Глава 17

Лекарь позволил мне ехать с графиней на удивление легко. Перед этим он воткнул в привычную точку меж моих бровей китайскую иглу и вышел обсудить что-то с Женевьевой. Мой взгляд коснулся старинной чёрной книги на столе лекаря – жаль, мне так и не удалось разгадать ее секретов, точнее моих. Был бы фолиант поменьше, я бы наверняка его стащила.

Но мсьё Годфруа быстро вернулся, снял иглу и благодушно пробормотал напутствия. По-моему, его забавляла роль доброго дядюшки. Мне же стоило большого труда находиться рядом с мсьё, ибо хотелось выцарапать ему глаза за всю сотворённую мерзость. Я даже не пыталась улыбаться и смотрела либо в сторону, либо на пушистые бурые усы – почти такого же цвета, как и сгусток облака над головой лекаря. Теперь я понимала значение этих пятен над людьми, а ведь раньше они казались мне просто последствием головных болей. Человеку в тёмном облаке доверять нельзя – от таких надо бежать сломя голову, как я сейчас.

Солнце сияло вовсю, я с улыбкой кивнула восхищённому Огюстену и проследовала к карете. Мадам де Веруа уже истомилась ожиданием, но не показала виду. Она поманила меня в окошко пальцем, и паж распахнул дверцу передо мной, как перед знатной дамой.

Признаюсь, это было приятно, хотя я и показалась себе нелепой в своём лучшем платье рядом с роскошно разодетой графиней. Наверное, все меня примут за служанку. Увы.

– Устраивайся поудобнее, ангелочек.

Графиня потрепала по волосам, как щенка, чернокожего арапчонка. Тот сидел на скамеечке возле неё и рассматривал меня круглыми глазёнками. Я улыбнулась ему. Арапчонок не ответил и продолжал смотреть, почти не мигая, будто живая кукла. Ему, наверное, года четыре, – подумала я, изумляясь: сынок Моник такого же возраста не усидел бы и пары минут на месте…

– Благодарю вас, ваша светлость, – я потупила глаза, помня, как следует себя вести благовоспитанной девушке.

– Я уговорила лекаря отпустить тебя на несколько дней. У меня невероятный дар убеждения, – лукаво прищурилась графиня, – мсьё не смог отказаться.

«Еще бы, он так любит звон монет! Интересно, сколько стоит ваше убеждение?»

– Я очень рада этому, мадам графиня.

– Зови меня Жанна, – жеманно отмахнулась от своего титула красавица.

Карета тронулась, и с лёгкой тряской мы поехали по круговой улице. Я разглядывала обитые пунцовым бархатом стенки кареты, плотные шторки с золотыми вензелями. А мадам де Веруа кривилась, глядя на моё одеяние.

– Скажи-ка, милочка, а хотела бы ты себе платье покрасивее? – наконец, спросила она.

– Об этом я могу только мечтать.

– Ах, мой ангелочек, теперь ясно: наша первая задача – найти платье, более подобающее твоей красоте. Мы возьмёмся за это немедленно. Эй, кучер, в салон мадам Шантильи! – выкрикнула графиня приказным тоном и, будто извиняясь, добавила: – Готовое платье – безусловно, моветон, но я хотела бы, чтобы ты, ангелочек, уже сегодня предстала перед моими гостями. Сегодня у меня собираются савойские господа играть в бильбоке. Ты хотела бы присоединиться?

– С превеликим удовольствием, ваша светлость. – Графиня сделала грозный вид, и я прибавила робко: – Жанна.

– Сколько тебе лет, ангелочек?

– Семнадцать.

– Ах, ты совсем ещё юна! Но, между прочим, – с улыбкой сообщила красавица, – я не многим тебя старше. А в семнадцать меня уже выдали замуж, и я покинула мою милую Францию, чтобы поселиться в Савойе. Мы прозябаем в Турине почти весь год. И я так рада каждый раз, когда герцог Виктор Амадей решает отдохнуть от государственных дел в Перуже. Да, это милая деревенька в сравнении со столицей, но здесь всё мне ближе. И воздух свежее. Ты так не считаешь, ангелочек?

