Спустя пять месяцев после смерти Валента II император Грациан объявил правителя восточных земель: им стал Флавий Феодосий, взявший императорское имя Феодосий I. Младший брат Грациана, Валентиниан II, формально бывший его соправителем, достиг лишь семи лет от роду и нуждался в компетентном наставнике.

Самая большая угроза с востока – угроза персидского вторжения – тем временем уменьшилась. В 379 году персидский царь Шапур Великий умер после почти семидесяти лет правления; его преемником стал его пожилой брат Ардашир (Арташир) II, более обеспокоенный сохранением своей короны, чем набегами на чужие владения. Теперь оба правителя Римской империи, Грациан и Феодосий I, могли заняться обеспечением выживани своего государства. Готы на севере становились всё более могущественными, но куда более острой была другая проблема – внутренние центробежные тенденции. Мечты Константина о том, что вера сохранит империю единым целым, так и остались неосуществленными.

Грациан, глубоко верующий христианин, очень скоро оказался в конфронтации с римскими сенаторами, которые все еще придерживались традиционной римской религии. Через четыре года после битвы при Адрианополе Грациан объяснил сенату, что не позволит римским богам подточить христианскую веру в империи. В 382 году он убрал Алтарь Победы из здания Сената в Риме. Алтарь стоял здесь со времен победы Октавиана Августа над Антонием и Клеопатрой четыреста лет назад и был посвящен богине победы. Сенаторы протестовали, но Грациан был непреклонен. Также он убрал из списка своих титулов звание Великого понтифика – верховного жреца римской религии; когда ему принесли священные одежды, чтоб он облачился в них, как того требовала традиция, он отказался их надеть.

Так император отрекся не только от римских богов, но и от всего римского прошлого. Зосима резко указывает на то, что титул Великого понтифика римские императоры носили со времен Нумы Помпилия, жившего за тысячу лет до Грациана. Даже Константин Великий носил эти одежды. «Если император отказывается стать понтификом, – проворчал в те дни один из жрецов, – мы сами найдем его».¹ Удержит ли Грациан свою власть в условиях враждебности сенаторов, было только вопросом времени.

В свою очередь на востоке Феодосий I столкнулся с разрушительной силой раскола христианской церкви. Арианские догматы относительно божественной природы Христа, противоположные никейской догме, широко распространялись среди низших слоев общества. «Весь город повсеместно полон этой ересью, – сетовал епископ Григорий Нисский, проповедовавший в Константинополе. – В переулках, на площадях, на улицах, в жилищах; они ходят среди купцов и менял, они продают нам пищу. Ты просишь у них сдачи, а они начинают размышлять о рожденном и нерожденном. А если ты спросишь о цене хлеба, они отвечают: „Отец более велик, а Сын подчиняется ему“. Спросишь их – „Готова ли ванна?“ – а они говорят, что Сын происходит от несуществующего. Я не знаю, как называть это зло – воспалением мозга, безумием или эпидемией болезни, вызывающей расстройство ума».²

Чтобы восстановить империю согласно видению Константина о христианском единстве, Феодосий обратился к закону. Он воспользовался законодательной основой римского государства, чтоб поддержать христианскую религию, не обращая внимания на то, что это диаметрально противоречит древним римским традициям; он воспользовался своей властью императора, чтобы придать христианству такую форму, которая позволила бы переформировать империю. Переплетение двух традиций продолжало навсегда изменять их обе.

В 380 году, через два года после того, как Феодосий I занял трон, он объявил никейское христианство единственно правильной верой и угрожал инакомыслящим наказанием по закону Таким образом, он провозгласил существование единой католической (то есть универсальной, относящейся ко всему человечеству) христианской церкви. «Он постановил, – пишет христианский историк Созомен, – что название „католическая церковь“ может относиться только к тем, кто в равной мере воздает почести всей Святой Троице. Тех же, кто имел другое мнение, следовало клеймить как еретиков, относиться к ним с презрением и воздавать им наказание»?

Задолго до Феодосия христианские епископы отделили ecclesia catholica от еретиков, чья вера находилась вне христианской доктрины. Но никогда прежде «еретик» не определялся с точки зрения закона. Теперь у понятия «еретик» было законное определение – тот, кто не придерживается Никейского символа веры. «Все люди должны верить в Бога, принимая идею Святой Троицы, – провозглашал закон, – и называться католическими христианами. Места сбора тех, кто не верит, не будут наделены статусом церквей, и такие люди заслуживают как божественного, так и земного наказания».⁴

Феодосий действительно верил, что может приказать своим подданным верить только в ту божественность, которую определил Никейский собор. Он был разумным политиком – но его религиозные воззрения были во многом наивны. Например, Созомен сообщает, что на следующий (381) год Феодосий в качестве второго этапа исполнения своего закона созвал церковный собор, и собрал на нем «представителей процветающих сект», чтобы обсудить их различия, «поскольку вообразил, что все могут прийти к единству мнений, если неоднозначные положения доктрины обсудить в свободной дискуссии»?

