ГЛАВА 20
Поскольку мне уже не приходилось подлаживаться ни под чей шаг, вернулась я быстро. Теперь не могло быть и речи о том, чтобы искать комнату: я переполошила бы чихом весь замок. Да и пальцы озябли настолько, что подвижность им вернула только чашка горячего брусничного чая, которую Симона сунула мне в руки.
— Вот уж удумали гулять в такую погоду без плаща, — покачала она головой и тут же вернулась за помешивание гуляша. — Лаврушки достаточно? А то уже ничего не чую.
Кларисс, которой был адресован вопрос, сняла пробу и молча кивнула.
— Я забыла про платок и перчатки, а возвращаться уже не хотелось.
— Нечего мне уши пудрить, — хитро прищурилась Симона, и я едва не вылила на себя чай.
Неужели она видела, как я следила за мистером Фарроучем?
— Лапшу на уши вешать, — буркнула Кларисс, не отрываясь от мытья посуды.
— А?
Девушка повернулась и назидательным тоном пояснила:
— На уши вешают лапшу, а пудрят мозг.
— Вот ещё учить она меня будет! — возмутилась Симона. — А то я не знаю, куда и что вешают. Где это вы видели, чтобы мозг пудрили? Он же здесь! — она постучала костяшками по своей голове, чтобы показать, где именно. — Экая ерунда!
Женщина обернулась в поисках поддержки ко мне и Иветте. Я уклонилась от ответа, прикрывшись чашкой, а Иветта что-то неразборчиво пробормотала (я не разобрала, что именно, но было очень похоже на «оно, конечно, Кларисс дело говорит, но высказывать против вас себе дороже выйдет»).
Симона, помахивая большой деревянной ложкой, с довольным видом вернулась к гуляшу.
— О чём бишь это я? А, так вот: всё это ерунду говорите, что, мол, забыли. Сейчас вся молодёжь такая: девушки сплошь и рядом норовят про подштанники с начесом запамятовать, мол, немодно, и без шляпок, прости господи, на улицу выбежать — всё, чтоб только перед парнями волосьями трясти. А те и рады, и никто не думает о том, какие дети слабые потом родятся. Вот взглянуть хотя бы на вас, — она обвиняюще указала на меня половником, которым уже помешивала рыбный суп. — Вот разве вы сможете вязанку хворосту на спине унести? А моя покойная бабка, светлая ей память, бывало, и три за раз утаскивала. Ооот такие бабы были в наше время!
Я не осмелилась перебивать её, чтобы поинтересоваться, для чего гувернантке таскать хворост, и она ещё долго продолжала в том же духе. А под конец почти насильно влила в меня безымянное чудодейственное средство по рецепту всё той же бабки. Горло обожгло так, будто мне внутрь залили камфорный спирт, — аж слезы на глазах выступили. Но пах сироп чудесно: черничным мармеладом и масляными слойками. Мои страдания были не напрасны. Уже через пять минут я перестала чихать, а через десять меня перестало знобить.
Тут в кухню спустилась Беула, и я спросила, как чувствует себя леди Эрселла.
— Миледи гораздо лучше. Она даже пустила Нору убраться в комнате, согласилась вымыть личико и справлялась о вас. Мне кажется, она хочет вас видеть.
— Спасибо, Беула, я чуть позже загляну к ней.
Признаться, недавняя вспышка леди Эрселлы уже не казалась мне такой пугающей. Девочка была расстроена из-за содеянного. А это только лишний раз доказывает, что у неё доброе сердце, в котором нет места злонамеренности, в отличие от её брата. Трудно даже представить, чтобы того взволновала судьба каких-то тропических бабочек.
— Кстати, мисс Кармель, — спохватилась Иветта, — ещё в обед из деревни приходил посыльный от миссис Сьюэлл и просил передать, что завтра можете забрать платья.
— О, спасибо, Иветта, это очень кстати. И ещё раз благодарю, Беула, за платье. Завтра я тебе его верну.
— Да не стоит благодарности, — отмахнулась та, хотя я прекрасно понимала, что сундуки служанок не ломятся от нарядов на все случаи жизни. — Можем, если хотите, втроём в деревню пойти. Ой, может, и ты пойдёшь, Кларисс? — спохватилась она.
