Глава 6
Новая халтура
– Эй, Монтер, тебя там спрашивают, – послышался голос Алексея, которого все называли Подводником.
Угу. Вот такой мы народ загадочный. Чуть что, сразу норовим приклеить человеку прозвище. Не миновала чаша сия и Петра. Поначалу-то прилипла кличка Пастух, по фамилии, значит. Но когда он начал пробавляться электричеством, пристала Монтер. Теперь это прозвище не отодрать, даже если он больше ни одного провода не соединит. Ну разве только переберется куда в другое место. На лесопилку, например. Хотя не факт. Город-то небольшой, так что очень даже может и прозвище перекочевать вместе с ним.
И ведь буквально неделю назад случилось куда более значимое событие. Как ни крути, но не каждому удается положить двух каторжников, которые тебя уже за глотку взяли и едва не начали свежевать. Вот так вот. Петру и самому было жутко от леденящих кровь подробностей, что по сей день бродят по Красноярску и окрестностям. Впрочем, разубеждать он никого не собирается. Так вот, несмотря на столь значимое событие, ставшее достоянием общественности, он не превратился в Стрелка, Охотника или еще кого-нибудь, а так и остался Монтером.
– Кто там, Леш, не знаешь? – откладывая в сторону разводной ключ и беря тряпицу, чтобы протереть руки, поинтересовался Петр.
– А то как же. Знаю, конечно. Купчишка местный, Завьялов Игнат Пантелеевич. Везет же тебе на торговый люд, – с неким смущением ответил Алексей.
Угу. Как-то нехорошо получается. Ты к человеку с прозвищем, пусть оно для него и не обидное, а он к тебе по имени. И именно это смущение явственно ощущалось в его поведении. Спутать его с чем-то другим было попросту невозможно.
Петр, посмотрев в указанную сторону, увидел мужичка лет сорока, среднего роста и необычного для этих мест тщедушного телосложения. Нет, в полушубке он еще туда-сюда. Но вот стоит от него избавиться, и его фигура сразу же усохнет минимум в два раза.
– Он Заболотному, случаем, не приятель?
– Шутишь? Ты гляди ему этого не скажи, не то обидится и не видать тебе халтуры, – ухмыльнувшись, тут же возразил Алексей.
– Да у меня как-то в халтурах недостатка нет. С электропроводкой вечно что-нибудь да случается. Так что невелика потеря. Значит, с Заболотным дружбу не водит?
– Поговаривают, что они разок даже пострелялись. Речку не поделили. Ладно, пойду я.
Ну и пошел. Проявил деликатность. Ищут-то не его. А значит, и дело это его не касается. Хороший мужик. В железнодорожных мастерских вообще хватает стоящих мужиков. Дерьма – того поменьше. Хотя есть конечно же, как без него. Парочка особо завистливых попыталась подначить Петра по поводу «удачной охоты». Не пошутить, а именно уязвить. Уязвили, чего уж там. Обоим по фонарю поставил. Синяки уж сходить начали, но все еще светят.
– Ты Пастухов будешь?
Вот проблемы у местных с обращением на «вы». Не получается купцу к работяге на «вы» обращаться. Хотя у интеллигенции почему то выходит. Но с другой стороны, они тут настолько владеют общением на невербальном уровне, что просто диву даешься. Вот и это «ты» от совершенно незнакомого человека звучит вовсе не обидно, а где-то даже уважительно.
– Он самый.
– Завьялов моя фамилия. Звать Игнатом Пантелеевичем. Купцом второй гильдии буду, – оглаживая бороду, представился подошедший.
Вообще-то борода – она идет людям куда более героических пропорций. Придает лишний вес и солидность. Но и на лице этого невысокого и худощавого мужчины была очень даже к месту. И таки да, прибавляла ему солидности.
– Чем могу быть полезен славному красноярскому купечеству? – все так же протирая руки замызганной тряпицей, спросил Петр.
– Работу хочу тебе предложить. Ты как?
– В смысле поработать? Так я всегда «за». Остается только выяснить, что нужно, и тогда уж определяться.
– Разумно. Скажи-ка, а как у тебя с аэросанями?
– Нормально у меня с ними. Машина не сложная. Договаривайся с Павлом Игнатьевичем и можешь волочь их сюда. Приведем в порядок, все сделаем в лучшем виде. Уже ремонтировали.
– Ты меня не понял.
– Ага. Теперь понял. Я, конечно, глянуть на стороне могу. Но паровик – это такая штука, что по мелочам не ломается. Если уж что полетело, то однозначно нужны будут станки, а я через голову заведующего мастерскими прыгать не стану.
– А если в тайге что полетит?
– Ну, в тайге. Одно дело – прикрутить да присобачить, чтобы до мастерской доковылять, другое – здесь халтуру гнать. Разницу ощути.
– Ощутил, – деловито кивнул купец, и, несмотря на его негероические размеры, выглядело это ничуть не комично, а очень даже солидно. – Ладно, не буду бродить вокруг да около, – наконец перешел он к сути. – Трудности у меня. Мой машинист серьезно захворал. Доктора не знают, поднимется ли. А у меня последний зимний рейс горит, понимаешь? Эта поездка – самая важная в году. Охотники с зимовий к семьям возвращаются с добычей. Впереди ледоход и половодье, а до иных стойбищ только по зиме и доберешься, по заснеженным руслам ручьев. Как снег сойдет, так только лошадьми с вьюками. А это мучение сплошное. Инородцы и староверы закупаются по-серьезному. Ну и мне перепадают самые лучшие шкуры, причем количеством таким, что за весь год столько не выходит.
– Погоди. Тебе что же, машинист нужен? – искренне удивился Петр.
– А я тебе о чем толкую.
– Обслужить машину, как-нибудь привести ее в рабочее состояние, лишь бы добраться до города или какого жилья, – это я еще смогу. Но водить сани я никогда не водил. Нет, если поучиться… Но ведь это не автомобиль. Вот так с бухты-барахты не научишься…
– За это не переживай. Водить я умею. Машину не понимаю, а кучером могу. Наловчился. Но по опыту знаю, что без машиниста в тайгу лучше не соваться. Оно ведь как – то ничего-ничего, а то как напасть какая. И потом Илюха мой не только за машиниста, но и за охранника. У меня же в санях будет не на одну и не на две тысячи. Понимание имей. А места у нас дикие, всякие лиходеи случиться могут. И китайцы шалят, и монголы с бурятами отмечаются регулярно, да и наши православные не отстанут от них.
– И часто нападают?
– Ну, не сказать, что каждую поездку за оружие браться приходится. Но случается. Не без того.
– Сколько нас будет-то?
– Так ты да я. Чего дружину целую снаряжать? Бандиты, они ведь как только разок по сопатке получат, так сразу пятки смазывают. Потому как воевать – это не про них. Им бы добычу взять, а мертвым добыча-то ни к чему.
– Заболотный вчетвером ходит, – решил все же усомниться в правоте Завьялова Петр.
– Про Захара я тебе так скажу. Он купец уж в четвертом колене. И места торговые у него обширные. Заболотные никогда меньше, чем на четырех санях, торговать не ходили. Оттого и народу у них всегда было много, и урону от татей ни разу не случалось. У него даже сейчас сани с прицепом.
– Аэросани с прицепом? – не поверил Петр.
– А чего ты удивляешься? Покупателей много, чтобы никому иному не дать прижиться, и товару нужно много.
– Я не к тому. Просто не понимаю, как это – аэросани с прицепом.
– Так на длинном тросе. В прицепе сидит человечек и рулит. Быстро не побежишь, но зато увезти получается много. А где теснота, так он прицеп в стойбище бросает и далее без него.
– Я слышал…
– Ты что слышал, то при себе и держи, – одернул купец Петра. – Слухами пробавляться – последнее дело. Налетали на нас и обстреливали бывало. А вот кто, не знаю. И напраслину возводить не собираюсь.
– Согласен. Но бандиты-то шалят.
– Шалят, клятые, не без того.
– И ты вот так взял и поверил мне? Доверишься первому встречному-поперечному?
