Я поспешал к красной рощице, прочь отсюда. Ведь этак можно остаться здесь навсегда. Здесь и сейчас. А мне надо было довести исследование местности до конца.

Сяду на велосипед, думал я, выеду на ту заросшую дорожку и – назад. Я поправился: вперед.

Мгновениями мне мерещится, что это я в колодце. Застрял между двумя мирами. Все-таки предпочтительнее определенность, пусть бы и только временна́я. Хотя я и зачитывался в детстве и отрочестве различными историями о магах, оборотнях-лисах или вот знаменитым романом «Путешествие на Запад» с нескончаемой чередой чудесных приключений, но больше любил все-таки трезвую прозу. То же и в жизни, мне нравилась повседневность, вдруг пронизанная лучом солнца или какой-либо идеей, а не искаженная, например, вином или курениями.

Я миновал кладбище.

Сейчас за лесным поворотом будет болотистая низинка, а дальше, на взгорке, слева красная роща.

Обливаясь потом, я вышел за лесной поворот и сразу увидел автомобиль.

Радость моя была как магниевая вспышка, такая же яркая и кратковременная. Автомобиль совсем не походил на современные машины. Это был допотопный открытый тарантас. Возле него стояли двое. Меня они сразу увидели и тоже обрадовались. Но я уже вовсе не рад был этой встрече.

– Любезный! – воскликнул невысокий русоволосый мужчина в запыленном темном костюме с округлым лицом и махнул мне рукой.

Второй, долговязый, в кожанке, крагах и клетчатой кепке, с пышными пшеничными усами, посылал мне серию улыбок.

По крайней мере, они не похожи на громил, решил я и направился к ним.

Лобастый синеглазый мужчина развел руками и сообщил, что они застряли и надеются на мою помощь. Шофер объявил, что он никогда не совался в хаос бурьянов и глины и лишь единственный раз изменил своему обычаю – и вуаля! Он жестом указал на колеса, наполовину застрявшие в грязи.

– И я попался. Что поделать, профессиональное – люблю технику, – сказал синеглазый.

– На вашем-то ящике с треногой, Вольдемар, далеко не уедешь, – заметил шофер, усмехнувшись в усы.

– Почему же. Если нанять ваньку, то всю Россию проедешь. Когда-нибудь я так и поступлю. От северных пределов, ледовитых морей до азийских песков. – Синеглазый мечтательно оглянулся окрест и помрачнел. – Остается сожалеть, что господин Прокудин-Горский меня опередил.

– Да вы отсюда еще выберетесь! – воскликнул шафер, хлопнув крагами себя по бокам.

– Ну-с! Попробуем?! – воскликнул синеглазый, обернувшись к инспектору. То есть ко мне.

– Я вынужден занять свое место, – сказал шофер, влезая в автомобиль и берясь за баранку.

– Заводите свою шарманку, Серж!

– Постойте, – сказал я. – По-моему, надо подложить под колеса деревца. Есть топор?

Шофер смерил меня взглядом:

– По-твоему, я похож на дровосека?

Перейти на «ты» ему позволил, наверное, мой внешний вид.

– Ладно, – ответил я, направляясь в ольховые джунгли. – Можно отыскать и сухое дерево…

Я раздумывал, рассказать ли им о том, что происходит впереди? И сообразил, что лучше это сделать позже. Нельзя терять времени.

– Собственно говоря, далеко и ездить ни к чему за приключениями, – рассуждал синеглазый, идя следом. – Равно как и за выразительными картинами. Только здесь, в наших лозинах, их труднее всего делать. Пейзаж а-ля Айвазовский клиент приобретет быстрее.

– Вы живописец? – поинтересовался я, высматривая сухостоину.

– Вовсе нет! И живописное направление представляется мне мошенничеством.

Я оглянулся на него.

– Не глядите на меня, как на новоиспеченного гунна. Хотя… возможно, фотографы и гунны, призванные разрушить Рим. Гм, мне даже нравится это сравнение. В духе Фридриха Ницше. Нет, я имел в виду…

Но тут я увидел сухое деревце и навалился на него плечом. Корень легко вывернулся из земли. Треща сучьями, деревце упало.

– И вон то! – сказал я, указывая на толстое дерево без вершины.

На него мы напирали вдвоем. И оно подалось, кряхтя, повалилось.

Мы вернулись к автомобилю. Шофер курил папиросу. Я принялся подсовывать стволы под колеса.

– Что вы делаете? – вдруг спросил синеглазый.

Я взглянул снизу на него.

– Нам же туда ехать? – сказал он, указывая в направлении усадьбы. – Мы узнавали в Сельце. Дорога верная.

– Я бы не советовал, – быстро проговорил я.

– Почему?

В синих глазах что-то мелькнуло. Он посмотрел на меня внимательнее.

– Там погром, – ответил я.

Повисла пауза.

– Что еще такое, черт возьми?! – воскликнул шофер. В его голосе слышна была растерянность.

– У Любасова? – спросил синеглазый.

Я кратко рассказал, что там происходит.

