Глава 5

Олаф привел с собой всего человек тридцать, прочие оказались жителями порта и на пристани собрались только из любопытства – за зиму даже в таком многолюдном месте мхом покроешься, кораблей приходит мало. К тому же недавняя гонка, окончившаяся победой соотечественников, вызвала среди местных большое оживление. Ярла Гуннара шумно поздравили, восславили Одина, помахали дружине конунга шапками вслед и вернулись к своим делам. А низкорослые мохнатые лошадки, с места взяв неторопливой рысью, привычно потянулись вверх по горной тропе. Она была достаточно широкой, чтобы всадники могли выстроиться парами.

Лошадей Олаф Длиннобородый взял с запасом, так что трястись на сундуках никому не пришлось. О чем конунг вскоре сильно пожалел – когда пришедший в себя Гуннар, вспомнив о главном виновнике известных событий, взялся за вождя со всем усердием. Во главе вытянувшегося лентой отряда скакал десяток впередсмотрящих, позади грохотали возы с подарками и личными вещами, в спину дышала дружина ярла, так что деваться Олафу было решительно некуда. Нэрис, чья лошадь шла через одну от коня конунга, прислушалась к долетающим спереди цветистым проклятиям и смущенно потупилась. Гуннар, как всегда, посторонних ушей не стеснялся. И даже то, что ругаемый был его повелителем, пыла склочного норманна не охладило… Конечно, Олаф в долгу не оставался – на то он и старший, на то он и конунг, но яснее ясного, что еще до Бергена старые товарищи успеют десять раз помириться, вновь разругаться и опять помириться. «А по прибытии небось еще и напьются», – подумала леди Мак-Лайон.

Она обернулась – Ивар ехал позади, у самых возов, бок о бок с поникшим Тихоней. Норманн растерял весь свой недавний пыл и сейчас, нервно мусоля пальцами гриву своего коня, рассыпался перед хозяином в длинных извинениях. Лорд понимающе кивал, успокаивал и украдкой позевывал в воротник: пребывая в смятенных чувствах, Ульф, как правило, становился косноязычен и нуден до ужаса, а его несвязное бормотание и вовсе нагоняло на слушателя смертную тоску. Но Ивару, так же как и Олафу, деваться было некуда, так что приходилось терпеть. Нэрис послала супругу сочувственный взгляд и скосила глаза на покачивающегося в соседнем седле Творимира. За все эти десять дней она, к собственному стыду, не сказала телохранителю мужа и двух слов. Боялась, что сызнова начнет реветь, и тогда… Ивара ведь не на пустом месте гончей прозвали. Он же всю душу расспросами вынет!.. В ночь перед отъездом Нэрис спасли только сборы да поздний час, к утру она уже взяла себя в руки, а в поездке советнику было определенно не до ее странного поведения. Но сейчас дело другое. Упаси господь с собой не совладать! Творимиру-то что, он до бесед невеликий охотник, а уж с женой командира ему и вовсе говорить не о чем. А вот Ивар, пожалуй, от перехода через день-другой отойдет, выспится и наверняка задумается: что это любезная супруга от его телохранителя с трясущимися поджилками шарахается? «Нет, этого допустить нельзя, – решила леди. – Надо собраться. Будем считать, что брауни ошибся. Или вовсе мне ничего не говорил! Так оно всем спокойнее будет». Нэрис вдохнула, выдохнула, придала своему лицу чуть скучающее выражение и, храбро взглянув на русича, сказала светским тоном:

– Интересно, что с Ульфом на корабле тогда стряслось? Он, часом, не берсерк ли? Вы не знаете, Творимир?

– Эх, – пренебрежительно отозвался тот. И покачал головой.

– А что же он так взбудоражился? – не отставала ободренная хорошим началом леди. – Чуть вплавь не бросился ведь! Я поняла, что норманны с данами не дружат, но чтобы уж так-то?

