ГЛАВА 13
Выглянув в окно, я обнаружила повсюду густой туман, как будто вчерашнее молочное марево растеклось от часовни по долине. Стволы деревьев, кусты, трава, дорожки — всё тонуло в клубящейся дымке. Из-за этого казалось, что люди не идут, а плывут над землёй. Было что-то жуткое в этом почти сонном скольжении и в том, чтобы не видеть ног ниже колен.
Во время завтрака я узнала из разговоров, что граф всё ещё не вернулся. Слуги переговаривались и обменивались многозначительными взглядами — так, будто знали что-то, чего не знала я. Впрочем, я была уверена, что это лишь видимость.
До занятия ещё оставалось достаточно времени, и я вышла через чёрный ход во двор, прихватив с собой булочку. Мне предстояло одно небольшое, но важное дело.
Навстречу попался Двэйн. Садовник нёс на вытянутых руках какой-то свёрток. Вид у него был расстроенный.
— Доброе утро, Двэйн.
— Не так чтобы особо доброе, мисс Кармель, — хмуро отозвался он.
— Что-то стряслось?
— Да вот, нашёл щенка у ворот — кто-то насмерть забил.
Он протянул мне сверток, и я вдруг поняла, кого там увижу. Мне вовсе не хотелось на это смотреть. Я вспомнила смешного ушастого щенка, который забрался ко мне ночью, его теплое тельце и сопение. Сегодня я его ещё не видела. Сердце сжалось от неприятного предчувствия. Я с трудом заставила себя перевести глаза на страшную находку. Это был не он. Там лежал незнакомый черный комок с белыми пятнышками на кончиках лап, похожий на бродячего. Кто-то размозжил ему голову.
— Кто же мог такое сделать, Двэйн?
— Да небось всё тот же! — горько сплюнул тот.
— Что вы имеете в виду? Это не в первый раз?
— Какое там в первый! Что ни неделя, нахожу то котёнка, то птицу какую, то вот теперь этого… И нет чтоб просто убить, всякий-то раз мразь измывается!
Я снова взглянула на зажмуренные веки несчастного животного… Кажется, я догадываюсь, кто это может быть.
На душе тут же стало липко и гадко, будто и туда протянул свои щупальца вездесущий белёсый туман.
— Куда вы его несёте?
— Да закопать хоть надо по-человечески.
Я посторонилась, и Двэйн продолжил путь, сокрушенно качая головой и бормоча что-то себе под нос. Сделав в саду то, что намеревалась, я вернулась в замок. По пути снова заглянула в кухню и попросила у Симоны лимон и колотого льда.
— Коктейлем с утра пораньше балуетесь? — неуверенно хохотнула она.
— Не совсем.
Губы ей явно жгло любопытство, но приставать с расспросами она не стала. Ситуация была бы прямо противоположной, окажись рядом Иветта.
Я поднялась к себе, насыпала лёд в чашку и погрузила в него пару долек лимона.
Порывшись в сумочке, извлекла оттуда серёжку Матильды и ещё раз внимательно осмотрела. Скромный серебряный шарик с крошечными вкраплениями аметистов. Разглядывая его, я вдруг пораженно замерла: то, что я прежде приняла за узор, больше походило на рисунок… или, вернее, знак: цветок с четырьмя узкими загнутыми на одну сторону лепестками, заключенный в огненный круг.
Я мысленно пролистала все известные мне книги по рунистике, но не смогла припомнить, чтобы видела его прежде. И всё же моим глазам предстал некий символ, а не простые завитки.
— Кто же подарил их тебе, Матильда? — вслух спросила я и вздохнула.
Сережка не ответила, как и положено вещи.
Тогда я открыла свою шкатулку, где хранилось простенькое серебряное колечко с отверстием на том месте, где полагалось быть камешку, и дешёвая агатовая брошка. Подцепив кольцо, я положила его на ладонь, а рядом пристроила найденную серёжку. Сжала пальцы и вскоре почувствовала, как внутри что-то зашевелилось, сгладилось, потеряло форму, а потом снова её приобрело.
Я, конечно, не ювелир, да и аметистов для второй серёжки у меня не было, но всё же результат оказался вполне приличным. Через пару минут у меня на ладони лежали уже две сережки: одна подлинная, а вторая — копия, немного грубая, но, если не присматриваться, вполне может сойти за оригинал. Аметисты пришлось поделить поровну, так что теперь в каждой серёжке красовались камешки вдвое меньше изначальных. Но, в общем и целом, я осталась довольна результатом.
Протерев обе серёжки лавандовой водой, я извлекла из дорожного швейного набора толстую иголку и поставила её на свечку — греться. К этому моменту лимонные дольки уже достаточно охладились.
Этим способом пользовались девочки в интернате, но сама я раньше никогда не пробовала. Быстро прижав заледеневшую дольку к обратной стороне уха, я подхватила иголку салфеткой, чтобы не обжечься, и тут же проткнула раскаленным кончиком мочку. Следом, не мешкая, вставила в отверстие серьгу и с тихим щелчком закрыла застёжку. То же самое проделала и со вторым ухом. Потом снова протёрла их лавандовой водой. Уши горели так, что жар передался щекам. Но мне стало легче — так, будто это поможет отыскать Матильду.
Я убрала швейный набор, шкатулку и вылила растаявший лед за окно. Напоследок глянула в зеркало: мочки ушей пламенели, но серёжки странным образом мне шли. Кажется, даже глаза стали ярче.