Михаил Кувшинов
«…Группа „КИНО“ была настоящей семьей…»
Началось все с того, что в Москве на тот момент была одна действительно хорошая студия по тем временам, – это студия Валерия Леонтьева, которую я собственными руками проектировал и собирал, и только-только она начинала работу… Она исключительно работала на самого Валерия, и посторонние там не писались никогда. И вот вдруг неожиданно Валерий и директор Леонтьева, Коля Кара, пришли с Юрой Белишкиным посмотреть студию и договориться насчет возможности записи альбома группы «КИНО». Я не могу сказать, что я в то время, как большое количество людей, фанател от этой группы, но конечно же что-то слышал, конечно же, что-то видел… И не только что-то, а конкретные совершенно вещи, и, в общем-то, обрадовался, потому что было достаточно интересно поработать в совершенно другом для меня тогда жанре – не очень знакомом, не очень понятном, с точки зрения молодого, но уже достаточно профессионального музыканта.
Время было, в общем-то, такое… Быстрое, мгновенно меняющееся, и познакомиться и поработать с «КИНО» было очень интересно.
Через какое-то время состоялась встреча, ребята все приехали на студию, и, в общем-то, сразу, как говорится, с корабля на бал, прямо с поезда в работу, и наше знакомство было недолгим…
Сразу включились в работу. Так как у ребят не было опыта работы в какой-то более-менее профессионально построенной студии, они не представляли, что это отдельная акустическая комната, окно, пульт большой, колонки, приборы, какие-то навороты, правильная коммутация, туда-сюда… Все это как бы… У нас первое время было даже такое некое разногласие: что важнее – качество записи или ее творческое содержимое. Но на самом деле все это достаточно быстро ушло. Дня через два мы нашли абсолютно полный контакт и понимание, и работа меня полностью захватила. Насколько я помню, ребята тоже погрузились в творческий процесс, уже не обращая внимания на какие-то там технические, непривычные для себя моменты. И достаточно быстро, насколько я помню за неделю, был записан альбом «Звезда по имени Солнце».
Есть одна маленькая ремарка.
В альбом изначально не входила песня «Звезда по имени Солнце», потому что ее не было… Или же она была, но не предполагалась к записи. Альбом планировалось назвать «Пачка сигарет», и песня «Звезда по имени Солнце» не была записана, и, когда уже в последний день все приехали и собрались, для того чтобы прослушать целиком и полностью альбом, Витя встал и сказал: «Вы знаете, как будет называться альбом?» Все немножко удивленно сказали: «А что, разве не „Пачка сигарет“?» – «Нет. Альбом будет называться „Звезда по имени Солнце“». На что все спросили: «А почему?» – «Да потому, что тут будет такая песня, мы ее сейчас запишем». И песня была записана буквально за пару-тройку часов в последний день, и тут же она была сведена… Это было буквально за день до Нового года, 30 декабря… Вот… И, отметив после этого шампанским все свершившееся, я проводил ребят на вокзал, и все уехали в Питер, договорившись о том, что после Нового года мы снова встретимся и запишем еще что-то… Что у меня вызвало второе удивление за этот день…
Когда я поехал их провожать, на вокзале случился казус. Не было билетов. Мы с Цоем подошли к кассе, и Витя спросил: «Есть плацкарт?» – «Нет». – «Есть купе?» – «Нет». И тогда Цой заявляет: «Мне СВ». Кассирша привстала, выглянула из окошка, оглядела Цоя и спросила: «Молодой человек, а у вас денег хватит на СВ?» Цой усмехнулся и ответил: «Хватит…» И вытащил деньги. Кассирша была в шоке…
Что касается самой работы, то это было рутинно, но весело, потому что помимо всего на студии происходило много интересных событий… Приходили какие-то люди, которых я узнавал исключительно по принципу, что где-то я их видел, но не знаю, кто это. Так как студия была абсолютно закрытая, на ней находилось только два человека – это я и охранник, который вообще никого не знал и был исключительно такой: «Что за бардак вы здесь устроили?» Все гонял… Так как ребята еще и жили на студии во время записи альбома, на раскладушках спали, то им от него доставалось. Жили в этой же студии, все ребята жили там… Витя пару раз не ночевал на студии, а куда-то уезжал, одну из ночей он провел у меня. Помню, моя бабушка, которая в то время была уже очень старенькой, будучи не в курсе вообще, кто это, что это и как, на следующее утро спросила у меня: «Миша, а Витя кто?» – «Музыкант». – «Ну надо же, музыкант, а такой воспитанный». И потом как-то через какое-то непродолжительное время, слушая песни альбома «Звезда по имени Солнце», бабушка у меня спросила: «А это правда Витя поет?» Она конкретно совершенно подсела на две песни из этого альбома… Очень было все забавно, и действительно абсолютно добрые воспоминания от всего этого остались… Особенно от того вечера, когда Коля Кара проспорил Юре Белишкинуящик шампанского. Я не помню, по поводу чего был спор, конкретно не помню и не буду придумывать ничего. Но так как ящик был куплен под Новый год, из двенадцати запечатанных бутылок пять оказались прочему-то с водой, а не с шампанским… Было время тотального дефицита, поэтому тоже была буря смешных и положительных эмоций на этот счет.