Творимир, чуть повернув голову, бросил на поникшего Ульфа долгий оценивающий взгляд. Берсерк? Да где там!.. На Русь норманны приходили частенько. Правда, не столько пограбить (так им и дали, как же!), сколько чтобы наняться в дружину. Служить у русских князей многие почитали за честь, особенно если вспомнить, что князья эти нравом да привычками от тех же конунгов не слишком отличались. Так что бывший воевода во время оно на северян насмотрелся – во! И помянутых «берсерков» среди всей этой шайки-лейки тоже встречал не единожды. Но Ульф? Сказки! Воитель он отменный, не чета многим, да только голову в бою еще ни разу не терял – уж Творимир-то знает, видел. Мухоморов тутошних Тихоня не жрет, пеной с губ во врага не плюется, на клинки голой грудью тоже не лезет. А чего сорвался тогда – так кто ж его поймет? Одно слово – север! Под коркой ледяною горн кузнечный пышет…

– Ничего не понимаю, – вздохнула Нэрис. – Может, его гребцы бражкой своей угостили? Во хмелю и не такие дурят. Он же на Ивара сроду голоса не повышал. А тут – «уйди, дубина»… И было бы из-за чего!

– Так ведь и было, госпожа, – раздалось сзади.

Нэрис удивленно обернулась и встретилась взглядом с лохматым Йорни – смешливым норманном из дружины ярла Гуннара. Тощий, нескладный, с жидкой бородкой, Йорни при ближайшем рассмотрении оказался совсем молод – моложе нее самой. Он смущенно улыбнулся и пояснил:

– Тихоня данов не переносит. Прямо от имени одного трястись начинает. Зуб у него на них – во-о-от такенный!

– Почему?

– Дело прошлое, – с опаской оглянувшись на возы, отозвался боец. – Мы ж с соседями испокон веку не в ладах. То мы на них лезем, то они на нас. Ну вот и того, без потерь не обходится! И добро бы только на море, а то ведь и высадки бывают, сами понимаете.

– Понимаю, – наморщила лоб Нэрис. – Тихоня-то здесь при чем?

– В походе он был, – пояснил норманн. – А дома мать с сестрами осталась. Маленькие еще девчонки. Ну, в общем, мужики ушли, а бабы что? На бабах хозяйство. Только принесло ж в ту пору данов на наши берега! Чуяли, скоты, что на дармовщинку будет чем поживиться!..

– Тсс! – шикнул на разгоряченного собственным рассказом Йорни его сосед. – Чего орешь? Щас Ульф услышит, сызнова бушевать пойдет. Ему ж только намекни – и прячься, куда успел.

– Это да, – подумав, кивнул рассказчик и понизил голос: – В общем, госпожа, зашли они тогда со стороны Хардангерфьорда – как раз откуда сегодня вылезли, да и принялись грабить. Кое-кто из бойцов дома остался, да и бабы наши – нелегкая добыча, да только этих стервятников все равно больше было, и все при оружии. Бергену почти не досталось тогда, а вот Аскёю и Сутре… острова же!

– Не продолжай, – поежилась Нэрис, опуская глаза. – Значит, Ульф мстит за родных?

– Навроде того. Хотя кому мстить-то? Данов, что тогда грабить пришли, наши же и положили – острова-то рядышком, как первые два пали, так Холснёй, последний, дыбом и встал. Клич кинули, собрались всем миром да прижали соседушек на отходе. Но Тихоня, вишь, все забыть их не может…

– А пора бы, – буркнул сосед Йорни. – Почти сорок лет прошло.

– Дак семья же, Бьорн!

– Ну, семья. Один он такой, что ли? – резонно возразил старший товарищ. – У меня, может, тоже мать была. И братья. Торфин вон в позапрошлом году жену потерял – и месяца вместе не прожили. У Гуннара этим летом сын погиб единственный, мать чуть умом не тронулась… Дальше-то что?

