Глава 11

Я завернул в первое попавшееся тихое местечко — это оказался музей Уоллеса, — чтобы без помехи сложить воедино разрозненные куски головоломки. Усевшись напротив развязно ухмыляющегося «Кавалера» Франса Гальса, я принялся задело. Мозг мой все еще работал вяло. Мой перевод «Деревянного соловья» Бретейля, который я оставил у Мэдж, похищен Сэмми. Нет, не так, Мэдж подарила его Сэмми. Зачем? Чтобы из него сделали фильм. Кто будет делать фильм? Какой-то Г.К., который не знает французского. Вероятно, американец. Что выгадает на этом Сэди? Сэмми продает идею этому янки и заодно продает ему Сэди. А «Баунти — Белфаундер»? Сэди их безбожно надувает. Могут они удержать ее? Видимо, нет, юридически она с ними не связана. А я? Соглашусь я или нет — им что, им лишь бы продать идею этому Г.К. Может быть, Жан-Пьер защитит мои интересы? Нет, куда там. Он потянется за долларами, прямо через мою голову. Да и есть ли у меня какие-нибудь права? Ни малейших. Так на что же я жалуюсь? Украли мою рукопись. Украли? Мэдж показала ее Сэмми, а Сэмми покажет этому Г.К. Украли? А о чем думает Мэдж? Сэмми обманул ее и бросил ради Сэди. Сэмми использует Мэдж, а Сэди использует Сэмми, чтобы отомстить Хьюго и одновременно заработать кучу долларов. Картина стала проясняться. И что хуже всего, ведь из «Деревянного соловья» и в самом деле получится первоклассный фильм. В нем действительно есть для этого все, что нужно. В те далекие дни, когда Мэдж воображала, что сумеет уговорить меня наживать деньги, она сколько раз твердила мне об этом. Бедная Мэдж! Да, она сумела угадать победителя, но выигрыш загребут Сэди и Сэмми.

— Этого я не допущу! — воскликнул я и направился к выходу.

— Очень занимательная история, — сказал Кавалер. — Приветствую ваше решение.

Какое же я принял решение? Единственно возможное — немедля попытаться добыть свою рукопись. Сделав это, я отстою собственные интересы и интересы Хьюго, а главное — подложу свинью Сэди и Сэмми. Кроме того, я выступаю в защиту Мэдж. Где рукопись? На квартире у Сэмми. Где квартира Сэмми? Тот же источник всяческой информации, к которому я уже прибегал, сообщил мне, что Сэмми живет в Челси. Времени терять нельзя, это ясно. Рукописью нужно завладеть до того, как ее увидит Г.К. Судя по тому, что говорила Сэди, они ее еще не перепечатали. Из слов Сэмми можно заключить, что раньше вечера он у себя на квартире не будет. Он сказал, что, по всей вероятности, там никого нет. Я набрал номер квартиры — никто не ответил. Тогда я решил, что мне срочно нужен Финн.

Я позвонил к Дэйву, и через некоторое время Финн отозвался несколько сдавленным голосом. Я выразил свою радость по поводу того, что он не утонул, и сказал, что мне нужно как можно скорее с ним встретиться. Поняв, с кем говорит, он долго ругал меня по-ирландски за то, что я его разбудил. Я его поздравил и спросил, когда он может выйти из дому. Поворчав сколько полагается, он наконец обещал быть на Кингс-роуд примерно через три четверти часа, и в назначенное время встреча состоялась. Было без двадцати три.

На всякий случай я попросил Финна захватить с собой некое приспособление, которое мы называли «чудо-ключ» — несложной конструкции отмычку, совместно спроектированную нами на научной основе. Вас может удивить, что мы с Финном, два ничем не выдающихся и законопослушных гражданина, сочли нужным обзавестись этим орудием. Но мы на опыте убедились, что в таком обществе, как наше, сплошь и рядом оказываешься перед необходимостью проникнуть через запертые двери, от которых не имеешь ключа, просто — как в данном случае — в порядке защиты своих интересов. Да и, наконец, случается иногда забыть дома даже собственный ключ, и нельзя же всякий раз вызывать пожарных.