Что касается непосредственно работы… Она проходила по достаточно классической схеме: сначала записывались барабаны. Хотя в случае альбома «Звезда по имени Солнце» барабаны записывались на ритм-машинке RX-5. Густав ее достаточно быстро освоил….
С Игорем Тихомировым они сплотились для записи более-менее приличных по тем временам партий… Значит, сначала писалась машинка, потом писался бас, потом Каспарян играл партии, которые потом начисто переписали, потому что они изначально никуда не годились, и Витя сидел, придумывал партии так, как они должны быть, и в последний момент, последние два дня, записывался голос на все песни. Причем голос сначала записывался в пафосный по тем временам микрофон «Деймонд» 57-й модели, который в то время очень любил Майкл Джексон, и ребята в первый раз увидели его вживую… Я не помню тогда, какими путями удалось его приобрести, было же время тотального дефицита, и нормальной техники не было, и как раз, буквально месяца за два, за три до записи альбома, был приобретен этот микрофон, который потрясающе, конечно, звучал. Но мы столкнулись с тем моментом, что звучание группы «КИНО» как-то получилось не звучанием группы «КИНО», привычным для того времени. И в последний момент было принято решение все же перезаписать голос. Витя достал из гитарного кофра микрофончик, какой-то абсолютно бытовой… «Интернэшнл Панасоник» вроде какой-то японский или еще какой… Я долго заморачивался, как его подключить к предусилителю, потому что разъемы не совпадали, ничего не совпадало… В общем, долго морочились, но потом довольно быстро переписали весь голос. Послушали и сказали: «Вот теперь „КИНО“!» Это было таким шокирующим моментом моего личного несогласия, потому что голос звучал частотно-динамически гораздо хуже, но было принято решение, что именно в этом виде он будет, хотя голосовой трек старого микрофона на пленке, конечно же, сохранился…
Что касается материала, то у меня абсолютно ничего не сохранилось, потому что в апреле 1990 года со мной связались по поводу того, чтобы что-то забрать… Искали широкую пленку (бутерброд), приехали люди Айзеншписа и забрали этот материал. Теоретически и практически у меня сохранилась всего лишь одна кассета, на которой были некоторые наброски к записи альбома. Какое-то странное совпадение: все, что касается работы с «КИНО», и всего, что его касалось, – вокруг этого всегда были какие-то мистические совпадения… Приехав с гастролей неделю назад, я начал разбираться дома со старым хламом, доставшим меня по всяким старым шкафам и углам.
И вот, не далее чем вчера, разбирая один ящик, я нашел предположительно ту самую кассету. Я просто помню, как она выглядела, но она без надписей, безо всего, и я не уверен, что это она именно, но предположительно, скорей всего, это она. К сожалению, у меня кассетный магнитофон сломан, и я не смог ее послушать, но думаю, что в течение ближайших дней я с ней разберусь и уточню, она это или не она.