– Ну, мил-человек, кабы я всем доверялся, давно уж по миру пошел бы. Кравцов Иван Янович на сестре моей женат. Родня, выходит. Чего так удивляешься? Он же из мещан. Выучился. Личное дворянство выслужил. Теперь вот потомственное выслуживает. Ничего, он настырный, осилит. Вот он-то мне тебя и посоветовал. Да и весь Красноярск знает, каков ты гроза лихого народца.
Петр раздумывал недолго. Не сказать, что ему было так уж скучно в мастерских. Он вообще любил возиться с железками, а тут еще и новенькое что-то узнаешь, к тому же не связанное с электроникой, в которой он не разбирался. Все эти компьютерные диагностики были мимо него. Здесь же на первый взгляд было куда проще, но вместе с тем сложнее. Но эта сложность механического рода, а потому занятная.
Но если так прикинуть… Оказаться в другом мире, в другом времени и продолжать вести прежний образ жизни… Там Петр не имел возможности посмотреть мир. Здесь… Ну, по большому счету здесь он уже достиг своего прежнего положения. Зарабатывает как бы даже и больше. Но вот сидеть на одном месте откровенно не хотелось. Угу. Завелось у него шило чуть пониже спины. А тут еще и купец этот.
– Сколько будешь платить, Игнат Пантелеевич?
– Вот это уже деловой разговор. Илье я платил десятку в день. Случись нападение, тридцатка сверху. Если все выйдет гладко, кататься будем дней десять.
– А он от таких заработков ноги не протягивает?
– Нормально у него все. Не жалуется. За год мы катаемся четыре раза. К тому же он с собой малость товара берет, ружьишко там, патроны, чай, табак. У него свои знакомцы, вот им-то под заказ и возит понемногу, причем по ценам чуть ниже моих.
– И ты такое терпишь?
– Не терплю, а уговор у нас таков. Илья все это как бы за моей спиной проделывает. Зато все довольны. Помногу он не возит, так что мне убытку нет, ему прибыль, охотникам хорошо. Шкурки его я пристраиваю по честной цене. Так что у него против машиниста на железной дороге в год чуть ли не вдвое получается. А дома он куда дольше бывает. Вон пасеку развел, медом да воском приторговывает. Старшего в гимназию определил, хочет выучить на инженера. У парнишки тяга к всяким-разным машинам. Но, как ты сам понимаешь, у тебя такое не выйдет. Только то, что я сказал. Ну да по-хорошему для тебя это только халтура. А по такому делу выходит солидно.
– Грех жаловаться. И впрямь солидно выходит. Только бы вот еще с Павлом Игнатьевичем договориться. Не то погонит меня из мастерских взашей.
– Если ты согласен, зять сегодня же договорится.
– Так отчего не согласиться? Согласен, конечно.
– Тогда завтра с утра жду тебя у себя дома. Я тут неподалеку обретаюсь, на Малокаченской. Спросишь, любой покажет. Глянешь машину, Илюха всегда так делает, и если все в порядке, послезавтра на рассвете двинем.
– Добро.
До конца дня Петр работал не разгибаясь. Нужно было закончить начатое. Все же нехорошо, если Павел Игнатьевич останется недоволен. Просьба давнего товарища – это одно, ему не откажешь, если в твоих силах. Но он ведь и за работу мастерских в ответе. И дело даже не в том, что инженер сделал Петру протекцию в сдаче экстерном экзаменов в училище. Просто ни к чему оставлять по себе дурную славу. Жизнь – она ведь штука сложная, а Земля круглая…
Усадьба у Завьялова была просторная, ничем не уступающая усадьбе Заболотного. Даже где-то удобнее. Во всяком случае, возиться с машиной под открытым небом не придется, и печь в уголке потрескивает дровишками. Великое дело. Морозить пятую точку совсем не хотелось. Разве что рассчитывать приходится на дневной свет из окон да на керосинки ночью.
Аэросани у Завьялова несколько отличались от тех, что Петр видел раньше. По форме напоминают нечто похожее на УАЗ «буханку», только гораздо больше, на лыжах, ну и сзади трехлопастной винт диаметром метра два. Спереди пассажирский отсек, рассчитанный на три посадочных места. Сзади грузовой, вход в который осуществляется через широкие распашные двустворчатые двери. Кузов набран из алюминия, с множеством окон. Хорошая игрушка у Завьялова, нечего сказать.
Управление машиной осуществлялось посредством тяг, открывающих задвижки и клапаны. Топить топку необходимости нет. Сложность возникала если только с дровами. Поленья должны быть калиброванными, чтобы загружать дровяной бункер. Зато подача их в топку проходила без вмешательства человека.
Вообще, сани куда более продвинутые, ну и наверняка дорогие. Один алюминий чего стоит. Как ни крути, а стратегическое сырье. Да и немного его сейчас производят. Впрочем, очень возможно, что с окончанием войны заказы военных резко упали и сейчас многие предприятия попросту перепрофилировались.
– Слушай, Петр, а как насчет того, чтобы и у меня устроить «стирлинг» с динамо-машиной?
– Да мне-то что. Деньги твои, Игнат Пантелеевич, – осматривая сани, ответил Петр.
– Что ты имеешь в виду? Затея того не стоит?
– Ну как не стоит. Стоит, конечно. Но только если ты где на отшибе, как Заболотный, или в деревне какой. А тут-то… Ты ведь не так чтобы далеко от центра. Протянут провода, получишь свое электричество, без забот и лишних трат.
– А-а-а, вон оно в чем дело. Узнавал я по этому поводу. Малокаченскую электрифицировать пока не будут. Мощности у нашей городской электрической станции не хватает. Думают ее улучшать, да только когда это случится. Года четыре пройдет точно. Правда, тогда уж, говорят, его хватит на весь город с лихвой.
– Ну так а я о чем.
– А мне что же эти четыре года делать? И потом, где четыре, там и пять.
– А что потом будешь делать с динамо-машиной? Она же себя не окупит.
– Еще как окупит. Во-первых, соседи не откажутся у себя электричество иметь. А во-вторых, за ненадобностью продам староверам.
– Так они же от всего нового – как черт от ладана.
– Много ты о староверах знаешь. Как что полезное для себя узрят, так они не спешат нарекать это антихристовым семенем. А совсем даже наоборот. Вон картофель «чертовым яблоком» нарекали и каких только анафем не городили. А нынче ничего, выращивают и за обе щеки уплетают.
– Ну, если так, то без проблем. Купишь все потребное, а я за два-три дня все устрою.
– Уж заказал. Как раз где-то через неделю должно прийти.
На осмотр машины Петр потратил почти весь день. И надо сказать, остался ею доволен. Как вполне удовлетворил его и комплект ключей с запасными частями. Толковый у купца машинист, сани знает и содержит в порядке. Впрочем… А как иначе-то. Тайга, она шуток не понимает и небрежения не терпит…
Закончив с санями, условились о завтрашнем выходе, и Петр направился домой. Надо было еще собраться и выспаться хорошенько. Отчего-то он даже не сомневался, что в этой поездке о нормальном сне думать не придется.
Вот только осуществиться его планам было не суждено. Нет, сидор он собрал. И Аксинья к его возвращению налепила и наморозила полную торбу пельменей. Оказывается, они здесь в зимнюю пору являются основным видом сухого пайка. Вот так наморозят их и берут с собой, бывает, что и мешками. Главное, не занести их в тепло, чтобы припасы не растаяли и не слиплись. А так растопил в котелке снег, закинул пельмешки, и пожалуйста, бульон на первое, пельмени на второе. Просто, дешево, сердито и вкусно.
Настоящий вкус пельменей Петр узнал только здесь. До этого домашние ему никогда есть не приходилось. Опять же, говорят, это сибирское блюдо, а значит, и готовят их тут лучше всего. Ну и, наверное, имеет значение то, что Аксинья не пользовалась мясорубкой. Дорогое это удовольствие для вдовы, вот она и орудовала сечкой. Петр еще в своем мире слышал, что при таком подходе вкус у мяса совершенно другой получается.
