Книга: Виктор Цой. Последний герой современного мифа
Назад: Страна романтиков
Дальше: «Игла» и ее Remix
О памятниках и памятных местах
Несмотря на то что после гибели Цоя прошло уже 20 лет, люди его помнят. Он по-настоящему народный музыкант, его песни поют во дворах, а лаконичные надписи «Цой жив» и по сей день украшают подъезды. Цитаты из его песен пошли в народ, а политики и бизнесмены используют их в своих рекламных акциях и агитационных кампаниях. По количеству поклонников в молодежной социальной сети «ВКонтакте» Цой едва ли уступает модным сегодня среди подрастающего поколения звездам русского уличного рэпа.
Во множестве городов есть спонтанно возникшие народные знаки памяти и уважения – всевозможные «стены Цоя». Первой такой стеной стала стена на Старом Арбате в Москве. Что уж говорить о родном городе Виктора Санкт-Петербурге, где есть легендарная котельная «Камчатка» с мемориальной доской, и БК, где на даты собираются толпы фанатов. Есть небольшая скульптура на месте гибели Цоя в Латвии, и там тоже собираются поклонники.
Есть также памятники в Барнауле, группе «КИНО» в Морском, неоднократно пытались, но так и не смогли поставить памятник в Москве, и до сих пор в процессе сбора средств проект памятника Цою в Питере. Казалось бы, зачем Цою в Питере еще и памятник, когда там и так полно мест, связанных с ним? Но основная причина, по утверждению инициаторов и сторонников проекта, – мнение родителей Виктора, которые считали, что памятник перетянет молодежь от БК, чтобы там стало спокойнее.
Однако, во-первых, подобные надежды вряд ли оправдаются. А во-вторых, мнение родителей – это одно, а мнение их сына – совсем другое. И те, кто больше разделяет мнение самого Виктора, такую идею не оченъ-то одобряют.
Корр.: Как отнесетесь к тому, если на вашей кочегарке прикрепят мраморную памятную доску: «Здесь жил и работал Цой»?
В. Цой: Надеюсь, что этого не произойдет. Если же произойдет, то спокойно, так же, как отношусь к славе.
Когда приводишь сторонникам идеи памятника эти слова, то в ответ обычно следует аргументация, что никто из адекватных людей не сказал бы, что хочет себе памятник, и не стоит прислушиваться к словам Цоя. Но здесь важна причина реакции «любого адекватного человека» – то, что памятники ассоциируются с косностью и помпезностью, с официозом, а также со смертью, ведь их возводят обычно, только когда человек умер. Для некоторых близких и поклонников Цоя он психологически еще жив как личность, еще довольно-таки ярок его образ в памяти.
Алексей Рыбин в своей книге «„КИНО“ с самого начала» очень верно говорил о сути памятников и музеев.
Алексей Рыбин:
Раздражают только звонки. Звонят мальчики и девочки и требуют от меня каких-то экспонатов в музей Виктора Цоя. Я не даю им экспонатов, у меня нет ничего такого, что бы я мог им дать. Все мои экспонаты – это моя жизнь, моя молодость, которую я ни в какой музей не отдам. Я хотел было сказать этим мальчикам и девочкам, что если они думают, что музеи и памятники возвращают кому-то жизнь, то они очень ошибаются. Отнимают они жизнь, а не возвращают, превращают реликвию во что-то такое, что совсем не похоже на оригинал. И сами усердные музейные служители превращаются в мумии и экспонаты. Но я ничего им не сказал. То, что для них умерло, во мне живет – это часть меня, и Майка, и Бориса, и всех наших друзей.
Рашид Нугманов:
Поскольку Виктор – мой близкий друг, мне все его скульптурные изваяния кажутся фальшивыми, и я лично просто не смог бы городить еще один. По мне, Стена Цоя на Арбате гораздо живее любого из них, и все же я поддержал идею установки памятника. Ради тех, кому он нужен. Ради тех, кто не знал Виктора лично, но любит его и видит в этом памятнике способ увековечить свою любовь.
Цой жил совсем другим, он не имел ничего общего с официозом, с ценностей, которые увековечивают в мраморных досках. И ему наверняка в страшном сне не могло присниться, что он стал частью всего этого. А его родители – люди другого поколения, и они вряд ли видели его интервью, где он говорил о своем отношении к памятникам. Но, как всегда, Цой и его семья рассматриваются поклонниками как некий монолит, и правильным считается любое действие, которое одобрят его родные, даже если бы его не одобрил он сам. Странно, – почему все обязаны соглашаться с мнением его родителей и жертвовать мнением самого Виктора?