Карета удалялась от дома лекаря, и постепенно меня отпускали страх и оторопь. Мне даже стало легче дышаться, несмотря на дневную жару. Я кивнула и улыбнулась:

– Увы, мне не с чем сравнивать. Мне довелось путешествовать лишь от Парижа до Лиона, а потом я жила в Сан-Приесте. Я никогда не покидала пределы Франции.

– Пожалуй, это можно назвать счастьем. Франция – центр мира, особенно Париж. Я так скучаю по Парижу! – заметила графиня. – Между нами, ангелочек, я бы не хотела жить ни в Италии, ни в Сайвое. Только в Ницце мне бывает так же весело, как в Париже. Ты была в Ницце, душечка?

– Пока нет.

– А мне приходится довольствоваться Перужем. Надеюсь, не навсегда.

Я подивилась, неужто графиня недовольна своим положением? Хотя, возможно, и ей приходится несладко. Ведь, к примеру, Моник тоже считала, что моя жизнь в доме лекаря станет раем…

Карета остановилась, и рослый паж распахнул дверцу:

– Салон мадам Шантильи, госпожа, – почтительно склонился он.

– Кстати, милочка, я очень любопытна, – сверкнула глазами графиня, – а таких прелестных и загадочных существ, как ты, я ещё не встречала. Надеюсь, ты расскажешь мне о себе всё? Предупреждаю, я буду настойчива.

«Ложь – это грех, но когда пальцы сложишь крестом, он поменьше…», – говаривала нянька Нанон.

– Буду рассказывать, пока вам не наскучит слушать, – улыбнулась я и скрестила под ридикюлем пальцы.

– Ах, всё-таки, верно то, что ты – сущий ангел, – воскликнула графиня.

Салон мадам Шантильи показался мне собранием невероятных сокровищ. Как ещё можно было назвать подобное изобилие тонких кружев, атласных лент и изысканных тканей? Здесь было всё, о чем только могла мечтать девушка. На обтянутых серой материей манекенах, имитирующих женские фигуры, идеально сидели платья: белое бархатное с алыми шёлковыми вставками, голубое с нежнейшим газом на цветном чехле, розовое в букетиках роз с крупными бантами на распашной робе.

Пока графиня принимала комплименты от владелицы и целого сонма швей, я с благоговением рассматривала окружающую меня красоту, любовалась волнами шелка и парчи, в мгновение ока разматываемыми из рулонов перед знатной посетительницей. Я тихонько дотрагивалась то до мягкого муслина, то до ворсистого бархата, то до вышитых золотом позументов на лацканах жакета, висящего у стены, и чувствовала, будто прикасаюсь к святыням. Как же здорово, наверное, менять красивые, никем не ношеные до тебя платья, обсуждать новые фасоны и кружиться в роскошном наряде на балу!

– Нам нужно одеть этого ангелочка поприличнее, – графиня, наконец, обратила внимание льстящих женщин на меня. – У нас нет времени на портних. Покажите нам готовые платья. И побольше. В крайнем случае, такие, чтобы можно было быстро переделать.

На немой вопрос мадам Шантильи графиня пояснила:

– И не предлагайте нам ничего простого. Мадемуазель должна выбирать из лучшего.

При этих словах я утратила бдительность и растаяла. Ах, святая Клотильда! Неужели это происходит со мной? Подумаешь, королевская блудница, зато она умеет благодарить за оказанную ей услугу, а не кормить обещаниями и грубить, как Этьен.

Возле меня засуетились служанки и сама владелица салона. Я стояла перед зеркалом, смущенно улыбаясь, расширенными глазами глядя на великолепные одеяния, которые по странной воле случая могли стать моими. Остановиться на том или этом наряде было трудно, но я была готова продолжать примерки бесконечно. Наконец, в зеркале в полный рост появилась разрумянившаяся красавица в лазоревом платье, обрамленном по декольте и манжетам венецианскими кружевами – контрабандными, как шепнула мне на ухо мадам Шантильи. В корсаже было тяжело дышать, но я сияла от радости, пробегая пальцами по вышивке на узком лифе, по шелковым складкам широкой робы – такого же фасона, как у самой графини – с батистовой нижней юбкой, и верхней из лионского шелка в три яруса с гофрированными рюшами понизу.