– Ну, ладно, ладно. Завелся, как тот Тихоня!

– Ты, Йорни, щенок еще, – глухо буркнул воин. – А Ульф, в его-то лета, только и знает, что позориться. Лучше бы не возвращался вовсе. Берсерк, ха… И у тех-то ума поболе, даже в бою!

Он раздраженно отвернулся и натянул на голову край меховой накидки. Йорни, жалобно мигая глазами, теребил в руках поводья. «Вот что у меня за язык такой? – в сердцах подумала Нэрис, уткнувшись взглядом в луку седла. – Надо мне было с расспросами приставать?» Она тихонько вздохнула. А Йорни, помолчав минуту, ободряюще улыбнулся сконфуженной гостье и шепнул:

– Тихоня не берсерк. Вот Гуннар – да. – Норманн покосился на своего молчаливого товарища и ядовито добавил: – А ведь было небось времечко, когда и ярла старики щенком ругали?..

Нэрис, бросив взгляд на разоряющегося впереди Гуннара, весело фыркнула. Творимир состроил постную мину. А потом, прищурившись, приподнялся на стременах:

– Эх!

– Что такое? – Леди, мигом забыв о ярле, обеспокоенно вытянула шею.

– Подъезжаем, – отозвался Йорни. – Берген, госпожа! Досюда от берега недалеко, ежели верхами.

– Да, мне говорили, – медленно кивнула Нэрис, глядя на выплывающий из-за поворота холм. По лицу леди Мак-Лайон скользнула тень искреннего недоумения. И даже отчасти разочарования. Она, конечно, понимала, что от норманнского поселения особой красоты ждать не стоит, но… Это – торговая колыбель севера? Это – вотчина великого конунга? Вот это?!

Берген был скорее широк, нежели высок. Он обволакивал собою холм, растекаясь по краям неровными ручейками кособоких крестьянских домишек, словно чудной заморский гад осьминог, растопыривший длинные щупальца. Ни замков, ни крепостных рвов – только высокий частокол ремнем опоясывал городские границы. Нэрис склонила голову набок, разглядывая неровные ряды домов, лежащие внизу как на ладони. Длинные, потемневшие от времени, они напоминали выброшенных на берег китов с горбатыми спинами. Серо-черные брусья стен, покатые крыши – да уж, это тебе не Стерлинг и даже не Фрейх! «Унылое зрелище, – растерянно подумала леди. – Не понимаю я тех данов, ей-богу. На что им сдались такие сараи?» Она пожала плечами, но мнение свое озвучивать не стала: каждый живет как может и как привык. Наверняка найдутся люди, которым и Шотландия медвежьим углом покажется! Нэрис вспомнила рассказы Ивара о Востоке: золотые пески, величественные дворцы, закутанные в невесомые прозрачные шелка женщины, не открывающие лиц, ленивые вельможи, передвигающиеся по улицам только в обтянутых белой тканью паланкинах… «Воображаю, что подумал бы такой вельможа, окажись он вдруг в Файфе, – промелькнуло в голове леди Мак-Лайон. – А уж про Берген и говорить нечего. Суровые люди, и житье у них суровое».

– Ну, как? – раздалось прямо у нее над ухом. Йорни, горделиво выпятив подбородок, кивнул на приближающийся город.

– Э-э-э… Впечатляет.

– То-то же! А я здесь родился!

«Сочувствую», – чуть не ляпнула Нэрис, едва успев прикусить язык. С другой стороны, подумала она, парню есть чем хвалиться. Если вот это – самый большой город в стране, то о том, как выглядят местные деревушки, и думать-то страшно… Леди Мак-Лайон вежливо улыбнулась дружиннику. Тот же, благополучно расценив молчание гостьи как готовность слушать, окончательно расслабился и принялся болтать. О себе, о своей родне, о дружине ярла Гуннара, куда попал следом за старшими братьями, и, само собой, о Бергене.