Другой аргумент людей, настаивающих на необходимости памятника, это то, что памятник нужен потомкам и всему обществу, чтобы они не забыли Цоя. Но история рассудит, кого будут помнить, а кого – нет, вне зависимости от памятников.
Памятник – это нечто вторичное для потомков, а первичным является значимость данного человека для культуры в целом. Пушкина, Цоя, Высоцкого и многих других в первую очередь помнят и будут помнить за их творчество, а не за то, что им ставят памятники. Без этого культурного вклада потомки будут недоуменно глядеть на изваяние и спрашивать: «А это кто вообще?» Памятники – это акт признания властью или народом значимости культурного вклада. И любой творческий человек понимает, что слава, деньги, почести – все это проходит, а остаются плоды их труда, их стихи, песни, картины и т. д.
Однако к идее памятника можно подходить не как к средству увековечения и утверждения значимости, а с точки зрения скульптуры как произведения искусства. В этом случае памятник должен быть сам по себе вкладом в культуру. Но сторонники установки и скульпторы чаще всего игнорируют этот аспект, и на первое место для них выходит именно пафос «утверждения значимости». Поэтому, вероятно, все конкурсные работы, представленные для проекта памятника в Питере, не отличаются ни внутренним, ни внешним сходством с образом Цоя, ни оригинальностью авторского замысла, в разумном балансе с реальностью. И самое главное – в этих скульптурах не чувствуется ни вложенной в работу любви, ни настоящего понимания человека, которого изображают.
А хороший скульптор обязан если не любить образ, то уметь поймать ту черту, которая характеризует его персонаж. С Цоем здесь крайне сложно даже талантливым скульпторам, потому что он был личностью многогранной, сложной и крайне чуждой к внешним проявлениям своего дара. Он очень далек от типичного образа «творческого человека», поэта с гитарой, смотрящего в звездную даль. В нем больше легкости, отрицания всего стереотипного, и это противоречит внешней форме памятника, которая у нас принята, – эдакого серьезного мыслителя. Еще одна сложность заключается в том, что есть как бы два Цоя: один тот, который был на самом деле, и второй – которым его видят поклонники. В памятниках отражают больше не самого Цоя, а то, что видят его поклонники, – свои мечты, своего «эгрегора». «Мифология творится, а мы в ней участвуем», – сказал Юрий Каспарян.
И памятники – часть этой мифологии.
Большие надежды в этом плане возлагались на памятник в Элисте, проект которого разработал Дмитрий Мишенин – человек с другим взглядом, нестереотипным. Цой, по данному проекту, должен был быть изображен в полный рост, с зажженной сигаретой, чтобы каждый мог прикурить у него. Этим автор как бы хочет сказать, что в песнях Цоя столько огня и энергии, что ее хватает для того, чтобы зацепить людей даже сегодня.
Идея Мишенина – о том, что Цой должен представляться не просто бездушной статуей, а именно человеком с улицы и для улицы, – очень интересна, самобытна и гораздо больше отражает настоящего Цоя, чем того отстраненного героя с гитарой, которым предстает Виктор в большинстве питерских макетов. И вместе с тем она учитывает и видение его в народе.
А что же с уже созданными народными памятниками, такими, как «Камчатка», Стена на Арбате и другими тусовочно-памятными местами? Отношение к ним у многих повзрослевших «киноманов» за многие годы претерпело изменения от романтического восторга и религиозного благоговения к скептицизму и отрицанию того, что все эти места имеют хоть что-то общее с Цоем. Во-первых, потому, что все это уже перестало быть таким нужным для многих поклонников. Взрослые люди понимают, что важнее деятельное отношение к наследию Цоя (песням, картинам и т. д.), а не тусовки на кладбище. Во-вторых, потому, что публика, посещающая эти места, не всегда приятна да и порядком измельчала с годами.