Словом, собраться-то он собрался без проблем. И оружие подготовил. А вот выспаться не получилось. Аксинья набросилась на него так, словно это было в последний раз. Оно бы и покрутить пальцем у виска, мол, сдурела баба. Но обижать женщину – дурное дело. Если, конечно, можешь. Хм. Как ни странно, Петр мог. Ну или она этого сильно хотела.
Прибыв к дому купца задолго до рассвета, обнаружил, что сани уже на улице, а Завьялов едва не бьет копытом.
– Долго спишь, – встретил он Петра недовольным бурчанием.
– Вообще-то ты говорил подойти к шести. – Пастухов достал часы и отщелкнул крышку: – А сейчас без четверти. Так что я вовремя.
– Вовремя он. Садись давай. Да зайди ты в дом, неугомонная! – подкрепив свои слова жестом, крикнул купец жене.
Та стояла на крыльце, наблюдая за сборами через открытые ворота. Работник, похоже, не закрывал их именно из-за нее. Петр заподозрил, что этот ритуал проводов повторяется от раза к разу.
Петр забросил свои лыжи и палки в специальный ящик вдоль борта кузова. Без них в тайге делать нечего. В крайнем случае снегоступы. Но лыжи все же лучше. Вынул из вещмешка торбу с пельменями и положил в другой ящик. Там уже имелась практически такая же и тоже не пустая. Кстати, ящик этот, как и для лыж, был прикреплен уже кустарным способом и назывался… Пельменным. Вот такая местная сибирская особенность.
Закончив с недолгими сборами, залез в салон. Сиденье так себе, простая широкая скамья с прямой спинкой. Но зато покрыта овчиной с короткой шерстью. Самый простой способ не заработать простатит. Бог весть, знают ли тут название этой болезни, но то, что пятую точку студить не стоит, осознают отлично. Впрочем, в салоне было тепло. Производители озаботились обогревом кабины.
Вообще было бы странно при наличии избыточного пара морозить сопли. Хотя… Признаться, Петр не удивился бы такой несуразице. Ведь первые автомобили не имели печки, хотя водяное охлаждение двигателя было в наличии.
Также внушали оптимизм резиновые уплотнители на дверях. Однако и оттуда поддувало, и утеплителя изнутри никакого. От этого на стенках видна изморозь. Возможно, дальше салон прогреется сильнее и иней пропадет, но все одно не особо комфортно. Очень похоже на БТР. Но с другой стороны, Петр ожидал чего-то похуже. Так что вполне на уровне.
Когда машина увеличила обороты и винт начал шумно рубить воздух, толкая сани вперед, Пастухов вновь бросил взгляд на крыльцо дома. Как только они тронулись, жена Завьялова истово перекрестила отъезжающих.
– Всю жизнь торговлей пробавляюсь. Еще сызмальства с отцом хаживал, и ничего, всегда возвращался целым и невредимым. Ну, почти. Но это не важно. Живой же. А она как только поженились, так каждый раз будто на войну провожает, – недовольно бурчал купец, отчего-то испытывая неловкость перед Петром.
– Так, может, ты ее молитвами и целехонек до сих пор, Игнат Пантелеевич?
– Может, и так. Да только привыкнуть уж пора, – огладив одной рукой бороду, ответил он.
– Ты просто не знаешь, что имеешь, потому и оценить этого не можешь.
– А ты можешь, – хмыкнул Завьялов.
– Я могу только сказать, каково это, когда нет семьи. А как оно в семье, ты прав, я не знаю.
– Угу. Иван сказывал, что ты сирота. Н-да. Твоя правда. Важнее семьи в жизни ничего нет.
– Ты прости за любопытство, Игнат Пантелеевич. А отчего же ты своего сына к семейному делу не приставишь?
– Дело-то это немудреное. Я в основном товар подбираю под заказ. Да и спрос у народа давно уж определился, что-то новое требуется редко. Так что все просто, как мычание. Пускай пока учится. Глядишь, до чего нового додумается.
– А если откажется дело твое принять?
– Неволить не стану. Оно ведь знаешь, как говорят: насильно мил не будешь. Так это не только про женитьбу. Ну заставлю я его своим делом заниматься, а у парня, может, какая иная стезя. Вот взять моего прадеда. Охотник был такой, что равных не сыскать даже среди инородцев. У него прямо-таки нюх на пушнину был. А дед не схотел охотой пробавляться, подался в купцы. И батюшка мой, и я по его стопам пошли сами, без понуждения. А вот у сына не вижу тяги к купеческому делу. Он все больше в сторону зятя, Ивана, значит, посматривает. Хочет быть начальным человеком. Посади такого силком, так потом в могиле будешь переворачиваться от того, что он и дело загубит, и себя потеряет.
– Но это же готовый кусок хлеба.
– Это-то так. Но ведь и соперников хватает. Тут ведь зубами хвататься приходится. Я хоть ни одного из татей близко не видел, но уверен, что из всех засад, что на нас были, более половины те, кто хотел мою речку оттяпать. Народ в тайге все больше вдоль речек селится, ну и территории меж купцами по речкам поделены.
– Заболотный? – предположил одного из нападающих Петр.
– Этот вряд ли, – даже покачал головой Завьялов. – Ему бы своей речке с притоками ума дать, куда на мою руку бросать. И потом, будь я хоть малость уверен, что это он, уже давно решил бы вопрос. Эдак куда проще, чем ходить да оглядываться.
– А как же закон?
– А что закон? Тайга еще и не такое покрывала. А человек коли решил тебя порешить, то порешит. Вопрос только когда. И как быть с этим знанием, решать тебе.
Угу. Вот и та парочка, Андрей с Остапом, похоже, смертельно обиделась на Петра. И коль скоро они собирались его на перо поставить, однозначно мирно с ними не разойтись. Придется как-то улаживать вопрос. Хм. Ну или поскорее покинуть Красноярск. Тогда проблема сама собой рассосется.
Поднимая за собой снежную взвесь, сани выскочили на берег Енисея и, скатившись на лед, устремились вниз по течению. Несмотря на то что Петр довольно редко лицезрел этот вид транспорта, он был весьма распространен среди местных купцов. Мало того, аэросани у горожан водились чаще, чем автомобили. Никому не хотелось проиграть в конкурентной борьбе. Ведь аэросани – это не только высокая скорость, но и куда большая грузоподъемность.
А в городе их не встретить из-за их особенности оставлять позади себя чуть ли не целую бурю. По их поводу губернская дума даже приняла специальный указ, согласно которому в аэросанях по городу можно ездить лишь с полуночи и до семи утра. Ну а к лету хозяева и вовсе переводят их в сараи на берегу Енисея.
– Игнат Пантелеевич, а отчего никто не поставит в тайге факторию? Разве это было бы не выгоднее? – полюбопытствовал Петр, скрашивая время в пути.
– Так есть фактории. В городах да селах близ железной дороги.
– Не. Я не про то. В тайге почему не поставить?
– Ага. И охрану минимум в десяток человек. Причем бывалых. Таких, что и сам черт им не брат. Фактория – это уже не один какой-то там купец, получается. Там товару куда как больше. Она все время на одном месте, а значит, можно разведать подходы и устроить внезапное нападение.
– Ну а в селениях?
– В каких? Староверы не позволяют. Купца ненадолго принять – еще туда-сюда, а ставить факторию не дадут даже неподалеку от себя. Веришь, я у них некоторые товары не показываю. Поди продай им курительный табак. Еще и морду набьют. Хотя нюхательный очень даже пользуют. Инородцы, те на месте не сидят. Зимой в одном месте стойбище разбивают, летом в другом, и не факт, что всегда в тех же краях. Вот и выходит, что фактория – дело, конечно, хорошее, но опасное до жути.
– Тебя послушать, так тут одни бандиты бродят.
– Да при чем тут бандиты. Сами же инородцы нападут и вырежут всех, а товар растащат, – отмахнулся купец, уверено управляя санями. – Их хоть и мало, но зато они ужас какие злые. А еще охотники и воины превосходные. Нет тут у царя полной власти. Сибирь – она и есть Сибирь.
