где Энцо?
Аларих помолчал, прежде чем ответить.
– Ты понимаешь ли… Энцо в тюрьме.

 

* * *

 

Задняя дверь гаража подалась со скрипом, тяжело – автоматика не работала. Пришлось налечь плечом. Кто-то из людей Алариха провел Малую по подземным переходам наверх, но с дверью не помог. Остался во тьме внутри.
Она вывалилась на улицу и застыла на пороге, хватая ртом ледяной воздух. Целый час ждала момента, когда сможет выбраться на поверхность. Казалось, что на улице, в жужжании машин и гомоне голосов, она окажется в безопасности. Что ей станет легче.
Как же она ошибалась.
Малая сжала зубы, отчаянно борясь с желанием сигануть под огни какого-нибудь авто за полосой тротуара. Судя по дальнему бою барабанов из храма, она оказалась на окраине курии. В вязком белесом мареве плыли фигуры прохожих, и от их вида наваливалось зубастое одиночество. Впивалось под ребра, как голодная крыса. Выгрызало сердце.
Снова некому крикнуть, не с кем поговорить.
«Четыре года Орбитальной тюрьмы. Энцо, ну зачем? Чего тебе не хватало?»
Крио. Рассказывали, что оттуда не выбираются. А если и выходят, то тряхнутыми на всю голову.
Это будет уже не Энцо, совсем не он.
Малая стиснула кулаки, давя подступающие слезы. Какое же она ничтожество! Даже сделать ничего не могла, ничем помочь. Только и оставалось, что реветь.
Дверь гаража скрипнула. По крыльцу шаркнули неторопливые шаги, щелкнула зажигалка. Запахло табаком. Так же, как от Энцо.
– Я постою, покурю рядом. Ты не против? – спросил Аларих.
Малая мотнула головой. Вытерла щеку тыльной стороной ладони и отвернулась к автостраде. Как будто он уйдет, вздумай она отказаться.
Машины продолжали жужжать мимо.
– Да, жалко его. Хороший был парень.
Он так говорил, словно уже похоронил Энцо. Малая обхватила себя руками; так зябко вдруг стало.
– Неужели… – Голос сорвался, пришлось перевести дух. – Неужели ничего нельзя сделать?
Аларих затянулся.
– Отчего же, можно. Есть у меня один знакомый в Управлении. Мог бы посодействовать, пока Энцо не отправили на орбиту. Оттуда вытаскивать тяжелее, знаешь ли. С орбиты. Недели две есть, но…
– Так попросите его!
– Но это очень непросто.
Снова какие-то условия и недоговорки.
Она тряхнула головой и постаралась собрать мысли в обычный стройный ряд. Малая – та самая Малая, подруга Энцо, – не трусиха, как Сорок Пятая. Малая всегда находит выход. Не жалеет себя, а ищет решение. А решение есть у любой проблемы – так ее учили. Оно, конечно, может не нравиться, но оно существует.
Лучше сдохнуть, чем отдать друга на заморозку.
Друга. Малая распробовала свои чувства к Энцо. Они полыхали пожаром. Из-за них мысли путались, а во рту сохло, и ни одного дельного слова не приходило на ум, когда он был рядом.
Малая невесело улыбнулась. Друга ли?
Без его рук, без его голоса и поддержки было холодно. Будто ее саму заморозили в крио.
– Пожалуйста, если вы можете помочь ему. Помогите.
Ладони вспотели. Она знала, что выглядит неубедительно. Что своим невнятным бормотанием может выпросить лишь пинок под собственный костлявый зад. Но лучше попробовать, чем не делать ничего.
– Я сделаю все, что хотите. Пожалуйста.
– Малая, я даже не знаю, – удивленно протянул Аларих. – Мне неудобно говорить с тобой об этом. В твоем-то положении…
Кого он пытался обмануть этим приторно-заботливым тоном? Хотя, может, ему и правда стало совестно. Может, они с Энцо были близкими друзьями?
– Ваш человек, Егерь. Его заинтересовало то, что я сделала с блокнотом.
– Да, до меня дошли кое-какие слухи.
Снова чиркнула зажигалка.
– Это не слухи, – ответила Малая, в тихом ужасе от собственной лжи. – Это правда. Я вывела блокнот из строя.
– Да ты что? – Аларих присвистнул. – Силой мысли? Ты правда это умеешь?
Правда заключалась в том, что Малая понятия не имела, как у нее это вышло. Как выходило все эти годы. Она просто чувствовала  блокнот изнутри. Так же, как чувствовала окуляры Егеря. И знала, что сам Аларих имплантатов в теле не имел. Пользоваться этим знанием она не умела.
Но в любом случае отступать было поздно.
– Я помогу вам, если вы поможете Энцо.
– Ты уверена? У меня есть работа, но она не из легких.
– Да!
«Пожалуйста, пожалуйста, только согласись…»
– Значит, ты готова на все, что я попрошу? – уточнил Аларих.
Он приблизился. Малая сжалась, почуяв странную вонь пепла и горелой плоти, которая исходила от его одежды. Словно Аларих недавно кого-то сжег. Может быть, заживо.
«Все, что угодно», – мысленно повторила она про себя, стиснув зубы.
Да, дорогая, ты сама это предложила.
Тяжелая ладонь хлопнула по спине – так, что Малая пошатнулась. Перед глазами возникла тень – похоже, кулак. С него что-то свисало. Что-то круглое на тонком проводе.
– Сломай это.
Малая вздрогнула. Протянула к предмету руку, но кулак Алариха удалился.
– Только силой мысли. Ты же можешь так сделать, верно?
Она сглотнула и уставилась на круглый предмет – будто могла различить детали из ровно-серой тени. Там, внутри, что-то неуловимо тикало. Она поймала этот странный ритм – как биение сердца, и ухватилась за него как за спасительную нить.
Оставалась самая мелочь – понять, что делать дальше.
Тук-тук. Тук-тук.
Она попробовала разозлиться. Но предмет продолжал тикать как ни в чем не бывало. Мимо жужжали по автостраде машины, где-то голосила уличная реклама.
Аларих ждал.
«Пожалуйста, остановись», – взмолилась Малая.
Тик-тик , ответил предмет.
Аларих кашлянул. Как показалось, в нетерпении.
Малая сжала кулаки. Представила, как ее воображаемые руки сдавливают несчастный тикающий предмет. Почувствовала хрупкий корпус в ладонях.
– Ну, если не получается… – начал Аларих.
Тик.
– …Ты могла бы попробовать…
Малая надавила сильнее, так, что пластик (именно пластик, она была уверена) промялся под пальцами. Представила, как раскаляются и дробятся микросхемы внутри.
Тик.
– …В другой ра… Что?
Тиканье сменилось тишиной.
Тень предмета исчезла – Аларих принялся крутить его в руках.
– Молодец, девочка! – наконец воскликнул он.
Неужто получилось? Малая слабо улыбнулась, до сих пор не веря в произошедшее. Она сделала это, но пальцы дрожали, будто она действительно ломала пластик. Голова взорвалась острой болью. Глаза будто выдавливали из глазниц, и Малая приложила прохладные ладони ко лбу.
– Что это было? – выдохнула она.
– Кардиоимплант, – довольно ответил Аларих. – Только что ты остановила чье-то сердце.
Малая застыла. Сердце? Искусственное сердце?
Что-то пролетело мимо и глухо стукнуло о край мусоросборника.
– По рукам. Есть у меня одно дельце здесь, в Четвертой. Ты поможешь.
Она растерянно моргнула, не в силах поверить своему счастью… Или несчастью; она еще не поняла, как расценивать скрепленный кровью Энцо контракт.
Шаги Алариха отдалились, лязгнула дверь, и Малая осталась одна.

 

* * *

 

Утро она встретила в лаборатории – той, где вытравливали набитые номера, взятые на учет татуировки и особо приметные шрамы. Вживляли фальшивые чипы с новыми личностями. Аларих делал это только своим, так он сказал. Пока Малая ожидала в коридоре, она успела наслушаться, как за дверью что-то жужжало, шипело, хрустело и кто-то ругался, поминая Марса и всех его детей. Пахло горелой плотью.
А затем пришла ее очередь.
Она поежилась. Сталь холодила обнаженные лопатки. В стенах гуляло эхо – выстреливали шаги хирурга, прищелкивал пальцами Аларих, инструменты звякали в лотке, мерно гудела какая-то здоровая установка. Сама же Малая боролась с диким желанием вырваться и сбежать куда подальше. Ведь могла попросить остановиться, сказать, что передумала…
Шаги приблизились. Чей-то палец тронул шрам на брови.
– Откуда?
Аларих. Его голос.
– Не знаю, – ответила Малая, медленно замерзая. Зуб на зуб не попадал. – С… с детства.
– Сильно тебя приложили. Может, из-за этого и зрение плохое?
Родители никогда не говорили, как она его получила. «Упала», – отвечали и меняли тему. Упала и упала, Малая особо об этом и не думала. Так ли это было важно?
– Потерпи, сейчас уколю, не больно, – сказал хирург откуда-то из пятна яркого света. Голос оказался по-женски высоким и мягким; пальцы размяли ей кожу под глазом.
Ее уже кололи тем утром – вкачали что-то в сгиб локтя, отчего закружилась голова, а к горлу подступил горький ком. На этот раз игла впилась под глаз, быстро, как москит. Малая вскрикнула и рефлекторно дернулась, порываясь вскочить, но ремни на запястьях, лодыжках и лбу держали крепко.
– Потерпи, деточка… – пробормотал Аларих. Все это время он стоял рядом, неизменно прищелкивая пальцами. Звук выходил звонкий и хлесткий, как пощечина. – Сейчас схватит и будет не так больно… Будешь летать, как в храме на Сатурналиях.
Боль и правда ушла. Половина лица словно отмерла, перестала существовать. Малая хотела было потрогать щеку, но руку держал ремень. Пахнущая спиртом жидкость расползлась по лбу, затекла в глазницу, испарялась на коже.
– Помню, был я на прошлогоднем праздновании в Третьей курии…
Похоже, теперь Аларих обращался к хирургу. Тот поддерживать разговор не рвался. Молча щелкал тумблерами на гудящем аппарате. Мигнула дюжина индикаторов; Малая заметила бусины огней.
– Сущий Тартар. Один так нажрался, что пытался оседлать статую нимфы. Чокнутый пердун…
Хирург выпрямился – тень отдалилась, на лицо вновь упал свет лампы.
– Вы ее предупреждали? – осведомился он в ответ.
– Предупреждали о чем? – переспросила Малая, чувствуя, как сердце снова ускоряет ход.
Силуэт Алариха придвинулся ближе.
– Послушай, – голос снова был ласков. – Окуляр может не прижиться, тут как повезет.
– Такие случаи уже бывали? – Малая еле шевелила языком. Похоже, укол подействовал – в рот будто смолы налили.
– Разное случается.
Железные распорки ухватили веки левого глаза и раздвинули их, до ощутимого натяжения в уголках. В стальном лотке снова что-то лязгнуло.
– Сейчас немного пощиплет, – сказал хирург. Перед лицом пронеслась тень руки.
И Малая истошно заорала, срывая глотку.

