Раздача провинций и энкомьенд
Пока Кортес был в Пануко, Сандоваль пребывал в провинции Туштепек. Он ее легко подчинил, но с соседними сапотеками1 пришлось возиться немало. Жили они в малодоступных горах, куда конница никак не могла добраться, а пехота должна была идти гуськом, по узким, отвесным тропам, скользким от дождя и вечного тумана. Сапотеки, отлично вооруженные, крепкого сложения, необычайно ловкие, носились вдоль обрывов с такой уверенностью и быстротой, что мы никак не могли поспеть за ними; сигналы они давали свистками, и горное эхо усиливало все звуки во много раз.
Для их покорения Сандоваль сперва послал своего капитана, Брионеса, но тот ничего не смог сделать, попал в засаду и потерял много людей. Сандоваль был им недоволен, вспоминая, как часто тот рассказывал о своих подвигах в Италии. «Что же, — спросил он, — здесь Вам, товарищ, менее нравится, нежели в Италии?» — «По моему, сеньор, — ответил тот, — лучше уж биться против турок, чем против этих неуловимых горцев!»
Сандоваль решил поэтому взять все дело в собственные руки, а пока отправился в провинцию Шалтепек, также населенную сапотеками, добровольно ему подчинившимися и приславшими в подарок свеженамытое золото. Просили они нас о помощи против соседнего народа — миштеков2, но Сандоваль пока что имел слишком мало сил, а посему сулил им приход самого Малинче, а до тех пор послал Алонсо де Кастильо, «Осмотрительного», и меня, которого называли Кастильо «Любезник», с 6 испанцами для изучения тамошних золотых приисков. Мы велели пригнать нужное количество индейцев и очень удачно стали промывать речной песок: вскоре мы добыли золота на четыре трубки, толщиною в палец.
Такая удача, разумеется, очень порадовала Сандоваля. Он немедленно роздал окрестные деревни тем из своих солдат, которые должны были тут остаться, самому себе приписал целых две деревни, а общее руководство возложил на капитана Луиса Марина. Построил он там и город Медельин. Впоследствии, впрочем, места эти не оправдали ожиданий: добыча все уменьшалась, и город так и не расцвел.
Затем Сандоваль отправился с нами на реку Коацакоалькос, проходя через провинцию Ситлу. Климат в ней прохладный, здоровый, почва — плодородная, народу -масса. Она легко нам подчинилась. Не так быстро зато дела пошли на реке Коацакоалькос. Местные касики долго не могли решиться: воевать ли им или замиряться. Наконец, они избрали мир, прислали подарки и перевезли нас через реку. Поселение подле реки мы прозвали Вилья де Эспириту Санто [(Villa de Espiritu Santu)]. В этой прекрасной миролюбивой провинции мы и решили поселиться. Нас было не мало: при торжественных случаях съезжалось до 80 всадников. Тогда это значило больше, нежели 500 в настоящее время, ибо коней еще было мало и стоили они бешеных денег. Мне досталась энкомьенда в Коацакоалькосе, и этой своей долей я был бы предоволен, если бы разные процессы и происки не отняли у меня значительной части моих земель.
В это приблизительно время прибыл гонец с известием, что в плохую гавань на реке около поселения Айагуалолько, в 15 легуа от нас, прибыл корабль с Кубы, имея на себе избранное общество, между прочим, много сеньор во главе с супругой Кортеса, доньей Каталиной Хуарес Ла Маркайдой. Сандоваль сейчас же собрал нас, и мы поехали их приветствовать. Дождь лил, как из ведра; реки раздулись и бурлили; дул резкий норд, который и загнал корабль в эту плохую гавань.
Прибывших мы немедленно повезли в город Коацакоалькос, только что построенный Сандовалем, и известили Кортеса о благополучном приезде дорогой гостьи. Впрочем, сеньоры сами скоро отправились в Мешико, а мы с Сандовалем их сопровождали. Супруге Кортеса всюду воздавались должные почести, а в самом Мешико празднества и турниры сменяли друг друга. Но, увы, уже через три месяца все окончилось: донья Каталина скончалась ночью от астмы…
Другой наш отряд под предводительством Вильяфуэрте направился, как было сказано, в провинцию Сакатулу, и еще один отряд под командой Хуана Альвареса Чико был послан в провинцию Колиму. Плохо им там пришлось: в беспрерывных битвах они потеряли множество людей. Когда поэтому Кристобаль де Олид весьма быстро вернулся с золотом и иным добром из Мичоакана, Кортес направил его в эти две провинции — Сакатулу и Колиму — на подмогу. По дороге и он претерпел немало, попал в засаду, но все же выпутался и пришел очень вовремя, ибо люди Вильяфуэрте не дерзали жить в своих энкомьендах и держались вместе, после того, как четверо испанцев было убито в их же собственных поместьях.