Питер. Улица Рубинштейна, 13. Зал Дома народного творчества. Или просто Ленинградский рок-клуб. Обычная подворотня с проходным двором. Исписанные, изрисованные стены, украшавшие подворотню рок-клуба, полностью исчезли после проведенного городскими властями капитального ремонта. Ныне давно потерявший свой статус Ленинградский рок-клуб официально не существует. Теперь бывшие помещения первого рок-клуба страны занимает детский театр «Зазеркалье». Причина закрытия банальна, – руководство рок-клуба не заплатило за аренду помещений городским властям. Естественно, это вызывает смех, – у нищих рок-музыкантов не хватило денег на оплату старейшей рок-базы страны. Хотя причина закрытия все же не в этом. Просто рок-клуб стал не нужен.
Говорят, президенту клуба Николаю Михайлову городские власти предложили на выбор другое помещение в новостройках, на окраине города, но совет рок-клуба отверг это предложение, посчитав постыдным делом занимать помещение, где нет никакой истории и где не был никто из легенд питерского рока. В итоге все имущество и оборудование клуба (за исключением рояля) было вывезено и разбросано по мелким клубам и репетиционным точкам групп (в том числе и на Пушкинскую, ю). Последним предметом, остававшимся в опустевшем помещении рок-клуба, было большое зеркало, с надписью помадой: «Это я-то Свинья? Да ты на себя посмотри! Свин». По некоторым источникам, это зеркало было увезено к себе домой одним из поклонников «Автоматическихудовлетворителен на память…
Москва. Арбат. 2008 год. Стена памяти Виктора Цоя. К самой стене почти не подойти – мешает автостоянка, устроенная прямо перед ней. Много мусора и грязно одетых малолеток. Сейчас тусовка здесь не то, что раньше. Много таких, которые приходят сюда, чтобы только выпить. Народ, бывающий здесь, считает себя панками и думает, чем больше они здесь намусорят – тем круче. Сегодня «киноманов» в Москве можно встретить только здесь, и то очень редко. Хорошие люди приходят сюда чаще только в плохую, холодную погоду. В суровых условиях – меньше гопников. Летом здесь алкоголики, которые создают лишние проблемы. Сейчас на Арбате собираются люди, которым на все наплевать, они могут нажраться и спать прямо здесь, под стеной. Это не «киноманы». Когда-то давно Марьяна Цой просила фанатов не делать из стены памятник, не превращать ее в мемориал. В 2005 году Марьяна Цой умерла. Теперь, по сути, эта стена городским властям не нужна, ибо, по слухам, ее спонсировала Марьяна. Она оплачивала место, поэтому стену не сносили. Хотя фанаты не дадут снести эту стену в любом случае. Но если раньше стена служила как бы средством, куда можно было выплеснуть свое горе, то сегодня этого нет. По словам чистокровных «киноманов», сейчас на Арбате – кошмар. Как таковых «киноманов» и панков здесь в принципе не осталось. Люди, которые тусуются здесь ныне, – жалкое подобие того, что было здесь лет 10 назад. Милиция часто приезжает сюда на «газели» и забирает человек 10–12 для отчета, всех подряд. В общем, все очень опустилось в этом плане. Арбат превратился в дно.
Каждый год 15 августа к месту гибели Виктора Цоя на 35-й километр трассы Слока – Талей съезжаются «киноманы», чем несказанно злят владельцев расположенного рядом с мостом участка «Тейтупниеке», хозяйка которого в тот трагический день и подумать не могла, чем это для нее обернется. Полицию она вызывает примерно раз в год. Местные гаишники приезжают ближе к вечеру и устанавливают по посту в километре от моста с обеих сторон, так что пьяные далеко не уезжают.
Из воспоминаний очевидца:
От начала до конца на поминалках я был только в 99-м, и это была жесть. Тогда недалеко от места проходил громадный слет байкеров, и некоторые из мотоциклистов решили заодно заглянуть и «к Цою», так что количество человек втрое превысило стандартное, – на поле возле моста и напротив «Тейтупниеке» расположилось человек так 300, и все они разделились на 15–20 компаний с гитарами и кострами. Местные омоновцы (русскоязычные латыши называют их земосами и гоблинами) приехали около пяти вечера, но реальных причин всех разгонять у них не было. По правилам, они могли отлавливать особо буйных и приковывать их на несколько часов наручниками к придорожным столбам. Так, уже к восьми вечера у каждого столба стояло по пьяному байкеру, а рядом их веселые друзья хором распевали песню «Земосы – пидорасы». Позже, если я 15 августа оказывался в Латвии, то подъезжал к месту на велике (мне до него всего 10 км) на пару минут днем и быстро ретировался.