 

* * *

 

Первый час в сознании она блевала. Оставила весь скудный завтрак в углу операционной – мозг никак не желал приспособиться. Все было таким пронзительно четким и ясным – с одной стороны. Живой глаз продолжал видеть лишь муть, и от этой разницы тошнило еще сильнее.
– Эй, эй. – Она почувствовала руки на своих плечах. – Сильно не нагибайся, кровь прильет.
Малая навела резкость на круглое, как бородатый мяч, лицо Алариха. Совсем не страшный. Бородатый, с холодными глазами и редкими рыжеватыми завитками вокруг лысины. Патриций, судя по тому, что на шее номера не было; но в спецовке рабочего. Может, раньше был номером, но свел татуировку.
– Давай, Малая, вставай.
Она кивнула и распрямилась. На одеревенелых ногах проковыляла в другой конец сумрачной комнатушки, разглядывая аппараты с блестящими боками. Осмотрела щипцы и похожие на спирали насадки для машин. Несколько полупрозрачных боксов с чипами размером с ноготь. Металлический стол, на котором извивалась совсем недавно. Впервые она видела,  а не догадывалась.
Открывшееся стерильное царство ее бы даже порадовало – приятно знать, что тебя оперировали в чистоте. Но в мякоть мозга словно сверло вворачивали. Медленно, с расстановкой. Малая подавила зазорное желание попросить еще инъекцию обезболивающего. Или крепкой настойки. Чего угодно, что могло дать ей отдых хотя бы на пару часов.
Времени на отдых не было. У Энцо времени не было.
Она оперлась обеими руками на какой-то аппарат, пережидая боль. По экрану у ее пальцев в два ряда бежали символы – как зеленые муравьи.
Очередной приступ едва не ослепил. Малая зашипела, сжала кулаки.
Зеленые столбцы вдруг смешались. Экран потух. Из решетки на боковой стенке аппарата потянулся дым, запахло паленым. Малая сглотнула и торопливо сдвинулась от него подальше. Только и умела, что ломать.
Рядом что-то мелькнуло. Она вздрогнула и обернулась. Зеркало, всего лишь зеркало. А в нем тощая девчонка с бледным, будто выпачканным мелом лицом. Губы кривятся. На шее и бандаже на груди темнеют засохшие потеки крови.
Новый глаз подмигнул зеленым огоньком. Круглая линза, вокруг которой серебрилась пластина из легкого сплава. Она закрывала глазницу полностью, от брови до скулы; тянулась через висок до линии роста волос.
– Теперь один глаз у меня зеленый, – тихо сказала Малая.
– А также ударопрочный, водонепроницаемый, жаро– и морозоустойчивый. Имперский, с повышенной кратностью увеличения. Таких окуляров в канализации не найдешь.
Аларих говорил, как заправский продавец из телевизионной рекламы.
– Что, если я все-таки выведу его из строя?
Он фыркнул:
– А ты как думаешь? Останешься без глаза.
Хирург вытряхнул лоток в раковину, встроенную за лазерным аппаратом, ополоснул сталь. По кипенно-белым стенкам раковины побежали розовые потеки.
Вновь подступила тошнота. Малая отвернулась к зеркалу и странной девушке в отражении.
– И что теперь?
Губы девушки шевельнулись в такт словам.

 

«Пандора»

 

Уровни Четвертой курии накрыла ночь. Прожектора золотили толстые ноги жилых колонн. Россыпь окон на их бетонных стенах. Шоссейные полосы и улицы, что сплетались в лабиринт далеко внизу.
Машина летела по дуге развязки, как сигнал по кабелю. Молчаливый водитель с номером на затылке не отрывал злых впалых глаз от дороги. Изредка прикусывал колечко серьги в губе. Аларих сидел на заднем сиденье рядом с Малой. Походил на старейшину из Сената: в белой тоге, уложенной складками на левом плече, с красной тесьмой на вырезе туники, с перстнем на пальце. Печатка перстня вспыхивала, как датчик движения в укрытии «Псов Свободы».
Самой Малой выдали костюм из плотного тягучего материала. Он лег на тело черной кожей, облепил так плотно, что было тяжело дышать. Фигура стала походить на стилет, какой носил за поясом помощник Алариха. По бокам светились линии усилителей. Если светится, значит, броня активирована, сказал ей один из «псов». Нажал на какую-то кнопку у основания шеи, и костюм сел по телу. Дышать стало легче. Волосы он велел стянуть в пучок. После долгих бесплодных попыток скрутить что-то на затылке Малая просто завязала их в хвост. Замазала синяки, полученные от Егеря, – не прошли даже за неделю.
«Что мне нужно сделать?» – Она спрашивала много раз, но в ответ получала лишь одно: «Узнаешь на месте. Тебе скажут».
В общем-то, Малая была не в том положении, чтобы требовать ответы.
Она следила за движениями рук водителя и непонятными сообщениями, которые вспыхивали на бортовой панели. Не успевала их разобрать – пока еще читала медленно, несмотря на то, что каждый день превозмогала боль и сидела за обучающей программой. Хотела узнать как можно больше и в кратчайшие сроки. И больше не собиралась верить кому-либо на слово. Лучше все знать самой.
Малая придвинулась к окну, заглянула в пропасть между лентами автострад. Все было таким… четким и реальным. Красивым, но слишком ярким. За прозрачными стенами зданий ходили люди, совсем как рыбы в многослойных аквариумах. Мелькали лаконично обставленные квартиры – такие Малая видела все по тому же телевизору. Над дорогой жужжали полосатые дроны. С помощью нового глаза можно было разглядеть даже линзы камер на их корпусах.
Она тронула теплую биометаллическую пластину на виске и вздрогнула от вспышки боли. Наверное, недели отдыха после имплантации было маловато. Следовало соблюдать постельный режим или что-то в этом духе, но для отдыха и щадящего режима времени не осталось.
У Энцо времени не осталось.

 

* * *

 