Мы еще раз удостоверились по телефону, что квартира Сэмми пуста, а затем, уже по дороге, я кратко обрисовал Финну положение вещей. Он так заинтересовался, что забыл про свое плохое настроение. Однако было ясно, что хмель с него еще не соскочил: он слегка косил, как всегда в таких случаях, и на ходу все время встряхивал головой. Я часто спрашивал Финна, почему он с похмелья трясет головой, и он объяснил, что этим отгоняет черные точки, которые мелькают у него перед глазами. Как ни странно, я могу безнаказанно выпить больше, чем Финн с его ирландским воспитанием; впрочем, на этот раз могло случиться и так, что если я, подобно Моржу, проглотил все что мог, то Финн, подобно Плотнику, проглотил больше. Он наделен почти сверхъестественной способностью находить спиртное в любое время дня и ночи. Так или иначе, он был в неважной форме, в то время как я уже чувствовал себя превосходно, только немножко сосало под ложечкой.

Я не обольщался надеждой, что проникнуть к Сэмми будет легко. Человек его склада вполне мог поставить замок с секретом или, еще того чище, сигнал от воров. И жил он в одном из тех роскошных многоквартирных домов, где нашу работу мог прервать швейцар или еще какой-нибудь досужий бездельник. Дойдя до места, я велел Финну обойти здание с другой стороны посмотреть, нет ли там подъезда для поставщиков, на случай если нам помешают, а сам вошел с парадного, зорко высматривая швейцаров. Мы встретились перед дверью Сэмми, на пятом этаже. Финн доложил, что в доме имеется вполне приличный, спокойный подъезд для поставщиков. Я же сообщил ему, что видел только одного швейцара — он сидел в стеклянной клетке у парадного входа и, судя по всему, не собирался оттуда выходить. Финн быстро извлек «чудо-ключ», а я стал на страже в конце коридора. Через две минуты дверь Сэмми бесшумно отворилась, и мы вошли.

Мы оказались в просторной прихожей. Сэмми занимал одну из больших угловых квартир. Попробовали одну дверь — она вела в кухню.

— Обыщем гостиную и его спальню, — сказал я.

— Спальня здесь. — И Финн стал выдвигать ящики. Он умеет брать вещи и класть их на прежнее место быстро и ловко, как рабочий на сдельщине; по его собственному выражению, никакой черт не разберет, что кто-то трогал его вещи, разве что подумает, будто их пошевелило летним ветерком. Оба мы, разумеется, были в перчатках. С минуту я смотрел, как он работает, а потом пошел в другую комнату, по моим расчетам — главную гостиную. И правда, за дверью оказалась большая угловая комната с окнами в двух стенах. Но то, что я в ней увидел, приковало меня к месту.

Я смотрел, смотрел, а потом кликнул Финна:

— Ну-ка, поди сюда!

Он подошел к двери и вскричал:

— Мать пресвятая богородица!

В самой середине комнаты стояла новенькая алюминиевая клетка фута в три высотой и площадью пять футов на пять. А в клетке, тихонько ворча и скосив на нас беспокойный блестящий глаз, лежала огромная черно-рыжая овчарка.

— Она может оттуда выйти? — спросил Финн.

Я приблизился к клетке — собака заворчала громче и в то же время с присущей собакам непоследовательностью энергично забила хвостом.

— Ты с ней поосторожней, еще набросится, — сказал Финн. Он вообще не любитель собак.

Я осмотрел клетку.

— Она не может выйти.

— Ну и слава богу. — Выяснив этот пункт, Финн, видимо, потерял всякий интерес к явлению в целом. — Ты только не дразни ее, а то поднимет вой, еще полиция явится.

Я пригляделся к собаке; у нее была добрая, умная морда, она как будто улыбалась, хотя и ворчала.

— Здорово! — сказал я и просунул руку между прутьями клетки. Собака затихла и быстро облизала мне руку. Я погладил ее по длинному носу.

— Нечего с ней любезничать, — сказал Финн. — Времени у нас в обрез.

Это я знал. Финн вернулся в спальню, я занялся гостиной. Мне очень хотелось найти свою рукопись. Я с восторгом представлял себе, как разъярится Сэмми, обнаружив ее исчезновение. Я перерыл письменный стол и секретер. Потом обыскал шкаф в прихожей. Заглядывал в чемоданы, в портфели, под диванные подушки и за книги, даже обшарил карманы всех пиджаков Сэмми. Мне попалось много интересного, но рукописи не было. Ни следа. Финн тоже ее не нашел. Мы поискали в остальных комнатах, но уже мало надеясь на успех — здесь, как видно, почти не жили.

— Вот черт, — сказал Финн. — Где бы еще поискать?

— У него наверняка есть потайной сейф. — На эту мысль меня навело то обстоятельство, что письменный стол не был заперт. Если я не ошибся в Сэмми, ему было что прятать.