Что касается песни «Вопрос»… Я не знаю, кто были те люди, кто это все забирал-выкупал, но у меня на кассете, на одной из леонтьевских кассет, одна песня тогда сохранилась. Она не вошла в альбом, что-то такое было, ее забраковали, и, когда «Реал рекорде» обратился с просьбой по поводу вот этой песни и мне принесли материал, я как раз нашел ту самую кассету и знал, что у меня на кассете есть, в не очень хорошем виде все это было, но все же лучше, чем у «Мороза». И вот эту песню, я уж не помню в каком году, издали… В общем, восстановлено это было как раз с той самой кассеты. Подозреваю, что на той самой кассете, о которой я сейчас говорю, у меня есть гораздо больше материала, видимо, даже не в тех версиях, в которых он вышел окончательно…
Наташа была на записи альбома, насколько я помню. Но я не интересовался личной жизнью ребят и помню только, что Витя пришел с Наташей, сказал: «Это Наташа». Да… И я ее очень хорошо помню, и еще вот вспомнил…
Студия – это была вообще довольно большая старая квартира, полностью переделанная под эту студию. Это на Преображенке было, здание это не сохранилось, его лет пять-шесть назад сломали и построили там какой-то гигантский монстр на этом месте… Вот… И вот, значит, была довольно большая комната, метров 30, наверное, это сама аппаратная, там стояли пульт, колонки, все необходимое оборудование, а также стояли два больших несуразных кресла с обшивкой из рыжего вельвета. И вот в одном из них, которое было ближе к окну, все время сидел Витя во время записи и все время что-то читал. На вопрос: «Витя, что ты читаешь?» – он ответил, что читает «Диалоги» Платона. Книга, которую ему как раз Наташа принесла, кажется… Что-то такое было, и он вчитывался в это, и сама книга была довольно странная, насколько я помню… Память может мне изменять, но, по-моему, книга была на французском языке. Там что-то с подстрочником было, с какими-то переводами, с такими чуть ли там не рукописными комментариями… Какие-то вещи были выписаны там… Глубина… Он все время молчал на записи. Абсолютно все время тихо сидел, читал и пил шампанское. Это у меня совершенно четко отложилось в памяти.
Еще сейчас вспомнил… Начал вот говорить про это кресло… Витя сидел все время в кресле, и вот однажды над креслом появилась совершенно несуразная, какая-то кошмарная картина… Фанаты леонтьевские разные бывали, в том числе и художница какая-то, которая нарисовала гигантскую картину: Леонтьев в каких-то бинтах, полное ощущение, что шах ему и мат…
У него там было жуткое выражение лица, и вообще чернуха какая-то была… И я хорошо помню тот день, когда Витя зашел, не видя еще эту картину, сел в кресло, а потом так что-то встал, обернулся, посмотрел, увидел эту картину и минут пять смеялся не переставая, потому что не мог прийти в себя от увиденного. Его это просто шокировало…
Один раз был тоже такой достаточно смешной эпизод. Выключили электричество, и Володя, этот охранник, побежал в магазин и купил свечи, для того чтобы на студии было хоть немного видно. Работать было невозможно, конечно, но по крайней мере было хоть что-то видно. И через несколько дней из одной из этих белых свечей Витя вырезал фаллическую фигуру. Смешно было. Она, я помню, у меня потом долго хранилась в студии, в шкафу, и все прикалывались, спрашивали, что это, и я отвечал – это писька, которую сделал Цой. На самом деле все было довольно весело, и была такая рабочая обстановка… Если в первый день у нас была действительно накаленная обстановка, мы не понимали друг друга, я укорял ребят, что они технически неграмотные и не прислушиваются к тому, как надо, как должно быть, они не понимали, что происходит… В общем, у нас был даже такой небольшой конфликт по поводу того, что давайте мы уже найдем общий язык и начнем работать для успеха дела. Это все разрулил, в хорошем смысле слова, Юра Белишкин, который нас помирил-примирил с помощью очередных бутылок шампанского. В дальнейшем все пошло хорошо, ребята даже помирились с охранником, который гонял их постоянно, типа, куда пошел, куда бросил бумажку, зачем еду на столе оставил, тут тараканы заползут и все такое… В общем, там была такая жесткая атмосфера, но тем не менее к концу работы мы все практически стали друзьями, поскольку проводили время всю неделю вместе практически круглосуточно. Я жил совсем недалеко от студии и уезжал в 4-5-6 утра или уходил пешком, и часов в 12 дня мы уже начинали работать.