Театр «Пандора» славился на всю планету – так сказал Аларих. По стенам бежали яркие афиши – огромные, размером с пару шаттлов каждая. Шпиль впивался в небо и мигал маячком для идущих на снижение челноков. Вокруг крутилось кольцо рекламы. Много знаков, что-то о легионерах и их здоровье. Следом выплыло изображение загорелого мужчины с окуляром на лице. Он взирал на прохожих с легким презрением, выпячивал квадратную челюсть. Как Малая успела понять, именно такие считались в империи эталоном красоты. И на таком окуляр смотрелся куда лучше.
Гости «Пандоры», лучшие и богатейшие патриции планеты заходили через главный вход. Консулы, понтифики, фециалы, дельцы и торговцы оружием; холеные, со сдержанными улыбками на лицах. Вылезали из машин, которые больше походили на шаттлы, поднимались по широкой лестнице под пение хора из динамиков над портиком. По очереди проскальзывали через раздвижные двери, подставляли чипы под лучи считывающих устройств, а перстни – такие же, как на пальце Алариха, – прикладывали к экранам перед арками сканеров. Затем проходили досмотр и сдавали имевшееся оружие.
Малая еле выдержала в скопившейся очереди; переминалась на месте, а голова невыносимо раскалывалась. Хотелось заорать. Растолкать стоящих впереди людей и выбраться наконец из душного прохода. Аларих искоса поглядывал на нее, но молчал. Она проследовала за ним по «белому» коридору сканеров, стараясь не наступать ему на пятки, поднялась на лифте и попала прямиком на небеса.
Главный зал театра располагался на последнем этаже. Казался бесконечным. Наверху, за прозрачным куполом, перемигивалось ночное небо. Стоял жаркий сумрак, лучи света ползли вверх по колоннам. Играла музыка, томная, с глубокими басами, которые отзывались в животе. Кругом беседовали важные патриции, все как один в белых тогах. По стенам и потолку бежали изображения машин, танцующих женщин и обнаженных мальчиков – все сливалось в пульсирующий тошнотворный поток информации, который ошеломлял и тут же застывал в памяти.
Малая раскрыла рот и замерла как вкопанная. Горло цепко схватил спазм. О боги, да куда она попала? Она не хотела, просто не могла идти дальше.
– Пей.
Малая уставилась на дымящиеся стопки золотистой дряни в руках Алариха. Еще выпивки не хватало…
Хотя вдруг поможет?
Она взяла одну и осторожно глотнула. На вкус напиток оказался сладким, как сок. По телу разлилось тепло, головная боль притупилась.
Аларих дождался, пока она не допьет, сунул пустые стопки пробегавшему мимо официанту и двинулся дальше, раздвигая толпу покатыми плечами. Малая поспешила следом.
Ложа на третьем ярусе была забита до отказа сенаторами, их женами, любовницами и детьми. Они хохотали, пили и закусывали. Кичились диковинными красками на лицах и гроздьями камней в ушах и на шеях. Сплошь золото и богатство. Они были так прекрасны, что хотелось провалиться сквозь землю. Развернуться и сбежать.
Но внимания на нее не обращали. Взгляды скользили по ней, как по мебели, никогда не останавливаясь. Для патрициев ее не существует, наконец поняла Малая и даже немного расслабилась от этой мысли. Они просто не видели номеров. «Пандора» была широко известна, но создана исключительно для самых узких кругов.
Номера попадали в театр только в качестве уборщиков или личной охраны. Два «уборщика» из «псов» уже работали внутри. Малая была «охранником».
И все – гости и «псы» – ждали начала представления.
Аларих занял кресло, среднее из трех в пустой ложе. Малая встала за его спиной, но он обернулся и указал на сиденье рядом с собой. Она послушно села. Зажала вспотевшие ладони между коленей.
– Посмотри туда, – сказал Аларих на ухо и указал на ложу на самом верхнем уровне. С их места хорошо было видно всех, кто сидел за бронированным стеклом: лысого одутловатого мужчину, вокруг которого суетились женщины и слуги. Сам он оставался серьезен, как орел на имперском гербе.
– Консул из центральной курии. Избран в этом году. Очень неприятный гражданин.
На вкус Малой, все зрители театра «Пандора» были неприятными.
– Справа жена, слева – дочь. Впрочем, тебе это знать не обязательно.
Жена и дочь сцепились через консула. Одна что-то доказывала другой. Они походили на ровесниц; может, ими и были. Консул безотрывно смотрел на сцену. Когда свет погас, он обрубил спорщиц одним жестом.
Фоновая музыка стихла.
– Любит театр, – сообщил Аларих, с довольной улыбкой набирая сообщение на одноразовом коммуникаторе. – Миллионы пожертвовал.
Такая сумма даже не укладывалась в голове.
Малая вспомнила о труде, с которым доставала десять денариев на лекарство матери. Как собирала на похороны отца – и так и не набрала нужной суммы. Пришлось хоронить в общей яме за пределами курии. А тут миллионы… Похоже, патриции не знали, куда деньги девать. Попробовали бы хоть раз пожить, как обычные номера.
Свет прожекторов упал на мужчину в парике и женской маске с гротескно огромным ртом. Малая увеличила изображение. Мужчина запел – слишком громко и резко в образовавшейся тишине. Казалось, пласты воздуха дрожали от его высокого голоса. По спине даже мурашки побежали.
Консул тоже смотрел на сцену, но вздрогнул, когда слуга коснулся его плеча и передал изящную пластину коммуникатора. Консул сощурился, чуть вытянул руку, всматриваясь в экран. Едва заметно нахмурился и стал что-то набирать.
Коммуникатор в руке Алариха завибрировал.
– Другого я и не ожидал. – Аларих пробежал глазами полученное сообщение и тронул Малую за рукав. – Найди кардиоимплант.
Малую как водой облило.
– Что? – глупо переспросила она.
– Кардиоимплант консула. Замедли работу, но не останавливай.
Юпитер всемогущий, да как она могла это сделать? Она покосилась на уборщика-«пса» у дверей ложи. И отступать было некуда.
Пришлось сосредоточиться. Она навела фокус окуляра так, что консул стал хорошо виден. Представила себя в его теле: стареющем, полноватом, с крупными ровными плечами. Поймала дыхание по плавному движению груди.
И будто почувствовала камень в груди. Инородное тело, испускающее импульсы. Малая приглушила эти сигналы – как ладонью накрыла.
Консул вдруг побелел и согнулся в кресле. Исчез из виду за золоченой балюстрадой.
– Отпусти. – Ее шлепнули по руке. – Отпусти его.
Малая торопливо вспомнила родителей и их голоса. Обычно это успокаивало.
Сработало и на этот раз. Консул выпрямился, на лицо вернулся цвет. Жена, дочь и слуги наперебой спрашивали о чем-то. Попытались вывести его из ложи, но консул отмел все их попытки движением ладони и достал коммуникатор.
– Что делает?
– Пишет вам. – Малая еле шевелила ослабевшими губами. Казалось, из нее одним махом вытянули все силы.
– Хорошо. – Аларих кивнул. – Видишь, как здорово? Тебе всего лишь было нужно его увидеть. Не сомневаюсь, что с окуляром ты способна на гораздо, гораздо большее…
Коротко загудел коммуникатор. Аларих прочел сообщение и помрачнел, губы сжались в нить. Он ухватил вино со столика.
– Вот же упрямый ублюдок, – сказал он в бокал. – Убей его.
Убить?!
– Что? Как?
– Не прикидывайся, ты поняла, о чем я.
Малая покосилась на полупрозрачную пластину коммуникатора в его руке, увеличила изображение и зашевелила губами, разбирая строки полученного сообщения. «Я сообщил легионерам. Ты – всего лишь пыль».
Она вновь глянула на консула. Будто почуяв на себе фокус окуляра, он повернул голову и уставился в ответ. Малая была готова поклясться, что он видел ее. Именно ее. Запоминал лицо будущего убийцы.
Она вдруг поняла, что не могла этого сделать, даже ради Энцо. Все зашло слишком далеко.
– Нет.
Аларих глянул с нескрываемым раздражением.
– Ты слышала мой приказ.
Теперь он говорил, как настоящий патриций. Приказывал.
Малая не терпела, когда ей приказывали.
Она огляделась и встала.
– Куда? – осведомился Аларих.
– Хочу подобраться ближе. Не могу почувствовать, – соврала она и протиснулась мимо «пса», который уже десяток минут прибирал ложу. Его рубашка топорщилась у пояса. Похоже, пистолет. «Пес» скользнул по ней подозрительным взглядом, но все же посторонился и дал выйти в коридор. Малая ступила в яркий свет и зашагала прочь, оглушенная стуком собственного сердца.
Спустя пару шагов она обернулась.
«Пес» вышел за ней.
Малая заторопилась вдоль дверей, ведущих в другие ложи. Лавировала между официантами с подносами. Завернула за угол и сбежала уровнем ниже по парадной лестнице. Завидев дежуривших легионеров, она пошла спокойнее. Их было трое: коротко стриженные, гладко выбритые, в одинаковой темно-синей форме, в которой они походили на гончих. Заметив Малую, один из них что-то сказал товарищам и двинулся к ней.
«Пес» был все ближе.
Гончие с одной стороны, волки – с другой.
Она в панике выдохнула. Проследила за официантом с подносом грязной посуды. Он толкнул служебную дверь, и Малая бросилась следом. Врезалась в его спину.
Посуда посыпалась на пол. Официант отшатнулся, за спиной заметались крики.
Малая кинулась по служебному коридору; мимо дверей, за которыми ухали десятки кухонных модулей. Влетела в подъемник и трижды успела нажать кнопку нижнего уровня, прежде чем двери закрылись. Лифт набрал скорость, провалился вниз, и на миг Малой почудилось, что она взлетает.
Цокольный этаж театра оказался чистым и безликим. Коридоры пересекались столь же одинаковыми коридорами, двери походили одна на другую – без табличек и каких-либо опознавательных знаков. Только белый пластик – стен, потолков, входов, выходов. Над головой тускло мерцали полосы ламп, на которых… От яркости и волнения у Малой сбилась фокусировка, и мир заслонило изображение дохлой мухи за светильником. На скрюченных лапках топорщились волоски.
Заметив камеру у потолка, Малая опустила голову. Уставилась на собственные ботинки, уняла тошноту и зашагала вперед.
Успокоиться. И не останавливаться. Не время бояться.
Она поравнялась с охранником. Взгляд сам уполз к матовой кобуре, которая выглядывала из-под форменной куртки. Но, хвала Юпитеру, охранник прошел мимо. Даже головы не поднял.
Малая зашагала быстрее. Обернулась и вздрогнула, заметив «пса» в форме уборщика. Тот озирался, расталкивал официантов и рабочих в спецовках. Малая торопливо свернула в боковой коридор и едва не взвыла. Уперлась в тупик! Четыре двери и стена. Двери заперты. На одной желтел знак пожарного выхода.
Она выглянула за угол.
«Пес» шел в ее направлении.
Сразу за ним – она приблизила изображение и задохнулась от ужаса – сразу за «псом» шел легионер.
Малая спряталась обратно и прижалась затылком к стене. Нужно было бежать, вот только куда? Стоит сунуться в коридор, как «пес» или легионер сразу заметят.
Она бросилась к дверям в закутке. Вновь проверила одну за другой, но все оказались заперты – выдавали красный код и угрожающе пищали. У потолка мигал глазок камеры. Должно быть, охрана здания уже засекла ее попытки.
Малая положила ладонь на экран пожарного выхода. Настроилась, попыталась почувствовать. Ничего, будто в стену смотрела.
– Давай же, ну давай, – прошептала, облизывая сухие губы.
Экран упрямо горел алым, и она хлопнула по нему в раздражении.
– Стоять.
Приказ хлестнул, как пощечина. Малая забыла про замок и глянула через плечо.
Легионер целился в нее из пистолета. Светловолосый, с мягкими чертами лица. Больше походил на жреца, чем на солдата, но взгляд был твердый. Взгляд окуляра, такого же, как у нее. Губы плотно сжаты. И оружие он держал уверенно; точно выстрелит, если понадобится. Даже думать не будет.
За его спиной показался «пес». Заметив форму легиона, он заторопился мимо и скрылся за углом.
– Руки за голову, – велел легионер.
Малая послушалась. Может, стоило ему довериться, попросить о помощи? Она же не была преступницей! Не сделала ничего плохого. Но, вспомнив слова Алариха, она отказалась от этой мысли.
Легионеры посадили Энцо в крио. Искали ее. Помощи не будет, ниоткуда.
– Повернись.
Она развернулась. Оказалась лицом к экрану блокировки. Тот горел неизменным красным, и все ощущения, как назло, молчали. За спиной щелкнули шаги.
Малая закусила губу. Она не могла так просто сдаться. Должна была вытащить Энцо – с помощью Алариха или без.
Тонкая нить сигнала отозвалась маячком. Малая ухватилась за нее, и экран сменил цвет на зеленый. Дверь всосалась в стену, открыв узкую лестницу, что вела наверх.
Малая рванула с места: вперед и вбок. Вовремя – перила зашипели и оплавились от угодившего в них заряда. Повезло – легионер не ожидал, что заблокированная дверь вдруг решит открыться, и промазал. Она мигом перескочила пролет и кинулась за угол, в боковое ответвление. Впереди виднелся выход на подземную стоянку.
Она выпала в холод бетонных тоннелей и побежала, пригнувшись, вдоль ряда одинаковых белых такси. Ее силуэт отражался в решетках и выпуклых фарах. Собственное дыхание оглушало, в боку кололо от бега. В конце ряда она остановилась и привстала. Заметив движение, увеличила изображение.
Легионер стоял у выхода на лестницу. Обвел припаркованные машины пистолетом, затем нажал на мочку уха и что-то сказал. Должно быть, вызвал подмогу.
Нет-нет, только не это…
Малая огляделась. Выход на улицу темнел в двух сотнях шагов, и это расстояние нужно было пробежать по открытому пространству. Прекрасная мишень, ничего не скажешь. Она вытерла вспотевшие руки о костюм, и линии на боках засветились.
Точно, усилитель! Костюм был не просто маскировкой, а самой настоящей бронированной шкурой.
Малая нащупала складку на вороте у затылка и вытянула капюшон. Его край прилип ко лбу, упругая ткань обтянула голову.
Почти полная защита.
Она осторожно ступила из-за машины. Поймала момент, когда легионер смотрел в другую сторону, и бросилась вперед. Ее догнал крик, еле слышный за гулом в ушах.
Малая вильнула между рядами. Пересекла еще одну площадку и едва не упала, когда из-за грузовичков кейтеринговой компании выскочил «пес». Тот самый, в форме уборщика. «Пес» бежать не стал; просто направил что-то в ее сторону. Воздух загудел, и Малая словно в стену влетела. Заряд бросил ее на колонну. Плечо онемело, изображение в окуляре зарябило.
Ничего, никаких ран. Просто будет большой синяк. Больно зверски, но не настолько, чтобы остановиться.
Малая помчалась дальше. Перелезла через парапет и двинулась по спирали подъема. Страх подстегивал. За спиной кто-то выстрелил, раздались крики. Похоже, «пес» встретился с подоспевшими легионерами. Туда ему и дорога.
Она вывалилась в холодный ночной мрак. Окуляр постепенно пришел в норму, и она заковыляла вниз по улице, задыхаясь от быстрого шага. Время давно перевалило за полночь. Курия устало гудела машинами, подслеповато моргала рекламой на вершинах зданий.
Малая перебежала перекресток, необычно запруженный для позднего часа. Машины стояли тесно, ожидая сигнала светофора. Экран у пешеходного перехода отсчитывал время, оставшееся до начала движения. Оказавшись на тротуаре, она позволила себе небольшую передышку – сил совсем не осталось. Она согнулась, уперла руки в колени. Под ребрами сводило, то ли от удара, то ли от бега. Голова шла кругом от всего, что произошло.
Но взгляд на себе она почувствовала. Фокус чужого окуляра.
Знакомый легионер смотрел прямо на нее. Он стоял на противоположной стороне дороги, рядом с мигающими цифрами светофора. Нахмурился, но оружие доставать не стал и быстрым шагом двинулся к ней.
Нет-нет! Только его не хватало!
Между ними пролегало десять полос. Десять полос, десять шагов.
Малая в панике глянула на огни светофора, распрямилась и заковыляла прочь от перекрестка.
Скорее бы красный.
Скорее бы красный.
Скорее бы…
Рев моторов огласил улицу. Светофор вдруг переключился на красный, машины помчались дальше, а легионер замер под разделительными маячками посреди проезжей части. Потоки машин огибали его по обе стороны. Странно, конечно; Малая была уверена, что зеленый сигнал горел бы еще долго. Но тем лучше для нее. Стоило сматываться, пока преследователь не мог двинуться с места.
Услышав гул тормозов, она опять обернулась. Со съезда эстакады на полном ходу летел тяжеловоз. Легионер зачарованно уставился на него.
«Не останавливайся», – мелькнуло в голове, прежде чем Малая успела перехватить эту мысль и задушить на корню.
И что-то внутри грузовика хрустнуло. Будто стекло лопнуло в ладони. Водитель попытался затормозить, – Малая почувствовала, как он заколотил по сенсорной панели управления, – но машину занесло. Кузов качнулся, мигнул турбинами, медленно завис на боку.
Перевернулся и накрыл легионера собой.
Малая вскрикнула и прижала руки ко рту. Прохожие остановились, кто-то завизжал. Разделительные маячки на месте аварии окрасились красным, вдалеке завыли сирены.
А Малая неслась по склону улицы, бежала на нижний уровень.
Не ее вина. Ведь светофор переключился сам, и тяжеловоз перевернулся сам.
Она была совсем ни при чем.
Просто не успела что-то сделать.
Хотела, но не успела.
И какая-то ее часть беспрестанно думала о том, как было бы здорово, если грузовик все-таки не остановится. Сколько проблем исчезнет одним махом. Вспомнив это, Малая всхлипнула. Легионер мог выжить. Разумеется, мог, кивнула она себе. Наверняка отпрыгнул или еще что-нибудь придумал. Она торопливо вытерла слезы и свернула за откатную дверь с изображением робота на вывеске. Знакомая территория. Сама того не желая, она вернулась к дому. Уже ставшая родной колонна нависла над ней черной тенью.
Очень кстати. Нужны были деньги и свежая одежда. Армокостюм слишком бросался в глаза.
Малая взбежала по лестнице. На этаже царила тишина, только шелестел мусор, потревоженный ботинками. Она осторожно заглянула в коридор.
Никого.
На цыпочках Малая пробежалась к своей двери и сунула ключ-карту в замок. Тот мигнул зеленым. Она включила ночной режим окуляра, сжала влажные ладони и толкнула дверь.
Тоже никого. Только очертания мебели и серый прямоугольник окна. Комната оказалась такой унылой. Воспоминания о ней были чище, чем она сама. Стены с потеками, окно грязное, и одежда… Малая скривилась. Тоже серая, в тон стенам.
Переодевшись, она сорвала с изголовья кровати сумку и принялась набивать ее всем, что могло сгодиться. Две карты с денариями, футболка, аптечка, блокнот и зачем-то старый навигатор-наушник.
На краю стола лежал пластиковый прямоугольник. Ключ-карта от комнаты Энцо. Когда они только заселились, он оставил ей запасной на всякий случай.
Как же без него было одиноко. И страшно…
Малая вытерла нос. Все это временно. И одиночество, и вонючие комнатушки. Она разыщет Энцо, вытащит из тюрьмы. И с Аларихом они разберутся уже вдвоем.
Она закинула сумку на плечо и ухватила ключ. Стоило поискать в его комнате деньги – кто знает, сколько времени придется прятаться?
Малая пробежалась по сумрачному коридору и разблокировала замок. Дверь с тихим щелчком отъехала в сторону. Внутри все было перевернуто – то ли легион устраивал обыск, то ли местные залезли. Деньги наверняка вытащили, да и оружие, если оно имелось.
Она подняла с пола куртку. Большую, в такую можно обернуться дважды. Прижала ее к груди и вдохнула уже ставший близким запах.
Шаги за спиной она услышала слишком поздно.

