Глава 8
Вольный прииск
Шлеп, шлеп, шлеп. Плицы весело шлепают по воде, толкая колесную плоскодонку вверх по течению весенней сибирской речки.
Чух, чух, чух. Вторя им, пыхтит паровая машина, приводя в движение гребные колеса.
А вокруг стоит такая красота, что просто дух захватывает. Берега сибирских рек – это нечто неописуемое и великолепное. Пологие берега, покрытые лесами, сменяются крутыми утесами, увенчанными деревьями, словно шапками. На смену им приходят луга. Зрелище не менее красивое из-за цветения буйного разнотравья.
В краю бескрайних лесов эти участки смотрятся как-то непривычно. Нет, они появились не заботами человека. И без него случаются лесные пожары, после которых остаются огромные росчисти. А бывает и такое, что свою лепту вносит и весенний паводок. Пока деревья вновь затянут образовавшуюся проплешину, пройдет много времени. А до той поры здесь целиком и полностью хозяйничает разнотравье.
Петр потянул носом воздух, вдыхая ароматы весны. Речка неширокая, всего-то метров полста, плоскодонка держится ближе к правому берегу, поэтому с берега доносятся дурманящие ароматы. Они до того сильны, что напрочь забивают запахи машинного масла, перегретого пара и металла. Май месяц. Едва прошел ледоход, и в тени все еще зябко, а ночами откровенно холодно. Но природа берет свое, расцветает, радуя глаз и сердце.
Вообще-то идея построить свое маломерное судно у Петра возникла достаточно спонтанно. Как, впрочем, и поменялись его планы. Он ведь собирался сдать экзамены в училище, получить документы о том, что является механиком и машинистом, после чего завербоваться на строительство Транссибирской магистрали.
Основная работа на этой «стройке века» требовала неквалифицированной рабочей силы. Бери больше, кидай дальше, отдыхай, пока летит. Поэтому и подавляющее большинство работников были каторжанами. Но на строительстве было задействовано достаточное количество техники. Прошедшая Великая война и поражение в русско-японской многому научили… Нет, не императора, а правительство.
Опираться на одно только морское сообщение, в то время когда есть возможность создать надежный и безопасный сухопутный маршрут, неразумно. Магистраль жизненно необходима империи. Поэтому дорогу строили с применением последних достижений инженерной мысли. И как следствие, потребность в квалифицированных кадрах была высока. Среди осужденных же их процент слишком уж мал.
Так что, завербовавшись на строительство Транссиба, можно хорошо заработать. А там и подумать над осуществлением задумки по созданию двигателя внутреннего сгорания. А с учетом того, что нужно будет сразу подать готовое изделие, превосходящее по своим показателям паровую машину, в разработку ДВСа придется вложиться изрядно.
Конечно, Петр думал о больших прибылях и солидной сумме на банковском счете. Но с другой стороны, не был лишен и тщеславия. Бог весть, откуда это взялось, но вот захотелось, чтобы его имя осталось в памяти потомков, и плевать, что он не является гением и реальным создателем двигателя, а просто скопирует уже известный. А кто бы отказался от славы? Ну разве только святой. Но Петр-то обычный смертный.
Вот только этим планам не суждено было сбыться. Нет, речь идет не о создании ДВСа. Он все так же оставался конечной целью Пастухова. Просто изменились пути ее достижения. А все тот японец, лейтенант Такахаси, с его картой.
Иероглифы первой строчки полностью соответствовали иероглифам, обозначавшим название одной из речек на черновике карты, изъятой в избушке. Петр детально изучил карту на одном из привалов. Непонятно, что обозначала эта надпись, но иероглифы совпадали один в один. Речка являлась левым притоком реки купца Завьялова, где и началась вся эта история.
Хм. Вот странное дело. Река и река. Петр как-то даже не удосужился поинтересоваться ее названием. И это при том, что названия других рек разузнал. Чудно, но все именно так и обстояло.
Так вот, хотя он и сумел установить, какая именно река стала объектом его внимания, это еще ничего не значило. Поди пойми, где именно были найдены самородки, обнаруженные у покойного лейтенанта. Нет, если собрать полноценную экспедицию, привлечь геолога да затратить определенные усилия, то результат будет. Наверное. И все же хотелось бы конкретики.
Петру удалось найти в Красноярске знатока японского. Хотя это было весьма сложно. Не Владивосток все же. Так вот, он перевел вторую строчку иероглифов. «Двуглавый утес».
Получается, Петру необходимо следовать по реке Сосновой в поисках прорисованных на карте изгибов русла и местности вообще. Ведь имеется же отметка. А там искать утес с раздвоенной вершиной. А что еще может означать его название? Вот и будет ему счастье.
Н-да. Правда, Петр ничего не смыслил в золотодобыче. Нет, он что-то там читал на страницах книг. Авторы фантастики грешат подробным описанием тех или иных технологических процессов. Просто Петру они не казались столь уж увлекательными, поэтому эти описания он пробегал по диагонали, только чтобы не потерять нить повествования. А потому он знал лишь то, что для промывки россыпного золота нужны лопата, лоток и колода, конструкцию которой он представлял себе весьма отдаленно.
Получается, для начала Петру не мешало бы обзавестись хоть каким-то старательским опытом. А то ведь ему нипочем не отличить золотой самородок от пирита, так называемого «золота дураков». А где можно поднабраться такого опыта? Ну уж не в горном техникуме, это точно. Слишком долго. Петру нужны не академические знания, а практика. Так что ему прямой путь в вольную старательскую артель. Идти работать на прииск он не собирался категорически. Ему вовсе не улыбалась тупая беготня с тачкой.
Решение созрело еще в марте месяце, едва только Пастухов понял, что золотая жила, или россыпь, у него в кармане. Поэтому он решил не откладывать дело в долгий ящик и начать подготовку. В частности, обзавестись подготовленным маломерным суденышком. Ну не улыбалось ему выгребать веслами против течения. И ночевки в парусиновой палатке также не вдохновляли.
Найти лодочного мастера в достаточно крупном городе, на берегу большой реки, не так уж сложно. Главное, сговориться о цене и объяснить, что тебе нужно. Да и плоскодонками в этих краях никого не удивить. Строили их тут издавна, разве что необходимо задать нужные размеры и обсудить некоторые условия. А там мастеру и карты в руки. На то и мастер.
С машиной Петру откровенно повезло. Один красноярский купец умудрился в хлам разбить свое авто. Казалось бы, автомобилестроение в начале пути, ничего сложного в конструкции пока нет, и все узлы крепятся на раму. Но если русский купец гуляет… Словом, восстановлению не подлежит. Если только на запчасти. Вот Петр и положил глаз на останки красавца «рено».