Поддерживая весьма резвую скорость, что-то около восьмидесяти километров, ехали примерно два часа. После чего свернули в какой-то неприметный правый приток Енисея. Вообще-то Петр нипочем не догадался бы, что там речка, это купец ему пояснил. Русло пролегло между сопками и торчащими там и тут скалами. Петляло так, что на каждый километр по прямой приходилось наматывать километра три по руслу. И это в лучшем случае. К тому же из-за зигзагов русла скорость сильно снизилась, порой километров до тридцати, а то и вовсе повороты преодолевали с остановкой и разворотом на пятачке.
Но Петр по этому поводу особого разочарования не испытал. Куда больше его интересовали красоты вокруг. Торчащие из белого покрывала серые скалы; сопки с отвесными склонами, поросшие лесом; голые долины; стоящий густой зеленой стеной хвойный лес и редколесье, где смешаны как хвойные, так и лиственные деревья. Если это зачаровывает сейчас, когда все находится во власти зимней стужи, каково же здесь летом?
Пропетляв по речке еще примерно с час, остановились, чтобы заполнить дровяной бункер заранее заготовленными поленьями. Пару полных закладок купец всегда возил с собой, не будучи особым любителем помахать топором и поработать пилой. Кроме того, спустили из котла остатки пара и, пополнив запасы воды, вновь начали разводить пары.
Теперь около часа придется просидеть без дела, но, с другой стороны, и заняться нечем. Купец, устроившись поудобнее на водительском сиденье, извлек термос с чаем.
– Петр, ты как чайком побаловаться?
Хм. Времени половина десятого. Вроде и завтракал перед выходом, и до обеда далеко, но желудок привычно заурчал. Нет, это не голод, а так, легкое напоминание о том, что о еде забывать не следует.
– Может, позавтракаем? Сейчас быстренько организую пельмени. Покуда пары разведутся, они успеют приготовиться.
– Пельмени – это хорошо. Но пусть уж поберегутся. А то случится чего, потом ходи охоться. Мы с Ильей однажды крепко поломались, а тут вьюга разбушевалась. Так трое суток кряду нос высунуть не могли, а потом еще целый день чинились. Пусть уж лучше пельмешки назад вернутся, чем не окажутся в нужный момент под рукой. А к чаю у меня есть пироги с зайчатиной. Марфа напекла. Пальчики оближешь.
– Да я как бы… – замялся было Петр.
– А вот это брось. И чтобы я это в последний раз слышал. В походе нет твоего и моего, есть наше, – построжавшим голосом припечатал Завьялов.
– Извини, Игнат Пантелеевич, не хотел тебя обижать. Просто я с детства на улице, приходилось и голодать, и попрошайничать. Как окреп, зарок себе дал больше не клянчить и понапрасну не одалживаться. У меня там в мешке много чего есть…
– Ну есть и есть, – отмахнулся купец. – Придет время, и твой сидор выпотрошим. Держи кружку, и пироги вона, налетай. Кстати, термос заведи, – уже жуя пирог и запивая его духовитым чаем, продолжал наставлять Завьялов. – Первостепенная вещь в наших краях. Весь день горячее питье держать может.
– Да знаю я. Просто дорогой он, – поддерживая купца в еде, ответил Петр.
– Это-то да. Но ты просто пока не мерз по-настоящему, потому и считаешь копейку. Есть дурни, которые греются водкой. Глупее не придумать. Нет, водка в разумных пределах очень даже нужна. Но только от нее и разморить может. А там найдут стылый труп. Если найдут.
В кабине тепло и просторно. За окном хотя и морозно, но солнечно. Пары еще не развелись, спешить некуда. Поэтому и чаевничали, ведя неспешную беседу, с удобством.
– Послушай, Петр, а что это на тебе за такая странная шапка? Вроде на треух похоже, но не треух.
– Это шапка-ушанка. Просто я подумал между делом, что в обычной шапке порой уши и щеки не сберечь. Треух, тот бывает неудобным. Нет, когда давит мороз, то да, но морозит-то не всегда. Да и неудобный он. А вот так очень даже справно получается. Подвязал уши, и шапка небольшая, – надев шапку из кроличьего меха на кулак и повертев перед собой, пояснил он. – Правда, скорняк намучился, пока понял, что я хочу, а потом – пока крой сделал. Но получилось хорошо.
– Я такие видел на нескольких горожанах. Да спрашивать, оно как-то… – Купец неопределенно покрутил поднятой кистью. – А то, оказывается, ты придумал. И лыжи городские, сказывают, от тебя пошли.
– От меня. Да только там дел-то. Любой додуматься мог.
– Мог любой, а додумался ты. А почто задумку свою скорняку позволил шить?
– Так я только рассказал, чего хочу. А кроил-то он.
– Угу. А продай мне право на твою задумку.
– Да какое у меня право? Говорю же, крой скорняк делал.
– Ну это-то я решу. Задумка-то твоя, значит, и говорить с тобой, а не с ним. Скажем, пятьсот рублей. Как тебе?
Вообще-то по-хорошему вот прямо сейчас Петра нагревают на приличную сумму. Он прекрасно отдавал себе в этом отчет. Но ведь его задумка с лыжами уже получила распространение и за пределами Красноярска. А он с этого ничего, кроме собственного удобства, не поимел. А ведь очень может быть, что в скором времени появятся заводские изделия под чьей-нибудь маркой.
Так что пусть эти пятьсот рублей не потянут даже на синицу в руках, а окажутся только ее крылышком или даже перышком, Петр все одно останется в выигрыше. Ну а раз так, то и говорить не о чем. Нужно соглашаться. Тем более что выкройки у него остались. Специально вычерчивал. А то мало ли, вдруг с этой шапкой что случится, он ведь собирался покинуть гостеприимный губернский город. Опять мучиться и объяснять скорняку, чего он хочет? А так выкройка есть, кроличьи шкурки, считай, ничего и не стоят.
– Как вернемся, дам тебе чертеж.
– Вот это уже разговор, – довольно подмигнул купец. – Стало быть, по рукам.
Ударили по рукам. В прямом смысле слова. Русские купцы вообще народец архаичный, а уж сибирские – так и подавно. Странное дело, но среди них устная договоренность чего-то да стоит, а купеческое слово покрепче чернильной печати будет. Нет, обмануть, обсчитать, облапошить – это все имеется. А то как же. Но только не тогда, когда слово дадено. Разумеется, есть исключения. Но ведь не стоит возводить их в правило.
– Игнат Пантелеевич, я что хотел спросить-то. Ты, случайно, не всегда останавливаешься на одном и том же месте, чтобы пополнить топку и котел?
– С чего ты это взял?
– Ну, с того, что мы остановились на дозаправку, когда, считай, уже весь пар выработали. Стоять нам тут, почитай, час. Занять какое удобное местечко на возвышенности и поджидать нашего брата. Если промахнемся на пяток верст, беда небольшая. Времени, чтобы добежать на лыжах, вполне достаточно.
– Вот поэтому я и делаю остановки на заправку в разное время, а также имею тройной запас готовых дров, хотя вполне достанет и двойного.
Купец открыл табакерку и, взяв щепотку нюхательного табака, сунул сначала в одну ноздрю, потом в другую. Быстро убрал табакерку в кармашек жилета и сразу же потянул из кармана довольно большой платок.
– А-апчхи-и! Ой, хорошо, – утирая выступившие слезы, с явным удовольствием произнес он. – Сколько катаемся с Ильей, ни разу еще не останавливались в одном и том же месте. Всяк раз промахиваемся минимум на десяток верст. А ты, коли так уж стережешься, карабин держи рядышком да заряди его.
– Уже зарядил, только курок взвести. Не сомневайся.
– Ладно, если так. А чего это ты эту американскую игрушку приобрел? Дорогая, в наших местах капризная, да и патрон слабый. Вот он, карабин Мосина, лучше его по нашим зимам ничего нет.
– Отчего же. Я слышал, на морозе дает осечки.
– Только если смазку вязкую использовать. А при нормальном ружейном масле никаких осечек. Если только сам патрон бракованный.