 

 

II. Erebus

 

Хлебные крошки

 

Легионер Луций Цецилий Авианий Марс не любил утро.
Ни жиденький рассвет, едва пробивающийся через потолок нависших над Четвертой курией туч. Ни желтые всполохи лучей в дни хорошей погоды. И ничто – ни дождь, ни мокрый снег зимой, ни самый лютый ураган – не меняло его распорядка.
Ровно в пять утра он вставал. Залезал под широкую струю душа, где нещадно оттирал себя под осенне-прохладной водой. Шлепал на кухню – слишком тесную по меркам его богатого семейства и слишком просторную для одного человека по меркам самого Луция. Выпивал чашку свежесваренного кофе, без аппетита поглощал тост с ломтиком ветчины. В качестве десерта откупоривал пузырек из тонированного стекла и лепил за щеку перламутровую таблетку «гелиоса». Обычный завтрак.
Но это утро началось не в пример бодрее.
Храмовый бассейн кипел. На поверхности вздувались маслянистые пузыри; лопаясь, они выпускали удушливый газ, от которого кружилась голова.
Луций снова глянул на притихшего скворца в своей руке. Тот косился черными бусинами глаз. Сердце отчетливо билось в щуплой груди, под нитками косточек. Боялся. Луций же не чувствовал ничего, кроме горя и странной гулкой пустоты.
Он ухватил птицу за голову, свернул шею и бросил в кипящую жидкость далеко внизу, за каменным парапетом. Та сожрала пернатое тело в мгновение ока. Следом упали три щепотки земли из пластикового контейнера неподалеку.
– Хозяин космических глубин, прими эту смерть, – торопливо зашептал нелепые, заученные с детства слова, кося глазом на женщин в нескольких шагах справа. Те истово молились; голубь в руках старшей беспомощно крутил головой. Сам Луций в молитвы не верил – да и в богов тоже, – но сегодня ему хотелось поговорить хоть с кем-то, пусть и с выдуманным Плутоном и его ларами. Больше собеседников не осталось.
– Прими эту смерть, как принял высокородного патриция Миния Аэлия Агеласта, потомка Ювения Агеласта, отца Овидия Агеласта и Аэлия Агеласта Младшего.
Он сбился и умолк. Сглотнул злобу и горечь с языка.
– Он был хорошим другом и напарником. Терпеливым человеком. Будь к нему милостив.
Луций вскинул голову, уставился на храмовый купол, пережидая непростительную для легионера слабость. По серому пористому камню ползли голограммы лиц усопших. Они мирно улыбались. Казалось, спали, если бы не зашитые глаза. Миния среди них уже не было – лики проецировали в течение первых суток после смерти. Затем тела кремировали и отправляли прах в окружной колумбарий.
Все это казалось омерзительным. Украшенный фальшивой позолотой храм, фальшивое тихое пение из динамиков за капителями колонн, фальшивая печаль на лицах жрецов в расшитых хламидах. Ничто из этого не могло приглушить боль утраты.
Глянув в последний раз на кипящий источник, он прошел по центральному нефу храма, мимо каменных скамей, на которых сидели потерянные скорбящие. У выхода сдернул одноразовую тогу с плеча, сунул ее белый ком в отверстие мусороприемника и поднес запястье к электронному жрецу. «Списано сто денариев, – безмолвно написал тот на экране. – Боги да пребудут с вами». Прозрачные ворота разъехались, и Луций шагнул в свежий утренний сумрак.
Из которого что-то шлепнулось на плечо.
Луций с отвращением уставился на белую кляксу на шве форменной куртки. Юркая тень снялась с полосы фонаря над портиком; захлопали крылья. Земные паразиты гадили метко.
– Это знак!
Луций повернулся на крик. Поймал взгляд паломницы, которая сидела у колонны неподалеку. У коленей стояла коробка для подаяний. На лбу алела вертикальная полоса – отметина системы Эреба. Такие часто залетали на Землю; делали пересадку и отправлялись дальше, к внутренним сферам империи. Любимое развлечение поклонников Плутона – летать по Новому Риму без определенной цели и занятия, как сбоящий дрон.
Паломница улыбнулась – губы цвета гороховой пасты разъехались в улыбке, обнажив пустые десны. Мерзость.
– Боги заметили тебя.
Гнев и раздражение взбухли пенными волнами, совсем как воды на дне Плутонова источника. В плечо толкнули, и Луций, не глядя, поднял запястье, обнажив клеймо легиона. Вокруг мигом стало свободнее.
– И чем же они благословили меня, эребе? – Он шагнул к попрошайке. Мыс его ботинка коснулся коробочки для карт, и та проскребла по граниту. – Птичьим дерьмом?
Пускай пророчества и видения попрошаек были иррациональны и рассчитаны лишь на вытягивание денариев из простаков, но в глубине души Луций желал этого полубезумного прорицания. Он не был простаком, но надеялся на силу и мощь богов. На знамение скорого отмщения. На долгую и мучительную смерть врагов в крови и дерьме, как и полагается подыхать плебеям.
– Ты будешь плодовитым, воин, – ответила смуглая эребе. – Начнешь новую, длинную ветвь.
Луций сплюнул и зашагал по ступеням, к рокоту и гаму Четвертой курии.
Потомство, ха.
Он не нуждается в потомстве. Он хочет мести.