По сути, его интересовали машина и котел. Они оказались полностью исправными и стоили затраченных денег. Даже бывшая в употреблении машина в подобном состоянии обошлась бы не меньше пятисот рублей. Новая и того дороже. Впрочем, купца в это посвящать Петр не собирался, заявив, что потребуется ремонт.
А тому что? Он вообще собирался утопить клятую железяку в Енисее, чтобы неповадно было. А то как же! Он из-за этого «рено» ногу сломал и теперь лежит в гипсе. Но купеческая натура все же взяла свое, и коль скоро нашелся тот, кто готов уплатить за покореженные обломки звонкой монетой… Три сотни! Да легко!
Плоскодонка получилась длиной семь и шириной три метра. Осадка в грузу порядка сорока сантиметров, борт возвышается над водой сантиметров на семьдесят. Паровая машина, котел с переделанной под дрова топкой и пара гребных колес. Довольно просторная каюта из расчета на проживание двух человек. Камбуз со специальной печью. Грузовой отсек под продовольствие и оборудование. Остекленная ходовая рубка с вынесенными в нее всеми органами управления.
Вообще поначалу Петр хотел сделать одно заднее гребное колесо. Все же пара колес по бортам увеличивает габариты лодки на метр. А в узких протоках это могло быть весьма существенным. Четыре метра – это не три.
Но, посоветовавшись с одним речником, отказался от этой затеи. По уверениям опытного человека, заднее колесо при движении вперед увеличивает осадку судна, в то время как боковые колеса, наоборот, приподнимают его. К тому же маневрировать с боковыми колесами куда проще. Можно даже вообще развернуться на одном месте, придав им вращение в противоположные стороны.
Опять же, если с прииском все выгорит, для снабжения Петру потребуются небольшое маневренное судно и небольшая баржа. Ну, баржу он еще закажет, когда возникнет нужда, а вот подцепить ее с задним гребным колесом не получится. Разве только толкать. Но Петр предпочитал все же буксировать.
Вся задумка обошлась ему в семьсот рублей. Не так дорого, если учесть то простое обстоятельство, что, к примеру, авто или аэросани стоили в пределах четырех тысяч. А деньги… Деньги у него были. Тут и трофеи, и благодарный Завьялов одарил щедрой рукой, это не считая положенной платы, да плюс прежние накопления Петра. Получилось больше тысячи. Откровенно много. Но для создания ДВСа все же недостаточно. Да и глупо было бы отказываться от большего, имея на это все шансы.
Для воплощения в жизнь своей задумки Петру пришлось уволиться с работы и забрать с собой Митю. Как и отказаться от всех халтур. У него были другие, далеко идущие планы. А что касается Мити, то ему остаться без работы не грозило. Подстегнутое войной производство продолжало расти невиданными темпами, и потребность в специалистах все время росла. Так что не выгорит с прииском – паренька всегда возьмут хоть обратно в мастерские, хоть к какому-нибудь частному предпринимателю.
К окончанию ледохода лодка была полностью закончена и спущена на воду. Ходовыми испытаниями Петр был весьма доволен. Хотя после скоростей его мира и аэросаней лодка напоминала эдакую улитку, движущуюся по реке с максимальной скоростью едва ли больше тридцати километров в час, но, по сути, больше и не нужно.
Единственное неудобство – котел держал пар не дольше трех часов. После этого его необходимо было заправлять водой и по новой разводить пары. Проблему можно было решить либо установив дополнительный котел, либо заменив имеющийся котлом большего объема. Но Петр отказался от этой идеи. Во-первых, это повлечет дополнительные затраты. Во-вторых, съест вместимость лодки. Лучше уж потерять немного времени. Невелика беда.
Нашлась и старательская артель, согласившаяся взять к себе новичков. А кто откажется от дармовой рабочей силы? Выйдя на Андреевича, старшего одной из многочисленных красноярских артелей, Петр условился с ним, что они с Митей будут работать под его началом, передавая все намытое золото артельщикам. Им самим нужна только наука, и ничего больше. Андреевич посоветовался с товарищами, и те согласились. Халява, она такая. Отказаться от нее ну очень трудно.
Вот так и получилось, что сидят сейчас старатели на палубе на складных стульях, покуривая трубки да поглядывая по берегам. Их большую лодку ведет на буксире «Карась», так незатейливо Петр назвал свое суденышко. Андреевич высказался было, мол, к чему им брать с собой лодку, коль скоро у них целый пароход. На что Пастухов ответил, что на всякий случай. Мало ли как оно все обернется. Техника – она и есть техника. А ну как поломается и останутся они без транспорта?
Намерения главы артели были как на ладони. Вроде и взрослый мужик, но он отчего-то был уверен, что Петр и Митя будут настолько благодарны ему за науку, что станут работать на них совершенно бесплатно весь сезон. И даже не за кусок хлеба, потому что в их договоренности была оговорка насчет полного самообеспечения.
Петр взглянул на часы. После последней заправки прошло уже три часа. Но Митя, приставленный к машине, пока молчит. В его обязанности входит время от времени подбрасывать в топку дрова и следить за уровнем воды в котле. Автомобильные агрегаты делаются по хорошо отработанной и надежной технологии. К тому же имеют ограниченный ресурс работы и требуют достаточно частого обслуживания. А как ни крути, при заправке ты все одно производишь осмотр и машины, и котла, это просто неизбежно. Так что в постоянном контроле котел не нуждается.
– Дядь Петр, пора заправлять котел.
А вот и Митя, легок на помине. Это он докладывает о том, что уровень воды в котле приблизился к нижней отметке. Ну что ж, очередная сотня километров осталась позади. Примерно конечно же. Тут верстовых столбов нет, к тому же ощутимое встречное течение, стремнина которого далеко не всегда проходит посредине, бывает, и жмется к какому-нибудь берегу. Так что расстояние измерить получается только приблизительно.
– Принял. Давай на нос, швартоваться будем.
– Да че мальца гонять, давай я разомнусь, – послышался визгливый голос.
Это один из старателей, Ефим, мужик лет сорока, с редкой козлиной бороденкой и худощавого сложения. Правда, несмотря на это, силы в нем вполне достаточно, чтобы целый день махать лопатой и кайлом или бегать с тачкой. Но в остальном… Очень уж отталкивающая у него внешность. Конечно, это не показатель, но Петр предпочитал верить своим ощущениям, и Ефим ничего, кроме отрицательных эмоций, у него не вызывал.
– Ефим, ты вроде старатель, а не матрос. Давай каждый будет заниматься своим делом, – осадил его Петр.
– Так и малец не корабельных дел мастер, – возразил мужичок.
– При мне он будет тем, кем я решу, и он это принял. Ты готов выполнять мои приказы?
– Чего это ты мне приказывать будешь? – тут же вскинулся Ефим.
– Вот то-то и оно. А не желаешь подчиняться, занимайся своим делом, сиди и кури трубку.