Питер. Промозглый ветер с мокрым снегом. Метро «Спортивная». Улица Блохина где-то рядом. Ищем «Камчатку» – музей-котельную, где раньше работал Виктор Цой.
Небольшой дворик позади общежития разукрашен рисунками и посланиями фанатов. Земля во дворе черная от угля. Стены в надписях типа «Цой – жив!!!». На одной из них – мемориальная доска: лицо Виктора Цоя и разлетающаяся на осколки гитара. Ниже цветы. Свежие, успевшие завянуть… А рядом – ступеньки в саму котельную. Впрочем, котельной там уже давно нет.
Ныне это небольшой клуб-бар «Камчатка», и из трех топок, когда-то даривших тепло обитательницам женского общежития, куда подбрасывал уголек Витя Цой, осталась только одна.
Здесь постоянно кто-то тусуется. У тех, кто попадает сюда впервые, складывается впечатление, что воздух, стены и все вокруг пропитано рок-н-роллом. Но это все положительные стороны, а ведь есть еще и отрицательные. Например, бич всех ленинградских тусовок – беспробудное пьянство тусовщиков. «Камчатка» раньше была обычным двором, вонючей подворотней, где с утра до ночи сидели какие-то гопники, пьяная урла, для которой нет ничего святого. Полуразрушенные стены, помойка в центре двора, битые бутылки, окурки. К сожалению, мало что меняется. И это вполне самостоятельное учреждение, гордо именующееся «общественно-творческое объединение»? Да еще когда-то включенное в список Всемирного наследия ЮНЕСКО и в культурную программу к 300-летию Петербурга…
И вот опять – чистый энтузиазм ребят – открытие мемориальной доски Виктора Цоя работы питерца Степана Мокроусова (участника строительства храма Христа Спасителя в Москве), проведение концертов, встречи поклонников «КИНО» в даты, связанные с именем Цоя…
Гарик Сукачев:
Существует такое понятие, как печать смерти. И я опять повторю, сегодня умрешь, завтра скажут – поэт. Обычно то, чего ты не замечал, когда человек еще был жив, после его смерти приобретает иное значение, становится символом. Но мне дико не нравится тот фильм, который сняла Марьяна, жена Виктора. На «Камчатку», где он начинал, теперь, оказывается, водят экскурсантов! Эрмитаж, Аничков мост, «Камчатка»! – здесь жил и работал… Из того, что делал Цой, мне нравилось не все. В Питере было много патетики, и в Витьке было много патетики.
Алексей Рыбин:
Сегодня водят экскурсии по местам Цоя, восстанавливают «Камчатку», что, на мой взгляд, полный бред. Ведь Виктор пошел туда работать от безысходности и нищеты. Это была вынужденная мера, и совсем ему там не нравилось ковырять уголь. Цой бы ужаснулся, узнав, что память о нем – это грязная, вонючая котельная. Для него это не было романтическим местом. Это точно. И не надо «Камчатку» превозносить…
Возможно, Алексей прав. Превозносить «Камчатку» не нужно. Но чтобы хоть как-то сохранить память об этом месте, нужно было обустроить двор, убрать мусорку во дворе, поставить хорошие ворота, на что потребовалось немало денег и сил, а их было очень мало, да и сейчас с ними негусто. К тому же обитатели «Камчатки» жили, да и до сих пор живут в ней на птичьих правах, и то лишь благодаря хорошим отношениям с администрацией города, что, естественно, очень сложно поддерживать в наше время.
Обитатели котельной всегда надеялись лишь на собственные силы, на пожертвования посетителей клуба да на сборы с проводящихся концертов, поскольку от правления «творческого объединения» «Камчатка» никогда не получала ни копейки.
Еще в августе 2001 года поклонник «КИНО», талантливый художник «Френсис», изобразил (бесплатно, конечно) на стене котельной портрет Виктора Цоя, что, естественно, стало одной из достопримечательностей клуба. Смотрители музея-клуба организовывали импровизированную торговлю плакатами, значками, чтобы хоть как-то собрать минимальные средства для хотя бы косметического ремонта помещения, кудауже становилось стыдно заходить из-за грязи и мусора… Многие старики «киноманы» в то время вообще отказались от «Камчатки». Многое не устраивало тогда фанатов: и то, во что превратилось одно из самых рок-н-роллъных мест Питера, и те люди, которые тогда там заправляли, и те люди, которые там выступали, равно как и цены на билеты, на выступления этих людей… Многие прекрасно помнят то время, ибо сами столкнулись с этим вплотную…
Работа полиции на Богословском кладбище. Фото – Виталий Калгин
Зато члены правления приезжали в «Камчатку» раз в год и далеко не в трезвом виде, когда уже все равно где сидеть и что пить, закрыв глаза на грязь и убожество.