 

* * *

 

Ни дождь, ни мокрый снег, ни лютый ураган не меняли ни единого пункта в распорядке Луция Цецилия Авиания Марса, следователя Четвертого Управления и декуриона – начальника семи ленивых патрульных и одного программиста. Подчиненные тоже не радовали нисколько. Но, несмотря на это, Луций летел на работу. Пахал без выходных и отпусков.
Всегда. Кроме сегодняшнего утра.
Луций замер у большой, в человеческий рост, панели в приемной Управления. На экране сменяли друг дружку фотографии светлокожего улыбчивого парня. В форме и гражданском, на рабочем месте и у патрульной машины, с пальцем на спусковой кнопке гасты – винтовка подключена проводком к окуляру.
Следующий залп фотографий: с женой в день их свадьбы, с первенцем на руках, с подросшим ребенком на празднике Юноны. Луций узнал бежевый свитерок, в котором щеголял ребенок – выбирал сам, в подарок на трехлетие. Помнится, напарник тут же натянул его на сына и попросил сфотографировать их вместе.
Миний на панели широко улыбался, как делал всегда. На запястье обнаженной руки блестела узкая полоса стали. Браслет, запаянный намертво, символ отличия.
Луций одернул рукава рубашки, прикрыв сталь собственных браслетов манжетами. В отличие от напарника, он не гордился своими наградами. Увидь кто-нибудь ту резню, в которой пришлось участвовать, сразу понял бы, что восхищаться абсолютно нечем. Грязь, кровь, боль и беспорядочная стрельба.
Экран мигнул, сменился изображением праздничного стола – только боги знали, зачем его всунули в общую подборку. На фото улыбались все, кроме высокого легионера с темным ежиком волос и столь же темным выражением лица. Он стоял рядом с Минием и прожигал фотографа взглядом. Руки прятал за спиной. Чтобы никто не видел фосфорического мазка от «гелиоса» на пальцах, вспомнил Луций. В тот день он забыл перчатки дома.
Поджав губы, он оторвался от череды слащавых, уже никому не нужных снимков и направился к пропускной зоне. Темнокожий легионер у рамки досмотра поднял на него взгляд, и безразличие сменилось настороженностью и неприязнью. Впрочем, так менялся взгляд у всех встреченных Луцием работников Управления.
Да и плевать.
– Декурион Луций Цецилий Авианий Марс. – Он склонился к микрофону. Голосовой датчик пискнул, подтвердив личность. Лазерный луч пробежался по чипу на запястье.
Конференц-зал располагался на двадцатом этаже, но, несмотря на красивый парк и храм за прозрачными стенами, всегда оставался погружен в полумрак. Детали над доской голографического проектора и на панели были заметнее в сумраке. Оборудование Управления давно нуждалось в замене, но Сенат жалел средств на модернизацию.
Двумя размашистыми движениями Луций растянул панель на стене, включил видео, перемотал до нужного момента и стукнул по экрану. Запись остановилась. На ней замерла девушка в черном армокостюме. Виднелись лишь затылок, шея и спина, на плечах светились полосы армозащиты.
Он увеличил изображение. Воротник девушки замялся, под линией волос виднелся выбитый регистрационный знак.
– Негражданин I-45, из курии Десять. – Луций размял подрагивавшие пальцы. – Шесть недель тому назад прибыла в Четвертую курию. Слепая, с сопровождением.
Он открыл новый слой, включил другое видео, с камер вокзала. На нем девушка цеплялась за руку высокого парня. Номера, судя по простой одежде. «Сына Марса», судя по мощному телосложению и имплантату.
И бывшего члена группировки, судя по тому, как старательно он прятал татуировки под рукавами. Выделялся в толпе легко одетых патрициев.
– Негражданин А-206, Пятая курия. Марсианин. Состоял в группе «псов». Отбывал срок, семнадцать недель тому назад был расконсервирован. – Луций назвал статью, по памяти повторив длинный номер. – По полному циклу на вокзале его не проверяли. Записали как сопровождение слепого, низкая степень угрозы. На момент совершения убийства, – он намеренно использовал это слово, хоть знал, что пока не имел на него права, – А-206 находился в отделе предварительного содержания Орбитальной криотюрьмы. Но, может быть, какие-то его связи выведут нас на I-45.
Он глянул через плечо. Встретился взглядом с центурионом Титом Пуллием, который примостился у выхода, и отвернулся. Развернул еще один снимок с камер.
– На территорию театра I-45 проникла в сопровождении патриция. Пока неясно, состояли они в сговоре или нет.
– И здесь она уже с имплантатом, – добавил Тит Пуллий за спиной.
– Военный окуляр, да, – кивнул Луций. – Сопровождал ее Брут Аквиний по прозвищу Аларих. Регистрация Седьмой курии. Более пяти лет числился погибшим. Из здания не выходил, следов не обнаружено.
Мог переодеться в форму обслуживающего персонала и скрыться через служебные шлюзы стоянки в тоннель, в обход проверки чипов. Мог нацепить голографическую маску, камеры такое не распознавали.
Проклятое старое оборудование и жадность Сената.
– I-45 замечена у жилой колонны, где снимала комнату. На рабочем месте более не отмечалась. Курию не покидала. До сих пор не ясно, почему декурион Агеласт преследовал ее. Легионеры из его группы доложили, что ему пришло сообщение на некс. Киберотдел занимается восстановлением данных, но имплантат слишком поврежден. Заметив I-45, декурион последовал за ней. Через девять минут поступил запрос о подкреплении, вызов с первого уровня стоянки. Номер, инициировавший перестрелку, убит при задержании.
Еще один слой на панели. Изображение тела в бежевой форме уборщика.
– Регистрационная татуировка сведена, найти лицо в базе не удалось.
И, судя по записям с камер, он тоже преследовал неуловимую I-45. Проклятая слепая притягивала неприятности.
Луций кашлянул и свернул панель – едва не проткнул пластиковый угол пальцем. Экран медленно съежился до размеров блокнота, мигнул и перешел в спящий режим. Лампа проектора, припекавшая макушку все время инструктажа, наконец погасла. Иссушенные жаром щеки горели. Луций развернулся на пятках и оглядел два ряда лиц за столом. На всех застыло одинаковое выражение безутешной скуки. Собравшиеся легионеры походили на лодырей с задних парт академии. Будто только что обсуждали не сбежавшую преступницу и гибель декуриона Управления, а никому не нужную статистику. За долгую карьеру Луцию доводилось выступать немало, и он привык к тому, что некоторые легионеры слушали вполуха.
Но этим утром нервы шалили.
Рука потянулась к рукояти табельного распылителя. Поймав себя на этом, Луций сжал кулаки и завел их за спину.
– Ваша цель, – он постарался сказать как можно спокойнее, – собрать как можно больше информации. Опросить гостей и работников театра. Соседей по дому. Всех, кто имел к ней отношение.
Один легионер поднял руку. Из декурии Луция, знакомое лицо.
– Имеем ли мы право заниматься сбором информации? К какому делу подшивать полученные данные? Преступлений в театре «Пандора» совершено не было, только административные нарушения, которыми мы не занимаемся. Смерть декуриона Аэлия зарегистрирована как несчастный случай…
– Смерть декуриона Аэлия еще никак не зарегистрирована, – прервал его Луций. – Собранные данные прошу отправлять мне лично.
Еще он не любил умников. Тех, кто лишь рассуждал сложа руки. Искал какие угодно оправдания, только бы ничего не делать.
Утренний сбор закончился. Легионеры поспешили из кабинета, отдавая дежурную честь. Не торопился лишь центурион. Единственный толковый человек во всем Управлении. Поймав взгляд Луция, Тит Пуллий улыбнулся. Он вообще улыбался часто, хоть ему это категорически не шло. Шрамы, крест-накрест пересекавшие щеки, разъехались к ушам. Левая, биометаллическая половина лица осталась неподвижной.
Странное зрелище.
– Как ты? – неожиданно фамильярно спросил он. Отвечать не хотелось. Луций предпочел бы говорить только о расследовании.
– Неплохо, спасибо.
Хотя бывало и лучше.
– Отправил соболезнования супруге Миния, она любезно их приняла.
Тит Пуллий кивнул все с тем же отцовским участием. Не намного старше Луция, лет на десять, но пережил в десятки раз больше – Луций видел его досье. Бывший центурион отряда быстрого реагирования. Под его кожей таилось больше стали, чем под капотом служебной машины.
– Поступили данные по А-206. Его уже подготовили к отправке на орбиту. Крио на четыре года.
– За передачу посылки? Четыре года?
– По новому кодексу.
Опоздали, не успели допросить. Луций снова сжал кулаки. И как он мог забыть «гелиос» дома? Идиот.
С пойманными на месте преступления особо не церемонились. Порой даже по базе не пробивали; так, вводили номер осужденного в автомат, указывали код преступления, сканировали чип легионера, который провел задержание. Машина выплевывала талон, и осужденный отправлялся в предварительный отдел на заморозку.
Безликий и как минимум несовершенный подход.
– Когда отправка?
– Через две недели обещают челнок. В любом случае у нас все равно недостаточно причин для его расконсервации.
Тит развел руками, открещиваясь от происходящего. «О, жестокий мир, – будто говорил он. – Жестокий, несправедливый…»
Луций нехотя кивнул. Чему удивляться? Судебная система Нового Рима была далека от совершенства.
– И только что ответили с Десятой. Последний раз I-45 отмечалась по месту регистрации пару месяцев тому назад. Дом пуст, вещи на месте. Ничего подозрительного.
Вот это было сомнительно.
– Я хочу проверить сам лично.
Луций выдержал тяжелый взгляд центуриона. Подавил желание скрестить руки на груди и вновь заложил их за спину, сцепив пальцы в замок.
– Луций, зачем? Я уверен, там и без тебя все отлично проверили. И… – Тит замялся, подбирая слова. – Ты пойми, это был всего лишь несчастный случай.
В повисшей тишине тихо потрескивала вентиляция. За тонкой стеной слышались голоса, шаги и звяканье кофейного аппарата.
Луций упорно молчал, поджав губы.
Тит Пуллий изучал его еще несколько мгновений, затем усмехнулся и выудил из кармана блокнот. Растянул экран, и пластина экрана засветилась изумрудным. По ней побежали полученные письма. Тит свернул их движением пальца и открыл таблицу учета центурии.
– Пара дней, Луций. В понедельник жду тебя с результатами.
– Так точно.
– Сейчас, конечно, не лучшее время, но я должен назначить тебе напарника. – Заметив, что Луций собирается возразить, Тит Пуллий жестом велел ему заткнуться. – Обязан по закону.
Луций торопливо сморгнул гнев, белой пеленой застивший глаза. Спокойствие, только спокойствие. Еще не хватало, чтобы его сняли с дела за неповиновение.
– Прошу. Мне не нужен напарник. Не сейчас, – он накрыл блокнот центуриона ладонью.
Тит сощурился:
– Пойдешь со служебным нюхачом, раз не хочешь напарника.
Еще лучше: номер, марсианин, необразованное животное. Луций даже понимал их с трудом, хотя по долгу службы знал воровской жаргон подземных уровней. Пропасть между гражданами и низшими слоями Нового Рима была непреодолимой, и он не имел ни малейшего желания ее форсировать.
Стоило выезжать немедленно. Сесть на ближайший рейс, и прости-прощай непрошеный нюхач. Даже наемники-марсиане со своей выносливостью не могли догнать уходящий состав Трансзонального экспресса.
Он щелкнул каблуками и пулей вылетел из зала в длинный, уже опустевший коридор. Помчался мимо панелей с изображениями разыскиваемых преступников и целей. Каждого из них он знал в лицо. Бородатый громила Корнелий Сулла, анархист и мародер. Три-Семь, известный серийный убийца с самодельными окулярами вместо глаз. Десятки голографических взглядов скользили по выправке Луция со злостью и презрением. Под каждым из лиц бежали строчки данных. Рост, особые приметы, гражданство или регистрационный номер.
Лифт звякнул, открывшись.
– Поедешь? – поинтересовался женский голос за спиной. Луций кивнул, не глядя, шагнул внутрь. Разлиновал таблицей экран блокнота. Мысли кипели, грозя вылиться через уши и нос.
Столько версий ждали проверки. Свежий след тянул за собой.