– Я-то, понятно, не с окраин, – доверительно сообщил Йорни, морща нос. – Там все больше беднота ютится. Вроде этих, деревенских. Как заедем, вы на крайние хибары не глядите даже! Следом-то получше дома пойдут – одна торговая слобода чего стоит… Хотя ее, конечно, сплошь иноземцы строили.

– Какие конкретно? – послышался сзади голос Ивара. Дорога на подступах к Бергену раздалась вширь, и лорду удалось с горем пополам протолкаться к жене, отправив Творимира на свое место у возов. – Часом, не те, что Союз Четырех городов основали? Я слышал, что немецкие купцы уже и до вас добрались, но чтоб целой общиной селиться… Отчаянные ребята.

– Ваша правда, – уважительно глянув на всезнающего советника, кивнул Йорни. – Они это. Немцы. Насчет отчаянности не скажу, но хитрованы те еще! Конунг их привечает, а ежели по мне, так и зазря. Еще сыны Одина с торгашами не знались! У них же, известно, «не обманешь – не продашь»!..

Нэрис закашлялась. Лорд Мак-Лайон, спрятав улыбку, заботливо похлопал супругу по спине и поторопился увести разговор в сторону:

– А Берген, однако, все разрастается. Лет десять назад всего-то сотня домов стояла, а нынче и холма не видно. Множитесь, а?..

Он весело подмигнул норманну. Тот на улыбку не ответил.

– Есть маленько, – поморщившись, отозвался он. – Да только не одни мы множимся. То, вон, купцы, то из деревень мужичье подтягивается. Много пришлых.

– А что же конунг зевает?..

– Так чего ж ему, гнать их, что ли? Крестьянин и землю вспашет, и скотину взрастит. А случись что – от соседей прикроет, мы ж почитай весь год в походах. Пусть и хлипкий боец, да хоть толпой возьмет! Даже мыша амбарная полезной бывает. А уж про купцов и говорить нечего…

Он махнул рукой, оставив свою мысль незаконченной. Йорни был воином в бог знает каком поколении и на остальные слои населения всегда поглядывал свысока. «Ну конечно, не след сыну Одина в земле копаться да треской торговать, – с иронией подумал Ивар, глядя на норманна. – Вот грабить – другой разговор! Умиляют меня эти северяне, честное слово».

Остаток пути разгоряченные лошади преодолели быстро, и получаса не минуло. Мелькнули по обеим сторонам дороги тонущие в сумерках деревенские лачуги, распахнулись тяжелые городские ворота, и длинная вереница всадников въехала в Берген. Как обещал Йорни, бедняцкие окраины скоро остались позади, а вместо них по краям неровной извилистой улицы потянулись дома состоятельных горожан. Никакой плетеной лозы, обмазанной глиной, – только толстые деревянные брусья. Никакой гнилой соломы на крышах – только тяжелый коричневый торф. И никаких оборванцев – все они остались у подножия холма. Торговую слободу, к вящему неудовольствию Нэрис, которой было жуть как любопытно – что же это за «отчаянные ребята» такие, отряд конунга Олафа плавно обошел. Дружина Гуннара и, соответственно, шотландские гости последовали его примеру. Только и успела раздосадованная леди увидеть мелькнувшие слева высокие, распахнутые настежь ворота, запруженную народом улицу меж двумя рядами лавок, да тощего седого человека в темном одеянии с простым деревянным крестом на груди, что жался спиной к коновязи у ворот. «Священник немецкий, что ли? – подумала она, оглядываясь. – Ну да, норманны же язычники, а раз у купцов этих тут своя община… Интересно, они тоже в таких вот «амбарах» живут или свои дома построили? Судя по тому, что Ивар ими так интересуется, люди не из последних. Им небось сам конунг не указ». Она разочарованно вздохнула.