– Ясно. А американца зря ругаешь. Сколько стрелял, ни одной осечки или трудностей в работе механизма. А вот мосинка как раз подвела тех татей.
– Бошки безмозглые и руки ленивые их подвели. Это ж как нужно было издеваться над мосинкой, чтобы она так-то ответила?
Угу. Как видно, купец в курсе происшествия с Петром, раз уж знает о такой подробности, как подклинивший затвор. Но тут ничего странного. Наверняка вызнал всю подноготную, до какой только сумел дотянуться. Ведь не на шашлыки подбирал себе компаньона.
Первая остановка случилась где-то в полдень, в селе староверов, раскинувшемся на берегу речки. Именно что раскинувшемся. Всего тут насчитывалось не больше трех десятков усадеб, но располагались они вольготно, наособицу друг от друга. Рядом выгороженные огороды. Петр удивился было тому, что народу тут как-то мало. Но купец пояснил, что в окрестностях стоят еще порядка четырех десятков заимок.
В селе провели день прибытия да следующий. За это время успели подтянуться и обитатели дальних заимок. Они ведь тут если не все родственники, то добрые соседи, а потому весть разнесли быстро. Или у них уже отработанная система оповещения о прибытии купца. Скорее всего именно так. А то ведь эдак одного могут оповестить дважды, а про другого и не вспомнить.
Потом были другие села и стойбища инородцев. Завьялов хорошо распродался. Товар заметно усох. Что, в общем-то, совершенно понятно. Основную его часть купец привез под заказ. Так что груз не залеживался. А вот количество вязок соболей, куниц, горностаев, белок, лисиц, волков росло неуклонно. Были даже три лоснящиеся шкуры бурого медведя. Принимал купец и лосиные, и оленьи шкуры.
Правда, они стоили куда дешевле, но и места занимали гораздо меньше, чем ценная пушнина. Большие шкуры вполне можно упаковать в рулоны. А вот даже с волком уже так не поступишь. Только в вязки, продевая бечевку через глазницы. Ценный мех требует бережного обращения. В принципе навар от больших шкур не шел ни в какое сравнение с прибылью от пушнины, но купец не отмахивался от дешевого товара. Ни к чему отваживать покупателя.
Иногда с ним расплачивались не шкурами, а золотым песком или самородками. Как пояснил Завьялов, в другое время в основном золотишком с ним и рассчитываются. Россыпи золота в этих краях – не такая уж редкость. Бывает попадается и коренное золото, но это если только чужаки обнаружат, староверы на него никогда не укажут. Потому что коренное золото непременно влечет за собой прииск и поселок при нем. А старообрядцы ценят тишину и покой.
Погода благоволила, а потому, как и обещал Завьялов, поход продлился десять дней. В том смысле, что на девятый день они засобирались в обратный путь, а за один день его не проделать. Так что как раз на десятый и вернутся в Красноярск.
Петр оценивающе посмотрел на ценный груз и попытался прикинуть его стоимость, опираясь на скудные сведения, почерпнутые от купца. По всему выходило, что тут находится товара тысяч на пятнадцать. Вообще-то солидно. И это мягко сказано. Нет, понятно, что чистая прибыль будет меньше. Однако и при таком раскладе получалось изрядно. Впрочем, скорее всего Петр ошибался, причем не в пользу купца. И это только один рейс, пусть и самый прибыльный в году. Не из последних купец Завьялов, чего уж там…
Каким бы ни казался гладким снег, он никогда не является абсолютно ровным. Даже если его выгладит метель, плотность снега не однородна. Поэтому несущиеся по его поверхности тяжелые сани не в состоянии идти не шелохнувшись. Конечно, кидать, как на кочках, не будет, но качка присутствует однозначно.
Их спасла узкая полоса невысокого снежного перемета. Они как раз выскочили из-за очередного поворота русла, и Завьялов не заметил его на сверкающей под солнцем белой поверхности. Не помогли даже солнцезащитные очки. Хотя наверняка тут дело в том, что купец просто увлекся скоростью. Выстрелы раздались, как раз когда их слегка подбросило вверх.
Пули с глухим стеклянным звоном ударили в лобовое стекло, оставив на триплексе четыре белесые точки. Петр отчетливо расслышал, как свинцовые гостинцы ударили в металл за его спиной. Под ложечкой взорвался холодный сгусток страха, который тут же стремительной волной распространился вниз до кончиков пальцев ног и вверх до корней волос.
– Гони! Не останавливайся! – хватаясь за винчестер, выкрикнул Петр.
И Завьялов тут же увеличил обороты винта. Машина, и без того несшаяся с приличной скоростью, тут же начала набирать ход. Петр это явственно почувствовал и в то же время успел пожалеть, что они сейчас не в каком-нибудь навороченном джипе. Тот и кидает куда более ощутимо, поди возьми точный прицел, и скорость способен набрать гораздо резвее. А значит, и опасное место удалось бы проскочить быстрее.
Откуда вели огонь, Петр определил сразу. Сложно было не заметить. Стрелки расположились на небольшом островке, поросшем невысокими деревцами, метрах в полутораста от них. И как минимум двое из них использовали дымный порох. Хорошую заняли позицию. Цель идет прямо на них, и никакого упреждения брать не нужно. При своей-то ловкости местные охотники должны были положить купца и машиниста, загоняя пули туда, куда пожелают. Все дело им испортил обычный перемет.
– Петр, стреляй! – выкрикнул Завьялов, отворачивая к левому берегу реки.
Трясти и подбрасывать из-за наметенного снега начало сильнее. Но это даже хорошо, собьет прицел нападающим. Бог весть, когда Петр успевал думать обо всем этом. Вроде и время несется бешеным галопом, а меж тем столько всего в голове крутится.
Петр рванул боковое стекло на двери, сдвигая его назад. То ли купец не растерялся, то ли так совпало, но островок как раз получается со стороны Петра. Скорее все же сказывался опыт Завьялова, не раз уже доводилось ему оказываться под пулями. В голове мелькнула крамольная мысль. Получалось так, что вроде как купец предоставляет возможность стрелку вести огонь, а по факту как бы прикрывается им. Н-да. И действительно, о чем только не подумаешь.
Петр успел выстрелить дважды, прежде чем они пролетели мимо засады. Стрелял наугад. Несмотря на то что он четко осознавал, откуда велся огонь, нападавших он так и не рассмотрел. Они успели выстрелить по разу, выбивая глухой металлический звон. Одна из пуль прошла совсем рядом с Петром, рванув полушубок на боку. Но вроде как до тела не достала. Боли не было.
Проскочили! Вдогонку прозвучало еще несколько разрозненных выстрелов, отозвавшихся глухими ударами по кузову. Но это уже ерунда. Пули, конечно, товар слегка подпортят, но до людей уже не доберутся. Да и до поворота реки осталось всего ничего. Поди догони их. От сердца отлегло, и вырвался облегченный вздох.
Очередной удар, и следом резкий свист, как у закипевшего чайника со свистком. Петр тут же высунулся в окно и посмотрел назад. Ч-черт! Из двигательного отсека вырывалась струя пара, которую тут же размолачивали лопасти винта. По рисунку описываемой им окружности видно, что обороты резко упали и продолжают падать. Похоже, пуля перебила главный паропровод.
Скорость саней начала резко снижаться. Однако инерции все же хватило, чтобы закатиться за поворот русла реки и выскочить из поля зрения нападавших. Сани повернули, с легким хрустом металла въехали на пологий берег и остановились. Петр нахлобучил на себя шапку и выскочил из кабины, надевая перчатки. Сейчас пойдет потеха.
– Иван Пантелеевич, чего сидишь? Уходить надо.
Что бы там ни говорил купец о слабом боевом духе бандитов, проверять это на себе не хотелось. Да и не верил Петр, что от них так сразу отстанут. Вот если парочку-другую подстрелить, еще туда-сюда. А так, за здорово живешь, после пары безрезультатных выстрелов со стороны добычи… Ой сомнительно.
– Петя, ты слышь… Уходи давай.