 

* * *

 

Высотки Четвертой, космопорт Пятой и гелиобатареи Шестой курий исчезли в ночном тумане одна за другой. Следом пропал укрывавший их голубоватый защитный купол; его сменили радиоактивные дюны и тонны рыжего от пыли воздуха. Выжженная веками и войнами земля.
Состав влетел в тоннель, и в купе резко стемнело; лампы тлели только в скрытых нишах под потолком. Поворот, рывок ускорения, и экспресс снова устремился в алые поля. Путешествие через зону отчуждения всегда было своего рода экстримом. Слабонервных, беременных и страдающих эпилепсией просили лишний раз его не совершать, чтобы не бередить психику и не провоцировать припадки.
Луций ощущал лишь легкий дискомфорт – видал кое-что похуже. Например, расчлененное тело, забившее сток в канализации. К тому же он пересекал зону не впервые.
В первый раз он ехал на Трансзональном вместе с Минием. Они вырвались из академии на выходные и решили смотаться в Седьмую курию – просто так, интереса ради. Кто-то из однокурсников сказал им, что девушки там особенно развратные. Охочие до богатеньких сынков из центра.
Дать им тогда, конечно, дали, но не так чтобы очень развратно. По роже. Луцию наложили с десяток швов, Минию Аэлию имплантировали искусственный глаз вместо выбитого живого.
Луций поморщился. Спину и шею вновь начало сводить. Он выудил из кармана пузырек с «гелиосом» и сунул плоскую таблетку за щеку. На подушечках указательного и большого пальцев остался серебристый фосфорический мазок – приставучая штука. Луций привычно натянул перчатки. Затем открыл блокнот и в который раз включил видео с места аварии. Вот напарник двинулся через перекресток. Смотрел точно на I-45, нейтрализатор оставил в кобуре (почему, почему, Миний?!). Светофор переключился, машины двинулись, грузовик завис над застывшим в ужасе Минием, и…
Луций перемотал запись назад. Затем еще немного, до предыдущего зеленого сигнала. Ровно сто двадцать секунд. Включился красный, затем снова зеленый. Он опять засек время. Проезжую часть пересекла девчонка. Остановилась на тротуаре, обернулась, и Миний побежал следом. Луций увеличил изображение смазанного профиля. I-45 чуть подняла голову. Смотрела не на легионера – выше.
Зеленый сигнал сменился красным.
На браслете Луция светились сто одиннадцать секунд. Сбой в программе, сказали техники.
Луций откинулся на спинку сиденья и позволил записи доиграть до конца. После чего смял блокнот до размеров сигаретной пачки, швырнул его на стол. Пластиковый квадрат проехался до смятой обертки от бутерброда, ткнулся в нее и остановился.
Теперь он был уверен – Миний погиб не случайно. Может, девчонке поставили имплантат с дистанционным управлением. Она же нашла деньги на окуляр. Правда, ни один хакер не мог взломать одновременно систему светофора и грузовика… Слишком быстро.
Луций растянулся на мягкой скамье – как обычно, не снимая ботинок и перчаток, – положил голову на свернутую валиком куртку и закрыл глаза. Стоило поспать; путь предстоял неблизкий.
«Гелиос» наконец подействовал, и напряжение отступило. Тело расслабилось, растеклось по сиденью. Звуки стали глуше и мягче, темнота – медовой и уютной. Это обезболивающее, мягко говоря, не приветствовалось командованием легиона. Но старые ранения, мешающие выполнению воинских обязанностей, приветствовались еще меньше. А Луций не хотел остаться без работы.
Пустыня за подголовником выла, навевая дрему. Перед глазами замелькали полустертые картины прошлого: дым подбитых челноков, бегущие легионеры, собственные ноги, утопающие в песке. Экипировка совсем не рассчитана на условия планеты, где они оказались. Ботинки экзоскелета проваливаются глубоко. Приходится выдергивать, ловить равновесие. Прилетает зеленая волна снаряда, и защита на груди проминается так, что невозможно дышать…
Луций поморщился и провалился в знакомый кошмар.

 

* * *

 

– Доброго тебе утречка и привет от Пулли.
Он сразу ее узнал. К-326-3, марсианка на службе Управления, выделялась на фоне стерильной чистоты Трансзонального вокзала, как пятно дерьма в операционной. Высокая – чуть ниже Луция, – с крепкими и заметными округлостями, сильным телом и гривой цвета южной ночи. На смуглой скуле распустился узор татуировки, в рваном ухе блестело кольцо. Одета не по форме, в который раз. Терпели ее только из-за таланта: находила любой след. Особенно если этот след пах наркотиками.
Ее голос он тоже узнал. Вчера, у лифта, она говорила мягче, не так хрипло. Похоже, ночь в экспрессе оказалась несладкой.
Стоило помнить, что центурион всегда видел его насквозь. Послал нюхача вдогонку.
– Не слишком оно доброе, Три-Два-Шесть.
– Без официоза, ладно? Просто Бритва.
Она затянулась кривой сигаретой. Уголек почти обжигал перчатки для аэроцикла. Под накрашенным глазом темнел свежий синяк. Выглядела Бритва как проститутка из лупанария. Вела себя так же.
– Не знал, что ты куришь.
Она процедила облачко дыма через зубы.
– Моей работе курево не мешает.
– А моей – мешает, – отрезал Луций и разблокировал двери лишь после того, как окурок полетел на обочину. Он и сам курил, но на марсиан у него развилась особая аллергия – при каждой встрече хотелось сунуть распылитель им в морду и нажать спусковую кнопку.
Бритва неспешно приблизилась; оказавшись рядом, повела носом и улыбнулась.
– Чего скалишься? – бросил Луций.
– Ничего, декурион.
Она улыбнулась еще шире и нырнула в салон. Луций хлопнул дверью. На лбу даже испарина выступила. Баночка «гелиоса» жгла грудь через ткань рубашки.
Чертова Бритва. Чертов Тит Пуллий.
Служебную машину им любезно одолжило местное Управление. Легионеры дальних курий были рады выслужиться перед коллегами из центра – мало ли какое знакомство пригодится для повышения? Да и колымага с вытянутым капотом и гнутыми шасси по меркам Управления Седьмой была неплохим вариантом. Здесь новые авто не закупали. Их слишком часто расстреливали и сминали в авариях.
После Восьмой Луций и Бритва поменялись местами. Номерам не полагалось водить в присутствии старшего по должности, но Луций наотрез отказался садиться за руль, отговорившись болью старого ранения. В туалете придорожной забегаловки смело налепил за щеку еще «гелиоса». Забрался в пассажирское кресло, опустил спинку, закинул ноги на приборную панель и закрыл глаза.
Золотые таблетки помогали думать. На время седая пелена боли ушла на второй план, и мысли сами потекли, складываясь в логические цепочки. Нужно было расставить имевшиеся факты по полочкам, просчитать все варианты…
И сосредоточиться в тишине было куда проще. Миний это понимал. Бритва – нет.
Он распахнул глаза и застонал. Услышанное точно не было дурным сном.
– О боги, ты еще и поешь?
Бритва осклабилась, не отрывая взгляда от вечерней дороги.
– Прошу прощения, – откликнулась без малейшего сожаления в голосе. Блики фонарей, линиями оцеплявших автостраду, скользили по ее скулам и прямому носу. – Думала, ты спишь.
– Под это? Вряд ли. И я не спал – я думал.
– Да ладно, декурион, ты дрых как младенец. Наверняка что-то хорошее снилось.
«Шлепни меня по заднице, детка, я дам тебе пососать свою конфетку»,  – выло радио. От гулкого бита салон вибрировал, как в дерьмовом клубе.
– «Пососать конфетку»? – Луций вскинул брови. – Серьезно?
– Только свою не предлагай.
Придерживая руль одной рукой, Бритва откусила лепешку с завернутой в нее луканской колбаской – так роботы-гидры откусывали ноги каторжникам на Лире-6. Ревела музыка, ревели старые двигатели, темнела под звездами пустыня за обочинами шоссе. Пахло жиром и чесноком.
«Шле-шле-шлепни меня, шле-шле-шлепни меня…»  – продолжал надрываться (и нарываться) певец. Луций шлепнул ладонью по приборной панели, одним махом погрузив салон в тишину. Приоткрыл окно, впустив вой ветра и свежий воздух.
– Так-то лучше, – сказал и закрыл глаза.
Прежде чем провалиться в сон, он услышал сочный треск разрываемой колбаски.