— Ещё чего, — буркнула та, даже не поднимая головы.
— Да-да, — подключилась Иветта, — заберём ваши платья, потом поужинаем в таверне, а после уже мы с Беулой пойдём на танцы. Бы как, не передумали?
— Даже не знаю, — вздохнула я и поняла, что действительно колеблюсь.
Хотя сейчас это было совсем уж неразумно. Да и что подумал бы Ваухан: сначала отказалась идти с ним, а потом всё-таки заявилась. Впрочем, всё к лучшему: уверена, Иззи и Иветта вовсе не обрадовались бы моему появлению под руку с ним. А я здесь не для того, чтобы сеять раздор.
Иветта по-своему истолковала моё задумчивое молчание:
— Если насчёт того, что не с кем пойти, — прощебетала она, — то не беспокойтесь. Найдём вам кавалера на месте.
— Но только не Галена, с ним иду я, — подмигнула Беула.
— А я иду с Кираном, — помрачнела Иветта.
Это имя я уже слышала и, чуть подумав, вспомнила долговязого смуглого юношу, напарника Дага.
— А что так? — поинтересовалась Симона, которая уже успела тонко раскатать круг из пресного теста и теперь ловко нарезала его на полоски для будущей лапши, — как же Ваухан?
— А что Ваухан? Не сошёлся свет на нём клином, — огрызнулась Иветта.
— Что, не пригласил?
— Не пригласил, — вздохнула Иветта и печально уткнулась в суфле из лосося, которое раскладывала по порционным формочкам.
— С Иззи идёт?
— А мне почем знать? — разозлилась та и шлёпнула суфле мимо розетки. — Я ему не сторож.
— Эгей, полегче, рукастая, лососей-то не переводи! — прикрикнула на неё Симона.
— Да нет, — отозвалась вдруг Кларисс ко всеобщему удивлению, — говорят, он и её не звал.
От изумления Иветта кинула следующую порцию суфле в мою чашку.
— Кто это говорит? Ты это точно знаешь? — тут же загорелась она.
Но Кларисс только плечами пожала.
— Значит, ничейный на танцах будет, — повеселела Иветта, — сам виноват.
На её лице проступил хищный оскал, и я поняла, что Ваухан совершил страшную ошибку, не выбрав партнёршу. Теперь ему не отвертеться.
Я отставила чашку в сторону.
— А вам ведь мы прочили Дакса, — вспомнила Беула.
— Но это совсем необязательно, — поспешила вставить Иветта. — Он, наверное, и не пойдёт — в его-то возрасте.
— Ему двадцать семь, — возмутилась Симона.
— Вот и я о том же, — согласно закивала Иветта, отщипнула кусочек сырого теста и отправила себе в рот.
В шестнадцать лет ей это, верно, представлялось порогом старости.
Симона тут же шлепнула её по руке.
— Потише ты, руками в господскую лапшу лезть. И от сырого теста в животе червяки заводятся, не знала разве?
— Но оно же самое вкусное, — протянула Иветта со вздохом и тут же с довольным видом наполнила последнюю розетку. — Вот.
Я решила увести разговор с темы танцев, а заодно проверить свою догадку.
— А… гмм, мистер Фарроуч давно здесь работает? У него, верно, и близкие тут были…
Симона на минутку задумалась, припоминая.
— Да нет вроде… То есть работает-то давно, но о родственниках его ничего не слыхала.
— А как же старый граф? — возразила Иветта. — Говорят, он его любил очень.
— Во-первых, старший граф, а во-вторых: тебе-то откуда знать? Он ещё до твоего рождения отправился туда, — Симона воздела палец к потолку.
— В обеденную залу? — нахмурилась Иветта, но тут же сообразила, что имелось в виду, и неуместно захихикала.
— Записывать мистера Фарроуча в родственники графу это, конечно, чересчур, но тот и впрямь его привечал, — пояснила старшая кухарка.
Вот теперь всё встало на свои места: если предыдущий хозяин Ашеррадена был едва ли не единственным, проявлявшим доброту к мистеру Фарроучу, то он наверняка и был тем самым «родственником», которого тот сегодня навещал.
