Я родилась в то время, когда по всей степи вспыхивали яркие алые пятна цветущих маков. «Это знак судьбы,» — сказал отец, и меня так и назвали — Асиль, цветок мака. Ребенком я была поздним, родители уже оба были немолоды, может, поэтому мне позволялось многое из того, что не дозволено орочьей женщине. А может, потому, что и семья наша была не совсем обычна для нашего племени — жена у отца была только одна, хоть он и мог позволить себе нескольких. Четыре у него и были до того, как он встретился с мамой, но когда она решила остаться в Степи, то стала единственной, поскольку таковым было ее условие. Отец весьма неплохо по орочьим меркам обеспечил своих жен, но полностью из своей жизни никого не вычеркнул. Мои старшие братья часто приезжали к нам, и никому он не отказывал в помощи или совете. Остались ли его бывшие жены в обиде? Возможно, но я об этом ничего не знаю. В нашей семье детей было двое — я и мой старший брат Шуграт.

Моя мать к моменту встречи с отцом была туранской королевой. Гордая и независимая, поначалу она ни в какую не принимала ухаживания со стороны дикого для нее мужчины. Отец не хотел, чтобы его любимая женщина чувствовала себя несчастной, и отправил сообщение тогдашнему туранскому королю Генриху, что тот может получить жену и старшего сына, заплатив за них выкуп. «Королева Инесса и кронпринц Гердер погибли, — гласил ответ. — Мне не нужны самозванцы.» А ведь король точно знал, что это не так — брачная татуировка ему должна была указать на то, что жена жива. Для матери это оказалось ударом, поэтому, когда ей выдалась возможность бежать из Степи в Гарм, она отказалась. «Я умерла для Турана, — решила она. — И для Генриха». Гердер, ее старший сын и мой единоутробный брат, так и не смог ей этого простить. Он посчитал такой поступок предательством по отношению не только к стране, но и к нему лично. Он вернул свое законное место, но с матерью больше никогда не встречался, да и писал ей очень редко, хотя раньше, по ее словам, они были очень близки. Но когда мама направила к нему Шуграта, то Гердер, на тот момент уже туранский король, от брата не отказался, принял его и оказал посильную помощь. Сейчас между нашими народами уже шли переговоры о том, чтобы направить посольства в Туран и Радай.

Брат очень гордился своим городом, хотя мама с усмешкой говорила, что это просто большая деревня и не более. Но все же Радай — первое орочье поселение, и дом наш, пусть его и нельзя было назвать дворцом по человеческим меркам, был довольно велик, и даже имел сад. А в саду был — небывалая роскошь — пруд с рыбками, там любили сидеть в жаркие дни жены моего брата. Было их пока две, но Шуграт останавливаться на таком ничтожном гареме не собирался. У правителя всего должно быть много, считал он. Но собирать абы кого ради количества он не хотел, каждая новая кандидатура внимательно рассматривалась и пока отвергалась, что нас с мамой вполне устраивало. Мне казалось, что и две было много — они и так постоянно ругались между собой, пытались привлечь внимание брата, найти поддержку у нас с мамой. Это все было несколько утомительно.

Отец умер в самом начале строительства орочьего города и не увидел, как мечта сына становится повседневной жизнью. Родители хотели отправить меня учиться магии в одно из учебных заведений человеческих поселений, но смерть отца внесла свои исправления. Шуграт все откладывал и откладывал мою поездку, уверяя, что не может обеспечить безопасность. Это было действительно так — в Степи шли постоянные стычки между разными группами орков, но в последнее время брат подмял под свою руку большую часть, а мелкие племена приутихли и не рисковали с ним связываться — месть приходила незамедлительно и была очень жестокой, такой, чтобы и внуки помнили — Шуграта задевать себе дороже. Мама говорила, чтобы я не волновалась, и утверждала, что часть дисциплин я смогу сдать уже прямо сейчас. Сильная магичка, она занималась со мной очень много. Ей хотелось, чтобы жизнь моя прошла не так, как это принято у орков, у людей все же женщины имели свободы больше, не так были подчинены мужчинам, а магички и вовсе достаточно независимы. Но маки отцвели уже двадцатый раз со дня моего рождения, а Академия была все так же далека, как и желанная свобода. Все мои дни протекали внутри дома. Были они тихими, размеренными и спокойными, наполненными домашними делами и занятиями с мамой.

И сегодня все было как обычно. Ничто не предвещало тех туч, что уже собирались над моей головой, грозя пролиться ливнем с молниями и градом.

— Шуграт, говорят, что скоро приедут люди из Гарма, — мама начала разговор издалека.