– Ефим, не скачи, как блоха, – раздался степенный голос Кузьмы Андреевича. – Неча людям мешать.
– Да я…
– Сядь.
– Тяв! – подала голос Ляля.
Еще весной, когда Петр только задумал податься в старатели, он раздобыл себе щенка самой обычной дворняжки, которой не грозило вырасти в нечто более или менее крупное. Но этого и не требовалось. Главное, чтобы вовремя подняла тревогу.
Отчего Ляля? Ну, это нужно спросить у младшенькой сестрицы Мити. Как только Петр принес щенка во двор дома Аксиньи, так Алена сразу же и окрестила собачонку Лялей. Да еще все норовила с ней поиграть. Это, конечно, в планы Петра не входило. Ему нужен был сторож, а не животина, ластящаяся ко всем подряд. Но пришлось смириться с тем, что все обитатели дома будут для нее своими. Только выносить щенка со двора и приводить соседскую ребятню поиграть с «кутей» Петр строго-настрого запретил.
Как результат Ляля бесстрашно облаивала любого, кто осмеливался подобраться ближе определенной ею границы. С пассажирами «Карася» до поры до времени ей приходилось мириться. Но только и того, что до поры. Потому что стоило кому-то повести себя слишком уж, на ее взгляд, вольготно, как она его тут же облаивала.
– Да заткнись ты, шавка подзаборная, – замахнулся на Лялю Ефим, которого она невзлюбила особо.
Заливаясь яростным лаем, но держась на почтительном расстоянии, собачонка ничуть не думала униматься. Кто бы только знал, как Петр не любил вот таких дворняжек. Но в то же время ему именно такая собака и нужна. Готовая бесстрашно облаять кого угодно, укрываясь в самом дальнем углу или под ногами хозяина.
– Ляля, место! – повысив голос, приказал Петр.
Ефима собачка хоть и не любила, но хозяина уважала и боялась. Угу. Он тот еще воспитатель. Повиновение вдалбливал в собачку, что говорится, кнутом и пряником. Его команды она предпочитала выполнять с максимально возможной быстротой.
– Сядь, – повторил Андреевич.
И Ефим, теперь уже без лишних слов, опустился на стул. Авторитет Андреевича в артели был непререкаемым. Он вообще был мужиком основательным. Находка для любого владельца прииска. Вот только работать на кого-то, кроме себя, этот старатель не хотел.
Едва «Карась» приблизился к берегу, как Митя спрыгнул с палубы и побежал к ближайшему дереву, пару раз опоясал ствол и наложил узел. Подал знак, и Петр застопорил машину. Медленное течение подхватило суденышко и, натянув веревку, прижало к песчаной полосе.
Убедившись, что надобности в машине больше нет, Петр потянул рычаг, и из трубы с глухим фырчаньем вырвался спускаемый из котла пар. Митя между тем вновь вскочил на палубу и, пробежавшись на корму, схватил ведро с привязанной к нему веревкой.
Мгновение, и оно улетело за борт. После этого через фильтр вода перекочевала в садовую лейку, только без насадки. И лишь потом в котел. Операция повторилась семь раз, пока девяностолитровый котел не наполнился водой. Еще минут сорок, и манометр в ходовой рубке возвестил о том, что рабочее давление пара достигнуто.
На место они прибыли за два часа до заката, свернув на еще одну неприметную речку с шириной потока метров двадцать. Берега были пустынны, хотя и несли следы активной деятельности человека. Остовы колод, избушки, землянки и навесы неподалеку от среза воды. Изрытая земля, что было заметно, несмотря на прошедшие дождливую осень, зиму и весеннюю хлябь.
– Андреич, а ведь мы в этом году первые, – восхищенно произнес Ефим, осознав этот факт, глядя на пустынные берега.
– Ну дык, надо думать. Чай, цельный пароход под задницей. На лодке мы бы сейчас хорошо как с Енисея свернули бы. Так что с неделю отыграли, – степенно произнес глава артели.
По ходу движения они обогнали множество лодок. Но ты поди пойми, в каких из них сидят старатели, а в каких крестьяне добираются на весеннюю ярмарку или просто везут излишки, чтобы продать на базаре. Но, как оказалось, позади остались и многие из старателей.
Петр недаром обратился именно к Кузьме Андреевичу. Дело в том, что старатели между собой различаются. Есть те, что моют золотишко в потаенных местах, о которых никому и ни за что не расскажут. Но большинство моет золото в краях известных. К примеру, на бывшем прииске. Золото здесь добывается хищнически. Золотопромышленники стремятся снять сливки, заботясь о дне сегодняшнем и не думая о завтрашнем. Вкладываться в добычу, оснащая прииск машинами и механизмами, никто не желает. Никому не хочется создавать себе головную боль. Вот и оседают старатели на отработанных приисках, выбирая остатки.
Те, кто порисковее, отправляются на поиски нового фарта. Однако как старатель не хоронится, но через год-другой о верном месте узнают другие, и постепенно от артелей не протолкнуться. Если на жилу не успел наложить свою лапу какой-нибудь промышленник, то после того, как там закрепляются вольные артели, никакому купцу туда ходу нет.
Разумеется, случается и такое, что золотопромышленник оформляет аренду участка и, прибыв с полицией, разгоняет старателей силой. Сомневаться в том, чью именно сторону займут власти, не приходится. К тому же блюстителей порядка можно и простимулировать. Вот только такой делец рискует не дожить до старости. Случалось уж, и не раз. Поэтому вольные прииски старались все же обходить стороной.
Именно на таком вольном прииске и мыла золотишко артель Андреевича. И только поэтому он согласился взять к себе новичков на указанных выше условиях. Если бы речь шла о каком тайном месте, никто с Петром и разговаривать бы не стал. Выслушали бы со всей сибирской обстоятельностью и послали бы по известному адресу. Без скандала, и даже негромко, но весьма убедительно.
– Андреич, ты глянь, и Клима нет. Может, займем его участок? – В глазах Ефима появился алчный огонек от обуявшей его жажды заполучить перспективный участок.
– С ума сошел? Иль храбрый такой? Давненько тут народ не стрелялся. Хочешь зачать?
– Так нет Клима-то с артелью. Пока они добираются, мы поработаем немного. А как они подойдут, так мы сразу же честь по чести, уступим им их место.
– Ефим, ты дурной? – вздернув бровь, поинтересовался артельщик.
– Да чего дурной-то сразу? У Клима на участке ручей есть. Оно куда удобнее получается.
– Значит, так, дурья твоя башка. Ты этого не говорил. Я не слышал. Петр!
– Слушаю тебя, Андреевич, – отозвался через открытое ветровое стекло Петр.
– Правь во-он к той сосне. Вишь, отдельно стоит?
– Вижу.