Всюду и везде розданы были энкомьенды, и почти всюду на первых порах происходили возмущения и беспорядки, но в Сакатуле и Колиме дело приняло исключительно опасный оборот, и Кристобалю де Олиду пришлось много потрудиться над замирением воинственных туземцев. Только что наступало затишье, и Кристобаль де Олид счел возможным уйти в Мешико, как возмущения загорались вновь. Кортес поэтому послал Сандоваля, отрядив с ним немногих, но все людей «первого призыва», подлинных конкистадоров, и они, действительно, распорядились так, что впредь никому неповадно было возмущаться.
Впрочем, и нам на Коацакоалькосе приходилось туго: лишь только Сандоваль удалился, сопровождая супругу Кортеса донью Каталину Хуарес Ла Маркайду, как одно племя за другим бунтовало, с чем мы справлялись, но далеко не легко…
Что касается Педро де Альварадо, то он, после взятия Мешико, сейчас же отправился в провинцию Теуантепек3, где было много больших поселений, на зов сапотеков из города Тототепека, которые воевали с этими местами. Лишь через 40 дней добрался он до Тототепека, где местные касики встретили его дружелюбно и поместили в своем святилище. Дома их, по климатическим условиям, почти целиком были из соломы и тесно жались друг к другу; ежели бы случилась измена, легко бы испанцы погибли от пожара, а посему Альварадо ушел из святилища и поселился на самом краю города. Но жители не только не злоумышляли, но, наоборот, ежедневно доставляли свежие припасы, а для самого «Солнышка» [(Tonatio)], так называли они Педро де Альварадо, изготовили, и очень искусно, пару стремян из чистого золота. Все же Альварадо не доверял им, и, по общему обычаю4, арестовал главного касика, который и умер в плену, хотя и заплатил более 30 000 песо; следующий касик, его сын, принужден был дать еще больше. Альварадо начал постройку города, распределил земли между оставшимися там испанцами, а сам, забрав громадную свою добычу, поспешил в Мешико, не обращая внимания на недовольство колонистов. Впрочем, новый город скоро запустел: земля была плохая, воздух нездоровый, одолевали москиты, грызуны, блохи и клопы, наконец, Альварадо выкачал все золото. Вот и решили уйти, и разбрелись одни в Мешико, а другие в Оашаку и другие места. Кортес хотел было жестоко покарать ослушников и дезертиров, но по просьбе Альварадо махнул на них рукой.
Колонии в провинции Теуантепек так и не привились до сих пор, хотя в недрах этой страны много сокровищ. А туземцы не раз бунтовали, так что Альварадо совершил туда еще вторичный поход5…
Необходимо теперь упомянуть еще об одной экспедиции, именно в Пануко, предпринятой сперва не Кортесом, а Франсиско де Гараем, губернатором острова Ямайки, о котором не раз уже шла речь6, и который теперь, после ряда неудач, вновь захотел испытать свое счастье, слыша о громадных успехах Кортеса. Разрешение короля на колонизацию у него, как мы знаем, уже было, и вот он снарядил на сей раз крупную экспедицию: всего 13 кораблей со 136 всадниками, 840 пехотинцами и богатым набором военных и съестных припасов, В день Сан Хуана в июне 1523 года он с этой армадой покинул Ямайку; на Кубе он узнал подробности о дальнейших успехах Кортеса, а посему, застав там лиценциата Суасо, члена Королевской Аудьенсии на Санто Доминго, упросил его присоединиться на случай разногласий между ним и Кортесом. Затем он направился в Пануко. Но обстоятельства с самого начала сложились неблагоприятно: бури отбросили весь флот далеко к северу, к реке Пальмас, и когда там сделали высадки, то многим страна показалась слишком бедной и неприветливой. Решили поэтому не задерживаться здесь, а двинуться в Пануко, хотя в то время они уже знали, что Кортес основал там город, то есть овладел всей страной. Франсиско де Гарай заставил свое войско еще раз присягнуть ему на верность и затем двинулся сухим путем, приказав флоту следовать вдоль берега. Путь был пустынный, с массой топей и болот; поселков почти не было, припасы попадались редко, а индейцы спасались бегством. Опасные переправы через большие реки, вечное стояние в болотистой местности сильно понизили настроение и дисциплину; начались грабежи и насилия над индейцами.
Кое-как, наконец, добрались до Пануко. Надежда на обильный прокорм, однако, не оправдалась: съестных припасов в стране было мало, да и недавние экспедиции Кортеса сильно возбудили индейцев. При приближении большого войска население покидало свои поселки, унося все с собой; началась подлинная нужда, так как о флоте не было ни слуха, ни духа. При таких условиях они весьма обрадовались встретить одного из наших солдат, который, принадлежа к гарнизону города Сантэстебан дель Пуэрто и будучи приговорен к наказанию, бежал оттуда. По его словам, казалось, что богатый, плодородный Мешико совсем недалеко, и многие солдаты Франсиско де Гарая бросили строй и на собственный страх и риск рассеялись по стране.