– Уморились, госпожа? Дак вы уж потерпите, считай, почти добрались, – тут же сунулся Йорни, который за последние полчаса успел проникнуться к Нэрис некоторой симпатией. Она, в отличие от многих других иноземцев, оценила его родной Берген по достоинству. Кроме того, норманну льстило, что жена такого большого человека, пусть и гэла, вот так запросто держится с ним, простым дружинником. От супруги ярла Гуннара, женщины доброй, но строгой, Йорни такого понимания нечего было и ждать.

– Посторонись-ка, – донесся сзади бас Ульфа. – А ты, Йорни, кыш! Прилепился. Госпожа мужняя жена, и у ней, ежели что, собственная охрана имеется.

– Видел я ту охрану, – не сдержался молодой норманн. – Которая чуть драккар ко дну не пустила своими… Уй!

– Сгинь, остолоп, – свирепо шикнул появившийся невесть откуда Бьорн, отвешивая болтуну крепкий подзатыльник. – А ты, Тихоня, не бузи. Чем перед лордом краснеть попусту, лучше б и правда службу знал… И тихо мне, оба! Нашли время крыситься, подъезжаем. Вы еще подеритесь тут, у конунга на глазах.

Сверлящие друг друга злыми взглядами бойцы скрепя сердце повиновались. Ульф занял привычное место справа от лошади леди Мак-Лайон, Йорни, отвесив супруге советника почтительный поклон, исчез в строю товарищей. Нэрис аж диву далась: ну ладно этот смешной парень, куда ему со старшими спорить. Но Тихоня? Бьорн же его лет на десять младше будет! Уважаемый, значит, человек? Она задумчиво проводила взглядом закутанную в меховую накидку фигуру.

И только спустя добрую минуту поняла, что отряд больше не движется. Воины, оживленно переговариваясь, соскакивали наземь, Творимир, как всегда немногословный, надзирал за разгрузкой возов. А прямо перед хлопающей глазами Нэрис высились огромные дубовые двери не менее огромного дома. И хотя формой он нисколечко не отличался от всех прочих норманнских жилищ, назвать его «сараем» у избалованной леди язык не повернулся бы ни за что.

– О-о-о, – только и сказала она, с открытым ртом обозревая внушительное сооружение. Пускай и это был не замок, но это таки был целый ковчег!..

– Согласен, – отозвался Ивар, спрыгивая с коня и задирая голову кверху. Резной конек дома, казалось, подпирал собой низко висящие облака. – Внушает. Я-то уж, признаться, подумал, что конунга не к месту обуяла скромность и он решил среди других не выделяться… Ну и толпа. Они там жениха на радостях не затоптали?

Нэрис завертела головой. Подворье конунга было запружено людьми: родня Длиннобородого, семьи дружинников Гуннара, бойцы, слуги… Неужели они все здесь живут? Хотя, конечно, глупый вопрос. Такая махина, как дом конунга, могла бы вместить в себя весь Берген вместе с пресловутой торговой слободой. Леди Мак-Лайон, у которой уже рябило в глазах, вытянула шею. Прищурилась, вглядываясь в незнакомые лица, и подпрыгнула в седле:

– Вон он! Ивар, я его вижу!.. Эйнар! Мы ту-у-ут!

В тесном скоплении разномастных макушек произошло шевеление, и через несколько мгновений старый знакомый, вынырнув из толпы у самой морды лошади, уже пожимал руку королевскому советнику. Младший сын Олафа почти не изменился, разве что порядком раздался в плечах да отрастил короткую бороду, сразу прибавив себе возрасту и солидности. Но яркие голубые глаза сверкали все так же, по-мальчишески живо. Леди Мак-Лайон, забыв о приличиях, вихрем слетела вниз:

– Эйнар!.. Как же я рада тебя видеть!

– И ты здесь! – хохотнул норманн, искоса бросив на Ивара насмешливый взгляд. Лорда Мак-Лайона Эйнар не особо жаловал из-за его привычки без зазрения совести использовать каждого встречного в интересах шотландской короны, но как мужу он ему искренне сочувствовал. – И все-то ей на месте не сидится. Шило!

