С тряпкой в руках
Екатерина Грезина
Иностранцы шутят, что заветная мечта русской au pair – приехать в дом одинокого холостяка, и русские готовы жить где угодно, только не в России. Вечера у камина, состоятельный муж, восхищение русских подружек и устроенный быт – предел мечтаний наших девушек о Европе. Гуляя по влажным затуманенным мостовым, разглядывая сказочные фахверковые дома и черепичные башенки, заманчивые витрины со сладостями (настоящее «хюге!»), я понимала их – и? может быть, даже хотела бы того же самого. Лишь одна заноза омрачала мне счастье западной свободы, и имя ей – Макс.
«Не знаю, Катик, почему, но я не страдаю здесь той депрессией, какая у меня была в России – времени на раздумья нет. И я как-то научилась находить счастье в малом. Смотрю сегодня в окно, а там горы, солнышко и снег, и думаю про себя, а когда еще я увижу такое, пусть и с тряпкой в руках! Я почувствовала себя такой счастливой, пылесосила, песни русские распевала! Австрийцы мои уехали куда-то на весь день. Себасти (тот поляк) все скидывает СМС – я не отвечаю, ушла по-английски. Ты правильно говорила – с ненужным надо расставаться сразу и без сожаления. Встречаться ради того, чтобы остаться здесь, не хочу, хоть он и намекает. Я знаю, что такое любовь, и знаю, что она есть, знаешь и ты… И не наивность это, а вера в прекрасное – просто верящих людей очень мало на свете! Но они есть, и мы их обязательно с тобой встретим! А люди, ищущие только материальное, никогда не будут счастливы. Ложные чувства приведут только к потере самих себя. Целую, и знай, что дороже подруги нет на свете… Кому бы я смогла написать всю эту чушь!»
Щелкаю по кнопке «Ответить»: «Привет, вторая половинка моей русской души! Я тоже решила „расстаться“ с Ричардом…»
Вторая половинка моей русской души звалась Аней. Это именно с ней мы, как и тысячи российских девушек, в свое время испытали на себе «преимущества» культурного обмена au pair. Университетская подруга, выпускница иняза, уехала совершенствовать немецкий в Австрию, а я отважно выбрала туманную скандинавскую страну. В загадочной стране Андерсена с ее загадочными обитателями адаптироваться оказалось сложнее – так как ты никогда не знаешь, что происходит в их холодных светловолосых головах. Кто-то из прибывших с нами уходил сразу, кто-то выстаивал, но неизменно мы поддерживали друг друга на поприще прислужничества, в которое европейцы превратили программу. Суровыми датско-австрийскими вечерами нас с Аней спасали обстоятельные и, как мы верили, глубокомысленные, эпистолярные сочинения друг другу.
Сегодня за обедом хозяйка не перемолвилась со мной ни словом (порой они и с мужем проводят весь ланч в тишине). Деловито она резала кружочками банан, намазывала на черный хлеб масло и накладывала банан на бутерброд. Если у нее кризис среднего возраста, то почему он начался именно в то время, когда приехала я?
– Какой интересный бутерброд! Это вкусно? – я рискнула первой.
– Угу.
– Необычное сочетание.
– Ммм.
– Мы так не едим, надо попробовать.
– А Нильса не будет сегодня?
– Угу.
– Хэлена, что-то не так? Я сделала что-то неправильно?
– Ты протирала пыль с голубого стола? – наконец, её прорвало.
– Конечно.
– Пойдем за мной!
Я смотрела на совершенно чистый, еще пахнущий мылом стол и не соображала, что же не так. Хозяйка согнулаcь под столом в позе, которой позавидовали бы тибетские йоги, и провела пальцем по внутренней стороне ножки, оставляя чуть заметный след.
– Поняла, сейчас протру, – вздохнула я.
– И еще, когда ты моешь пол или стираешь пыль, будь добра, ставь предметы так, как они стояли до этого! И снимай стулья со стола!
Я набрала в легкие воздуха. Раз-два-три…
– И еще: каким средством ты протирала вчера раковину?
– Тем, в голубой бутылке.
– Надо мыть, которым в белой, – неделю назад она твердила, что в голубой.
И я, ненавидя себя до последнего сантиметра, побрела исполнять ее приказания. «Что я здесь делаю, в этой чужой стране с этими чужими людьми? Почему я еще здесь?» – мучал меня глубокий экзистенциальный вопрос, на который я пока не находила ответа. Для чего-то же я решилась на это отважное приключение. Какой-то из этого должен быть толк?