— Допустим, — сказал Финн, — а что толку? Открыть-то мы его все равно не сможем.

Он, конечно, был прав. И все же мы еще раз обошли всю квартиру, выстукивая половицы, заглядывая за картины, удостоверяясь, что не пропустили ни одного ящика или шкафчика.

— Пошли, — сказал Финн. — Хватит. — Мы пробыли здесь уже больше сорока минут.

Я стоял в гостиной и ругался.

— Где-то она должна же быть.

— Правильно, — сказал Финн. — И где есть, там и останется. — Он указал на свои часы.

Все это время собака следила за нами, постукивая о прутья мохнатым хвостом.

— Эх ты, сторож называется! — сказал ей Финн.

Клетка была достаточно высока, чтобы собака могла в ней стоять, но навострить уши ей мешал потолок, сделанный, как и пол, из сплошного алюминия.

— Бедняга! — сказал я. — А в общем, Финн, все это очень странно. В жизни не видел, чтобы собак сажали в клетки, а ты?

— Наверно, она какая-нибудь особенная, — сказал Финн, Я свистнул. Мне сразу вспомнились слова Сэмми насчет новой звезды; и в ту же секунду я узнал собаку.

— Ты смотрел «Месть красного Годфри»? — спросил я Финна. — Или «Потоп и пятеро»?

— Ты что, с ума сошел?

— Или «Ферму мечтателя», или «Розыски в росе»?

— Да что с тобой? — сказал Финн.

— Это же Мистер Марс! — воскликнул я, указывая на собаку. — Это Отважный Мистер Марс, собака-звезда. Неужели не узнаешь? Сэмми, наверно, купил его для нового фильма! — Это открытие так увлекло меня, что я совсем забыл про рукопись. Что может быть интереснее, чем встретить звезду не на экране, а в жизни, а я ведь уже много лет был поклонником Марса.

— Да ну тебя, совсем спятил, — сказал Финн. — Все овчарки одинаковые. Пойдем, пока сам не вернулся.

— Но это же правда Марс! — воскликнул я. — Ты Мистер Марс, да? — спросил я собаку. Она запрыгала и еще пуще завиляла хвостом. — Вот видишь? — сказал я Финну.

— Подумаешь! — фыркнул Финн. — Ты Рин-Тин-Тин, да? — спросил он собаку, и та в ответ забила хвостом еще быстрее.

— А это, по-твоему, что? — спросил я.

По верху клетки шла малозаметная надпись: «Отважный Мистер Марс», а с другой стороны — «Собственность К^o Фантазия-фильм».

— Вот это уже устарело, — сказал я.

— Ладно, не спорю, — сказал Финн. — Я пошел. — И он двинулся к двери.

— Ой, подожди! — крикнул я с такой горячностью, что он остановился.

Меня осенила потрясающая идея. Пока она медленно оформлялась, я сжал руками виски и не отрывал глаз от Мистера Марса, а он раза два ободряюще тявкнул, точно зная, о чем я думаю.

— Финн, — сказал я, — у меня потрясающая идея.

— Что еще? — недоверчиво спросил Финн.

— Мы похитим собаку.

Финн широко раскрыл глаза.

— Какого дьявола?

— Как ты не понимаешь? — закричал я и пустился плясать по комнате, только сейчас оценив всю дерзость и простоту собственного плана. — Мы возьмем его как заложника и потом обменяем на рукопись!

Во взгляде Финна озадаченность сменилась долготерпением. Он прислонился к косяку двери.

— Не пойдут они на это, — заговорил он медленно, как говорят с ребенком или с сумасшедшим. — Да и нам ни к чему. Только наживем неприятностей. И времени нет.

— Я не уйду отсюда с пустыми руками! — заявил я.

Элемент времени, конечно, заслуживал внимания. Но меня так и подмывало ввязаться в эту историю. Почему бы не рискнуть? Позиция Сэмми в отношении моей рукописи по меньшей мере сомнительна, значит, в драку он не полезет. Если б удалось, уведя Марса, поставить его в затруднительное положение или даже убедить, что Марсу грозит опасность, он, возможно, пошел бы на переговоры. В общем, никакого четкого плана у меня не было. Обычно я принимаю решения быстро, интуитивно. Я знал одно: представляется возможность поторговаться, и дурак я буду, если не воспользуюсь ею. Даже если все сведется к тому, что я доставлю Сэмми несколько неприятных минут, и то есть смысл попробовать. Объясняя все это Финну, я уже осматривал клетку — искал, где она открывается. Финн, видя, что меня не отговоришь, пожал плечами и тоже стал осматривать клетку, а Марс, поворачиваясь внутри клетки следом за нами, наблюдал нашу деятельность с явным одобрением.

