Заставляем бумагу говорить

Переход от устного мира маленького ребенка к частному, внутреннему миру подготовленного читателя происходит постепенно. Если вы учились читать в традиционной школе, вы, вероятно, помните небольшие группы по чтению, где вы по очереди читали абзацы текста. Это был блестящий способ начать. Он построен на социальной активности. Связи между напечатанными буквами и их звучанием постоянно усиливались, пока вы слушали ваших сверстников и отслеживали текст в собственной книге. Это был мягкий способ построить мост между устными рассказами из детства и чтением про себя, которого от вас будут ожидать через несколько коротких лет.

Переход к грамотности на самом деле осуществляется множеством способов, а сам процесс может занимать разное количество времени. Одни дети тянутся к чтению уже в три или четыре года, в то время как многие другие не спешат осваивать этот навык до тех пор, пока их мозг не совершит второй скачок роста в возрасте где-то между шестью и восемью годами. В то же время третьи дети могут быть настолько мечтательны и креативны, что не хотят отказываться от своего магического, основанного на конкретном опыте мышления и обращаться к тому типу логики, который требуется для чтения. Так они могут продержаться до девяти лет. Однако следует отметить одно особое состояние. Если ребенок достиг девяти лет и по-прежнему не в состоянии понять буквы, при попытке скопировать их нередко копирует их задом наперед, неспособен ассоциировать звуки с буквами и не в состоянии распознавать простые слова, возможно, у него неврологическое заболевание, называемое дислексия. Зрение и слух детей с дислексией не обрабатывают знаки на странице таким же образом, как и у их сверстников, что крайне затрудняет процесс чтения. Раннее выявление этой особенности и последовательное обучение являются ключевыми моментами в обучении этих детей чтению. Если упоминать положительные моменты, то можно сказать, что они часто преуспевают в таких вещах, как поварское искусство, архитектура, исполнительское искусство, легкая атлетика, скульптура, арт-терапия и работа на природе и с животными – во всех тех областях, которые меньше связаны с чтением и больше с утонченным вниманием к миру чувств.

На противоположном конце континуума находятся те дети, которые успешно осваивают чтение в очень юном возрасте. Они, как правило, подходят к чтению либо как к задаче на зрительную память, вспоминая увиденные слова и называя их, чтобы читать, либо как к задаче на слуховую память, вспоминая историю, как если бы это была роль в пьесе, а затем постранично воспроизводя ее. Со временем эти юные читатели становятся своего рода «взломщиками кода», потому что, как только они обнаруживают, что буквами обозначаются звуки, а звуки могут быть переданы при помощи букв, такой подход к чтению становится более эффективным. Сначала они обнаруживают, например, что букву «П» можно расшифровать как звук «пэ», а звук «пэ» можно закодировать, используя букву «П». Отсюда уже довольно просто перейти к объединению звуков для создания слов. Мозг естественным образом тяготеет к этому процессу, если он к этому способен, потому что таким образом он гораздо меньше загружает свое хранилище информации, освобождая зрительную и слуховую память для работы с другими аспектами обучения.

У нас может возникнуть соблазн приравнять раннее начало чтения к обладанию выдающимся интеллектом, но исследования показывают, что начавшие рано читать просто быстрее развиваются, чем дети-мечтатели. К пятому или шестому классу эти различия исчезают, и большинство детей, не имеющих дислексии, комфортно уживаются с миром чтения и учатся на уровне своего класса. Есть, однако, и исключения. У некоторых детей и в некоторых школах мы видим очень разные модели обучения чтению.