Вскоре они встали на стоянку у высокого берега с натоптанной тропой. Из воды торчала колода. Мужики порадовались тому, что ее не сломало ледоходом. Вероятнее всего, вода поднялась уже после того, как основной лед сошел, а небольшим льдинкам бревенчатые столбы были уже не по зубам.
Н-да. С одной стороны, вроде как хорошо, что они прибыли на неделю раньше. С другой – ввиду отсутствия на их участке ручья колоду пришлось устраивать ближе к берегу. И работать придется чуть ли не по хозяйство в воде, что здоровья никак не добавит. И плевать, что у артельщиков есть резиновые сапоги по это самое хозяйство. Вода-то холодная.
А вот и штольни числом три единицы. Хорошо хоть они находятся над уровнем воды. Не то пришлось бы ждать, пока вода спадет. Вряд ли бы, конечно, артельщики все это время бездельничали. Тут грунт ни разу не горный, под толстым слоем чернозема идет широкая полоса песчано-галечника, и только после него – толстый слой песка. Так вот, штольня проходит как раз по слою песка, и без надежной крепи тут делать нечего. Шапка получается метра четыре.
А потому немало времени уходит на то, чтобы заготавливать лес для укрепления свода штольни. Но это, похоже, все одно быстрее, чем снимать верхний слой пустой породы. Н-да. Бульдозер бы сюда. А они пока редкость и в России широко используются только на строительстве Транссиба.
Не любят русские предприниматели по большей своей части думать на перспективу и развитие. Им бы получать прибыль, сидя на печи. А если заведется какой Демидов, так обязательно начинают приплетать якшанье с нечистым. А то как же. Мы вон сидим, делаем, как отцы наши делали, никуда не лезем и того богатства не видим. А тот суетится, черти его носят, деньгами разбрасывается на всяко-разные придумки, а денег меньше не становится, и даже совсем наоборот. Ясное дело, что дело темное. Нечистое, стало быть.
Едва «Карась» причалил, как Ефим тут же соскочил на берег и побежал к крайней правой штольне. Интересно, что это он так сорвался? Глянуть, не похозяйничал ли тут кто без них? Или проверить сохранность оставленного инвентаря? Ведь понятно же, что с собой привезли не все. Ну, к примеру, не видно тачки. Да и кирок Петр вроде как не наблюдал. А они нужны, не смотри, что работать придется в песчанике. Он там настолько слежавшийся, что соперничает с каменной твердостью.
Н-да. Судя по всему, Ефим все же побежал оценить именно целостность самой выработки, а не инструмента. Жадный мужичок. И хотя сам собирался временно обосноваться на участке какого-то там Клима, никаких сомнений: обнаружь он нечто подобное здесь, и визга было бы до небес.
Надежно причалив «Карася», Петр пошел осмотреться. На берегу в пределах видимости располагалась избушка старателей. Прямо сказать, ни размерами, ни обстановкой она не впечатляла. Только и того, что умещалось четыре лежака в два яруса и столик посередине. Впрочем, чему тут удивляться. Артельщики сюда забрались работать, а не на отдых. Так что об удобствах тут никто и не думал. Очаг был сложен под навесом, где также имелись стол и скамьи. Для хранения припасов был оборудован крытый лабаз.
Впрочем, ситуация с отсутствием удобств Петра ничуть не расстроила. В его планы изначально не входило проживать в одном помещении с артельщиками. Даром, что ли, он обустраивал на «Карасе» жилую каюту и камбуз? А какое житье будет у старателей, ему было как-то параллельно.
– Кузьма Андреевич, а как тут с банькой? Или моетесь как придется?
– Есть банька. Шагов пятьсот вот по этой стежке. Мы ее вскладчину с соседями поставили. Русскому человеку без бани никак нельзя, – огладив окладистую бороду, степенно ответил артельщик.
Хм. Вообще-то зря поинтересовался. Если их банька сродни жилой избушке, то ну ее к ляду, такую помывку. Может, оттуда и выйдешь чистым, но уж точно удовольствия не получишь. Наверняка там все прелым духом пропиталось.
Так что Петр лучше устроит летний душ. Специально под это дело приготовил железную бочку. В крайнем случае воду можно будет и нагреть, благо с емкостью проблем нет. Пожалуй, так и сделает. Вот у сосны как раз и поставит душевую кабинку. Здесь солнца будет достаточно. За день они ее с Митей смастерят. А там кто знает, вдруг и артельщики помогут.
– Ну что, неугомонный, глянул? – поинтересовался Андреевич у Ефима, когда тот, тяжело дыша, прибежал к избушке.
– Не было никого, – не без удовлетворения произнес мужик.
– Андреич, в сараюшке порядок, – сообщил появившийся из-за угла Егор, мужик среднего роста и крепкого сложения.
Оказывается, там имелось небольшое помещение, где старатели оставляли на хранение свой инструмент. Вот Егор его и проверил. Илья, самый молодой, ему лет тридцать пять, сразу же начал приводить в порядок избушку. Угу. На фоне этого беготня Ефима в штольню выглядела как-то не очень. Да что уж там: прямо сказать, тревожный выходит звоночек. Нехороший. Случись, и к этому жадному крысенышу спиной лучше не оборачиваться.
– Ладно, мужики, давайте разгружать «Карася», – предложил Петр.
– А чего разгружать-то? – тут же встрепенулся Ефим. – Сидоры с вещичками снесли, а припас пускай там остается.
– Так не пойдет, мужики, – покачав головой, возразил Петр. – Мало ли как оно обернется. Хлебнет мой «Карась» водички или прохудится под дождем – со своей бедой я разберусь. А как ваш припас пострадает, мне же придется его восстанавливать, потому как не уберег. А я и без того в убыток себе сюда пришлепал.
– Да понятно все, Петр, – подняв руку, успокоил его Кузьма Андреевич. – То в Ефиме его природная лень вошкается. Он, вишь, помнит, что в конце прошлого сезона крыша лабаза начала подтекать, а ремонтировать его не очень-то ему и хочется.
– А чего ремонтировать-то, коли есть где хранить припас? – не сдавался Ефим.
– Денек еще полежит, но завтра к обеду выгрузите, – стараясь, чтобы слова его звучали без вызова и обиды, твердо произнес Петр.
Пусть у артельщиков хоть трижды все будет общим, на Петра и Митю это не распространяется. На то есть уговор. И даже если старатели сейчас захотят его пересмотреть, Петр этого делать не станет. Нет смысла. Как говорится, дружба дружбой, а табачок врозь…
Н-да-а. Вот где правда, там правда. Тяжек труд старателя. А еще опасен. И дело тут вовсе не в бандитах или медведях. Куда опаснее та же банальная простуда, заработать которую тут можно очень даже легко. А то как же. Ведь приходится все время возиться в воде. И пусть Петр озаботился непромокаемой одеждой, это всех проблем не решало. Беречь себя нужно пуще глаза. С антибиотиками тут полная засада.