 

* * *

 

Вскоре им пришлось заночевать. Они припарковались у корпусов придорожного мотеля – нескольких этажей ячеек с минимумом удобств. Не вилла с видом на храм и парк, но все же неплохой выбор на те средства, что выделял Сенат.
И там, в тени перспектив неудобной кровати и отвратительного завтрака, Луция ждал сюрприз.
– Не успела запросить командировочные, – сказала Бритва. – Велели не выпускать тебя из виду, я и сорвалась.
Она вытряхнула сигарету из пачки, словно не сообщила ничего особенного. Словно они не находились за кучу стадий от родного Управления без гроша в кармане. Хотела прикурить, но убрала зажигалку под взглядом Луция. Нет, говорил ее вид, ей совсем не было совестно. Ты сам виноват, Луций Цецилий.
– А разменные карты у тебя есть? Хоть сколько-нибудь.
Бритва качнула головой:
– Последнее на экспресс потратила. Номерам хреново платят, если ты не в курсе.
– Замечательно.
У самого Луция тоже осталось не так много денег. И на казенном счете числилось командировочных ровно на одного человека – если не шиковать. Дорога, еда, мотель. Оставлять прикрепленного нюхача спать в машине воспрещалось уставом – умышленный вред работнику Управления, статья сто шестидесятая.
Она наверняка сделала это специально.
Луций зажмурился, размял переносицу. Затем ухватил сумку и вылез наружу.
– Ладно, разберемся. – Он заглянул в салон. – Будешь спать на полу.
Бритва пожала плечом и все-таки закурила.
Как Луций и думал, служащий гостиницы не стал особо сопротивляться. Увидел клеймо легионера, считал данные чипа, скосился на курившую у выхода конторы Бритву и понимающе кивнул. Ее задница в обтягивающих штанах так и блестела в свете фонарей.
– Презервативы, диафрагмы нужны?
– Нет. – Луций выдрал ключ из сухих пальцев. – Запишите, что я останавливался один.
– Конечно, декурион, – скривился служащий. Почесал плешивую макушку и вновь уставился на экран потрепанного блокнота. Его пересекали заголовки свежих статей. «Добегался: легионер Четвертой раздавлен упавшим грузовиком», – алело на самом верху. Луций едва не сунул руку в бронированное оконце, чтобы разбить блокнот. Расследование только началось, а кругом уже упражнялись в остроумии и обсуждали несостоятельность Управления и легиона в целом.
Гостиничная ячейка оказалась максимально простой. Все как всегда: кровать – слишком большая для одного, но недостаточно широкая для двоих, – информационная панель, коммуникатор, тесный душ и затертый коврик на полу. Луций пнул его под кровать. Наступать на эти половики было опаснее, чем ходить по липкому полу босиком.
В комнате висела нестерпимая духота. Окно не открывалось, и Луций изможденно стащил форменную рубашку, оставшись в майке. Не обращая на Бритву внимания, он забрался на кровать и обложился блокнотами. Высыпал из сумки карты памяти, рассовал их по слотам, открыл нужные файлы. Как он и думал, на почту пришли новые данные и копии рапортов.
– Жрать хочется, – голос Бритвы сбил нужную мысль. Луций раздраженно отмахнулся, просматривая отчеты патрульных. Соседи по жилой колонне ничего не знали ни об I-45, ни об ее спутнике, А-206. Скорее всего эти двое были любовниками.
Пришло старое досье на А-206. До первого заключения он состоял в банде «Псов Свободы», которыми заведовали номер по кличке Эзоп (ныне замороженный в крио) и все тот же Брут Аквиний по прозвищу Аларих.
Следом всплыло письмо из отдела контроля. Требовали наконец определить смерть Миния Аэлия как несчастный случай и без промедления отправить рапорт в нужную центурию. Вдова Миния ожидала страховых выплат, и ей требовались бумаги.
Луций пробежал письмо глазами и оставил его без ответа. Он очень сочувствовал вдове, но закрыть дело пока не мог.
Правда стоила дороже денариев.
– Хреново же тебя ценят в Управлении, Луций Цецилий, раз селят в такие клоповники. Даже кондиционер не работает.
Луций раздраженно вскинул голову и… забыл, куда хотел послать.
Пока он раскапывал отчеты и досье, Бритва успела раздеться и теперь разгуливала по комнатушке в одном белье. Луций даже отложил блокнот. Белье было серое, матовое, без затей и рисунка – сплошная скука. Однако тело под этой скукой казалось многообещающим на вид.
Полукружья крепкой задницы. Спина едва прикрыта майкой, на лопатках старые шрамы. Мышцы гуляют под кожей цвета карамели. Копна волос стянута в пучок.
Внизу живота потяжелело, и это злило. Луций терпеть не мог, когда что-то выходило из-под контроля. Особенно собственное тело.
– Я понимаю, что здесь жарко, как на Кеплере-36, – начал он, чувствуя подкатывающее возбуждение. Не вовремя, как же не вовремя… – И что ты не знаешь, как вести себя за пределами канализации.
Бритва еще раз вдарила по установке кондиционера, обернулась и приподняла бровь. Узор на ее скуле изогнулся змеей.
– Но ты же не с подружкой на ночь осталась, в конце концов, – Луций тоже поднял бровь.
Они уставились друг на друга, каждый со своей долей отвращения.
– Ты тоже ночуешь не с женщиной, а с коллегой, декурион. С номером и марсианкой. Даже вот так на меня пялиться уже противозаконно. – Бритва уперла кулак в покатое бедро и вновь нависла над мертвым кондиционером. – Зажми член ляжками и ложись спать. Либо будь мужчиной и почини эту железку.
Совсем страх потеряла. Сущее наказание богов.
Содрогаясь от гнева, Луций соскользнул с кровати и хлопнул дверью ванной. «Пусть оденется. Пусть прикроется», – подумал он, оперся на раковину и уставился в ее белое дно. С края углубления с жидким мылом уже свисал длинный темный волос. Луций брезгливо смахнул его на пол. И когда только успела?
С женщинами всегда было так: не успевали они появиться в доме, как тут же захватывали всю территорию – одеждой, безделушками, порядком на кухне. Волосами в раковине. И, похоже, в этом разницы между патрициями и номерами не было.
«Противозаконно», – сказала она.
Луций выдохнул и сунул голову под струю ледяной воды. Давно у него не стояло на живую женщину. Хоть какое-то разнообразие после многочасового просмотра порнухи.
Спать он лег на полу.

 

* * *

 

Нужный дом они отыскали не сразу.
Хибары номеров тянулись вдоль заболоченной, похожей на канаву речки. Покосившиеся коробки из ржавых листов, без опознавательных знаков и окон. Между мусорных куч шмыгали крысы, чуть реже – жители. Поодаль работали строительные машины. Одна низко загудела, и хибара под ее резонансным щитом треснула. Передняя стена провалилась внутрь.
Наверху на мосту жужжали проносящиеся машины. Внизу жужжали стаи мух. Вселенская гармония.
– Управление Четвертой курии, декурион Луций Цецилий, – он выдал привычную скороговорку первому встречному номеру, старику в куртке с нашивками местной строительной компании. Тот сощурился.
– Я уже проходил досмотр в этом месяце, декурион.
– Мы не с досмотром. Ищем дом I-45.
– Понятия не имею, о ком вы, декурион.
– А если так, – Луций склонился к его лицу. Кислая вонь давно не мытого тела ударила в нос. – Ты скажешь мне, где дом, а я не стану заказывать дополнительную проверку для твоего гадюшника. Идет?
Номер скривил рот, словно тоже учуял вонь, но все же указал на одну из будок. Крайнюю в ряду, у самой речной жижи. Во взломе не было нужды – после визита сыскной группы Десятой курии дверь висела на верхней рельсе. Достаточно было лишь приподнять ее и отставить в сторону.
– Да ты просто душка, – хмыкнула Бритва, переступив порог.
– Чего молчала, если были предложения получше?
– Не хотела портить тебе удовольствие.
Одно слово – марсианка. Не стоило ей даже отвечать.
Луций щелкнул выключателем и обвел взглядом комнатушку. Все перевернуто, раскидано. Легионеры постарались на славу. И, видимо, местные успели покопаться и вытащить все ценное и стоящее – если таковое вообще здесь имелось. Вдоль стен стояли два лежака на пластиковых ногах. Стол, стандартный кухонный модуль, табурет. Сальный картон на стенах, куча грязи и тряпье на полу. В общем-то, ничего особенного. Номера Четвертой курии убили бы за это жилище. Какое угодно, лишь бы на поверхности, а не в тоннелях канализации.
– Вздумай ты что-то прятать от легиона, куда бы ты это дела?
Бритва сунула руки в карманы куртки и окинула комнатушку еще одним, более внимательным взглядом. Пожала плечами:
– Явно не в доме. На улице, может. Здесь прятать негде.
– Или… – Луций с щелчком выдвинул дубинку и воткнул рукоять в щель между пластиковыми панелями пола. – В землю. Рядом с кухонным модулем наши сканеры работают плохо.
Он поднатужился, надавил на дубинку ногой, и панель медленно отошла. Занялся второй – методично, неспешно.
– Они не различают небольшие… объекты… за холодильной установкой.
Победив ветхий пол, он выдохнул и кивнул на открывшуюся дыру. Снизу тянуло сыростью, на красноватой земле поблескивали лужицы речной воды.
– Надо залезть туда.
Бритва нахмурилась, когда Луций протянул ей фонарик.
– Слышал, вы, номера, любите рыть норы.
– Да пошел ты.
Цыкнув, Бритва отбросила сигарету. Хлопнула по коленям, и ткань на них загрубела, превратившись в наколенники. Натянув перчатки, она полезла в узкую щель, источая молчаливую ненависть. Луций прошелся по каморке еще пару раз, заглядывая в разбросанные коробки. Поддел концом дубинки влажные одеяла на лежаках. Осмотрел разбросанные по столу счета. Все датировались прошлым годом; были смяты и украшены чайными кольцами от кружек.
– Три-два-шесть, ты еще жива?
Внизу что-то глухо стукнуло. Видимо, голова. Луций обошел стол и встал над просверками фонарика в щелях пола. Присел на корточки, вслушиваясь в сопение и возню под собой.
– Принято отвечать, когда спрашивают.
– Мне нужна лопата, – вдруг донеслось из-под пола. Луций вскинул брови, но все же прошелся к машине. В багажнике у патрульных всегда лежала одна – никто не знал, когда и кого придется откапывать на окраинах курий.
– Держи, – он сунул лопату черенком вперед и заглянул во тьму под полом. Яркий сноп света ослепил, заставив Луция с шипением скривиться. – Что там?
– Еще не знаю, декурион, – ответили ему в том же тоне. – Грести землю пальцами чертовски неудобно.
Он фыркнул, но остался сидеть у разлома. Кто знал, что она могла раскопать? Помнится, пару лет назад один патрульный напоролся на заряженную мину в красивом палисаднике, под розовым кустом. Не сумел вовремя обезвредить, и все. Останки собирали целой декурией по всему району.
Наконец движение под полом возобновилось – тяжелое и медленное. Луций сунулся в разлом, но так ничего и не смог различить.
– Да что ты там тащишь? – не выдержал он. – Сваю фундамента?
Он ожидал увидеть что угодно: мешок поддельных документов, оружие, труп, в конце концов. Однако измазанная грязью Бритва выкатила в лучи жидкого света совсем не сваю и не труп.
На полу холодно серебрилась тюремная криокапсула. Небольшая, детского размера.
Луций машинально подал Бритве руку, помогая вылезти, и смахнул землю со стального бока полутораметровой бочки. Действительно, клеймо Орбитальной тюрьмы, отправка из подготовительного отдела Второй курии. Датчики и информационная панель разбиты, от крышки до днища пролегали глубокие борозды.
Дело становилось интереснее. Сонливость мигом ушла, знакомым пульсом застучал адреналин.
Луций жил ради таких моментов.
Он нащупал металлические бусины некса, имплантированные по краю ушной раковины, и вдавил верхнюю. В ожидании повел глазами по обшарпанному потолку с отметинами дождевых потеков, по разбухшим углам картона, которым обили стены. По Бритве, которая снова курила. Ее взгляд потяжелел, углы рта кривились, и с них струились седые усы дыма.
Должно быть, сама выросла в такой помойке.
«Да?»  – осведомился Тит Пуллий.
– Центурион, нам придется задержаться.