Конечно, обвинять никого не хочется. Да и все равно уже им – и Цою, и Баиилачеву, и всем остальным: мертвые сраму не имут. Но как быть живым? Тем, кто еще юн и чист душой и кому дороги и близки люди, бросавшие уголь в топку «Камчатки» в уже далеком 1987 году? Ладно, Сергей Фирсов не огорчается. Да и деньги его не особо интересуют. Главное – раздобыть материалы, а работать и самим можно…
…Ныне «Камчатка» наконец-то приобрела вид небольшого уютного рок-клуба… Но, к сожалению, большинство поклонников Виктора Цоя в «Камчатку» не вернутся никогда.
Санкт-Петербург. Пискаревка. Проспект Мечникова, 43. Богословское кладбище. Неширокая прямая аллея. Поворот налево, выход на главную аллею кладбища… Раньше здесь росли невысокие липы, ныне же вся аллея заполнена свежими могилами. Идя по узкой дорожке, замечаешь небольшую площадку с лавочкой, на которой сидят молодые длинноволосые люди, одетые в черное и играющие на гитарах что-то очень невеселое. Напротив лавки – могила Виктора Цоя, легендарного питерского рок-музыканта. Кругом дорогие цветы, черные ленты, фотографии, значки. Горка сломанных сигарет. Горящие свечи… Таким видят Богословское кладбище журналисты и люди, далекие от рок-тусовки, не общавшиеся с рок-фанами.
На самом деле все немного иначе. Поклонники Цоя посещают Богословское кладбище с 19 августа 1990 года. Просто в какое-то время тусовка меняется, уходит. Но затем появляются новые и новые вахтеры. Конечно же, жить на кладбище перестали, последние палатки были свернуты к осени 2000 года.
Недалеко от могилы Цоя, за железной дорогой, есть «стена памяти Цоя». Раньше на ней были дорогие сердцам «киноманов» портреты и надписи в память о Цое, но в 2005 еоду руководство гаражного кооператива, в чьем ведомстве находится стена, закрасило все надписи. То же самое постигло портреты и надписи на воротах кладбища, поскольку администрации кладбища необходимо было пройти городскую проверку.
Основной наплыв фанатов бывает на Богословке два раза в год – 21 июня и 15 августа, в день рождения и в день смерти Виктора Цоя. И тогда Богословка и днем и ночью вибрирует песнями «КИНО», тонет в табачном дыму и алкоголе… Но, несмотря на кажущуюся мирной обстановку в такие грустные дни, тусовка находится как на пороховой бочке. Различные неформальные тусовки враждуют между собой, затевают иногда кровавые побоища. Всевозможные панковские и гопнические дринч-команды устраивают на кладбище пьянки и дебоши, что вызывает невольный, но справедливый гнев чистокровных «киноманов».
Всего лишь несколько лет назад свято соблюдался негласный (и незыблемый, как тогда казалось) свод правил поведения у могилы Виктора – не кидать мусор, окурки рядом с могилой, не орать, не валяться пьяным, не фотографироваться на фоне могилы За подобные действия на БК можно было легко стать калекой, и эти традиции передавались из одного поколения поклонников в другое. В те времена традиции чтились сурово: к примеру, получить по шее на БК можно было не только за срач, но даже и за то, что одет «не по форме» – в светлое…
А что мы видим сегодня? Новое поколение пятнадцатилетних в большинстве своем не соблюдает даже элементарные этические нормы поведения на кладбище. Пьют, орут, дерутся, одеты кто во что горазд (разумеется, без всякого намека на минимальный траур)… Писают, простите, ничуть не смущаясь, прямо не отходя от стакана (от могилы Цоя тем более), а самые нетерпеливые еще и «любят» друг друга тут же, на кладбищенских лавочках. Про Интернет, заполненный фотографиями пьяных личностей со стаканами в руках на фоне могилы Виктора, и говорить не приходится. Многие особо рьяные местные фанаты ходят «хозяевами кладбища», что обижает молодых и приезжих поклонников «КИНО»…
Конечно, в любой тусовке есть плохие и хорошие. Но то, что происходит на Богословке ныне (да и на Арбате в Москве), просто переходит все границы. И с каждым годом становится все хуже.