Расторопные служанки принесли из лавки обувщика изящные туфельки точно по моему размеру. Ну не чудо, ли? К тому же теперь на мне были даже шёлковые чулки с кружевными подвязками. Поддерживающие мягкие валики на хлопке приятно сжимали ногу чуть выше колена. И пусть чулки никому были не видны, надев их, я почувствовала, что изменилась будто по мановению волшебной палочки.

– Это, правда, я? – прошептала я поражённо.

– Вне всяких сомнений, милочка, – с не меньшим изумлением пробормотала мадам де Веруа, придирчиво разглядывая меня в зеркале. – Честное слово, если б я не знала, что ты служишь мсьё Годфруа, я бы решила, что ты родом из одной из лучших дворянских семей.

Я зарделась.

– Что такое, ангелочек? – у графини вопросительно изогнулась бровь.

– Отчасти так и есть, – выдала я свой секрет новой знакомой. – Мой отец – граф де Клермон-Тоннер.

Реакция графини была неожиданной, она нахмурила тонкие брови, и у неё вырвалось:

– Хм… это меняет дело.

– Какое дело? – удивилась я.

Но мадам де Веруа пропустила мой вопрос мимо ушей и, улыбаясь как ни в чём не бывало, защебетала с хозяйкой салона, выбирая мне ночную рубашку. Эйфория от покупок тут же прошла, и я насторожилась.

– Посмотри, ангелочек, какая прелесть! – воскликнула графиня, указывая на белоснежную батистовую рубашку с ажурной вышивкой.

– Мило, – признала я и, мысленно расставаясь со всеми покупками, спросила совершенно серьёзно: – Так о каком деле вы говорили, ваша светлость?

Графиня посмотрела на меня, будто не понимая, а затем снова сделала жеманный жест рукой – похоже, её коронный.

– Совершенные пустяки. Я подумала о том, чтобы подыскать тебе достойную партию. У меня есть на примете один купец. Весьма недурен собой, а богат – ах, как он богат! Натуральный Крёз! Так вот он поведал мне исключительно по дружбе, что непременно хочет в жены юную красавицу. Такую, как ты. Однако, учитывая благородное происхождение, к вопросу твоего замужества стоит подойти более щепетильно.

– Благодарю вас за заботу, ваша светлость, однако я – незаконнорожденная дочь. И к тому же, обстоятельства не позволяют мне выйти замуж, – сказала я уже мягче.

– Ах, ангелочек, – чуть ли не со слезами на глазах воскликнула графиня. – Неужели? Какая беда! Я уверена, можно что-то придумать. Такая красота не должна пропадать в девичестве.

Я вздохнула. Конечно, не должна. Но, наверное, пропадет. Ох, отчего же суждено мне вовек мучиться в старых девах? Я представила себя старую и беззубую в девичьем чепце, дряхлым голосом читающую Вергилия другим таким же розовощеким старушкам, сидящим вокруг меня в кружочек в богадельне. Фу, нет. Не хочу. Разве это может быть моей судьбой? Ни за что!

Я передернула плечами. Но тут меня опять настигли тревожные сомнения: а вдруг лекарь не соврал, и мне, правда, грозит смерть или безумие после мужских ласк? Внутри меня все сжалось. Не хотелось бы убежать из-под венца с дикими криками, порвать свадебное платье и бегать по округе нагишом. В одной фате и флердоранже. И не хотелось корчиться в предсмертных муках перед красавцем-любовником, судорожно хрипя и хватая воздух. Увы, мне не только женой, и любовницей не стать… А жить почему-то хотелось. Очень. Я снова тяжело вздохнула.

То ли от того, что меня переполнили жуткие картины, то ли от вспенившейся жалости к самой себе, сочувствие графини мне показалось искренним. Неловкость вместе с недосказанностью растворились в запахах новых тканей, оставив только неприятный осадок в душе, застывший, будто чересчур накрахмаленные кружева.

Рассеянно примеряя ночную рубашку, я подумала о том, что, возможно, в Савойе укроюсь от лекаря и его мерзкого сына и смогу начать новую жизнь. Я слышала, что некие светские особы берут себе компаньонок и оплачивают им пансион. Я могла бы стать секретарем для любой дамы – всем надо писать письма. К тому же справлюсь и с работой гувернантки для детишек графини или малышей её подруг. С ребятами Моник я хорошо ладила. В конце концов, я многое умею. Пусть знакомство с мадам де Веруа обошлось мне дорого, я отчаянно надеялась на то, что она отплатит мне добром, полезными знакомствами и связями.