Шофер побледнел:

– Но… к его сиятельству князю фотограф и едет… по просьбе… И я согласился лишь из-за того, что… – Он сбился и замолчал, взглядывая на спутника.

Мягкое лицо фотографа отвердело, глаза из синих стали серо-свинцовыми.

– Мы обязаны что-то предпринять, – тихо и четко сказал он.

– В город за казаками! – воскликнул шофер, краснея. – Эту сволочь только шашками и уймешь! Садитесь быстрее!

– Мы еще не вызволили вашу технику, – напомнил фотограф.

– Толкайте назад! – крикнул шофер.

Фотограф покачал головой:

– Мы должны оказать посильную помощь.

– Нам самим она потребна! – крикнул шофер.

– Нет, нельзя так оставить, – проговорил фотограф. – Я ехал фотографировать княгиню и княжон.

– Тут уже полицейскому фотографу работенка! – воскликнул шофер.

Фотограф перехватил у меня ствол дерева и подсунул его под колеса, то же сделал и со вторым деревцем. Затем обошел автомобиль и крикнул:

– Заводи!

Шофер еще помедлил, и вскоре музейный лимузин затарахтел, задрожал, окутывая фотографа выхлопным дымом. Мне ничего не оставалось, как только пристроиться рядом с ним.

– Давай!!

Мы натужились. Автомобиль затрясся сильнее.

– Еще!!

И тарантас этот сдвинулся, мы не отставали, продолжая наваливаться на него, пока тот не выехал на твердую дорогу.

– Есть! – крикнул фотограф и обернулся ко мне: – Садитесь, поедем!

Шофер тоже обернулся, смотрел испытующе.

Я мгновение медлил – и, подхваченный светлым энтузиазмом фотографа, подошел и влез в авто, сел. Фотограф занял место рядом.

– Вперед, Серж!

Шофер отвернулся. Автомобиль покатился вперед – или назад, не знаю, – подпрыгивая на ухабах.

– У вас есть оружие?! – спросил я, наклоняясь к фотографу.

Тот покачал головой:

– Только это.

Он указал на прямоугольный ящик, обшитый кожей. Мне удалось разобрать надпись «Меркурiй 2».

– Они вооружены, – сказал я.

Вскоре мы услышали собачий лай. И вдруг топот. Навстречу неслась белая лошадь. Шофер притормозил, взяв влево, и лошадь промчалась мимо, неоседланная, с развевающейся гривой.

Шофер мельком взглянул на нас.

– Это уже близко, – сказал я, не представляя, что будет дальше.

– Давай! – крикнул фотограф.

Автомобиль снова набрал скорость.

Может быть, это и есть решение проблемы подлинности, думал я. Если меня прибьют здесь крестьяне, значит, это мое время. Таков замысел обо мне. Ведь подлинность – это и есть замысел.

Мы увидели дым над разноцветным островом деревьев. Что-то там горело. Вероятно, хозяйственные постройки. Или дом. Сквозь собачий лай мы услышали выстрел.

– Сворачивай! – крикнул фотограф.

Но шофер гнал автомобиль вперед. Мы проскочили поворот в деревню.

– Серж! Что вы делаете?!

Но шофер как будто не слышал. Немного вобрав голову в плечи, он знай себе крутил баранку и только подпрыгивал на ухабах. Фотограф протянул руку и вцепился в его плечо.

Шофер огрызнулся, пытаясь сбросить руку. Автомобиль вильнул. Фотограф встал и уже схватился обеими руками за плечи шофера. Но тот не сдавался, и мы ехали мимо поля, березовой рощи, дорога шла вниз. И, только достигнув подножия огромного холма, Серж затормозил.

– Черт, чуть шею мне не свернул! – крикнул он.

– Почему вы не послушались?

– Я не на службе! А вы не генерал! И даже не унтер!

Фотограф выругался.

– А вот теперь, – ответил шофер, мотнув назад головой, – идите хоть к черту на кулички!

Фотограф сжимал кулаки. Глаза его были свинцовыми. Волосы растрепались. Он решительно взглянул на меня:

– Вы со мной?

– Один раз я вырвался из их лап, – сказал я. – Думаю, во второй раз меня пристрелят.

Фотограф пристукнул кулаком по своему сундучку:

– Кто вы?

– Инспектор земельного комитета.

– Землемер?

– В некотором роде.

Фотограф бегло осмотрел мой наряд. В общем, моя одежда была похожа на полевую форму. Хотя наверняка казалась странной.

– Они пытались вас убить?

– Да, – ответил я, вспомнив бешеные глаза рыжего. – Меня приняли за японского шпиона.

– Мерзавцы! Они за все ответят сполна.

– А для этого и надобно рулить в город, – сердито заметил шофер.

– Но там люди в опасности, – возразил фотограф. – Мы должны что-то предпринять.

– Весь народ в таком положении, вся страна, – проворчал шофер. – Не митингуйте, Вольдемар. Хватит валять дурака.

– Действительно! – бросил фотограф и сошел на землю.

Мы обернулись и смотрели, как он уходит вверх по дороге.

– Курите? – предложил шофер, вынимая коробку папирос.