Загадочная клетка! У нее не было дверцы, не видно было ни замка, ни засова, ни винтика. Прутья плотно входили в пол и в потолок.

— Может быть, одна сторона съемная, — сказал я. Но даже следа каких-либо затворов мы не обнаружили. Вся клетка была гладкая, как обкатанный морем камешек.

— Запаяна наглухо, — сказал Финн.

— Не может быть. Не могли же они так втащить ее на пятый этаж!

— Значит, тут есть какой-нибудь секрет. — Это замечание мало помогло делу. — Будь у нас молоток, да если б знать, где ударить… — продолжал Финн. Но молотка не было. Я постучал по клетке ногой, тоже без всякого толку.

— А если сломать прутья?

— Они крепкие, как лоб самого дьявола, — сказал Финн.

Я пошел в кухню поискать подходящий инструмент, но там не оказалось даже плоскогубцев, не то что лома. Мы попробовали просунуть кочергу, она погнулась, а прутья не подались ни на миллиметр. Я был вне себя. Послать бы Финна за напильником, да время было позднее. Финн посматривал на часы. Я знал, что ему не терпится уйти, но знал и то, что, раз уж мы занялись этим делом, он не бросит меня, пока он мне нужен. Сидя на корточках возле клетки, он, так же как и Марс, смотрел на меня снизу вверх, и во взгляде его светилась доброта, которую он приберегает для трудных минут.

— Всякий раз, как я слышу на лестнице шум, у меня делается сердечный приступ, — сказал Финн.

То же мог сказать о себе и я. И все же я не намерен был уйти без Марса. Я снял перчатки: события вступали в новую фазу.

— Тогда возьмем всю клетку, — сказал я.

— Она не пройдет в дверь. И потом, нас тогда уж наверняка задержат.

— Попробуем. Если не пройдет в дверь, обещаю поставить на этом крест.

— Ничего другого тебе и не останется, — сказал Финн.

Я не сомневался, что клетка пройдет в дверь. Но для этого ее придется поставить набок. А на алюминиевом полу стояла миска с водой.

— Вот тебе и доказательство, — сказал Финн. — Конечно же, ее собирали здесь. Нам ее не вытащить.

Я взял вазу для цветов и, держа ее у самых прутьев, перелил в нее воду из миски. Потом мы стали очень осторожно переваливать клетку набок. Марс, внимательно следивший за нами, заволновался.

— Берегись, — сказал Финн, — как бы он не откусил тебе руку. — Мы все поднимали один край клетки, пока она не легла набок, а Марс в это время скользил вниз, пока не встал на прутья, которые теперь оказались на полу. Он нервно залаял.

— Тихо! — сказал я ему. — Вспомни, в какую переделку ты попал в «Мести красного Годфри», и то все кончилось хорошо!

— Когда мы поднимем клетку, — сказал Финн, — лапы у него попадут между прутьями, он может сломать ногу.

Это была разумная мысль. Мы задумались. Позднее время нас уже не смущало. Теперь мы готовы были, если понадобится, пробыть здесь еще хоть два часа.

— Надо натянуть что-нибудь на прутья. — Я схватил скатерть, запихал ее в клетку и попробовал расправить под ногами у Марса. Но он тут же начал теребить ее и свалял в комок.

— Надо как-то закрепить… — сказал Финн.

— Веревкой.

— Веревка соскользнет. Нужно что-нибудь длинное, чтобы связать концы с той стороны.

Он исчез и через минуту возвратился с простыней. Мы приложили ее к клетке.

— Не сойдется, — сказал Финн.

Я попробовал привязать углы простыни к прутьям, но простыня была туго накрахмалена, и узлы не затягивались. Мы в отчаянии оглядели комнату.

— А если занавеской? — предложил я.

— Стремянку надо, так не снимешь.

— Некогда. — И я силой рванул занавески книзу.

Кронштейны выскочили из стены, и занавески, гремя кольцами, свалились прямо на нас. Мы сняли одну из них с карниза. Она была длиннющая. Мы растянули ее внутри клетки, заставив Марса перебраться на нее. Концов вполне хватало, чтобы связать их под прутьями. Но как их туда просунуть?

— Домкрат нужен, — сказал Финн.

Я взял два стула и поставил их по обе стороны клетки.

— Поднимай, — сказал я.