— Только непонятно, за что, — ворвалась в мои мысли Иветта.
— А мистер Фарроуч всегда был таким, как сейчас? — поинтересовалась я.
Симона раскрыла рот, чтобы ответить, но не успела, потому что раздался чудовищный грохот. Мы все обернулись к Иветте, которая умудрилась уронить разделочную доску так громко, что, несомненно, обрушила бы шахты гномов, находись они под замком.
— Так это правда, — прошептала она, глядя на меня глазами, круглыми как виноград сорта «коттон кэнди».
— Что правда? — не поняла Симона.
— Вы влюблены в мистера Фарроуча!
Я решила, что ослышалась.
— Иветта, это просто нелепо, — попыталась урезонить её я, но та уже не слушала, прыгая по всей кухне в упоении от своей догадки.
— Да-да, влюблены, даже не отпирайтесь! Сначала про ногу спрашивали, потом про родственников, а теперь каков он из себя — ну явно влюбились!
Я обернулась к остальным женщинам в надежде, что кто-то урезонит болтушку, но наткнулась на любопытные взгляды.
Неужели и они поверили в эту чушь?
— Иветта, пожалуйста, тише, — взмолилась я. — Это вовсе не так.
— Ага, именно так и есть! — обрадовалась она моему смущению. — Поэтому и на танцы не хотели идти: потому что только с ним танцевать хотите. А я вот сейчас побегу наверх и всем-всем расскажу, — заявила она и метнулась к лестнице, заливаясь звонким смехом.
Я бросилась за ней, и мы вместе едва не скатились кубарем вниз, наткнувшись на Ярика. Он как раз спускался по лестнице, потрясая какой-то меховой гирляндой.
— Ой, — попятилась Иветта. — Посмотри, что наделал, всю меня измазал! — с досадой воскликнула она и кинулась к чану с водой застирываться. На её переднике теперь красовались буро-красные пятна, в которых я узнала грязь и… кровь?
То, что я приняла за гирлянду, оказалось связкой зайцев и одной куропаткой. Ярик торжественно шмякнул свои мертвые дары в центр стола.
— Так чего по кухне носишься? — справедливо возразил он.
— Господа вернулись, — догадалась Симона.
— Ага, — подтвердил мальчишка. — Велели на ужин приготовить. Леди Фабиана подбила, — кивнул он на крайнюю тушку так гордо, будто сам научил её стрелять.
— Не бог весть что принесли-то, — покачала головой Симона, приподняв за уши и оглядывая тощего зайца. Лапки и брюхо были вымазаны землёй и налипшей травой. — Ну да и то удивительно, при таком-то тумане, — заключила кухарка, тут же проворно положила тушку на спину, вспорола брюхо от головы до хвоста, сделала круговые разрезы на лапках и начала стягивать шкуру снизу, как носок.
Она проделала это так быстро, что я увидела более чем достаточно, прежде чем успела отвернуться.
— Спасибо за чай и сироп, Симона, мне пора.
— А кто в кого влюбился-то? — завертел головой Ярик.
Я бросила взгляд на Иветту, но она стояла, уже пристыженная и, к счастью, молчала.
— Никто и ни в кого, — строго отчитала ни в чём не повинного мальчика Симона. — Экими бреднями голова у тебя забита. Давай-ка дуй с кухни, мы тут делом заняты, а он какими-то любовями отвлекает!
Я была благодарна ей и сочувствовала Ярику, попавшему под горячую раздачу.
— Вы ведь не сердитесь на меня, мисс Кармель? — тронула меня за руку Иветта. — Я просто шутила, и совсем так не думаю, и вовсе не собиралась бежать наверх и всем рассказывать. Просто дразнила вас, и теперь сама не знаю зачем.
Она не притворялась: пылающие щеки говорили об искреннем раскаянии.
— Конечно, не сержусь, но мне правда пора.
Я уже поднималась по лестнице, когда Симона оторвалась от разделки и совершенно серьёзно сказала:
— Не всегда.
— Что, простите?
— Он не всегда был таким. Но, если Иветта права…
— Она ошиблась, — поспешила заверить я.
— … то лучше вам о нём забыть.
Ничего к этому не добавив, она опустила голову и снова погрузилась в работу.