Я отказался. Шофер чиркнул спичкой. Запахло горьковато-сладким дымком. Мне было неуютно здесь. Но, в отличие от фотографа, мои шансы были невелики. Если меня и не грохнут сразу, то свяжут и будут держать до приезда полицейских или казаков. Как улику. Хотя я не имею никакого отношения к князю. И что я смогу ответить? Пожалуй, действительно упекут как шпиона. В лучшем случае. А то ведь и сразу могут расстрелять.

«Еще идет война?» – чуть было не спросил у шофера, но вовремя спохватился. Конечно идет.

Но и судьба владельцев усадьбы меня тоже волновала.

В общем, я жалел, что сразу не пошел с фотографом. И что вообще оказался здесь и сейчас!

– Это у него кровь заговорила, – сказал шофер.

– В каком смысле?

Шофер сделал пренебрежительный жест:

– Дворянчик. – Он затянулся и выпустил дым сквозь зубы, пшеничные усы. – Например, я простого происхождения и звания. Мой отец железнодорожный мастер. Мать работает на фабрике. А уже дед с бабой – деревенские, совсем черные людишки. И я их могу понять. А он – нет. Белая кость, синяя кровь. – Шофер ухмыльнулся и покосился на меня.

Упреждая его расспросы о моем происхождении, я спросил о князе.

– Любасов-то? Ну, положим, князь, богатенький. В городе у них дом. Пристань на Днепре и пароходик. Я его возил по городу, из Дворянского собрания к губернатору, с вокзала в театр. Они дружны с моим хозяином. Хозяин меня и загнал в эту историю!

– Не боишься, что он будет недоволен? – спросил я, тоже переходя на «ты».

Серж смахнул табачинку с уса:

– Не до жиру, как говорится! Лучше быть уволенным со службы, чем вообще. Хотя автомобиль я люблю. А их в нашем городе по пальцам пересчитать можно. И гнать меня в эту глушь?.. Но Герман, хозяин мой, Герман Александрович, решил с шиком доставить фотографа. Да и заодно забрать потом ихнего племянника Коленьку, гимназиста. Это еще лето было засушливое и осень сухая. А так бы мы на съезде с шоссе где-нибудь и застряли. Ишь, захотелось князю фотографических картин имения!.. Вот тебе и картина. Но как бы они и сюда не нагрянули. Нет ли где отворота? Чтобы не торчать тут на дороге. Проедем вперед.

– Лучше остаться здесь, – возразил я.

– Я отвечаю за авто головой, – откликнулся Серж, заводя мотор.

Медленно мы поехали по дороге и вскоре действительно нашли отворот. Земля здесь была сухая, песчаная. Всюду росли невысокие сосны. Среди сосен мы и остановились. Я сказал, что фотограф может нас и не найти, вернувшись. Серж ответил, что неизвестно еще, вернется ли он вообще. Народ обозлен. С войной пришел голод. И так-то крестьяне на этой глине скорее выживали, чем жили. А с войной пашня запустела: некому стало пахать, боронить. Мужиков угнали на фронт. Лошадей тоже. И еще живность пошерстили: свиней, овец, коров. Надо же в окопах и что-то жрать.

– Ты думаешь, меня от армии хозяин спас? – вдруг спросил Серж.

– Нет, – ответил я, хотя именно так и подумал.

– У меня язва, – сказал Серж и ткнул себя пальцем в живот.

– Тогда надо прекращать курить, – заметил я.

– Доктор Михайлов говорит то же, – бросил Серж и снова вынул папиросу, постучал бумажным мундштуком о коробку, вытрясая табачинки, сплющил его, сунул в рот и прикурил.

Треск спички как-то странно на меня подействовал. Он мне показался каким-то чудовищным, прорывающим тонкую ткань бытия. Еще секунда – и я вывалюсь куда-то… в Восточный Туркестан!

Но ничего такого не произошло. Небо оставалось сумрачным, сизым. Зеленели сосенки. Я не мог спокойно сидеть здесь и чего-то ждать. Надо было действовать.

Я сказал, что, пожалуй, пройду по дороге навстречу фотографу.

Серж махнул рукой:

– Вуаля! Валяй.

Пока я шел по дороге, начался дождь. Я подумал о вещах в красной роще, о заварке из Фуцзяни, сухарях и конфетах, консервах. Собственно говоря, почему я должен во всем этом участвовать? Если это не мое время? Почему я должен мокнуть под сирым осенним дождиком в этих лозинах?

Ну, дождик идет в любые времена. И веет ветер. Плывут облака. Для них нет границ во времени-пространстве. Еще для звезд и снега, для реки и солнца. Природа вне истории, наверное, в этом-то ее притягательная сила. Лес как убежище от человеческого, слишком человеческого. «Тропинка / Давно зарастает травою: / Не жду, / Чтоб копыта коней простучали». Это не Тао Юаньмин, а другой пиит, Ду Фу. Стихотворение называется «Боясь людей».

А здесь и сейчас они особенно опасны.

Чем ближе была деревня, тем настойчивее билась мысль о том, чтобы пройти дальше, в красную рощу. Я хотел бы продолжить свои мирные изыскания…

Так я и поступил.