– Зануда, – не осталась в долгу Нэрис. – Экий ты стал суровый. А давно ли мы с тобой сэра Лоуренса по Фрейху в корзине таскали?

– Таскал-то я, – широко осклабился сын конунга, глядя на нее сверху вниз, – нечего примазываться!..

Они рассмеялись. Ивар, вспомнив давний заговор против короля и совместные шалости этой парочки, тоже не сдержал улыбки. Пусть шустрая женушка и сдуру пошедший у нее на поводу норманн тогда советнику много крови попортили, но сэр Лоуренс в корзине – да уж, тот еще сюрпризец был!

Рядом кто-то громко, с намеком, кашлянул. Лорд Мак-Лайон повернул голову и, увидев подошедшего Олафа, поспешно сказал:

– Вот вы где, конунг?! В этой толчее мы совершенно потеряли вас из виду.

– Я заметил, – проронил Длиннобородый. Эйнар, увидев отца, перестал улыбаться. – Идемте. Столы уже накрыли, нас только ждут.

– Почтем за честь, – поклонился королевский советник, коря себя за ротозейство. – Нэрис, держи руку… У вас всегда так многолюдно, а, Эйнар?

Тот не ответил. Смерив родителя враз отяжелевшим взглядом, норманн круто развернулся и зашагал к дверям отчего дома. Нэрис удивленно моргнула, но сказать ничего не успела: Олаф, наклонившись к уху Ивара, коротко буркнул несколько слов и двинулся следом за сыном.

Внутри жилище конунга казалось еще больше, чем снаружи. Окон не было, а света от двух очагов, что располагались в центре гигантского помещения, едва хватало, чтоб разглядеть лица присутствующих. До стен этот свет почти не доставал. Нэрис задрала голову кверху – высокий потолок в общем полумраке был и вовсе неразличим. «Будто не в доме мы, а на пустоши ночью, – невольно подумалось ей. – Только звезд не хватает. Ох, сколько народу! Точно сюда весь Берген сбежался».

– Нэрис, – ворвался в ее размышления нетерпеливый голос Ивара, – шевелись. Все уже почти расселись.

– Извини, – быстро сказала леди, торопливо семеня за мужем к самому дальнему столу в конце огромной комнаты, которая, судя по всему, была в доме единственной, если не считать два ряда толстых деревянных столбов по стенам, что поддерживали крышу. Между ними были развешаны на веревках ткани да шкуры, делившие расстояние от столба к столбу на темные закутки, большие и малые. Там, вероятно, спали… То есть спали ночью, ибо сейчас по всему периметру дома растянулись нескончаемой вереницей длинные лавки и столы, уставленные всякой снедью. От очага к столам сновали раскрасневшиеся женщины с мисками, подносами и кувшинами. Леди Мак-Лайон, проходя мимо котлов, с любопытством принюхалась. Пахнет вкусно. И как же здесь всего много!.. «Когда успели только? – подивилась она. – Наверное, едва дозорные корабль Гуннара на горизонте увидали, так их жены за стряпню принялись».

– Нэрис, – снова поторопил лорд, – не отставай. Успеешь наглядеться, мы тут надолго застрянем. Где нам сесть? Здесь?

Этот вопрос был адресован уже расположившемуся во главе стола Олафу. Конунг кивнул и указал на лавку справа от себя. По левую сторону сидели его сыновья, Гуннар, Бьорн и еще десяток незнакомых Нэрис мужчин. Все как один плечистые, бородатые и суровые. Женщин за столом конунга не наблюдалось. Леди Мак-Лайон плюхнулась на лавку рядом с мужем и, повертев головой, тихонько спросила:

– Ивар, а где Творимир?