Мало того, еще одна трудность появилась. Уже к концу первого рабочего дня у Петра болело все – поясница, руки, колени. Пальцы вообще едва ли не стерлись до мяса. Во всяком случае, папиллярные узоры только и того, что угадывались, а кожа стала ну очень чувствительной, словно он хорошо потрудился пемзой. Поэтому он в первый же вечер при свете керосинки принялся мастерить себе рабочие перчатки, благо имелся запас разнообразной ветоши.
Митя вымотался ничуть не меньше, но Петр усадил за шитье и его. Не за тем он брал с собой паренька, чтобы тот растерял тут свое здоровье. Опять же, на парнишку у него далеко идущие планы. Одиночке добиться чего-либо сложно. Всегда требуется надежное плечо, на которое можно опереться. И Митя на эту роль годился как нельзя лучше.
С утра продолжилась их лоточная эпопея. Не желая ощущать на себе косые взгляды и уж тем более выслушивать упреки, новички брали песок для промывки прямо с берега. Тут ведь какое дело? Один долбит песочек в штольне. Другой вывозит его на тачке и выгружает в промывочную колоду. Двое же черпают воду ведрами из реки и льют в колоду. А при продвижении вперед по штольне еще и свод крепить нужно, для этого приходится рубить деревья и стаскивать бревна на берег. Словом, та еще работенка.
А тут двое неумех будут брать богатый золотом песок и промывать его, теряя большую часть. Петр ничуть не сомневался, что на них посыплются обвинения. Поэтому он предпочитал черпать песок прямо из-под ног, даже не на берегу, а под водой. Тут уж сколько потеряет, все ерунда, а что намоет, артели прибавок.
– Да кто же шлих так моет, бестолочь, все золото обратно в реку сливаешь!
Петр разогнулся и вперил в Ефима сердитый взгляд. Тот как раз возвращался с тачкой обратно в штольню. Конечно, мужик будет лет на пятнадцать постарше его, вот только это ничего не значит. Он никто и звать его никак, чтобы подобным тоном разговаривать с Пастуховым. Ведь важно не то, что Ефим сказал, а то, как он это сказал.
– Еще раз откроешь свою пасть, будешь шамкать до самой смерти. А не поймешь, так и шамкать придется недолго, – смерив старателя взглядом, угрюмо произнес Петр.
– Ты-ы… – вращая глазами, ища поддержки у находящихся неподалеку Андреевича и Егора, начал было Ефим.
– Пасть закрыл. И пошел по своим делам, – слегка поведя плечами, припечатал Петр.
– Ефим, ты что к человеку цепляешься? – строго одернул Андреевич.
– Да он…
– Ты давай делом займись и людей не задевай. Шевелись, тачка заждалась. – Проводив соратника сердитым взглядом, старший подошел к Петру: – Ефима заносит, не без того. Но он дело говорит. Эдак ты ничего не намоешь. Аккуратнее надо, плавненько, вот так.
– Так я за науку буду только благодарен. Но он же, как пес, лается.
– Есть такое. А вы что это оружные? Вчера глянул, да смолчал. А вы и сегодня при стволах.
Все так. Петр был при маузере, который пристроил наискось груди. Была у него мысль прикупить браунинг. Все же оружие покомпактнее. Но по здравом размышлении отказался от этой мысли. Тот все же больше подходит для города, а вот маузер и в тайге будет нелишним. Тяжеловат и громоздок, но по большому счету это не критично.
Митя также при оружии. Парнишке очень уж понравился винчестер Петра. Он прямо-таки спал и видел нечто подобное. Поэтому, получив от Кравцова в личное пользование оба трофейных винчестера, один из них Петр подарил парнишке. С одной стороны, вроде как с экзотической скобой, с другой – патрон самый обычный, к мосинской винтовке. При случае их можно прикупить у военных, и куда дешевле, чем в лавке. Прапорщики в этой армии все же офицеры, хотя только в военное время. Но с их ролью вполне справляются фельдфебели.
А вот вожделенный взгляд парнишки в сторону одного из маузеров Петр откровенно проигнорировал. Всему есть предел, как и его щедрости. Правда, лишать Митю короткоствола он не собирался. Мало ли как оно обернется в тайге. Поэтому подарил ему свой наган с сотней патронов. По примеру Пастухова парень пристроил револьвер в кобуре на груди.
– Кузьма Андреевич, на тебя нападали? – не ответив, поинтересовался Петр.
– Я воевал. Если ты об этом.
– Не об этом. Я о том, что когда ты идешь, никого не трогаешь, а тут в тебя начинают палить.
– Слава богу, не довелось.
– А мне за неполные полгода уж дважды.
– Ну это-то я знаю.
– Ну а коли знаешь, знай и другое. Я уж лучше буду выглядеть смешным, чем потом с голой пяткой бросаться на пулемет.
– Ладно. То дело твое. Ошибку уяснил? – имея в виду работу с лотком, уточнил артельщик.
– Спасибо, уяснил.
– Ну, тогда работай.
К концу этого дня Петр с Митей намыли примерно граммов десять золотого шлиха. Хотя старались как могли и не филонили, промыв целую гору песка. А еще Петру попался самородок весом граммов двадцать. Вот уж во что старателям верилось с трудом. Но ведь чего только не случается. Бывает, самородки скатываются и с колоды. Поди за всем уследи…
– А с чего вы думаете, что он все намытое отдал? Весь день вошкаются в два лотка, а в артель сдали всего-то щепотку песку. А самородок? Вот такой он весь из себя честный и ничего не припрятал? Да в жизни не поверю, – послышался приглушенный голос Ефима.
– Хочешь сказать, что все такие? Стало быть, и я, и Илья, и даже Андреич скрысить можем? – глухо возразил Егор.
– Вы другое, – не растерялся Ефим. – Мы с вами уж не первый год знаемся. И ни разу меж нами черная кошка не пробегала. А они чужаки. За наукой к нам подались, как же. Места верного у самих нету, вот и присоседились к нам. Хорошо устроились, – подпустив ехидцы, закончил он.
– Брось, Ефим, – послышался голос Ильи. – Речка большая, и золото есть по всем берегам. Конечно, выше по течению его куда как меньше, чем здесь. Но уж побольше, чем в том песке, где моют они. Ты просто успокоиться не можешь, что он тебя осадил, вот и бесишься. А к слову, если Егор мне верно обсказал, осадил-то он тебя по делу.
– Да верно я вам говорю, припрятали они большую часть. Ну где это видано, чтобы горбатиться на дядю задарма, да еще и харч свой. З-зараз-за. Чуешь, мясным взваром потянуло? А утром свежим хлебом как дохнуло, у меня аж голова кругом пошла.