Но едва клетка отделилась от пола, как лапы Марса проскочили между прутьями, и занавеска скомкалась и повисла. Марс громко залаял. Мы опустили клетку.

Я посмотрел на Финна. Он обливался потом. Финн посмотрел на меня.

— Знаешь, что мне пришло в голову? — сказал он спокойно.

— Что?

— Даже если мы каким-нибудь чудом свяжем занавеску, узел стянет ее в один жгут, так что ему все равно не на чем будет стоять. Ясно?

Все было ясно. Мы задумчиво прислонились каждый к своему концу клетки.

— Может, все-таки лучше веревкой? — начал Финн. — Если взять две веревки, продеть в кольца тут и тут, а потом прорезать две дырки…

— К черту! — крикнул я. — Ничего мы больше не будем пробовать. — И я стал вытаскивать занавеску из-под Марса. Он, не мешкая, ухватил ее конец зубами и не желал выпускать. — Отними у него занавеску, — приказал я Финну.

— Сам отнимай. А я буду тянуть.

Я не без труда разжал Марсу челюсти, и мы вытащили то, что осталось от занавески. И тут я сел на пол и, прислонясь головой к прутьям, истерически расхохотался.

— Мне тоже что-то пришло в голову, — сказал я Финну.

— Что?

— Может быть, она все-таки не пролезет в дверь!

От смеха я еле смог это выговорить. Финн тоже расхохотался, и мы оба легли на пол и хохотали до полного изнеможения.

Потом мы стали искать, где Сэмми держит виски, и, найдя, опрокинули по стаканчику. Финн, судя по всему, был готов продолжать, но я увел его обратно к клетке.

— Давай! — бодро сказал я. — А с лапами своими пусть делает что хочет.

С двух концов мы подняли клетку за прутья. Марс стал было скользить и съезжать вбок, но вскоре выяснилось, что, заботясь о его благополучии, мы недооценили его сообразительность. Поняв, что ему не на чем стоять, кроме как на прутьях, он незамедлительно поджал ноги и разлегся на стенке клетки, не вполне, видимо, довольный своей подстилкой, но невозмутимо спокойный. При виде этого нас опять разобрал такой смех, что пришлось опустить клетку на пол.

— Ради бога! — простонал я наконец, и мы двинулись к двери.

Клетка сама по себе была очень легкая, почти весь вес приходился на Марса, Нести ее было совсем нетрудно. Вдруг я затаил дыхание: клетка зацепилась за косяк.

— Полегче! — предостерег я Финна. Он шел задом, и я увидел, что глаза у него стали круглые, как блюдца. Мы молча повертели ее так и сяк. И вот уже Финн, пятясь, выбрался в прихожую и клетка прошла в дверь, как поршень в цилиндр. Ни полдюйма лишних.

— Ура! — крикнул Финн.

— Погоди, там еще одна дверь.

Мы открыли дверь в коридор. Клетка проскользнула в нее, точно смазанная вазелином. Мы поставили ее на пол и обменялись рукопожатием. Я вернулся в квартиру и бросил прощальный взгляд на гостиную Сэмми; она напоминала поле сражения, но тут уж я ничего не мог поделать.

Я совсем было собрался захлопнуть дверь в квартиру, но Финн меня остановил.

— Слушай, даже если мы выберемся из дома, как ее увезти? Нами полиция заинтересуется.

— Возьмем такси.

— В обыкновенное такси она не влезет. Придется искать со спускным верхом.

— Ну все равно, возьмем грузовое.

— А пока куда мы ее денем?

Я перевел дух.

— В общем, ты прав. Ступай на улицу и приведи растреклятое такси со спускным верхом, или грузовик, или черта в ступе, только не позже чем через десять минут. Если не выйдет, возвращайся, вынесем ее на улицу и будь что будет. Я подожду здесь.

— А может, лучше там? — сказал Финн.

Мы посмотрели друг другу в глаза. Потом подняли клетку и внесли в квартиру Сэмми.

— Я буду ждать в коридоре, — сказал я. — Если появится Сэмми, так я просто уйду. Если ты вернешься и меня нет, будешь знать, что все пропало.

Мы опять обменялись рукопожатием, и Финн ушел. Я стоял в коридоре, кусая ногти и прислушиваясь к каждому шороху. Мысль, что Марс и сейчас еще может ускользнуть у меня между пальцев, приводила меня в неистовство. Я пошел поглядеть на него, поговорил с ним через решетку. Потом нашел у Сэмми на кухне пару свиных котлет и преподнес их Марсу. А потом снова занял свой пост в коридоре.