В течение многих лет я работала с детьми, которые пытаются сохранить активность. Они кажутся сонливыми, но не имеют нехватки сна. Зачастую это дети с какой-нибудь аллергией. Они начинают дышать через рот осенью и весной, если у них аллергия на пыльцу или переносимые воздухом раздражители, и дышат через рот круглый год, если это хроническая проблема или если у них аллергия на продукты или бытовую пыль. Попробуйте дышать через рот полчаса, и вы обнаружите, насколько это утомительно! Поэтому я советовала им вставать, выполнять различные поручения, работать стоя, работать в команде, чтобы вовлечься в социальное взаимодействие, брать с собой воду в бутылке и избегать обезвоживания, сосать леденцы с корицей и мятой и сидеть на краю стула, так, чтобы колени были ниже бедер и они легче могли ими шевелить. Но иногда находятся дети, для которых все это не срабатывает. Из-за этого они еще сильнее замыкаются в себе, и их число значительно увеличивается. Что же происходит?

Исследования психологических травм описывают реакцию оцепенения, которая может объяснить эту проблему. Ребенок, который сенсорно перегружен и не может противостоять ситуации или сбежать от нее, будет замыкаться в себе. Это отключение похоже на смирение жертвы, пойманной хищником, или оцепенение перепела или кролика, которые подолгу могут сидеть без движения, чтобы оставаться невидимыми для хищника. Это не обязательно значит, что ребенок страдает от того, что мы, как правило, считаем жестоким обращением. Возможно, он просто новичок в классе, его семейная жизнь вдруг была нарушена, он биологически предрасположен к застенчивости, ему уделяется слишком много внимания или его учитель говорит слишком смело, и это пугает его.

Если такой ребенок с недостаточным уровнем активации на самом деле находится в состоянии оцепенения, ни одна из обычных мер не будет работать. Они вообще не чувствуют себя в безопасности и надеются, что их не заметят. Для таких детей необходимо создать гораздо более безопасную обстановку. Нужно меньше давить на них, давать им больше времени на выполнение заданий и обеспечить очень безопасное место в комнате. Они с трудом могут внимать голосу учителя, когда находятся в состоянии оцепенения, поэтому им нужны визуальные демонстрации учебных задач. В идеальном случае даже эти демонстрации нужно предъявлять не им, а их соседям по парте, чтобы они могли незаметно смотреть. Когда школьные обычаи и процедуры станут привычными и предсказуемыми, они смогут расслабиться достаточно, чтобы учиться. Для этого, однако, у них должен быть учитель, который умеет хранить внутреннее спокойствие и умиротворение.

Это решает некоторые из проблем детей с низким уровнем энергии, но как быть с теми, у кого энергии избыток? Многие из них очень способные ученики. Даже если их уровень энергии может создавать трудности для учителя, такие дети могут быть весьма инициативны и могут, не отвлекаясь, выполнять свою работу. Если это так, у них на самом деле нет расстройства внимания. Просто им необходимы очень энергичные родители и учителя, которые сумеют поспеть за ними и оценить их стиль. Тем не менее, есть и другие дети, которых настолько восхищает новизна, что они не в состоянии завершить что-либо. Они не могут продолжать слушать голос учителя, если с ним конкурирует какой-то более интересный голос. Они могут заметить в два раза больше в научной лаборатории, чем их сверстники, но не могут вспомнить, на что именно их попросили обратить внимание. Они, похоже, не в состоянии обуздать свой чрезмерно активный разум. Мудрые родители и учителя могут научить их управлять своим вниманием и начать ограничивать их визуальный или звуковой мир так, чтобы они смогли лучше учиться. Будет очень полезно посадить такого ребенка на место, где ничто не будет его отвлекать зрительно, и подобрать ему тихого соседа по парте.

Но что будет, если мы добавим в эту картину высокий уровень стресса? Предположим, что ребенок далеко не энергичный, но вместо этого сверхбдительный и беспокойный. Вот теперь нам пригодятся знания из исследований психологических травм. Признаки стресса хорошо заметны. Такой ребенок будет легко пугаться, весьма вероятно, будет чувствителен к прикосновению, ему будет трудно расслабиться, и он будет реагировать на звуки сильнее, чем на голоса. Таким детям сложно контролировать свои импульсы, если они чем-то расстроены, потому что в состоянии стресса их внутренняя речь выключается и они не могут переключать свои действия. Если бы мы могли взять у них биохимический анализ крови, когда они находятся в этом состоянии, то обнаружили бы избыток кортизола и адреналина, которые вызывают у них реакцию «бей или беги» и отключают высшие уровни мышления, чтобы тело могло быстро реагировать на опасность. Это нормально, если ситуация требует быстрой реакции, необходимой для выживания, но в классе ребенку это не нужно.