– С ума сошел? Да наживешь ты себе еще добра. Не стоит оно того.
– Не в том дело. Попало в меня. Сильно попало.
– Куда? – полез обратно в кабину Петр.
– В брюхо. Не уйти мне. А одному тебе не выстоять. Они же по руслу не побегут. Начнут буераками подбираться. Зажмут тебя одного.
Тем временем Петр добрался до кровоточащей раны. Пуля вошла в правый бок купца. Похоже, та самая, с которой разминулся сам Петр. Рана глухая, уже неплохо. В том смысле, что дырка одна. Хотя как оно лучше, бог весть. Достал из кармана перевязочный пакет и попытался наложить на рану. Но купец нервным движением оттолкнул его:
– Незачем мне им в руки живым даваться.
– Глупости не городи. Про Марфу, детей вспомни. Сына учить надо, дочерей замуж выдавать. Глядишь, еще кого народите. А ты помирать собрался, – опять полез перевязывать Петр.
– Ты дурной? Нельзя тебе здесь, – вновь встрепенулся купец.
– Знаю. Сейчас тебя перевяжу, а там придумаю что-нибудь. Займу позицию в сторонке и никого к тебе не подпущу. А там, глядишь, и ты из револьвера поможешь.
– Ладно, – вроде как сдаваясь, произнес Завьялов. – Я вот так вот зажму, и нормально будет. Давай беги.
– Только ты смотри, Пантелеевич, не отпускай. Я ведь не уйду далеко и тебя не брошу. Не хотелось бы за зря корячиться.
– Дурак ты, парень, – прижимая к ране тампон, вынес вердикт купец.
– Знаю. Не скучай. Я постараюсь быстренько.
– Да они же тебя как кутенка!
– А вот мы и посмотрим.
Вновь выпрыгнув из кабины, Петр вытащил свои лыжи и, забросив винчестер за спину, побежал вдоль русла, оставляя за собой хорошо видимый след. Какой-никакой, а шанс, что бандиты решат, будто он подался в бега. А он тем временем сделает волчью петлю. Конечно, не дело вот так оставлять раненого Завьялова. Но ничего более умного в голову не приходило.
Не воевал он никогда. А про петлю эту в тех же книжках вычитал. Правда, до недавнего времени не знал, как поведет себя, случись и впрямь в бою оказаться. Но, похоже, ничего. Держится, не трухает. Вот бы еще и дров не наломать, а тогда уж полный порядок.
Уйдя за поворот и пробежав еще с полсотни метров, Петр убедился, что вот так сразу из-за поворота не рассмотришь, куда тянется след. Потом по ложбинке начал подниматься на невысокую сопку, которую, собственно, и огибало речное русло. Все же великое дело лыжи, подбитые лосиной шкурой. Плевать, что высокую скорость на них не показать и двигаться можно только вперед. Зато и назад не скатишься. Жесткая шерсть держит получше шипов.
Итак. Пусть Петр и не великий стратег, но как бы поступил он? Ну, скорее всего перебрался бы на другой берег и, используя неровности местности, вышел к излучине. Конечно, для нападающих главное – это хабар, а не люди, так что если те побегут, то гоняться за ними не станут. Но сибиряки – народ ни разу не робкого десятка. Значит, постараются удостовериться, что они убежали. А значит, кто-то проскочит излучину по прямой. Это позволит убедиться в том, что купец с подручным дали деру. Или накрыть их. Вдоль русла вряд ли кто пойдет. Так что петлю Петр, пожалуй, зря закладывал. Ну и как тут быть?
Приняв решение, Петр преодолел примерно две трети подъема и начал огибать вершину. Если поднимется до конца, для его винчестера получится слишком большое расстояние. И вообще, тогда уж лучше иметь оптику. Наверное. Во всяком случае, он на дистанцию свыше двухсот метров не стрелял. В смысле из винтовки или карабина. Только один раз в армии из автомата. Но одно дело – поразить неподвижную грудную мишень в спокойной обстановке. И совсем другое – после вот такого забега, когда адреналин бушует в крови.
Остановился, выронил палки, упал на колено и потянул из-за спины карабин. Все же нужно будет придумать что-то с ружейным ремнем. Петр вроде читал об одноточечном тактическом ремне, это крепление такое. Читать-то читал, да только никогда особо в подробности не вдавался. Вот как ремень в распор брать, это да, и понял, и пробовал, но там однозначно две точки крепления.
Пока тянул винчестер, присел за торчащим камнем, который прикрывал его едва ли на треть. Но на нем светлый полушубок и светлая кроличья шапка, так что не очень-то и заметно. Да и вон тех двоих не больно-то разглядишь. Либо повоевать успели, либо подобной хитростью местных охотников не удивишь. Дело в том, что примерно в двухстах метрах от себя Петр наблюдал двух человек в белых маскхалатах, которые уже вышли к берегу реки, пройдя излучину насквозь. Здесь редколесье, а не тайга с ее непролазными буреломами, потому и видно далеко.
Если бы преследователи могли подумать, что вместо того, чтобы сбежать, он начнет забираться на склон сопки, или хрустни под ним хоть одна ветка, то Петру бы ни за что не остаться незамеченным. Но от него никак не ждали, что он сам начнет охотиться на нападавших, а потому даже не смотрели на склон холма.
Петр вскинул карабин. Поднял прицельную планку. Двое неизвестных стоят с ружьями в руках и, прячась за толстыми стволами сосен, всматриваются в замерзшее русло реки, о чем-то переговариваясь. А может, и помалкивают. Кто же их разберет.
Петр поудобнее устроился за камнем, чтобы стрелять с упора. Начал выцеливать того, что ближе к нему. Со стороны реки-то их прикрывают стволы, а вот с его позиции, направленной им, считай, в спину, они как на ладони. Ствол холодный, точность первого выстрела никакая, поэтому целиться нужно четко по центру фигуры. Пусть хоть заденет, и то хлеб. Раненый боец, можно сказать, уже и не боец.
Поймал себя на мысли, что оттягивает выстрел. Да пошло оно все! Задержал дыхание. Выстрел! Человек в маскхалате завертелся волчком и, оглашая окрестности криком, повалился в снег, бешено суча ногами. Петр рванул рычаг… И уперся им в камень. Хорошее дело скоба Генри, только требует простора для перезарядки. Чертыхнувшись, Петр повернул карабин набок и отвел-таки скобу до конца.
В этот момент раздался выстрел, и пуля с громким щелчком попала в камень, выбив мелкую крошку. Второй нападавший засек Петра и, сменив позицию, открыл по нему огонь. Причем стрелок тоже весьма неплохой. Стрелял-то практически навскидку, а не попал самую малость.
Приклад уперся в плечо, рука, сжимающая цевье, лежит на камне, удерживая ствол неподвижным. Прицел направлен на дерево, за которым засел стрелок. У Петра преимущество первого выстрела. Голова, конечно, цель небольшая, но Петр на такой дистанции уверенно укладывал пули в круг диаметром двадцать сантиметров. Остается только дождаться, когда этот урод высунется для следующего выстрела.
Разумеется, вот так сидеть Петру невыгодно. Время работает против него. Он один, а потому его вполне могут обойти. Мороз несильный, и выстрелы разносятся далеко. Но и выхода иного он попросту не видел. Сойди он с места, и станет отличной мишенью. Деревьев на склоне совсем мало. Так что выбора Петр лишен.
Только бы этот урод не удумал сменить позицию. Ему это сделать куда проще, для этого у него есть складки местности, а вдоль берега реки тянутся наметенные сугробы. Угу. Подумать же больше не о чем.
Бах! Шапка слетела на снег, и Петр четко уловил волну, пробежавшую по волосам. Правда, голову не задело. Разве что сразу стало холодно. Пусть и теплый день, но это относительно, мороз все одно присутствует. А тут еще оказалось, что он изрядно вспотел, пока бегал, ну и от волнения.
