Глава 8

Когда я подъехала к своему дому, мысль о поездке в Париж из изначально бредовой превратилась в вполне осознанную необходимость. Чтобы распутать этот клубок, надо дернуть за другую ниточку. Та ниточка, которая была у меня в руках, только запутывала дело. Ждать, когда честный мент Гарик Папазян и его доблестные коллеги доберутся до разгадки смерти красавца-француза, бессмысленно. Скорее всего, чтобы не плодить глухарей, они примут ту версию, которая лежит на поверхности, — сердечный приступ. Оказывать помощь следствию я не собиралась. Это было мое дело. Мне самой надо было найти убийцу. И не только потому, что он поднял руку на потенциального мужа моей подруги, но и потому, что этот нахал посмел втянуть меня в эту мерзкую историю. Я ощущала себя графом Монте-Кристо, вынашивающим план мести. «Тем более надо ехать в Париж, — подвела я итог своим рассуждениям, выходя из машины во дворе своего дома, — но сначала мне надо поговорить с Ленкой».

Ехать в Рябиновку не хотелось, поэтому я решила обойтись телефонным разговором. Подруга трубку взяла сразу, как будто целый день сидела у аппарата в ожидании новостей.

— Лена, ты должна сосредоточиться и вспомнить все, что ты знаешь об Алексе, — я сразу же попыталась настроить ее на деловой лад.

— Хорошо, Таня, я поняла. Зовут его Алекс, фамилия — Миро.

— Ленка, не тупи. Как его зовут, я и так знаю. Давай так, я тебе скажу, что я уже о нем знаю, а ты добавишь то, чего я не знаю. Договорились?

И не дожидаясь Ленкиного ответа, я приступила к изложению фактов.

— Итак, Алекс Миро, тридцать четыре года, холост и никогда не был женат, учитель истории в лицее Людовика Великого, живет в Париже. У него есть мать, которая проживает в Провансе в городке Кассис. Правильно?

— Правильно.

— А теперь постарайся вспомнить подробности. Говорил ли Алекс что-нибудь про родственников: отец, брат, сестра, про друзей? Где он конкретно живет в Париже? Был ли он когда-нибудь в России? Есть ли у него здесь друзья, знакомые, родственники?

— Что касается родственников, то мы говорили только об отце. Он умер очень давно, когда Алекс был еще совсем ребенком. Алекс его не помнит. Не помнил, — поправила себя подруга и заплакала.

— Ленка, реветь не время. Возьми себя в руки и продолжай. Алекс называл какие-нибудь имена?

— Нет, не помню. Хотя… Однажды он упоминал кого-то из своих коллег.

— Ты не помнишь, как зовут этого коллегу?

— То ли Жан, то ли Жак. Но я могу посмотреть в почте. Я тебе перезвоню.

Через какое-то время Ленка радостно сообщила:

— Таня, нашла. Слушай: «Прости меня за вчерашнее молчание, у коллеги Жана Леблана был день рождения. После работы он пригласил всех в кафе, где мы засиделись».

— Лена, а говорил ли Алекс что-нибудь про своих знакомых в России?

— Никогда.

— Что ж, не густо. А теперь слушай внимательно: на днях я лечу в Париж.

— В Париж?! — в трубке раздался грохот.

— Ленка, ты что? С дуба рухнула?

— Таня, что ты будешь делать в Париже? Ведь ты же французского языка не знаешь!

— По-английски говорить буду. Французы — не мы. Они языки знают.

— Они-то знают. А вот твои десять фраз на английском тебе вряд ли помогут.

Что правда, то правда. Не было у меня способностей к языкам. Зато были кураж и здоровое нахальство. На них-то я и делала ставку. Ведь сдавала же я английский в академии два раза в год. И не всегда на «удовлетворительно».

— Как-нибудь выкручусь. Не впервой, — заверила я подругу. — Ленка, ты только сиди тихо в своей Рябиновке и не высовывайся. Приеду — позвоню.

Утро следующего дня выдалось хмурым и дождливым. Сетуя на то, что рейс на Москву могут задержать, я сидела в пустынном аэропорту Тарасова, где немногочисленные пассажиры, вылетающие московским рейсом, казались единственными выжившими на земле людьми после взрыва нейтронной бомбы. Моя деятельная натура не выносила длительных ожиданий и требовала принятия каких-либо мер.

— Волнуетесь? — услышала я мужской голос, явно обращенный ко мне.

— С чего вы взяли? — вопросом на вопрос резко ответила я и повернулась к говорящему.

— Ого! — невольно вскрикнула я, когда увидела рядом с собой красу и гордость всего Тарасова — журналиста-международника Анатолия Аверьянова. В свое время он окончил французскую школу, университет и на протяжении последних нескольких лет работал в Париже, регулярно мелькая на центральных каналах телевидения, приводя в восторг своих бывших одноклассников, однокурсников и многочисленных знакомых.

— Простите, мне показалось, что вы нервничаете. Вы в первый раз летите на самолете? — Журналист давно привык к тому, что в родном городе его считали звездой первой величины, поэтому оставил без внимания мой возглас.

— В первый, — соврала я, моментально оценив выгоду от знакомства с Аверьяновым — передо мной стоял тот самый авось, на который я надеялась, отправляясь в страну, где люди разговаривали на непонятном для меня языке.

— Я знаю один старый испытанный способ, который вам поможет.

— Боюсь, что он мне не поможет. Я не пью.

Анатолий рассмеялся:

— Впервые вижу такую догадливую девушку. Только вы ошибаетесь. В этой фляжке не коньяк, а лекарство, хотя и называется оно «Camus». Французы рекомендуют принимать его в стрессовых ситуациях.

— Может, они еще и рецепт на него выписывают?

— Да. Этот рецепт называется «Правило трех «С»: café, cognac, cigare.

— Это просто озверин какой-то!

— Именно.

И Анатолий увлек меня в небольшое кафе, где мы сначала выпили по чашечке кофе, затем по рюмке коньяка. От сигареты я отказалась. Но даже в таком усеченном виде лечение явно пошло мне на пользу.