Минут через пять на лестнице раздались шаги, я приготовился к бегству, но это оказался Финн. Вид у него был поразительно хладнокровный.

— Нашел такси с верхом, — сказал он.

Мы подняли клетку и снова вынесли ее в коридор. Я затворил за собою дверь, и мы направились к лестнице.

— Выйдем с черного хода, — сказал я, — чтобы не мимо швейцара.

— А такси у парадного.

— Ну, значит, пронесем ее кругом снаружи.

Тут Марс выронил котлету, я наступил на нее, и мы чуть не загремели по лестнице. Но мне уже было все равно. Добравшись до нижнего этажа, мы круто свернули к заднему подъезду. Он оказался заперт. Только мы это обнаружили, как чей-то голос за нами крикнул: «Эй!» — и мы подскочили, точно от выстрела. Это был швейцар — толстый, неповоротливый мужчина с упрямым выражением лица.

— Здесь ходу нет, — сказал он.

— Почему? — спросил я.

— Потому что в четыре тридцать закрываем.

— Ну что ж, тогда выйдем там. — В ту минуту я готов был вынести Марса на улицу даже через его труп. — Подымай! — сказал я Финну. Мы подняли клетку.

— Стой! — сказал швейцар и загородил нам дорогу. Рот у него был набит жевательной резинкой.

— Мы спешим, — сказал я ему. — Вперед марш! — Оттолкнув швейцара, мы двинулись к главному подъезду. Через стеклянную дверь мне уже видно было такси и шофера, и казалось — я вижу землю обетованную.

Швейцар обогнал нас и взялся за ручку двери.

— Стой, я кому говорю?

— Я вам сказал, что мы спешим.

— А я должен узнать, что вы делаете и кто вас уполномочил.

— Мы увозим отсюда это животное, — сказал я. — А уполномочил нас мистер Старфилд. Возражения имеются?

Швейцар пожевал свою жвачку и наконец заговорил:

— Возражения? Какие там возражения! Я сам сколько раз говорил мистеру Старфилду — не полагается в этом доме собак держать. А он говорит, это, мол, не простая собака, а ученая. Ученая? — говорю, ну так пусть свою ученость где-нибудь еще показывает, а то, говорю, напущу на вас правление. Я, говорю, сказал вам, что это не полагается. Да если б только захотел, я мог бы вас, говорю, отсюда выселить. И денег мне не предлагайте, ни к чему это. Мне не интересно из-за вас место терять. Я свои обязанности должен выполнять или нет? Я, говорю, не о себе стараюсь. По мне, говорю, хоть собаку держите, хоть женщин приводите. Но раз, говорю, такое правило…

Во время этой тирады мы вынесли Марса на улицу. Шофер, уже опустивший верх такси, помог нам погрузить клетку. Она заняла всю машину — нижнее ее ребро не доставало до полу, другое торчало над спущенным верхом. Бедный Марс снова очутился на своем алюминиевом полу, но, так как пол был наклонен под углом в 45 градусов, несчастный пес съехал на прутья вместе с миской, которая отчаянно гремела, пока мы устанавливали клетку. По счастью, он не переставал со смаком жевать вторую котлету, и это не давало ему лаять.

— Бедняга! — сказал шофер, воспринявший все происходящее весьма философски. — Ему же неудобно. Давайте-ка попробуем так… — И он опять потянулся к клетке.

— Оставьте! — крикнул я. — Так очень хорошо.

— А для вас-то места и не осталось.

— Места сколько угодно. — Я дал швейцару полкроны. Финн сел рядом с шофером, а я залез на клетку и примостился в щели между ней и спинкой переднего сиденья.

— Так не годится, — сказал шофер. — Вы бы лучше…

— Да поезжайте же ради всего святого! — заорал я. Не хватало еще, чтобы у него забарахлил мотор. Но мотор не подвел. Швейцар помахал нам вслед, и мы покатили на Кингс-роуд.

Финн обернулся, и, глядя друг на друга, мы беззвучно рассмеялись долгим смехом, удовлетворенным и торжествующим.

— Куда ехать-то? — спросил шофер, тормозя на углу Кингс-роуд. — Вы ведь не сказали.

— Держите к Фулхему, потом уточним. — Мне вовсе не улыбалось встретиться с машиной Сэмми, когда он будет возвращаться от Сэди. Мы, очевидно, очень бросались в глаза, на нас все оборачивались. — Слушай, — сказал я Финну. — Первым делом надо купить напильник и выпустить пса из клетки.

— Магазины закрыты, — сказал Финн.