Природа имеет прекрасное противоядие от кортизола, которое может быть очень полезно. Это окситоцин, и есть целый ряд вещей, которые поднимут уровень окситоцина у ребенка и снимут эту стрессовую реакцию. Все, что предлагает дружелюбную социальную активность: улыбка, поворот головы и взгляд на собеседника, пение и участие в разговоре, – все это полезно. Так же полезно задействовать сосательные или жевательные движения или обеспечить нежные тактильные ощущения. Пить воду через соломинку, жевать, массировать свое лицо или уши, поглаживать свои руки, гладить дружелюбного зверя, наблюдать за рыбой в аквариуме – все это виды деятельности, повышающей уровень окситоцина. К сожалению, одно из самых утешительных и способствующих всплеску окситоцина действий – обнимать других и самому быть заключенным в объятия – во многих обстоятельствах больше не рассматривается в качестве приемлемого поведения в классе.

Когда мы замечаем, что у ребенка есть сложности с обработкой зрительной или слуховой информации, мы, как правило, предполагаем, что эти проблемы обусловлены слабой сенсорной интеграцией у ребенка. Однако исследования психологических травм показывают, что причинным фактором, дестабилизирующим сенсорную интеграцию человека и оказывающим непосредственное влияние на зрение и слух, может быть сильный стресс. Когда ребенок чувствует потребность стать сверхбдительным, зрение отзывается на эту потребность усилением периферических областей, так же, как у хищных животных. Это вступает в конфликт с необходимостью близко сводить глаза, чтобы фокусировать внимание на близко расположенном предмете, например на книге в процессе чтения. Когда ребенок пытается удержать этот фокус, то быстро устает. Ребенок может на некоторое время пересилить стремление глазных мышц перейти к периферическому зрению, прищурившись, но это дает лишь краткосрочный эффект.

Если сверхбдительность должна быть обеспечена за счет слуха, мышцы во внутреннем ухе, которые обычно натягивают барабанную перепонку, расслабляются, что сильно затрудняет ребенку внимание к речи. В состоянии стресса организм не имеет времени для такой роскоши и возвращается к слуху, ориентированному на «хруст ветки», когда человек, подобно дикому животному, реагирует с чрезвычайной скоростью только на звуки окружающей среды и предупреждения о любом намеке на опасность. Поскольку слух гораздо быстрее обрабатывает жизненно важную информацию, чем зрение, тело полагается на этот предупреждающий механизм, чтобы выжить, и это сильно мешает слишком напряженным детям обращать внимание на то, что говорит учитель. Они могут на короткое время пересилить эту склонность к поиску опасности при помощи слуха, если поднимут брови. Это приведет к напряжению их барабанных перепонок, и они ненадолго получат возможность воспринимать речь, но это тоже очень утомляет.

Когда слуховой канал подвержен чрезмерному стрессу, это часто влияет и на детский голос. Дети не обращают внимания на собственный голос, поэтому они не могут контролировать громкость и интонацию, с которой говорят. Таких детей учителя всегда просят успокоиться, воспользоваться «внутренним голосом» и говорить более мягко.

Важно понимать, что эти симптомы не обязательно возникают из-за того, что детей плохо воспитывали или умышленно подвергали стрессу в классе. Эта «эпидемия» трудностей в обучении и связанных с ними заболеваниями, такими, как астма, аллергия, мигрень и расстройства пищеварения, указывает на более широкую проблему. Мы должны признать распространенность повышенного уровня стресса в наши дни и понять, что ожидаем слишком большой гибкости от своих детей. Эти условия могут и должны служить напоминанием о том, что нужно вдохнуть больше тепла, спокойствия и социального участия в наши школьные занятия, наши семьи и наше личное общение друг с другом и особенно с нашими детьми.