Войско заметно таяло. Тогда Гарай, узнав о точном местонахождении Сантэстебана дель Пуэрто, послал к Педро де Вальехо, тамошнему коменданту, большое письмо с подробным изложением своих прав и намерений. Вальехо ответил почтительно, но уклончиво, ожидая дальнейших приказаний Кортеса, и лишь указал на то, что от индейцев поступило много жалоб на распущенность солдат Гарая. Кортес же, узнав о случившемся, немедленно послал туда Педро де Альварадо, Гонсало де Сандоваля, Диего де Окампо и многих других, передав им и документы, из которых явствовало, что во всей той стране по праву, согласно воле Его Величества, распоряжается лишь он.
Впрочем, еще до прибытия этого посольства столкновения уже начались. Гарай двинул свое войско против Сантэстебана дель Пуэрто; его банды всюду творили насилия, и одну из них, когда она беспечно расположилась в только что разграбленной деревне, Вальехо накрыл и забрал в плен. Гарай разъярился, грозил, требовал вернуть пленных, но Вальехо стоял на своем, указывая, что он захватил не солдат, а просто мародеров… К счастью, подоспело посольство, и переговоры затянулись на много дней. За это время люди Гарая то и дело переходили к Вальехо, а к нашим прибывали все новые подкрепления; два корабля из флота Гарая затонули, а остальным Вальехо приказал сдаться; капитаны не соглашались, но, не имея поддержки со стороны Гарая, который как бы был ушиблен великим счастьем Кортеса, постепенно уступали, пока сам Грихальва, адмирал, не передал свой меч Вальехо; сдача состоялась не только без кровопролития, но и без единого ареста. На Гарая эти события подействовали ошеломляюще. Он предложил уйти из Пануко и направиться опять к реке Пальмас, ежели только ему вернут его людей. Наши охотно на это соглашались, но не было никакой возможности собрать вновь всех перебежчиков и просто беглецов; даже оставшиеся, и те недвусмысленно давали понять, что Гарай не годится в начальники, да и нанимали их только для экспедиции в Пануко, а не куда угодно. Узнав об этих затруднениях и жалея неудачника, Кортес пригласил его к себе, в Мешико, где и принял его с большим почетом. Стараниями Педро де Альварадо и Гонсало де Сандоваля отношения стали почти дружескими, и было решено, что Гараю отдается его флот, с которым он и направится на реку Пальмас, а Кортес, со своей стороны, даст ему ряд опытных капитанов и солдат. Жил Гарай сперва у Кортеса, во дворце, но когда там начались большие перестройки, переехал на другую квартиру, где, между прочим, сошелся с Панфило де Нарваэсом. По настояниям Гарая Кортес разрешил, наконец, Нарваэсу вернуться на Кубу и даже ссудил ему на этот предмет 2000 песо, за что Нарваэс униженно благодарил.
Итак, дела Гарая как будто поправились. Но судьба решила иначе. На Рождество 1523 года он сильно простудился, слег и уж более не вставал. Через четверо суток он умер. Его похоронили с почестями, и сам Кортес и многие из нас надели по нем траур, ибо горько умереть на чужбине, вдали от семьи. В Пануко, между тем, дела совсем расстроились: дисциплина ослабела до того, что никто не знал, кто же в данный момент командует; отряды разбились на маленькие банды с самозванными предводителями и жили разбоем и грабежом.
Индейцы рассвирепели, организовались и в течение нескольких дней перебили и принесли в жертву около 500 мародеров. Близость города Сантэстебан дель Пуэрто нисколько не помогла, ибо индейцы не боялись и города, а вскоре, отбив неудачную вылазку, осадили его со всех сторон. Не будь нескольких подлинных конкистадоров, которые вместе с капитаном Вальехо сумели отразить все приступы, погиб бы и город. Но помощи он оказать не мог, а свирепость индейцев все усиливалась, да и удача была на их стороне: вскоре капитан Вальехо и многие другие пали, а небольшой отряд Гарая из 40 человек и 15 лошадей живьем был сожжен в одном поселке! Сам Кортес уже готовился пойти и восстановить порядок, но сломал себе руку и должен был остаться. Вместо него направлен был Гонсало де Сандоваль со 100 солдатами, 50 всадниками, 2 пушками, 15 аркебузниками и арбалетчиками, 8000 тлашкальцев и мешиков и с грозными инструкциями. Сандоваль, как всегда, осторожный и решительный, двинулся быстро, но задержка произошла уже при самом вступлении на вражескую территорию: оба горных перевала были так хорошо укреплены и защищались так успешно, что он не мог прорваться. Только когда он повернул назад, а защитники, предполагая бегство, хлынули за ним, он на их плечах мог пройти через горы, да и то в трехдневной битве. Впрочем, люди Сандоваля не все были на должной высоте; у всадников, например, индейцы неоднократно вырывали копья, и сам Сандоваль часто говаривал: «Не нужно мне много людей, а нужны опытные».