– А-а-а, я по-онял. Ефимку живот подводит, вот он и взъелся на новичков, – поддел Илья.
– Ничего не живот, – тут же возразил Ефим. – Харч – это так. К слову пришлось. Я к тому, что прячут они от нас намытое. А участок-то наш. Опять же уговор был.
– Вот именно, что уговор. Артель им науку, а они за это отрабатывают на нас. И что ты кругом подвох ищешь? О, каша поспела. И заметь, приправлена она мясом, – заметил Егор.
– Солониной, – едва ли не с пренебрежением поправил Ефим.
– Не ной. А где Андреич? – спросил Егор.
– Антоха с артелью подтянулся, Андреич пошел с ним переговорить, – проинформировал Илья.
– Ну тогда начнем, а ему оставим. Подогретая каша – это не то что с пылу с жару, – хлопнув в ладоши и потерев их, произнес Ефим.
– Я сейчас начну кому-то, – послышался в отдалении голос Андреевича. – Стоит только отлучиться, как тут же норовят от котла отстранить.
Петр, так и не выйдя из-за избушки, тишком сдал назад и начал спускаться по тропинке к берегу. Сразу не показался, заслышав беседу сидящих за столом под навесом артельщиков, а потом уж поздно было. Вопрос у него не горячий, так что перебьется.
А вообще разговор ему не понравился. Нет, понятно, что никто в артели не воспринимает слова Ефима всерьез. И это не может не радовать. Но с другой стороны, вода камень точит. Поосмотрительнее бы надо. Поаккуратнее.
Когда подошел к «Карасю», послышалось тихое и радостное поскуливание. И тут же со сходней сбежала отчаянно виляющая лохматым хвостом Ляля. Подбежала и с ходу взгромоздила свои лапки хозяину на колено. Выше не позволял маленький рост. И с кем только гульнула ее мамаша? Или это все же мамкина кровь, а папаша был как раз росточком не обижен?
– Ну что, лохматая? Соскучилась?
Петр потрепал голову обрадовавшейся собачки и легонько оттолкнул ее в сторону сходней. Собачонка все поняла правильно и поспешила на борт. Петр поднялся следом, убрав за собой сходни. Вот так. Теперь можно спокойно отдыхать, не ожидая ночных гостей. Человека такая мера, конечно, не остановит, а вот тому же косолапому будет проблематично набедокурить.
Уже во время первой ночевки их посетил косолапый хозяин тайги. Пришлось отпугивать выстрелом в воздух. Н-да. Ефим не преминул заметить, что Петр мог бы и подстрелить животину. Пусть мишка сейчас и худой, после спячки, свежего мясца на нем для четверых с избытком. Угу. Именно так и сказал – на четверых. Нет, потом-то поправился, мол, в счете ошибся.
Так вот, чтобы не тратить понапрасну патроны, ну и от греха подальше, забили Петр с Митей в отдалении от уреза воды сваю да пришвартовались к ней. А для страховки еще и к дереву на берегу подцепились. Мало ли, еще унесет. Зато теперь ночного визита хозяина можно не опасаться.
Петр потянул носом воздух. Хм. И впрямь пахнет куда как приятнее, чем из котла артельщиков. Еще бы. Запасаясь провизией, Пастухов не экономил. Закупил различные консервы, как мясные, так и рыбные. А у них вкус гораздо лучше, чем у солонины. И камбуз он вовсе не зря обустраивал, и печь специальную походную с духовым шкафом купил. Дорогая, зараза. Обошлась в ту же сумму, что и помпа. Но оно того стоило.
Так что про свежеиспеченный хлеб Ефим ничуть не приукрасил. Митя как раз с утра пораньше выпек хлеба на три дня вперед. Они эту плиту еще дома пользовали под приглядом Аксиньи. В смысле сначала она научилась ею пользоваться, а потом уж учила новоявленных поварят. И тут у Мити открылся самый настоящий талант. Так уж случилось, что он из любого набора продуктов умудрялся приготовить нечто, вызывающее слюноотделение.
– Это что у тебя, Митя? – спросил Петр, снимая с головы шляпу с накомарником.
Без этого девайса в здешних краях делать нечего. Сожрут комары и не поморщатся. Досуха высосут, сволочи. И бороться с ними бесполезно, всех не перебьешь. Остается только уходить в глухую оборону. Вот и вынуждены артельщики расхаживать в наглухо застегнутой одежде из тонкого брезента. Хорошо хоть днем комары не досаждают. Работать приходится на солнце, а они солнышко не жалуют.
– Это? Так, безделка. Самородок. Я его сегодня нашел, – повертев в пальцах бесформенную желтую каплю, пояснил парень.
– То есть ты его украл? – вздернув бровь, уточнил Пастухов.
– Как это украл, дядь Петр? Что это вы такое говорите? Да я не крал, даже когда младшие плакали, есть просили, – возмущенно возразил Митя.
Н-да. А ведь и впрямь не крал. Чисто технически. Утаил находку, не сдал в артельную кассу. Значит, украл. Но в его взгляде видна искренняя обида и нет даже намека на алчный огонек. По сути, в руках парнишки не золотой самородок, а первый трофей. Вот и все. Именно так он воспринимает этот кусочек самородного металла.
– Митя, я никогда не поверю в то, что ты можешь украсть, – положив руку на плечо парнишки, сердечно произнес Петр. – Но вот они, – кивок в сторону избушки, – увидят в этом кражу…
И Петр во всех подробностях пересказал услышанный им разговор. Лицо парнишки, слушающего его, искривила презрительная гримаса. Он посмотрел на кусок металла в своей руке так, словно тот виноват в том, что Мите пришлось в очередной раз разочароваться в людях. И хотя ему и раньше приходилось сталкиваться с несправедливостью, он даже представить не мог, что она может дойти до такого.
– Поверь, Митя, люди те еще скоты.
– Неужели все, дядь Петр?
– Вот в том-то и беда, что большинство как раз таки нормальные.
– А почему беда?
– Потому что никогда не знаешь, в какой момент тебе на дороге встретится дерьмо. Поэтому даже на хороших людей приходится поглядывать с опаской. А еще одна ложка дегтя бочку меда портит. Но когда дело касается золота… Сам-то я с ним, как видишь, столкнулся впервые, но слышал, что оно многих лишило разума. Э-э-э, ты чего это удумал? – Петр ухватил Митю за руку.
– Да выброшу его в реку, и вся недолга, – пожал плечами паренек. – Они-то о нем ничего не знают, потому и сказать ничего не смогут.
– Это ты верно заметил. Они сказать ничего не смогут. Но ты-то знать будешь.
– И что делать?
– Завтра ты его просто по новой найди, вот и все дела. И тогда даже ты будешь знать, что тебя попрекнуть не в чем. Ты же не собирался его красть. А вообще, можешь попросить Андреича, чтобы он тебе его оставил. Как память. Чай, мы им куда больше прибытку принесем.