 

Нюхай меня

 

Луций еще раз просмотрел сухие строки выверенного рапорта. Поймал сеть – бесплатную в этой забегаловке, – авторизовался в защищенной линии и нажал «отправить». Файл улетел прямиком на почту центуриона Тита Пуллия Цезона.
В строке поиска базы данных он ввел номер найденной криокапсулы. Блокнот задумался, и Луций откинулся на спинку стула.
Кафе пустовало. Пара сонных посетителей ковыряла утреннюю лапшу. Со стороны кухни доносилось звяканье модуля и посуды. В пластике стола плавали стайки рыб. Отличие всех дешевых забегаловок – претензия на оригинальность: прямо под тарелками и сеткой царапин сновали разноцветные тетры, конго и миноры. Ужасная безвкусица, если подумать.
За окном жужжало шоссе 9–10. Машины по удаленным от центра куриям ездили недорогие, неброские и ненадежные; за то время, пока Луций ждал свою лепешку с мясом, у кафе остановилось три авто. Каждый раз владельцы выбирались из салона, поднимали капот и захлебывались в облаках дыма. Их беготня была единственным развлечением, которое скрашивало невкусный кофе.
Блокнот пискнул. «В доступе отказано», – загорелось на экране.
Луций цыкнул, побарабанил пальцами по прозрачному пластику. Рыбки всполошились и стайкой нырнули под забытую тарелку Бритвы. Сама же Бритва еще четверть часа тому назад скрылась в туалете и, судя по всему, бесследно – и бесславно – всосалась в унитаз.
«Туда ей и дорога».
– Отдел Управления данными Второй курии, пожалуйста, – сказал Луций, нажав бусину некса на мочке уха.
«Слушаю вас» , – мило и стерильно осведомилась девушка на том конце.
– Декурион Луций Цецилий Авианий Марс.
Или просто Василиск, как его звали в Управлении. Замечательное прозвище.
– Запрос данных обнаруженной криокапсулы.
«Пожалуйста, назовите номер вашего чипа и код найденного устройства».
Луций назвал. Немного повисел на линии, скользя взглядом по сонным лицам за столиками. По старой патрульной привычке оценил степень опасности, которую представлял каждый субъект. Перевел взгляд на унылую официантку, шагавшую по тесному проходу между рядами. Над ней и головами посетителей кружили мухи. Золотые. Совсем как таблетки «гелиоса».
Луций ткнул вилкой в сосиску на тарелке Бритвы. «Сколько можно нести одну лепешку?» – с тоской подумал он, засовывая кусок остывшей розовой сои в рот. Ужасная мерзость. Но есть хотелось зверски – прошлым днем он так толком и не обедал, перебивался таблетками и кофе. Экономил деньги.
Совместный бюджет на поездку, ларвы его подери.
«Благодарим за ожидание,  – вернулась вежливая девушка. – К сожалению, данные по указанному вами коду заблокированы согласно приказу 409NV от 6019 года и не могут быть отправлены с помощью общественной сети или звуковой связи некс».
– Эти данные мне необходимы. Срочно. Как я могу их получить?
«Вы можете ознакомиться с ними, посетив архив Управления Второй курии лично, декурион».
Связь оборвалась.
Луций раздраженно отключил некс. Слух медленно вернулся; правое ухо снова забил рокот машин на шоссе, бряцанье приборов, звон посуды, монотонное кряканье автомата на бензоколонке. На обочину за окном свернул синий «Каир». Чихнул и плюхнулся прямо на железное пузо, не успев выдвинуть шасси. Из-под капота сочился сизый дым.
По самым оптимистичным расчетам, Луций мог посетить Вторую курию и архив ее Управления только через четыре дня. Два-три дня уйдет на дорогу до Четвертой и попутный сбор данных. Пара часов – на отчет у Тита Пуллия, и если отправиться на вокзал сразу, не заезжая домой, то утро следующего дня он встретит уже во Второй курии.
Да, так и стоит сделать.
Луций довольно запил сосиску кофе.
Стул напротив проскреб ножками по полу, окно заслонила свежепричесанная и посвежевшая Бритва. Она выразительно молчала, с поджатыми губами взирая на пустую тарелку.
– Что? – поднял бровь Луций. – Ты ничего не пропустила, еда была ужасна.
Он поднялся с места, сложил блокнот и приложил запястье к оконцу сканера, встроенного в стол. На экране мигнула списанная сумма.
– Поехали.
Радио снова разрывалось от популярных, похожих одна на другую песен. И, как оказалось, Бритва знала слова каждой из них. Она мурлыкала себе под нос, следя за полями и редкими скалами. Вдали поблескивала ограда космопорта. Близилась Седьмая курия.
Близилась она на черно-зеленой карте навигатора, встроенного в приборную панель. На деле до серебристой короны ее крыш оставалось около полусотни стадий. Через рябь облаков пробивался рассвет. Заморосил дождь. Бритва поговорила по коммуникатору с каким-то «красавчиком» и теперь неотрывно следила за дорогой. Луций снова и снова просматривал записи дорожных дронов.
I-45 смотрела на него с экрана блокнота. На белом лице читался испуг.
– Это она. Она это сделала, устроила аварию. Но как?
– Имплантат, – отозвалась Бритва. – Какой-нибудь умелец с Лиры подсуетился. Она же медосмотр не проходила ни разу.
– Не проходила, – кивнул Луций. – Но таких мощных нейроимплантов на Земле нет. Может, где-то в Ядре можно купить. Но откуда номеру с Десятой взять такой?
– На окуляр же бабки нашлись.
Резонно. I-45 наверняка чья-то шестерка. Скорее всего Алариха. Вот только почему не выбрали шестерку покрепче и постарше?
За окном проносились дорожные столбы с ультразвуковыми пугалками для живности. Мерно гудел мотор.
Луций закусил палец.
– Будь ты слепой, как бы ты путешествовала между куриями?
– В компании здорового мужика и распылителя, – хмыкнула Бритва.
– Я не о том. – Луций отмахнулся. – Ты – слепой номер. Денег нет, но хочется в центр. Что будешь делать?
– Поймаю попутку. Или сяду в транзитный автобус до Седьмой.
– Может быть.
Хотя билет на автобус I-45 скорее всего тоже купить не могла. Или не догадалась. Значит, с Аларихом еще не была знакома.
Луций сдвинул сиденье назад и закинул ноги на приборную панель. Опустил стекло, несмотря на залетающую в салон морось. Во взболтанной «гелиосом» голове мысли плыли медленно и плавно, как косяки недавно увиденных рыб.
– Надо прогнать их лица по программе. Вдруг на дорожных камерах что-то осталось…
– Мне кажется, в Управлении уже это сделали.
Луций качнул головой.
– В Управлении лица прогоняют по общим параметрам. Загружают фото в программу, и она ищет совпадения с предоставленным ей изображением. Сфера поиска слишком мала, условий слишком много. Но если, – он принялся печатать, перенося данные, – если не загружать фото, а внести нужные параметры от руки, с узким промежутком времени и на определенной местности – например, на отрезке шоссе, – то улов может получиться совсем другим. Ясно?
– Какой ты умный.
– Просто не ленивый.
– А чего не проверить сразу Четвертую курию?
– Уже. Слишком много результатов.
Хотя кому он объяснял? Луций запустил поиск, положил блокнот на живот и прикрыл глаза. Всего на секундочку, пообещал он себе. Всего… на…
Его бесцеремонно шлепнули по лицу – не рукой, а чем-то теплым, масляным и пахнущим чесноком.
– Луций!
Голос Бритвы утонул в пронзительном писке. Блокнот. Луций подскочил и ударился лбом о крышу машины. Бритва захохотала, едва не подавившись вечной луканской колбаской.
– Твою же… – Он потер ушиб и отключил звук. Вытер жир со щеки. Черный квадрат блокнота ожил, выдав нечеткий снимок машины. На мутном изображении серела ночная улица Десятой курии. Ошибки быть не могло – у притормозившей машины стояла нужная им номер.
– Похоже на «Кассиопею». – Бритва бросила взгляд на блокнот. – Крутая тачка.
Машина и впрямь радовала глаз. Золотисто-бежевая, с мощными турбинами под хищно вытянутым кузовом. Дверь с пассажирской стороны была поднята, и I-45 заглядывала внутрь. На плече она держала сумку.
Сумку Луций внес в свою таблицу с уликами.
Блокнот пискнул, получив новое сообщение.
– Эта «Кассиопея» доехала до Седьмой курии. Сейчас числится на стоянке Трансзонального.
Он умолк, читая досье владельца. Какой-то патриций из Второй курии. Бывший легионер. Приводов не было, в преступных связях не замечен.
Назад: Энцо в глазури
На главную: Предисловие