Пока в сознании пролетают мысли о морозе, простуде и, ну его к нехорошей маме, менингите, тело и руки сами делают то, что нужно. Не отрывая приклада от плеча, доворот вправо, откуда и прилетела пуля. Вон она, позиция стрелка, подсвеченная облачком от сгоревшего дымного пороха. А вот стрелка увидеть Петр не смог. Тот уже укрылся. Значит, сменил-таки позицию, урод.
Ну и что с ним делать? Откуда он вылезет в следующий раз? Попробовать самому сменить позицию? Холодно. Подобрал шапку и, не отряхивая от налипшего снега, нахлобучил на голову. И тут же почувствовал, как по волосам растекается талый снег. Вроде холодного душа получается.
Ага. Вот только решения нет. И никакой это не душ, а скорее ушат холодной воды. Потому что Петр вдруг четко осознал, что ему не переиграть этого бандита. Единственный его успех был обусловлен тем, что он оказался в неожиданном для нападавших месте. Даже если к нему не придет подмога, этот гад разберется с Петром.
Есть лишь одна возможность уцелеть. Бежать. Быстро. Без оглядки. И именно об этом говорил Завьялов. Но этот шанс упущен. Вот если бы деревья росли погуще… Н-да. Тогда бы и Петр не смог ранить того бедолагу. Хотя… Какой он, к ляду, бедолага. Тварь он подзаборная!
Вспомнил про купца. И тут же выстрелил в белый свет как в копейку. Выстрел винчестера легко отличить. Пусть знает, что ничего еще не кончилось. Странное дело, на что Петр надеется? Еще и купцу дарит надежду. А ведь тому и впрямь лучше бы не попадаться живым в руки разбойников. Хорошо как просто убьют, но ведь могут и начать злость вымещать.
Плевать. Они пока еще живы. Петр даже сплюнул, заталкивая в приемное окошко недостающие патроны. Пусть он сегодня умрет. Но ползать на карачках перед этими мерзавцами и вымаливать пощаду не станет. И раз уж ему не переиграть неизвестного, значит, по факту Петр уже труп. Пока еще дышащий, с горячей кровью и бьющимся сердцем, но труп. И рассчитывать он может только на слепую удачу. Ну а этой капризной девке плевать, что ты меж тем делаешь, пытаешься изображать из себя Чингачгука, ни разу не являясь им, или ведешь себя как полный придурок. Как там говорил Жеглов? Кому повезет, у того и петух снесет.
Руководствуясь именно этим, Петр вдруг поднялся во весь рост и, убедившись, что лыжи закреплены достаточно надежно, покатил вниз по склону. Лыжник он, конечно, еще тот, к тому же вместо лыжных палок у него винчестер. Но и выхода другого попросту нет. Странно. А ему казалось, что подбитые лосиной кожей лыжи не способны так разгоняться. Или это из-за страха так мелькают деревья?
Бах! Фью! Петр заметил, откуда был сделан выстрел, и с ходу послал туда две пули, заодно закладывая небольшой вираж. Отчаяние придало ему не только решимости, но еще и небывалого везения. Если бы Петр мог осознать происходящее, то сильно удивился бы тому, насколько ловко он катит с горы, лавируя между торчащими из снега валунами, стволами деревьев, кустами и сушняком. Да еще при этом умудряется стрелять. И плевать, что мимо цели.
В следующий раз Петр выстрелил, когда до противника было не больше тридцати метров. Тот как раз перезарядился и высунулся из-за валуна для очередного выстрела. Менять позицию уже не стал. Да и глупо было бы, коль скоро клиент ринулся в безумную атаку.
Пуля Петра, как видно, прошла в опасной близости от нападавшего. Или же его напугал сам выстрел чуть ли не под носом. Потому что в последний момент он дернулся, промахнувшись даже с такого мизерного расстояния. А вот перезарядиться времени не было уже ни у бандита, ни у сумасшедшего лыжника. Их разделяли буквально доли секунды.
– Н-на!
Петр попытался нанести сокрушительный удар прикладом винчестера, однако бандит оказался достаточно ловким, чтобы отбить нападение своей винтовкой. Правда, помогло это ему мало. Петр с внутренним ликованием навалился всей массой своего тела на уступающего в сложении инородца, лицо которого он все же рассмотрел.
Нет, все понятно, дитя природы, здоровый образ жизни, экологически чистые продукты, закаленный суровыми условиями организм. Но, как ни крути, а Петр тяжелее его более чем на двадцать килограммов и никогда не жаловался на слабосилие. Плюс трудное детство и отдушина в виде детдомовского подвала, где парни учились драться.
Нет, Петр не был разрядником или крутым рукопашником. Но десяток приемов отработал до такого совершенства, что мог использовать их в различных ситуациях и вариациях на одних рефлексах. Когда бандит позволил лыжнику приблизиться к себе вплотную, он уже проиграл.
Они покатились по снегу, и в этот момент Петр совершил ошибку. Он настолько был зол, что хотел рвать бандита голыми руками, задушить его, выдавливая из него жизнь по капле. И плевать, что тот оказался сверху. Ему это не поможет. И у него все получилось бы, если бы бандит принял эти правила игры. Но инородец не собирался придерживаться каких бы то ни было правил. Он выхватил нож и нанес свой удар.
Н-да. Ошибок сегодня они оба наделали более чем достаточно. Если бы бандит просто сунул нож в бок Петру, то на этом все и закончилось бы. Но вместо этого он решил пронзить ему грудь. Нож успел взрезать полушубок, хотя и не добрался до тела, когда Петр сумел перехватить руку нападавшего.
Дальнейшее было делом техники. Нога, найдя удачное положение, резко согнулась в колене, вгоняя его в пах бандита. Давление руки ослабло, и Петр, вывернув клинок из его ладони, единым движением вогнал сталь в горло инородца. Едва успел откинуть от себя агонизирующее тело, чтобы не принять кровавый душ.
Поднявшись на ноги, он спокойно наблюдал за тем, как человек исходит кровью, глядя в его стекленеющие глаза. Страшная картина. Вот только Петру не было страшно. Он испытывал мрачное удовлетворение от содеянного. Очередной ублюдок, вознамерившийся его убить, умирает у его ног.
Тяжело дыша, Петр осмотрелся по сторонам. А вот и оружие этого чукчи, или кто он там, Петр как-то не удосужился узнать, какие народности тут вообще проживают. Инородцы и инородцы. Конечно, это пробел. Но, положа руку на сердце, надо признать, что он и корейца от китайца ни за что не отличит. Разве только японца как-то выделит. Да и то это под жирным вопросом.
Вооружен нападавший был берданкой. Вот поэтому-то так долго и перезаряжался. А еще это объясняло, отчего Петр так отчетливо видел пороховой дым. Эта однозарядная винтовка стреляет черным порохом. Едва осознав сей факт, сразу же определился, как будет действовать дальше. Патроны обнаружились под маскхалатом, в обычной патронной сумке.
Зарядив винтовку, Петр направился к раненому, который все еще подавал признаки жизни, и выстрелил ему в голову. Н-да. Это он сильно погорячился. Солидный калибр плюс мягкая свинцовая пуля… Словом, от головы мало что осталось. Хорошо хоть вплотную не подходил. Кстати, второй был вооружен мосинкой в драгунском исполнении.
Вот так вот. Теперь его сообщники точно узнают, за кем осталось последнее слово. А значит, либо решат, что сани брошены, либо увидят раненого купца, а у того состояние сейчас наверняка не ахти. Если все еще жив, то крови потерял изрядно. В любом случае бандиты направятся к саням.
Наплевав на брезгливость, Петр стянул с зарезанного им инородца маскхалат и натянул на себя. Дозарядил свой карабин и подналег на лыжи, торопясь на вершину сопки. Сейчас все решали считаные секунды. Не могут бандиты не поверить в то, что их товарищи разобрались с беглецами.
Вот и вершина. Лыжи долой, и ползком. Причем без суеты. Если заметят… Во второй раз удача вряд ли улыбнется Петру настолько, чтобы довести дело до рукопашной.
А вот и они. Точно он все рассчитал. Это для него все ружья чуть ли не одинаково стреляют. А опытные охотники различают даже ружья единой системы. Во всяком случае, Петр про такое слышал. И потом, звук берданки спутать с чем-то другим по силам только Петру. И вот эти двое, приближающиеся к саням с двух сторон, не перекрывая друг другу сектор стрельбы, яркое тому подтверждение.