— Ничего, откроют. Остановитесь у скобяной лавки, — попросил я шофера.

Тот и бровью не повел. Шофера лондонского такси ничем не удивишь. Он остановился перед скобяной лавкой на Фулхем-Палас-роуд, и мы, немного постучав и немного повздорив, приобрели напильник.

— А теперь, — сказал я, — отвезите нас в какое-нибудь тихое местечко, чтобы можно было спокойно поработать.

Шофер хорошо знал Лондон. Он въехал на заброшенный лесной склад у Хэммерсмитского моста и помог нам сгрузить клетку. Я бы с удовольствием отпустил его, но не был уверен, хватит ли у нас денег ему заплатить. У Финна, как всегда, было при себе три шиллинга и не то восемь, не то десять пенсов. За кого нас принимал шофер — одному богу известно. Что бы он ни думал, вслух он не высказал ничего. Может, он считал, что чем подозрительнее мы себя ведем, тем больше он получит на чай.

Мы стали, чередуясь, работать напильником, но, как ни старались, прошло добрых полчаса, прежде чем Мистер Марс очутился на воле. Прутья не желали сгибаться, даже когда один конец уже был подпилен, так что пришлось перепиливать их в двух местах. Пока мы работали, Марс лизал нам руки и нетерпеливо повизгивал. Он прекрасно понимал, к чему идет дело. Наконец мы вытащили три прута, и не успел третий отвалиться, как Марс уже стал протискиваться в дыру. Я принял огромного, гладкого пса в свои объятия, и через минуту мы все уже носились по складу и под громкий лай и крики восторга праздновали его освобождение.

— Смотри, чтоб не убежал, — сказал Финн.

Мне не верилось, что Марс способен на такую неблагодарность — неужели он нас покинет после всего, что мы для него сделали? — но все же я крикнул: «Сюда!» — и почувствовал облегчение, когда он послушался.

Потом мы стали обсуждать, что делать с клеткой. Финн предложил бросить ее в реку, но я был против. Человек, бросающий что-то в воду, — самое ненавистное зрелище для лондонской полиции. В конце концов мы решили пусть лежит, где лежит. Ведь мы не так уж заботились о том, чтобы замести следы, да и вряд ли это было возможно.

Пока мы разговаривали, шофер задумчиво поглядывал на клетку.

— Ненадежны эти модные замки, — сказал он. — То и дело заедают. — Он просунул руку между прутьями и нажал кнопку на нижней стороне потолка. В ту же секунду одна из стенок откинулась вниз бесшумно и мягко. Это положило конец дискуссии. Мы с Финном воззрились на шофера. Он ответил нам младенчески невинным взглядом. На комментарии мы уже были неспособны.

— Знаешь что? — сказал Финн. — Я устал. Давай зайдем куда-нибудь отдохнуть.

Я отдыхать не собирался, но Финна теперь можно было, пожалуй, отпустить. Мне вдруг захотелось остаться вдвоем с Марсом. Я дал Финну пять шиллингов — все, без чего мог обойтись, — и велел ему ехать в нашем такси на Голдхок-роуд и остальное занять у Дэйва. Ему жаль было покидать меня, и пришлось довольно долго внушать ему, что он исполняет как раз мое желание: Наконец такси уехало, а мы с Мистером Марсом отправились пешком к Хэммерсмитской площади.

Я шел быстро, Марс бежал рядом, и я ликовал. Мы то и дело поглядывали друг на друга, и я чувствовал, что он относится ко мне так же одобрительно, как я к нему. Я был растроган его послушанием. Меня всегда удивляет, когда какое-нибудь живое существо повинуется моему слову. Сейчас кража Марса казалась мне одним из самых вдохновенных поступков в моей жизни. И я уже не думал о том, что буду с ним делать. Я начисто забыл про Сэди и Сэмми. Просто мне было приятно, что столько усилий не пропало даром и Марс со мной. С высоко поднятой головой мы вошли в «Герб Девоншира» на Хэммерсмитской площади.

Марс привлек всеобщее внимание. Кто-то сказал: «Хороша у вас собака!» Я дал заказ и увидел на стойке вечернюю газету. Мне пришло в голову, что сейчас самое время заняться выяснением, кто кроется за буквами Г.К. Заодно, возможно, выяснится и график, по которому работают Сэди и Сэмми. Я стал просматривать газету. Долго искать не пришлось. Один из заголовков гласил: «КИНОМАГНАТ НА БОРТУ „К.Э.“» А ниже стояло: «Голливудский король едет в Британию за новыми идеями». И текст:

Тут по крайней мере загадок не осталось. Интересно, думал я, как Сэди рассчитывает получить доступ к Г.К. и сколько ей потребуется времени, чтобы добиться контракта. Я не сомневался, что она действует наверняка. Вероятно, она успела очаровать «незаметного маленького человечка» во время его предыдущего посещения Англии. Зевать было нельзя. Теперь узнать поточнее, когда прибывает «Элизабет».