– Хорошо, дядь Петр.
– Кстати, Мить, тебе не трудно будет выпекать на пару буханок хлеба больше?
– А к чему это?
– Раз в три дня будем баловать артельщиков. А то все скоро коситься станут. На сухарях-то сидеть не сахар.
– Так, может, мы их еще и на кошт возьмем? А то ведь мало того, что на них горбатимся и только доброе от них слышим, – возмущенно выпалил Митя.
– Не закипай, как самовар. Порой приходится немного потерпеть, чтобы чему-то научиться. Сам посуди, когда человек с большей охотой учит: ежели хорошо к тебе относится или если учит через силу?
– Понял я все, дядь Петр. Садись уже ужинать.
– Ну корми, кормилец.
Петр в очередной раз потянул носом. Запах об-балденный. Все же тушенка не идет ни в какое сравнение с солониной. В чем прав этот крысеныш Ефим, в том прав. Пастухов быстро помыл руки в рукомойнике и уселся за стол, установленный на открытой палубе.
Они вообще устроились на зависть всем. Участок палубы мало того что накрыт куском брезента, так еще и по сторонам выгорожен тонкой сеткой от комаров. В пределах выгороженного участка находится и вход в каюту. Потому и спать можно без борьбы с кровососущими. Хотя летом, наверное, будут перебираться на палубу, в каюте станет душновато.
На следующий день, как и условились, Митя «нашел» самородок. Хм. Вернее, два. Первый же лоток явил миру шарик неправильной формы весом граммов сорок. Ну и паренек добавил к нему свою вчерашнюю находку, уж больно она ему руки жгла.
– Везучий ты, Митрий, – принимая находку, с улыбкой заметил Кузьма Андреевич.
– И честный, спасу нет. К рукам ничего не прилипает, – с явной ехидцей прокомментировал Ефим, который сегодня работал на колоде.
– Ефим, ты бы за словесами следил, – покачав головой, сказал подошедший Петр. – Чего к парню цепляешься?
– А кто цепляется? Что я такого сказал? Честный, говорю, малец.
– Важно не то, что ты сказал, а то, как ты это сказал. Разницу улавливаешь?
– Ну хватит вам, петухи. Расхорохорились тут. Давайте каждый к своему делу.
– Дядь Кузьма, а можно я вот этот самородок, что поменьше, себе на память оставлю.
– А чего же не тот, что побольше? – вновь не удержался от ехидного замечания Ефим.
Хрясь. Клац. Шмяк. Петр, потирая кулак и склонив голову набок, смотрел на валяющегося на песке Ефима. Смотрел вроде как и равнодушно, но отчего-то любой понял бы, что взгляд этот не предвещает ничего хорошего. Так смотрят на пустое место. И всем сразу стало ясно, что Ефим в шаге если не от своей погибели, то от членовредительства точно.
– Андреич, мы сюда пришли учиться, а не выслушивать, как всякая тля беспричинно нас поносит.
– Ефим, ты как?
И дураку понятно, чью сторону займет старший артели. Ефим плохой, хороший, но с Андреевичем уже не первый год. А этих он только пару месяцев как узнал.
– Н-нормально, – помяв челюсть, ответил Ефим.
– Значит, так, Петр, чтобы это было в первый и в последний раз. Золото – это дело такое, что распрей не терпит, – строго глядя в глаза, припечатал Кузьма.
– Согласен. Но и у святых есть свой предел терпения. А я не святой. Так что ты не мне это говори, а Ефиму. Ему его жадность взор застит и разум мутит. Меж нами был уговор, и мы с Митей его пока ничем не нарушили, чтобы получать подобное.
– Ладно. С этим закончили. А действительно, Митя, чего это ты хочешь оставить самородок поменьше?
– Так, дядь Кузьма, я его первым заметил. Первый он, понимаешь, дядь Кузьма?
– Ясно. На удачу, стало быть. Ну, у старателей каких только примет не бывает. Добро. Пока при себе оставь, Ефим – тот «против», я «за». Остается узнать, как думают Егор и Илья, а тогда уж и решим.
Решение приняли буквально через десяток минут. Стоило Егору пробежаться с тачкой в штольню и обратно. Первый Митин трофей, к радости паренька, остался при нем.
Жизнь на вольном прииске шла своим чередом. Народ не зацикливался на одной промывке породы. Хаживали друг к другу в гости, общались, пересказывали новости и слухи. И бахвалились. А то как же без этого. Правда, поминалось что угодно: победы на любовном фронте, истории про бегство от молодки в одних подштанниках, случаи на охоте, рыбалке или на фронте – только не добыча золота.
Мите ходить по гостям Петр запретил категорически. Как, впрочем, и себе. Во избежание, так сказать. Кто их знает, какие у них тут приметы и причуды. Взбредет кому-то в голову, что его сглазили, иди потом успокаивай идиота. Отчего-то в мнительности данной публики Петр ничуть не сомневался. Хотя бы потому, что знал, каковыми являлись игроманы. А что? И те, и эти все больше на фарт надеются.
Причем старатели ввиду тяжкого труда верят во все эти приметы в еще большей степени. Оно ведь и с единственного лотка можно поднять сразу пару золотников или самородок. А можно перемыть целую тачку песка и получить только одну невесомую чешуйку.
Уже через неделю Петр понял, что управляется с лотком просто играючи, научившись его чувствовать и не делая лишних движений. А потому и золотой шлихт не терял. Теперь их ежедневный улов составлял граммов двадцать на двоих. Случались и редкие самородки. Вообще-то все одно мало. Во всяком случае, на фоне остальных. Но с другой стороны, и моют Петр с Митей бросовый песочек.
Наконец Пастухов решил, что настала пора научиться работать с колодой. Вот только черпать воду ведрами ему не улыбалось. Поэтому он предложил увеличить протяженность колоды, а воду подавать с помощью помпы. Предложение приняли на ура, колоду нарастили буквально за пару часов.
Промывать породу стало настолько проще, что все четверо старателей едва успевали загружать колоду породой. Пришлось сколотить еще пару тачек, благо у Петра нашлись нужные для этого колеса с осями и запас гвоздей. Знал, куда направляется, да и свои планы в голове держал.
Ефим, как обычно, не удержался от язвительного замечания, хотя и не переступал грань. А то как же, размеренной работе, к которой он успел попривыкнуть, пришел конец. Теперь приходилось успевать поворачиваться. Он даже предложил было, чтобы Петр и Митя также брались за тачки. Но Петр только посмеялся над такой постановкой вопроса и предложил Ефиму для начала научиться обращаться с машинами. Они требуют куда больших знаний и навыков, чем обращение с лотком и колодой. Так что оставить технику не на кого, а потому и с тачками бегать не им.