– Тут где-то должен быть, – пожал плечами королевский советник, окинув присутствующих рассеянным взглядом. И правда, вся дружина Гуннара находилась здесь, Ульф тоже, а русич как сквозь землю провалился. – Наверное, поклажей занимается. Гости мы там, не гости, а у северян национальная привычка – тащить все, что плохо лежит… Черт, как же есть-то хочется!

– Так ешь, – улыбнулась она, подвигая мужу миску, полную дымящихся кусков вареного мяса. Лорд Мак-Лайон с сожалением качнул головой:

– Не положено. Покуда конунг не начал, никто права не имеет. Дай мне хоть выпить чего-нибудь, на худой конец. Это вроде можно.

Нэрис взяла в руки деревянную чашу и, уже потянувшись за винным кувшином, остановилась. Вспомнился наказ домашнего духа: «Чтоб хмельного не пил», последующие страшные пророчества… Может, и глупость, конечно, – ну кому это надо, гостя травить? Большинство северян его первый раз в жизни видит! А с другой стороны, береженого бог бережет.

Кувшин вернулся на свое место, а Ивар, жадно хлебнув из протянутого супругой кубка, скорчил недовольную мину:

– Молоко?

– Да. Помнишь, о чем брауни предупреждал?

– Кхм…

– Что?! – шепотом возмутилась она. – Вот мне заняться нечем больше, как трезвенника из тебя делать? Я, может, и сама бы выпила. Но раз тебе нельзя – то и я не буду!

– Какая жертвенность, – весело фыркнул Ивар. – Ладно, черт с ним, переживу… Только вот сейчас Олаф слово возьмет, все к чаркам потянутся, а у меня в ней что?

– Заглядывать они туда будут, что ли? – отмахнулась Нэрис. – Ты пей. Пока все усядутся, с голоду опухнешь.

Ивар подумал, согласился и забулькал молоком, втихомолку косясь на супругу. Вид у Нэрис был озабоченный. «Дались ей эти предсказания, – подумал лорд. Молока он не любил. – Ну ладно еще вино. А вот как насчет того, чтобы кольчугу не снимать? Это я в ней теперь, получается, до самой весны ходить должен? А спать? А мыться? А… кхм!» Он бросил пристрастный взгляд на отгороженные шкурами «спальни» и скривился: ну, на семейные радости, положим, и так можно не рассчитывать. В общей-то комнате!.. Как северяне в таких условиях вообще плодиться умудряются?

Сидящий за одним из ближайших столов норманн крутанул ус и ущипнул пробегавшую мимо с подносом молодуху чуть пониже спины. Та взвизгнула, кокетливо махнула на него передником и поспешила дальше. М-да. Глупый вопрос: как умудряются? Очевидно, запросто и с удовольствием.

Представив себе радости двухмесячного воздержания, королевский советник крякнул, задумчиво посмотрел на разрумянившуюся в тепле женушку и решительно повернулся к Олафу. «В конце концов, мы с Нэрис – гости! И не самые, между прочим, завалящие. Хоть на какую-нибудь отдельную хибару я вправе рассчитывать?..» Ивар уже открыл рот, чтобы задать этот животрепещущий вопрос самому конунгу, но отвлекся: створка входной двери приоткрылась, внутрь проскользнула широкая фигура русича. Творимир вытянул шею, осмотрелся и, найдя командира, направился к главному столу. Лицо воеводы было недовольным. «Кого-нибудь из местных у сундуков наших за руку поймал, не иначе, – усмехнулся про себя лорд Мак-Лайон. – А по шее вору дать не получилось. Норманны пусть и здоровые, как лоси, но что касается шустрости, так любому фору дадут». Ивар, покачав головой, махнул другу – мол, мы тут, давай скорее! Творимир улыбнулся, кивнул… И, зазевавшись, с размаху налетел на кого-то из норманнов – щуплого паренька, неосторожно высунувшегося со своей лавки к жаровне. Потеряв от толчка точку опоры, парень грохнулся на пол и от души выругал обидчика в спину. А русич, по привычке буркнув что-то через плечо, сделал еще несколько шагов вперед и вдруг встал как вкопанный. Ивар удивленно вздернул брови – бородатая физиономия старого вояки, вытягиваясь на глазах, стремительно меняла свое выражение с сердитого на крайне изумленное. Даже усы, кажется, дыбом встали.