Это был крайне оптимистический прогноз, и каждый, кто когда-либо занимался церковной деятельностью, мог бы предвидеть, что он не оправдается. Но Феодосий продолжал упорствовать, несмотря на все трудности. Когда его закон был принят, он мог начать унификацию церкви на практике. Он отнял все епископские должности у неникейских христиан и передал их епископам-никейцам, таким образом принеся им материальную выгоду Он угрожал еретикам, упорствовавшим в своем учении, что изгонит их из Константинополя и конфискует их земельные владения. Он не всегда исполнял свои угрозы – Созомен с одобрением отмечал, что, хотя император ввел в закон суровые наказания для еретиков, применялись они не часто: «Он не желал преследовать своих подданных; он стремился лишь укрепить единое понимание Бога посредством угроз»?

Феодосий понимал, что единство проще провозгласить, нежели создать на самом деле. Во многих вопросах иметь дело с готами было проще, чем с еретиками – их было достаточно просто убить. Созывая соборы и создавая доктрины, Феодосий в то же время руководил борьбой против вторжения готов. Готы стали такой серьёзной проблемой, что Грациан согласился передать большую часть населенных готами земель западной половины империи – три епархии в центральной провинции Паннония – под руководство восточной части империи, чтобы Феодосий изгнал оттуда готов.

Увы, его армия не была достаточно сильна, чтобы выполнить это чрезвычайное задание, и Феодосий применил для усиления своих войск новую стратегию: он набирал варваров из одних земель, чтобы бороться с варварами в других. Он вербовал готских наемников из Паннонии и отправлял их служить в Египет, а после переводил из Египта римских солдат, чтобы те воевали с готами. Значение понятия «римский солдат», как и «римлянин» вообще, становилось всё более зыбким – несмотря даже на то, что Феодосию удалось сузить значение слова «христианин».⁷

То, как тонка грань между римлянином и варваром, стало еще более очевидно в 382 году, когда после четырех лет войны против готов Феодосий решил, что в нее вкладывается слишком много сил, и заключил с ними мир. Согласно договору, готы могли жить на землях Римской империи под началом своего вождя. Вождь готов становился подданным императора, но сами готы не подчинялись римским властям; если они сражались за Рим, то на правах союзников, а не римских солдат из регулярной армии, подчиняющихся римским военачальникам.⁸

Передача Паннонии

В 382 году Феодосий мог сказать, что превратил хаос восточных земель в порядок. Христианская церковь была объединена, готы умиротворились, мир пребывал в равновесии.

Но всё достигнутое Феодосием было лишь видимостью, а не настоящей победой. Фактически готы не были укрощены. Арианство (даже не считая других ересей) не было искоренено. Христиане империи не стали единым целым. И даже верховенство над созданной Феодосием католической церковью было предметом споров. В ходе собора 381 года Феодосий провозгласил, что епископ Константинополя равен епископу Рима по влиятельности, «поскольку Константинополь – это Новый Рим».⁹ Возможно, это решение и имело смысл – но в 382 году, когда Феодосий уже праздновал свою победу, епископы прочих древних центров христианской традиции не пришли в восторг от возвеличивания сравнительно молодой Константинопольской епархии.

Среди возражавших был и епископ Римский, в 382 году созвавший в Риме собственный собор и объявивший, что епископ Римский является главой над всеми епископами, включая выскочку-Константинополь. Священники Рима согласились с этим, и епископ Римский приказал своему секретарю, молодому человеку по имени Иероним, записать это решение. Также римский синод сошелся на том, что Иероним, хорошо знавший языки, должен начать работу над новым латинским переводом Святого Писания.

Это был ответ на попытку приравнять грекоязычный Восток к Западу; римский синод провозгласил, что латынь, язык Запада, – единственно верный язык для Писания и церковных служб. Феодосий объявил, что все христиане должны быть едины – но его католическая церковь уже начала распадаться на восточную и западную части.

СРАВНИТЕЛЬНАЯ ХРОНОЛОГИЯ К ГЛАВЕ 8