Тем не менее, хотя бы и медленно, Сандоваль продвинулся к Сантэстебану дель Пуэрто. Радость была велика, ибо все защитники страдали от ран и болезней, а припасы были совсем на исходе. Подлинных конкистадоров, столь удачно и отважно защищавших город, Сандоваль горячо благодарил; все это были его старые товарищи, имена и привычки которых он доподлинно знал. Им то он и передал распоряжение дальнейшими действиями, ибо сам был ранен довольно серьезно и должен был отдохнуть, по крайней мере, дня три. Впрочем, капитаны из войска Гарая сочли себя обиженными, и как Сандоваль ни разъяснял им правильность и целесообразность своих назначений, они так и остались недовольными и, говорят, даже помышляли об измене.
Между тем, наши отряды действовали успешно. Множество касиков было взято в плен, и одно племя за другим подчинялось и просило прощения. По приказу Кортеса устроен был особый суд, который немедленно и рассмотрел все дела: ряд касиков, наиболее виновных, были осуждены, и их заместили более верными и преданными, очень часто их сыновьями и братьями. Рассмотрены были также и действия солдат Гарая, тиранивших местное население: зачинщиков посадили на корабль и отправили на Кубу. Сам Сандоваль вернулся в Мешико, и въезд его был похож на триумф, ибо еще ни разу не было столь сильного восстания. Сам Кортес лобызал его неоднократно, открыто и честно восхваляя его заслуги. А в провинции Пануко с тех пор все было тихо и мирно…
Теперь остается сообщить еще об одном лице, связанном с экспедицией Гарая. Лиценциат Алонсо де Суасо согласился, как помним, нагнать войско Гарая, дабы быть посредником между ним и Кортесом. Действительно, он испросил разрешение Королевской Аудьенсии в Санто Доминго и вскоре сел на не-большой бриг, чтобы переехать в Новую Испанию. Неудачи начались с самой Кубы, с мыса Санто Антон: потерян был правильный курс, бриг подхватило сильным течением и понесло на рифы «Скорпионы». Только малые размеры судна спасли его от неминуемой гибели, но все же значительную часть груза пришлось выбросить за борт, между прочим, весь запас копченого мяса, и собралась такая уйма акул, что они схватили даже матроса, неосторожно спустившегося с судна. Наконец, бриг наскочил на берег (маленький остров, как выяснилось впоследствии), получив такие повреждения, что о дальнейшем плавании нельзя было и думать. Стали выгружать что поценнее, и тут убедились, что бочки с водой тоже были брошены за борт, и что нет ни питья, ни еды. К счастью, удалось найти небольшой ключ пресной воды, а затем, путем трения двух кусков дерева, добыть и огонь. Еда тоже появилась, ибо отмели острова кишели черепахами, за ними стали охотиться, перевертывая их на спину; затем набрали яиц черепах, очень вкусных и питательных, а там удалось побить несколько тюленей. Так и питались эти 13 спасшихся, среди которых было и несколько индейцев с Кубы, ловких и выносливых.
К счастью, спасены были плотничьи инструменты, и двое матросов, бывших раньше плотниками, принялись за постройку лодки из остатков брига. Работа шла медленно, но все же удалась; на лодку нагрузили копченину из тюленей и черепах, снабдили ее водой, картой и компасом, единственным, который сохранился, и четверо матросов попытались на ней добраться до Новой Испании, чтоб оттуда прислать на помощь потерпевшим.
Действительно, лодка добралась до реки Флажков, и матросы отправились в Медельин, где и сообщили коменданту об участи своих товарищей. Комендант сейчас же отрядил небольшое судно и в письме к лиценциату Алонсо де Суасо выразил удовольствие Кортеса видеть у себя столь почтенное лицо. Кортес, узнав об этом, остался доволен распорядительностью коменданта и, со своей стороны, велел их радушно встретить, всячески угощать и с возможными удобствами доставить в Мешико.
Так и случилось. Посланное судно быстро отыскало невольных островитян, из которых двое, между прочим, уже умерло от лишений, и благополучно привезло их в Медельин, откуда они немедленно двинулись в Мешико. Кортес приветствовал Суасо, поселил его у себя во дворце и вскоре сделал его главным судьей. Так кончились их злоключения.