К вечеру этого суматошного дня стало очевидно, насколько проигрывают старатели тем, у кого на участке есть ручей. Там промывка породы не требует дополнительных усилий. Вообще-то ручьев тут хватало. Но и участки были разграничены между артелями довольно плотно, метров по пятьдесят берега, порой чуть больше. Но только чуть. Откуда же взяться такому количеству ручьев?
– Ты куда собрался, Петр? – наблюдая за тем, как он готовит «Карася» к отбытию, поинтересовался старшина артели.
Трое суток старатели работали, используя помпу. И вроде бы все отлично. Производительность увеличилась раза в два. Вот только при этом и нагрузки на людей возросли. Пахать приходилось много. Очень много. Вот Петр и хотел облегчить старательский труд. Нет, он вовсе не проникся заботой о членах артели. Просто это место и этих людей он воспринимал как полигон, где можно отрабатывать новые навыки. Ну не улыбалось ему вот так горбатиться, как надрывались старатели.
– Пробегусь до Енисейска, Кузьма Андреевич. Есть у меня одна задумка. Но для нее мне нужна еще одна помпа.
– Чего там еще думать? – вновь подал голос Ефим. – Работаем же. И как работаем – всем на зависть.
Ну, допустим, не всем. Занимающие участки без ручьев – те да, поглядывают с завистью. Хотя… Даже ручьи не могли дать того, что давала помпа, где напор струи можно было регулировать, увеличивая или уменьшая обороты. Так что среди тех, кто увидел процесс промывки, равнодушных, пожалуй, не осталось.
Петр предпочел не обращать внимания на выпад жадного мужичка. Недалекий человек, что с него взять. Увидел один результат, и лучше не надо. Нет, если без ущерба, без лишних вложений, по щучьему велению прибыль возрастет, Ефим, конечно, против не будет. А вот терять и вкладываться без гарантированного результата не намерен. Поездка в Енисейск займет минимум двое суток. Это же сколько они потеряют, без помпы и дармовых помощников!
Расположение Ефима не могли вернуть ни повысившаяся производительность, ни выделяемые раз в трое суток две большие буханки свежего хлеба, ни рыбка, которую Митя и Петр регулярно ловили при помощи небольшой сети. И даже подношение в виде нескольких банок тушенки не оказало на него благотворного влияния. Казалось, наоборот, тот озлился еще больше. Хотя и уплетал кашу, приправленную тушенкой, за обе щеки.
– Ефим, я ведь сюда пришел не для того, чтобы пахать на тебя, не разгибая спины, а научиться уму-разуму и понять, как можно сделать лучше. Сейчас у меня есть одна задумка, которую я хочу проверить. Но для этого мне нужно прокатиться в Енисейск. И хочешь ты того или нет, я задуманное сделаю. Так что не исходи поносом.
– А как не найдешь потребного в Енисейске? – отправив Ефима в штольню выразительным жестом, поинтересовался Андреевич.
– Тогда придется сбегать до Красноярска, – пожав плечами, пояснил Петр.
– До Енисейска и обратно двое суток. Если до Красноярска – еще двое, – прикинул Андреевич.
– Может, и больше, – согласился Петр.
– Добро. Делай как знаешь.
Хм. Показалось или и у этого в голосе проскользнуло легкое разочарование? Угу. Халява она такая, зар-раза, никогда не приестся. А они с Митей уже вовсе не были теми неумехами, что прибыли сюда с артелью. Опять же, две дополнительные пары рук и какая-никакая механизация процесса промывки. Плюс тот немаловажный момент, что этим помощникам ничего не причитается. Это кого угодно развратит. Ладно. Вот опробуют одну задумку, а там можно будет и убираться восвояси.
– Может, вам чего закупить надо? – спросил Петр.
– Обойдемся. Припаса в достатке, да еще и Митя твой нас балует. Кому-то этих разносолов будет не хватать, – с ухмылкой резюмировал Кузьма Андреевич. – А там вскорости и купец припожалует. Он всегда подгадывает так, чтобы у нас припасы уж начали подходить к концу. И ему прибыток, и нам не надо тащить на себе лишнюю тяжесть.
До Енисейска прокатились без проблем. Правда, уже на Енисее попали едва ли не в шторм. Разошедшийся не на шутку ветер поднял такую волну, что Петр даже начал переживать, как бы чего не случилось с «Карасем». Ну и с ними грешными. Хотел было причалить и переждать непогоду, но потом отказался от этой мысли. Мастер сработал плоскодонку на совесть, и волну она держала достаточно уверенно.
Правда, вслед за успокоением пришла новая забота. Гребные колеса то и дело высовывались из воды, молотя воздух, а затем резко опускались в воду. На короткой речной волне это было довольно тревожно. Конструкция колес могла не выдержать. Они ведь были выполнены хотя и из прочного, но все же дерева.
Ну да обошлось. Даже ничего не расшаталось. А вот в Енисейске пришлось задержаться еще на сутки, хотя помпу, а также всасывающие и пожарные рукава Петр нашел здесь буквально сразу же. Просто он не хотел рисковать и отправляться в путь по разбушевавшейся реке.
По возвращении Пастухов предложил выкопать у основания обрывистого берега шурф. Ему необходима была эдакая котловина, куда бы стекала вода с размываемого берега. Затею его восприняли сначала без энтузиазма. И как нетрудно догадаться, особенно отличился Ефим. Мол, чего ерундой маяться, если они даже не успеют откопать тот шурф, как его тут же заполнит вода. Но Андреевич тут же ухватил суть предложения, и работа закипела.
Н-да-а. Если раньше при использовании помпы производительность была высокой, то теперь она и вовсе поднялась на качественно иной уровень. Причем с минимумом затрат физического труда. Артельщики только почесывали затылки и многозначительно переглядывались, мол, вон оно как бывает-то.
Петр выбрал участок берега между двумя штольнями. Размываемая тугой струей порода сбегала в шурф, откуда жижа засасывалась второй помпой и подавалась на колоду. Единственное неудобство заключалось в том, что струя требовалась настолько тугая, что долго удержать брандспойт в одиночку было нереально. Даже вдвоем с Егором вымотались, пока Кузьма Андреевич не решил, что уже достаточно подали жижи на колоду.
Результат превзошел все мыслимые ожидания. И в особенности это было видно по тому, как заблестели глаза уже не только у Ефима, но и у Егора с Ильей. Кузьма Андреевич степенно огладил бороду, оглядывая две горки золотого песка и самородков.
После обеда золото не мыли. Было решено изготовить станину для работы с брандспойтом. Как ни странно, но против такой «пустой» траты времени не стал возражать даже Ефим. Наоборот, он принялся с азартом воплощать задумку в жизнь, замахиваясь топором едва ли не чаще остальных, все время суетясь и поторапливая народ.