— Это так, — важно кивнул он головой. — Мы будем заключать договор. Довольно мы уже повоевали с гармцами. Пришло время торговать.

Но сегодня маму не волновал ни союз с многолетним противником, ни развитие торговли с ним же, хотя в другое время она не преминула бы поговорить с братом об этом.

— Охрана их будет вполне достаточной, чтобы отправить Асиль с ними, не дожидаясь осени. Она сможет пока снять жилье и, возможно, сдать несколько экзаменов.

— Нет, — ответил брат — Асиль никуда не поедет. Я собираюсь выдать ее замуж.

Его слова были столь для меня неожиданны и так резко отличались от того, что он говорил ранее и обещал папе, что я совершенно растерялась и ничего не могла на это сказать.

— Замуж? — возмущенно сказала мама. — Но это прямое нарушение воли твоего умершего отца. Ты не можешь обречь сестру на такое!

— Я не могу позволить ей вести жизнь, которая бы порочила меня как вождя, — надменно сказал Шуграт. — Она, конечно, уже не столь юна, но красива и из хорошего рода. Любой соседний вождь был бы рад взять ее в жены.

— Что ты говоришь, Шуграт? — вознегодовала мама.

— А что такого? Не ты ли сама утверждала, что принцессам следует вступать в брак, скрепляющий союз между странами. Чем моя сестра не принцесса? Вот я и собираюсь скрепить. Сразу после отъезда гармцев отпразднуем свадьбу.

— Что может скрепить шестая или седьмая жена? Да ее просто используют и отбросят.

— Ты же была у отца единственной, вот и научи сестру, как это сделать. Пусть отбросят остальных. А мне нужен верный союзник.

— Шуграт, твой отец меня любил. Я не могу научить этому.

— Асиль красива, — равнодушно сказал брат. — Она сможет заставить себя полюбить. Да ее уже любят столько лет, если так упорно добиваются.

Я слушала его холодные слова, и мне становилось страшно и горько. Я не могла представить свою жизнь такой, как у жен брата, в вечных интригах и скандалах. Да еще и в постоянных переездах с места на место — ведь город у орков пока был только один, остальные, кому не повезло здесь поселиться, так и кочевали по Степи, не задерживаясь нигде надолго.

— Шуграт, я не хочу, — попыталась воззвать я к его сердцу. — Отец мне обещал…

— Асиль, женские желания переменчивы, как весенний ветерок, — ответил он со покровительственной улыбкой. — Сегодня не хочешь, завтра передумаешь. И обещал тебе не я. Не волнуйся, я выбрал тебе хорошего мужа. Он давно к тебе сватался, я все отказывал, но пришло время дать согласие.

Брат говорил, будучи полностью уверенным в своей правоте, он не собирался выполнять просьбу отца. Да и что значит для него слово, сказанное другим человеком женщине? Он уже принял решение. И слышать меня не хотел.

— Гренет? — сухо спросила мама.

— Да, — довольно сказал брат. — Он мне обещал…

— Он много тебе мог обещать, — снисходительно сказала мама, — да только выполнять ничего не будет. Неужели тебя ничему не научила история с твоим советником? Шаграт, что подумают о тебе орки, узнав, что ты нарушил слово отца?

— Слово отца — не мое, — зло сказал брат, который очень не любил вспоминать о своем советнике, чуть не заманившем его в ловушку в не столь далеком прошлом. — Мне нужны союзники. На кого я смогу опереться, как не на мужа сестры?

— У которого еще пятеро жен, и у каждой свои интересы, — насмешливо сказала мама. — Шуграт, опираться надо на собственную семью. Поверь, сестра, как обученная магичка, будет для тебя полезнее. А все эти временные союзы…

— Мама, да зачем нужна эта магия у женщин? — недовольная гримаса брата ясно показала, что он про это думает. — Для Асиль вообще достаточно было бы пары бытовых навыков, да иллюзий. Женщина должна услаждать мужской взор, и этого вполне достаточно.

— Шуграт, твоя сестра обладает хорошим даром, не столь большим, как мои старшие дети, но выше твоего. Преступление хоронить ее в Степи. Она уже сейчас почти состоявшийся маг, — горячо заговорила мама.

— Это решать уже ее мужу, — упрямо сказал брат. — Захочет — вообще заставит антимагические браслеты носить. Не всякому понравится, когда жена может молнией запустить или чем похуже. Нам и шаманства хватает, не нужна нам человеческая магия.

— А что ж ты Гердера именно о магической помощи просить хотел? — ехидно сказала мама.

— Но он же сам меня и убедил, что орочьим вождям этого делать не следует, — невозмутимо сказал Шуграт. — Я с ним согласился. Чем ты сейчас недовольна, мама?