Достаточно вспомнить, с каким ярко выраженным единодушием поклонники всегда убирали мусор около могилы Виктора, перебирали цветы, подметали. Причем не только на какие-то определенные даты, а каждый день. Сегодня же приходящие к могиле так называемые поклонники совершенно не реагируют ни на мусор, ни на грязь у могилы и позволяют себе откровенное хамство.
Светлана Власова, глава Фонда памяти Виктора Цоя:
6 августа 2009 года, примерно 2 часа дня. БК. Дикий ливень. Подходим втроем к могиле Виктора – напряженная ситуация: девушки (которые обычно следят там за порядком, привозят подставки, вешают покрывала на даты) ругаются с компанией в хлам пьяных ублюдков, которые не пропускают машину к могиле, бьют пустые пивные бутылки прямо под колеса. Все это происходит в 2–3 метрах от могилы. Зрелище чудовищное. Девушки потом на руках все носили к машине, так как проехать по стеклам нельзя. Ублюдки стояли рядом и радостно ржали. Проходящие мимо люди опасливо озирались и на юных алкашей (самому старшему не больше 20), и на девушек. Слышался раздраженный шепот: «Цой… фанаты…»
Из воспоминаний автора:
…В апреле 2012 года я приехал на БК после Пасхи. Картина возле могилы напоминала поход Мамая через Куликово поле. Я бросил торбу на лавку, закатил рукава куртки и, найдя веник, сделал попытку хотя бы немного привести площадку перед могилой в чистоту, разобрать цветы и убрать мусор. В процессе моей работы рядом нарисовался какой-то перец в «киноманском» прикиде, который, подойдя с гордым видом к могиле, вытащил мобильный телефон и принялся громко (с наигранной блатотой в голосе) пиз. ть про то, что он сейчас с Мамоновым в гостинице встретился, что надо концерт памяти Цоя организовывать, что хорошо бы добиться у администрации Питера, чтобы именем Цоя была назвала одна из улиц… Идеи у чувака были достойные, безусловно, но почему-то мне очень захотелось подойти тогда к нему и уеб. ть его прямо на месте. Хотя он бы, не сомневаюсь, не понял, за что получил. Рассуждать о концертах памяти, стоя у замусоренной могилы самого Цоя, – это банальное кощунство. И караться такое должно на месте. Это моя позиция, конечно. Может быть, кто-то думает иначе?
Году в 2000-м тусовка собиралась на БК каждый день, но, простите, мы никогда не опускались до банального, подобного этому, скотства на кладбище, у могилы любимого музыканта, уважаемого и любимого нами человека. А все потому, что элементарно имели хотя бы немного мозгов и совести. И никто не может ни меня, ни кого-либо из моих друзей ни в чем упрекнуть…
Конечно же, я ничего не сказал этому чуваку. И бить его тоже не стал.
Я просто закончил уборку, отнес увядшие цветы на помойку, купил возле входа на кладбище у милой цветочницы десяток крупных желтых роз и расставил их в вазоны на могиле.