– Творимир?! – ахнул сидящий на земляном полу человек. И, словно сам себе не веря, затряс головой. Бывший воевода медленно обернулся.

– Творимир!

От повторного вопля – теперь уже уверенного, радостного, подпрыгнул не только русич, но и лорд Мак-Лайон. Особенности норманнского совместного проживания и просьба к конунгу тут же вылетели у него из головы. Серые глаза королевской ищейки впились в лицо паренька, который, во-первых, оказался взрослым мужчиной, во-вторых – не щуплым, а просто до крайности сухим и поджарым, и, в-третьих, – кем угодно, но только не норманном! Волосы белые-белые – не такие, как у северян, светло-пшеничные, а именно что шапка снежная. То ли от седины, то ли от природы такие. Бородка редкая, но, в отличие от шевелюры, почему-то угольно-черная. И блестящие карие глаза.

Но зацепила Ивара вовсе не контрастная внешность незнакомца. И даже не то, что он назвал воеводу по имени. Язык! Это был не гэльский и не норманнский – слишком резко, четко, инаково прозвучало знакомое имя. А уж реакция Творимира оказалась совсем неожиданной: он круто повернулся, шагнул к улыбающемуся чужестранцу и, издав какой-то свистящий возглас, заключил его в медвежьи объятия. Тот не вырывался, напротив – радостно захохотал и принялся хлопать воеводу по необъятной спине. Нэрис вытаращила глаза:

– Они что, знакомы?

– Судя по всему, – после паузы ответил супруг. – И, как я понимаю, весьма неплохо… Простите, конунг, вон тот боец, он из вашей дружины?

– Нет, – отозвался Длиннобородый, тоже с легким недоумением глядя на взаимные братания странной парочки. – Это, кажется, Эйнара. Он таких целый десяток с собой из Византии привел. Как же его звать-то? Имя такое заковыристое!

Лорд Мак-Лайон прищурился, вслушался в долетающие обрывки фраз – все как одна на странном рычаще-шипящем наречии, присовокупил упоминание Олафа о Византии…

– Рус? – больше утвердительно, чем вопросительно, наконец сказал он. – Ну точно, рус!

– Ага, – донесся слева голос Эйнара. – Он самый… Вячко! Ты чего вскочил? Вернись за стол, после наворкуетесь. Что ты повис на нем? Чай, не баба, и не в поход провожаешь!

Норманны захохотали. Творимир и его новообретенный товарищ, рассеянно обернувшись, с явной неохотой разошлись в стороны. Беловолосый Вячко вернулся к своим, а порядком сконфуженный воевода, добравшись наконец до четы Мак-Лайонов, скромно притулился на лавке возле Нэрис. Та машинально подвинула ему миску с кашей.

– Друг, что ли? – не утерпев, спросил Ивар.

Творимир кивнул, в глубине прозрачных льдистых глаз мелькнула ностальгическая улыбка.

Конунг, удостоверившись, что все присутствующие заняли свои места, грузно поднялся с лавки, сжимая в руке свой кубок. Бойцы примолкли. Нэрис, спохватившись, быстро плеснула в опустевшую чашу супруга еще молока. Ивар этого даже не заметил. И короткую речь Длиннобородого, хоть и касавшуюся его лично, тоже благополучно пропустил мимо ушей. «Милые новости, – думал ошарашенный советник. – Мало нам было немецких купцов, так тут еще и русы нарисовались? Вячко, значит. Из Византии с Эйнаром пришел. И с ним еще десяток. Ну что за день, черт меня подери, – все удовольствия собрал!..»