От позиции Петра до саней метров сто. От врагов до противоположного берега, а вернее до кромки деревьев, еще метров сто. Значит, нужно стрелять, когда они будут где-то посередине.
Выждав момент, Петр тщательно прицелился и нажал на спуск. Один нападающий тут же упал. Второй совершил ошибку. Выстрелив навскидку и практически не целясь, только бы напугать противника, он рванул к саням. Петр же, не обращая внимания на просвистевшую пулю, передернул рычаг и выстрелил в ответ.
Неудачно, надо сказать, выстрелил. Все же со скоростной стрельбой нужно что-то делать. Впрочем, бандиту это не помогло. Он отчего-то счел, что кузов саней – достаточно серьезное укрытие, и решил занять позицию за ними. Вот только пули винчестера прошивали податливый алюминий, как бумагу. В укрывавшегося за водительской кабиной инородца Петр попал с третьего раза. Ну вот, теперь сквозить будет изо всех щелей.
Перезарядив карабин, он проконтролировал бандитов прямо с вершины сопки. Рисковать и спускаться, не будучи уверенным в том, что перед ним трупы, ему не хотелось. Ну его к лешему. Тут вроде как вывернулся из очень даже непростой ситуации, и выпендриваться нет никакого желания.
– Игнат Пантелеевич, ты как, живой? – забираясь в кабину, поинтересовался Петр.
– Петя, ты? – едва шевеля губами, выдохнул раненый.
– А ты думал, архангел Гавриил? Ты еще не все дела закончил на грешной земле. Мне вот пятьсот рублей обещался, да за работу сотенная набежала, да плюс за сегодняшний день тридцатка. Понимаю, платить не хочется, натура купеческая бережливая противится, но пока я с тебя свое не получу, помереть не дам.
Укоряя купца, Петр начал его раздевать, чтобы наложить повязку. Хорошо еще кабину спроектировали очень даже просторной. Плохо то, что она успела напрочь выстыть. Ну да тут уж ничего не поделаешь. Провозился минут двадцать, к стыду своему поняв, что абсолютно не умеет ни оказывать первую помощь, ни накладывать повязки. Хорошо хоть к моменту его возвращения кровотечение уже остановилось, а то бы он ума раненому точно не дал.
А вот с машиной как раз все наоборот. Как Петр и предполагал, одна из пуль повредила главный паропровод. Прорыв главного паропровода не является чем-то из ряда вон выходящим. Поэтому каждый уважающий себя машинист имеет в ремкомплекте соответствующие муфты. Десять минут, и заплатка установлена. До Красноярска в любом случае хватит, а больше и не надо.
Петр, конечно, санями никогда не управлял, и купец не сажал за руль. Но как управляться, видел. А там… Господи, ну не самолет же это, в самом-то деле. А с тем, что бегает по матушке-земле, уж как-нибудь совладает. Главное, поспешить, потому что Завьялов может и не выдержать.
Закидал в котел снег, подбросил дров в бункер. До села староверов хватит, а там пополнит запас. Имелась у Завьялова договоренность о том, чтобы там всегда был запас калиброванных поленьев. Так что, бог даст, до Красноярска добегут быстро. Только пока пары разводятся, надо бы обежать сопку и собрать трофеи с убитых. Оно никогда лишним не будет. А потом вырезать чопики и позатыкать дырки в стеклах и кабине. Не то так продует, что никакая печка не поможет.
– Ну что скажешь, Сильвестр? – присаживаясь в кресло напротив рабочего стола, поинтересовался Голубев.
Сидевший за столом пухленький, розовощекий мужчина лет тридцати слегка наклонил голову и посмотрел на вошедшего поверх пенсне. Потом безнадежно вздохнул, понимая, что отвлекаться от своего занятия и отвечать на вопрос все же придется. Сильвестр не любил, когда его дергали, но ведь именно благодаря этому человеку он имел возможность трудиться над собственным проектом.
Правда, порой случались командировки, подолгу и в такую глухомань, что не приведи господи. Зато семья полностью обеспечена: слава богу, супруга у него не транжирка, и его нового жалованья хватает с избытком. Он сам получает дополнительные средства на собственные разработки.
Кстати, на кое-каких патентах, зарегистрированных в международном патентном бюро, красуется его имя. Мало того, одно из изобретений уже внедряется в автомобильном производстве на заводе Форда, и вскоре Сильвестр начнет получать свои отчисления, что еще более упрочит финансовое положение его семьи. Три дочери, и каждая в скором времени расцветет в девушку, за каждой нужно дать достойное приданое. Деньги ему ой как не помешают.
И все это стало возможным благодаря другу детства Голубеву, который привлек его к работе на тайный клуб. Разумеется, с одной стороны ему как инженеру не к лицу ставить палки в колеса прогрессу. Но с другой – он так и работал бы заштатным инженеришкой, без перспектив на будущее и с кучей нереализованных идей. А через Голубева у него появились и средства, и возможности для самореализации. Только нужно не забывать, какие темы нейтральны, а какие запретны.
– Петр, всякий уважающий себя и воспитанный человек начинает разговор с приветствия, – продолжая рассматривать гостя поверх пенсне, недовольно заметил хозяин кабинета.
– Сильвестр… – озлился было Голубев, но потом осекся: – Ну хорошо. Извини. Здравствуй. Не находишь ли, что погода сегодня просто замечательная? Что? Опять разбушевалась метель? Но в России это нормально даже в начале марта, не думаешь?
– Иронизируешь? Ну-ну, умник. Доиграешься, что я когда-нибудь пошлю тебя к чертовой бабушке вместе с твоим клубом.
– Не злись. Вот погляди. – Голубев бросил на стол перед другом свежий номер «Московских ведомостей». – Прямо эпидемия какая-то. Лезут, как тараканы из всех щелей. Теперь в первопрестольной. И сам черт не разберет, что тут правда, а что вымысел, они же стремятся создать себе рекламу, привлечь финансирование. А я не знаю, как быть с этой Игнатьевой. То она работает с Верховцевым, а как его не стало, вдруг подалась учиться на инженера-механика.
– Я так понимаю, нам предстоит командировка? – беря в руки газету и читая статью, на которую указал Голубев, поинтересовался инженер.
– Ты правильно понимаешь. Итак, что там с этой девицей?
– Ничего особенного ты не сфотографировал. Обычные учебные задания и курсовая работа.
– А тот двигатель?
– Девочка пытается быть изобретателем, но ничего талантливого там нет.
– Но это двигатель. И я не увидел парового котла.
– Правильно. Потому что это «стирлинг». Она пытается создать компактную версию. Но, признаться, это даже не дилетантство, а простое ребячество. Причем абсолютно безграмотное.
– То есть работать не будет?
– Работать будет. «Стирлинги» способны работать в весьма широком диапазоне. Но мощность… А, – пренебрежительно махнул рукой Сильвестр, но все же добавил: – Если только ты не просмотрел какой-нибудь тайник.
– Не было там тайника.
– Тогда девочку можешь оставить в покое.
– Ладно. Пока оставлю.
– Пока?
– Ей, знаешь ли, не нужно искать инвесторов со стороны, и если она что-то изобретет, то и сама сможет воплотить в жизнь.
– Так в чем же дело? Нет человека, нет проблем.
Вообще-то это Сильвестр сейчас так легко говорит. А вот когда узнал, насколько далеко им приходится заходить в служении тайному клубу, то несколько суток не находил себе места, все ожидая прихода полиции, суда и каторги. Но ничего такого не произошло, а потом постепенно привык и сейчас рассуждает об этом вполне спокойно. Даже равнодушно.
– Не тот случай. Риск слишком велик. К тому же напрасный. Ладно, собирайся. Вот твой билет на утренний поезд. Остановишься в гостинице Грибова, на Пятницкой. Мы с Иваном выезжаем сегодня вечером.
– Хорошо.
– Вот и хорошо, что хорошо.