Не будет академии, не будет магии, не будет ничего, кроме Гренета, от которого теперь начнет зависеть моя жизнь. Я хорошо помнила этого орка. Старше брата лет на пять, сухой, поджарый, он напоминал степного волка, хитрого и изворотливого, под шерстью которого скрывались многочисленные шрамы. И мне он совсем не нравился, но не потому, что щеку его уродовал след от магического удара — такими отметинами здесь были украшены многие, они скорее являлись предметом гордости для тех, кому удалось пережить магическую атаку. Нет, мне не нравился его взгляд — грязный, обволакивающий, его звериная хитрость, проскальзывавшая в словах и поступках. Отец никогда ему не доверял, даже, когда они выступали вместе.

— Шуграт, сестра — это не вещь, которой можно расплатиться и забыть, — продолжала взывать к брату мама.

— Я это прекрасно понимаю, — огрызнулся он. — И беспокоюсь исключительно о ее счастье. Женщина должна иметь мужа, который о ней заботится, и детей, которые радуют ее сердце. И дом. Гренет строит свой город. Сестре будет хорошо с ним.

— Шуграт…

— Я сказал. Вы всего лишь женщины и должны подчиняться мужским решениям. Слишком много воли дал вам отец. Но все это закончилось, пора понять.

Он небрежно отстранил мать и ушел. Она стояла, высокомерно вскинув голову, и презрительно смотрела ему вслед, но было видно, что поступок сына ранил ее в самое сердце. Умом я понимала брата. И даже стремление Шуграта, полукровки, быть больше орком, чем чистокровные соплеменники, не отступать ни от каких традиций. Да, все это я понимала. Понимала, но принять такое отношение никак не могла.

— Нужно было нам уезжать сразу после смерти твоего отца, — внезапно сказала мама. — Но я все боялась оставить твоего брата одного. Он был слишком молод и вспыльчив, мог наделать глупостей. Но, к моему огромнейшему сожалению, он все равно их делает, есть я здесь или нет.

— Что же теперь будет со мной? — испуганно спросила я.

— Ты, часом, не хочешь за этого Гренета? — прищурилась мама.

— Нет.

Здесь у меня даже сомнений не было. Меня передергивало только от одного воспоминания о том, кого предназначил мне в мужья Шуграт. Меня всегда удивляла эта вопиющая несправедливость по отношению к орочьим женщинам — у них не было не только права выбора, у них не было вообще никаких прав.

— А что так? Обеспечиваешь себе любящего мужа — он, кстати, еще с твоим отцом договориться пытался — и замечательную компанию из еще пяти жен, если не ошибаюсь. Будет с кем поговорить в свободное время, если оно, конечно, останется после чистки котлов.

В ее словах прозвучала горечь, обычно ей не свойственная, что заставило меня спросить:

— А ты никогда не жалела, что осталась здесь?

— Меня котлы чистить не заставляли, — усмехнулась мама. — Сначала я была на положении почетной пленницы, потом — жены вождя. Для грязной работы находились другие.

— И все же?

— Глупо жалеть о том, чего изменить уже нельзя.

— А если можно было бы, ты ушла бы с Гердером?

— Тогда не было бы вас с братом, — тепло улыбнулась она мне. — От вас бы я ни за что не отказалась. Шуграт, конечно, слишком упрям и своеволен, но он добрый мальчик, хоть и вспыльчивый временами. Да и отец ваш, он был замечательным… — тут, видимо, она решила, что эти воспоминания слишком личные, и замолчала. — Нет, я бы ничего не изменила в своем прошлом. Но к чему говорить об этом? Твое будущее, а не мое прошлое — вот что сейчас важно. Тебе нужно уходить, дорогая, как мне ни больно расставаться с тобой. Пришло время, тянуть больше нельзя.

— Но я не смогу пройти одна через всю степь…

— Тебе и не придется идти одной. Я собиралась отправить тебя с гармцами, так и будет.

— Но Шуграт никогда на это не согласится.

— Если ты собираешься ждать его согласия, то он прав, желая выдать тебя замуж, — холодно сказала мама. — Жизнь такова, что либо ты решаешь сама, либо за тебя решают другие.

— Он просто не позволит мне уйти, — запротестовала я, глубоко уязвленная мамиными словами.

— А мы не будем спрашивать его позволения.

В ее словах звучала сила и уверенность. То, чего так не хватало мне. Я чувствовала себя полуоторвавшимся лепестком под порывами злого ветра — еще немного, и сорвет меня с так хорошо обжитого места и унесет. Но куда?