Помню, как-то папенька говорил маман за ужином: «Дорогая, все в нашем мире зависит от связей». Фраза врезалась мне в память оттого, что я представила много-много важных господ, запутавшихся в веревках. Связанные военные и штатские человечки смешно дергали ручками и ножками, пинались и надували щеки, но выпутаться из клубка никак не могли. Маман фыркнула: «Главное, чтобы связи не были беспорядочными». И я решила: наверное, когда эти важные человечки распутают все связи большой веревки, тогда беспорядков больше не будет, и наступит рай на земле. Ах, как давно это было!

Единственное, чего не хотелось, – использовать свой дар. Он казался мне слишком опасным, необъяснимым, неправильным. Все же не дар это, а проклятие. Я отдала бы всё на свете, чтобы его у меня не было!

Мы покинули салон мадам Шантильи с кучей свертков и коробок. Трясясь в карете, я прижимала к груди новое платье и думала, что вырвать его у меня сможет только пара великанов и то, если разойдется не на шутку. Графиня снисходительно улыбалась. Только пусть не думает, что меня можно купить вот так запросто. Это я еще не отошла от восторга обладания лазоревым нарядом принцессы.

Перужский особняк герцога был не слишком велик. Однако все в нем было не так, как в лекарском доме, начиная от кованых железных ворот, которые распахнул перед нами благородный седой старец, до широких коридоров. По углам стояли рыцарские доспехи, и, казалось, из-под тяжелых забрал за мной наблюдали глаза безмолвных воинов. Однако шлемы были пустыми. Каждое окно напоминало россыпь драгоценных камней – солнце проникало сквозь витражи, сверкало на стеклянной мозаике и оставляло на полу цветные полупрозрачные пятна. Из-за этого во всех комнатах особняка царило волшебное, немного загадочное умиротворение.

– В таком доме должны жить феи, – заметила я, засматриваясь на игру пылинок в разноцветных лучах, пронизывающих помещение.

Графиня довольно рассмеялась и ласково потрепала мою щеку рукой. Возможно, я зря думала о ней дурно? За несколько дней в обществе семейства Годфруа я начала видеть плохое во всех. А ведь это грех!

Портреты, пейзажи и гобелены в вычурных рамах висели вдоль стен. Их можно было рассматривать часами. Но графиня увлекла меня в обитую красным с позолотой шелком спальню и вверила трем служанкам. По правде говоря, почувствовать себя настоящей госпожой было великолепно. Сначала они согрели ванну, а потом меня, чистую и сияющую, как серебряную монетку, растерли мягкими полотенцами. Я совершенно размякла и, поддавшись, блаженству, думать забыла о лекаре. Он далеко. Пусть там и остается. А Этьен… Кто он такой? Лучше всего представить, что его и не было никогда.

Служанки занялись моими волосами. Я лишь с удовольствием наблюдала, как меняется в зеркале мое отражение – из городской простушки превращается в утонченную светскую мадемуазель. Изумительно, как украшают девушку завитые локоны, тонкая жемчужная нить в волосах и нежные розы.

– Мадам графиня передала вам это, – служанка раскрыла передо мной бархатную шкатулку, и я с восхищением коснулась пальцем жемчужных серег в виде застывших молочных капель и такую же подвеску на серебряной цепочке.

Когда девушки-служанки закончили мое убранство, я стала похожей на принцессу из сказки. Увидев свое невероятное преображение, я еле сдержалась – пожалуй, принцессам скакать, как зайцам, не следовало. Даже от большой радости. А так хотелось…

Затем лакей пригласил меня в обеденную залу. Весьма кстати, потому что, наверняка не предполагалось, чтобы у принцесс громко урчало в желудке. Мне же приходилось надавливать на живот руками, чтобы не позорил меня звуками, скорее подобающими голодному разбойнику, чем воспитанной девушке.

Благо, графиня обедала без друзей. Мы мило обменивались любезностями. Обслуживая нас, сновали по комнате красиво одетые слуги. А украшенный цветами, заставленный изысканной посудой стол вызвал у меня поначалу смущение неизвестными блюдами и воистину королевским изобилием. Но потом смущение переросло в восторг. Долговязый слуга объявлял каждое блюдо, словно важного гостя на балу:

– Перепела в ежевичном соусе. Мидии с экзотическим шафраном.