Я опять взялся за газету, посмотреть, нет ли там объявления на этот счет, и вдруг в самом низу страницы увидел коротенькую заметку:

Я изучал эту заметку минут десять, пытаясь что-то прочесть между строк. Как и другие поклонники таланта мисс Квентин, я испытывал смешанные чувства. И прежде всего — глубокое облегчение. Несомненно, этот голливудский контракт и есть то предложение, которое она приняла так неохотно. Возможно, она решила, что бегство — единственный способ избавиться от домогательств Хьюго. С другой стороны, я знал, что Анне нелегко будет расстаться с Европой. Что до меня, то раз я ее все равно теряю, так уж лучше пусть она достанется Голливуду, а не Хьюго. Из Голливуда она может вернуться; дай не сказано, что она уже окончательно решила ехать. Зная ее характер, я подозревал, что если б она после серьезных колебаний приняла какое-то твердое решение, то не преминула бы оповестить об этом всех и каждого.

Такова была моя первая реакция. Однако уже через пять минут после того, как главные страхи рассеялись, я уподобился человеку, который, излечившись от лихорадки, обнаруживает, что у него болит зуб; иными словами, до меня дошло, что и новое положение вещей неутешительно. Правда, после свидания с Анной я не испытывал особенно острого желания снова бежать в Речной театр и навязываться ей со своими чувствами. Но я знал, что Анна там, и был уверен, что скоро она меня позовет. Она и позвала, вспомнил я с тоской. И тут мне пришло на ум, что, если выехать немедля, я еще могу застать ее в Париже и отговорить от поездки.

Некоторое время я носился с этой мыслью. Мои мечты нарушил Марс, положив мне на колено сухую тяжелую лапу.

— Да, — сказал я, — о тебе-то я и забыл.

Конечно, Марса можно было просто вернуть Сэмми. Если я не захочу видеть, какое Сэмми сделает лицо, я могу привести Марса в Челси и привязать в коридоре, у двери. Или даже сдать его в полицейский участок. На что мне, в конце концов, «Деревянный соловей»? Ну их к черту, пусть оставляют себе. И тут мне стало казаться, что, выкрав Марса, я совершил невероятную глупость. Не поставь я себя этим в положение виновного, я мог бы разговаривать с ними о рукописи с высоких моральных позиций — у Сэмми, во всяком случае, совесть была нечиста — и выудить из них кучу денег. А теперь эта собака меня же связала. Если бы не она, я мог бы позабыть эту скучную канитель и пуститься в погоню за Анной.

Но, с другой стороны, продолжал я думать, уехать сейчас было бы непростительно. Что необходимо — так это предостеречь Хьюго относительно планов Сэди. Сделать он, вероятно, ничего не сможет, но я не буду знать покоя, пока не сообщу ему свои сведения. И опять же инстинкт, толкнувший меня на борьбу с Сэмми и Сэди, был здоровый инстинкт. Эту пару рептилий ждет сюрприз, а может, и что похуже. Вспоминая о том, как Сэмми обошелся с Мэдж, я только жалел, что не придумал для него еще более чувствительного удара. Оставалось выяснить, какую ценность представляет собой Марс с точки зрения шантажа. Я съел пирог с мясом. Марс тоже. Я посмотрел на часы. Без десяти восемь. Чем скорее я найду Хьюго, тем лучше; и в самом деле, едва передо мной отчетливо возник его грузный медвежий облик, меня охватило сильнейшее желание увидеть его, тем более что я уже чувствовал: какая-то капризная судьба хочет помешать нашей встрече. Мне для души было необходимо найти Хьюго.

Через несколько минут я уже звонил к Ллойду. «Куин Элизабет» прибывает послезавтра. Ну что ж, не так плохо. Потом я позвонил Хьюго домой; никто не ответил. Позвонил на студию — был шанс, что Хьюго еще там. Из студии ответили: да, все еще на местах. Насчет мистера Белфаундера они не уверены. Не так давно его видели, но сейчас он, возможно, уже уехал. Спасибо и на том. Чем черт не шутит — поеду.