Сегодня могу сказать, что меня тогда поразило на студии, так это то, что они все были в одинаковых одеждах, мне это было в новинку, в то время, когда все были разнаряженные, кто во что горазд, здесь была такая правильная строгость, и мне это очень понравилось тогда, и после этого я полюбил черный цвет, и он у меня до сих пор любимый. Там чувствовалась семья, и в то время Белишкин туда входил, несомненно… Меня поражало, как, например, они сидели на кухне, а он приходил туда и время от времени заботился обо всех и приносил поесть, попить и все такое… Они сидели, обсуждали какие-то свои дела, я принимал участие в этом и просто был поражен, насколько группа сплоченная, насколько это действительно одна семья, в которой конфликтов не было никогда и любые вопросы решались в узком семейном кругу. Это четко было видно.
После Нового года они вернулись, по-моему, чуть ли не второго числа января, максимум третьего. И буквально меньше чем за неделю, за три– четыре дня, был записан так называемый французский альбом, который потом был назван «Последний герой». Но там была только запись, а сводился он, если не ошибаюсь, во Франции. Но они там, эти французы, не понимали… Это была та же самая проблема, с которой и у нас все начиналось, подход был совершенно другой к этому ко всему…
После этого мы пересекались только на паре концертов в Москве, насколько я помню, я приходил на концерты, попадал в гримерку, и мы там долго сидели, что-то такое выясняли, общались… В 1990 годуя пытался с ними встретиться на МузЭКО в Донецке, но, я так понимаю, тогда там уже рулил товарищ Айзеншпис, и я даже не смог попасть ни в гримерку, никуда – там уже тупо никого никуда не пустили. Там уже ситуация изменилась, и я вообще не понимал, что такое это происходит, откуда этот персонаж появился и какого хрена… Но тем не менее…
Со мной был случай совершенно мистического характера, связанный с Цоем. Я никогда не придавал мистике особого внимания, но слишком затянувшаяся череда проблем заставила все-таки обратить внимание на что-то… И обратить внимание на это что-то мне пришлось после того, как мне приснился Витя. Первый и единственный раз. Это было вот совсем недавно. Причем мне была его устами дана абсолютно четкая информация, откуда, что, как и что надо сделать. Я проснулся с очень странным ощущением и первое, что я сделал, – это включил телевизор. Как было сказано – включи телевизор, и первое, что ты увидишь, будет ключ к решению твоей проблемы. Я включил телевизор, он почему-то был настроен на канал, который я никогда не смотрю, и то первое, что я увидел, было то, что нужно. Я понял. Я пошел по этому пути, и, в общем-то, проблема решилась. Поэтому у меня еще более интересное отношение к этому ко всему. Это был достаточно затяжной сон, не короткий там какой-нибудь… Был достаточно затяжной и странный разговор…
Не так давно мне позвонил Белишкин Юра… Причем позвонил не на сотовый, а на домашний. Видимо, мобильника моего не было. Мама взяла трубку, потом мне просто передала информацию, что звонил Белишкин, похоже, тот самый, который у нас когда-то с Витей был… Он оставил свой мобильный, я ему позвонил, и мы договорились о встрече. А потом я был в Питере, позвонил ему, он приехал, отвез меня на студию и познакомил меня с ребятами из группы «Виктор». Предложил поучаствовать в записи альбома, сказал, что все там нормально, начал рассказывать про мистику, о том, что все это совпадение и тому подобное. Мы с ним посидели, повспоминали много чего по этому поводу. Потом, когда я прослушал то, что они там записали, я от работы этой отказался, как человек. Не вдаваясь в подробности, кому можно, кому нельзя… Просто он мне прислал прослушать песню, уже записанную, типа, твое мнение, что можно с этим сделать… Я прослушал и написал ему: «Юра, а зачем все это? Если ты хочешь точную копию, тебе это удалось в плане звука, в плане звучания, в плане сдирания… А если же ты какие-то мысли там более серьезные по этому поводу, то я бы не стал в этом участвовать». Он очень хотел, чтобы я принял участие в записи этого альбома как бы двадцать лет спустя, но я отказался…
Ко мне периодически обращались какие-то непонятные люди с вопросом, с коммерческими предложениями… Но я никогда не относился к музыке, к тому, что мне дорого как память, как к коммерции и никогда направо и налево интервью не давал, и мне это не нужно. Я вообще к этому ко всему отношусь по-другому. И поэтому, если я что-нибудь обнаружу у себя из записей «КИНО», я дам знать без вопросов и отдам их тем, кому это по праву принадлежит. По крайней мере Саша имеет к этому отношение…