Чувак все так же щебетал по мобильнику. Отойдя от могилы, я сел на лавку, вытащил небольшую фляжку, наполненную коньяком, открыл, отхлебнул, вытащил пачку «Космоса», прикурил сигарету и, затянувшись терпким дымом, задумался. О чем я думал тогда? Кто знает… Надо мной голубело небо, пригревало весеннее солнце. Наверное, я думал о том, что все это «нам с тобой», этот «голубых небес навес»…
И тут произошло ожидаемое. Чувак, закончив свои телефонные испражнения и ощутив запах коньяка, бодро подвалил к лавке с намеками, что хорошо бы «помянуть Цоя». Я даже не стал ему отвечать. Я просто взглянул на него своим чистым и ясным взглядом, и чувак все понял. Реально для таких людей не нужны слова. Они их недостойны. Но надо отдать этому перцу должное – он понял все сразу. И понял, как я заметил, правильно. Он засунул свой телефон в карман куртки и исчез…
Докурив, я подошел к могиле Виктора. Розы, расставленные мной в вазоны, попив воды, слегка приоткрылись, и в лепестках их, как слезы, кое-где блестели крупные водяные капли. Солнечные лучи отражались в мраморе памятника, тихонько горела свеча, и ветер слегка шевелил черные ленты, привязанные к могильной оградке…
Кровь закипала, но хмель не брал, видимо, незримо витающий рядом дух Виктора остужал мою не в меру горячую голову. Выкурив еще одну сигарету, погрустив и мысленно попрощавшись с Виктором, я покинул БК, уйдя, как всегда, не оглядываясь…
Многие «киноманы», живущие в районе БК и часто посещавшие могилу Виктора, уверяют, что на Богословке продают наркотики, отсюда, дескать, и «растут ноги» происходящего на кладбище. Администрации на это дело плевать с самой высокой башни, вполне возможно, кто-то «имеет долю» с этого. А доблестное отделение милиции, расположенное неподалеку, лишь зарабатывает на молодежи деньги…
Последнее время милиция, правда, взяла моду усиленно патрулировать Богословку, с собаками, особенно в дни памятных дат. В такие дни сотрудников милиции на БК бывает больше, чем поклонников Цоя… Данный обычай повелся с приснопамятного побоища в августе 2000 года, хотя в последние годы это, вероятнее всего, связано с терактами и провокационными действиями неонацистов, подобными погрому, учиненному ими весной 1999 года на Богословке.
15 августа 2010 года силы правопорядка Калининского района Петербурга в своем рвении оградить «киноманов» от пьяных маргиналов (или в стремлении заработать в городской и собственный бюджет как можно больше денег) перешли все границы. Было оцеплено не только Богословское кладбище, но и прилежащие к нему улицы, были закрыты все магазины и торговые палатки, что, само собой, ничуть не смутило бомжеватого вида субъектов, прошагавших два квартала за водкой и после валявшихся на лавках у могилы Цоя. Милиция при этом делала вид, что не замечает этого контингента, хватая без разбору не алкашей, а совершенно трезвых людей, из-за отсутствия свободного места толпящихся чуть ли не на соседних могилах, поскольку все лавки были заняты бухающими маргиналами. Это, вероятно, потому, что с маргиналов нечего взять, денег у них нет, а приезжему поклоннику «КИНО», малознакомому с местными порядками, довольно легко впаять тысячный штраф за грубое нарушение общественного порядка…
По сугубо авторскому мнению, не кажется ли верным поклонникам «КИНО» снова вспомнить негласный свод «киноманских» правил поведения и самим следить за порядком – удалять маргиналов и неадекватных элементов с кладбища, гнать их от Стены на Арбате и с Километра? Несомненно, каждый из них, получив раз пару «кренделей», призадумался бы в следующий раз, а стоит ли туда идти, если там опять «навешают»? Если хоть кто-то из тех, кто прочтет эту книгу, задумается над вышеизложенным и сделает определенные выводы, будет уже замечательно. А если он (она), приходя на могилу Виктора (к Арбатской Стене или на Километр), принесет с собой не бутылку водки-пива, а букет красивых цветов – будет еще лучше…
Поклонники очень дорожат всеми своими «памятниками» и достопримечательностями, боясь, что Цоя позабудут, если не написать лишний раз на заборе его имя или не поставить еще одно его изваяние всем на заглядение. Однако главная память о Цое – это его песни. Кто-то сказал: «Виктору Цою не нужно ставить памятников и мавзолеев, не нужно опошлять его имя лубочным поклонением. Достаточно того, что каждый тинейджер, да и просто человек, умеющий держать гитару в руках и знающий три блатных аккорда, знает хотя бы пару его песен». И черт возьми, это правильно.
P.S. 19 июля 2013 года из Петербурга пришло известие о смерти лидера панк-группы «Король и Шут» Михаила Горшенева, прах которого после кремации был захоронен на Богословском кладбище, недалеко от могилы Виктора Цоя.
Этот факт вызвал справедливый гнев чистокровных «киноманов», считающих, что поклонники «КиШ» своим видом и поведением будут провоцировать драки и бесчинства на кладбище. Увы, но к подобному мнению хочется присоединиться.
Назад: Страна романтиков
Дальше: «Игла» и ее Remix