За полдником я недосчиталась одной тарелки. Стульев тоже было только восемь.
– Клаус придет? – спросила я у хозяйки.
– Да.
Значит, в списке гостей нет меня.
Для этих людей меня просто не существует. Это еще хуже, чем экзистенциальный кризис: когда ты точно знаешь, что ты есть, но другие постоянно заставляют тебя в этом сомневаться.
Нильс умеет кричать
«Гольф» Нильса глох уже второй раз.
– Ты действительно хочешь, чтобы я отвезла тебя домой?
– Кейт, у тебя же есть права – в чем дело? – Нильс требовал отвезти его домой из летнего домика за городом на ферму. Хозяин слегка выпил, и его, вероятно, тянуло на подвиги.
Я повернула ключ зажигания.
– Я давно не водила.
– Ну и что, у тебя же есть права!
– Да… Но практики было немного.
Я решила не рассказывать, что обычно в России сначала получают права, а потом учатся водить.
– Если научилась один раз, уже не забудешь. Так что поехали.
Два раза меня отправляли с экзамена, хотя теорию сдала сразу. На третью попытку экзаменатор выпустил в меня весь пар от первых трех соискателей «Была бы моя воля, выгнал бы вас всех к чертовой матери!» Я оправдывалась, что права нужны за границу – для корочки. Мужичок, закрутив ус, произнес: «Ну, немцев-то подави, подави, им полезно!» и вывел «зачтено» в экзаменационный лист. В тот вечер мы обмывали права. Кто-то орал во все горло: «Катька, я теперь вообще не буду через дорогу переходить!»
Нильс так легкомысленно отнесся к моим предупреждениям, потому что в Европе (не только в Дании) процедура получения водительского удостоверения дорогостояща и утомительна. За один час вождения иностранцы платят порядка 25—50 евро, и пока не научатся ездить (хорошо ездить), права им никто не даст! Даже по великому знакомству. Нильс с упоением рассказывал, как в Дании водители уважают друг друга и как просто здесь ездить. Не то что, например, в Испании, где в багажник его датского соседа, остановившегося на желтом светофоре, втреснулись 20 машин. Датчане предельно осторожны на дорогах, потому что ремонтировать свои автомобили стоит здесь – и это не выдумка – порой скандинавского месячного заработка…
Наконец-то вырулила из ворот. И, кажется, благополучно. Ну, Нильс, прокачу тебя с ветерком!
– Что? – он странно поглядывал на мой свитер с дырочками и краснел. Я заранее продумывала алгоритм действий, если он положит руку мне на коленку.
– Получается, говорю! – я была в восторге.
Мы ехали по узкой проселочной дороге вдоль леса.
– Теперь сюда сверни!
Меня удивила доверчивость, с которой Нильс сел со мной за руль. Он даже не боится за старый «фольксваген», который здесь стоит в два раза дороже, чем во всех нормальных странах? Вот что значит – датская вера в систему.
– Теперь сюда.
– Понятно.
– Третью переключай.
– Ок.
Я развила скорость до девяноста. После четырех вечера на дорогах практически нет машин, а после семи – и вовсе. Типично датская особенность. Сейчас шестнадцать тридцать. Небо намекало на ночь. Проезжая мимо соседней деревни, я не увидела на улице ни души. В России в это время все только начинается… Мои философские раздумья прервал Нильс:
– Кейт, что ты делаешь! Поворачивай! Скорость сбавь, говорю! Скорость! Ру-уль!
В тот вечер я поняла, что Нильс умеет кричать. Красные придорожные столбики отскакивали из-под колес, как дрова из-под топора дровосека. Он дернул ручник – машина остановилась посреди кустов, поддев странный зеленый ящик. Хозяин пулей вылетел из «фольксвагена» – я приходила в себя.
– Вон из машины! – думает, он один испугался?
Зеленый ящик оказался электрогенератором с кучей проводов внутри… Он проверил, все ли в порядке, прыгнул за руль, и мы, озираясь по сторонам, уехали.
– Нильс, ты сердишься на меня?
Он не улыбался.
– Не сержусь, но про машину забудь.
Утром хозяин первый сказал мне «Привет!» – я заметила, он не мог смотреть на меня без улыбки: «Ну что, продолжим уроки? Машина Хэлены еще цела!» Я сама предложила оставить мою зарплату на ремонт «гольфа». Он обещал подумать, чем только добавил головной боли.