Я с округленными глазами следила, как тонкие, будто кружевные тарелки проплывают по воздуху в умелых руках прислуги и приземляются на льняную скатерть.

– Лосось, жареный с помидорами и маслинами, – и с благоговейным придыханием: – Куриное фрикасе со спаржей.

Затем на стол водрузили канапе из фиников и ветчины, а по соседству – фарфоровую супницу с изящным половничком, наполненную супом-пюре с сельдереем и шампиньонами. Овощи в ассорти на овальном блюде были разложены так искусно, что, право, мне было жаль нарушать гармонию этого шедевра от графского повара.

Мне пришлось вспомнить все правила этикета, которым нас обучали в монастыре. Но я все же ужасно боялась попасть в тарелку слишком широкими и длинными манжетами, окружавшими мои руки от локтя, или уронить на лазоревый атлас с золотой вышивкой скользкую мидию.

По настоянию графини я отведала всего понемножку и успела насытиться еще до того, как вышколенный лакей принес серебряный поднос с пирожными и клубнично-сливочным парфе.

– Ах, милая Жанна, – только и смогла вымолвить я, чувствуя, как выпирает из-под корсета мой раздувшийся от пресыщения живот, – жаль, что вы не предупредили меня о десерте.

– Ангелочек, мы никуда не торопимся, – звонко засмеялась графиня де Веруа. – Мы можем развлечь друг друга беседой, а потом приступить снова.

– Боюсь, до завтрашнего утра в меня не поместится даже это крошечное кляфутти, – с сожалением произнесла я.

Графиня щелкнула пальцами, сообщая слугам, что трапеза окончена, и встала из-за стола.

– Тогда мы прогуляемся.

Идиллическую прогулку, во время которой я старалась развлечь мадам де Веруа забавными историями из моей жизни, а та охотно хохотала и просила рассказать еще, прервало появление посыльного.

Графиня распечатала конверт и углубилась в чтение. Дабы не глазеть на мадам – нам говорили монахини, что это неприлично, – я рассматривала аккуратно подстриженные кусты, мотыльков и бабочек, подлетающих над бутонами роз, и любопытных пчел, ничуть не стесняющихся переговариваться и жужжать на виду у всего сада.

– Увы, милочка, гостей сегодня мы ожидать не будем, – вздохнула мадам де Веруа и тут же как-то чересчур развеселилась: – Но повода для грусти нет. Пожалуй, и ты предпочла бы королевский прием провинциальному бильбоке?

Я поразилась до глубины души:

– Королевский прием? Что вы имеете в виду? Неужели вы хотите представить меня королю?

– О, да! Королю Савойи, герцогу Виктору Амадею. Он непременно должен знать, какие удивительные жемчужины проживают на его землях.

Меня взяла оторопь.

– Прошу меня простить, ваша светлость, но вы на самом деле считаете меня достойной?

– Ах, несомненно, душечка! – снова потрепала меня по щеке мадам. – По счастливой случайности, тебе даже не придется переодеваться. Если мы не станем откладывать отъезд, то прибудем в охотничий замок короля точно к ужину. Его Величество предпочел перужским сплетням королевскую охоту, и уже изволил заскучать. Но он король, а мы его подданные, поэтому все, кому выпала честь развлекать Его Величество, спешат сейчас туда. Королю к нам спешить не пристало, не так ли? Кстати, ангелочек, да будет тебе известно, что королевский ужин после охоты, как правило, завершается танцами. В замок приглашены все придворные музыканты. Поэтому будет бал!

Графиня захлопала в ладоши. Тень упала на окружающее ее оранжевое облако. Отчего она так разволновалась?

– Мы оправляемся сейчас же. Вильнёв, – подозвала она лакея и стала давать распоряжения.

Я же только хлопала ресницами, не веря, что окажусь в числе приглашенных к королевскому балу. Еще утром я перетирала траву в ступке, потом умирала, и меня топил в ледяной бане Этьен, потом бежала сломя голову из подземелья лекаря, затем оказалась гостьей великосветской красавицы, а теперь… я встречу самого короля! Возможно ли это? Разве так случается с обычными людьми?