Эпилог

Людмилу освободили по УДО на год раньше.

Дина бежала по дорожке к полянке у дома. Там Вита обнимала огромную голову Лорда и что-то ему говорила. Он смотрел на ребенка очень внимательно, нюхал личико, ручки. Неподалеку крутился Клякса, как всегда, соблюдая дистанцию по отношению к Лорду.

Но все казалось ему настолько веселым, что он стал бегать за собственным хвостом. Дина потрепала голову Лорда, погладила Кляксу. Потом опустилась на колени перед Витой. Девочка крепко обняла ее за шею и даже закрыла от наслаждения глаза.

Дина тоже на секунду прикрыла глаза. Потом встала, показала на свои свертки.

– Чего я только не накупила, девочка. Я была в вашей квартире, там очень хорошо убрали, пришли коллеги твоей мамы. Теперь они и твои коллеги. Я купила вам очень красивое постельное белье – большой комплект для нее, и маленький, на твою кроватку, но одинакового цвета. Такого… Цвета светлой травы, и по несколько подснежников на всем. Ей набор разноцветных махровых халатов. Семь – на каждый день другой, представляешь? И тебе такие халатики и пижамки. Тебе больше. Вообще не считала, брала все, что тебе понравится. И, конечно, нарядное платье тебе. Вообще что-то невероятное. Даже не привезла, оставила там в коробке. И подарок. Так удачно получилось: мама возвращается в твой день рождения. Ты рада?

– Да, – улыбнулась девочка. – Я очень рада. Я только думаю, а как Лорд, Клякса и дядя Саша будут без тебя? Или они поедут с нами?

– Мы поедем туда вдвоем, Вита. А вечером я вернусь к дяде Саше и собакам. Они без меня действительно не могут. А ты останешься со своей мамой, мы ее ждем два года! Ты за это время стала совсем большой девочкой. Тебе завтра исполнится пять лет. И ты, конечно, уже все понимаешь. Мы это обсуждали. Я всегда буду рядом с тобой. Ты только позвонишь – и я отовсюду тут же к тебе примчусь. Как «сивка-бурка, вещая каурка», помнишь?

– Да, – упавшим голосом сказала Вита.

– Знаешь, сначала любые перемены кажутся трудными, потом понимаешь, что они к лучшему, особенно когда тебе всего пять лет.

Дина опять опустилась перед Витой на колени, опять прижала к себе.

– Мы сейчас позвоним твоей маме. Мы же теперь можем ей звонить!

На аллее за кустами стоял Александр в рабочей одежде, в которой он убирал сад, смотрел на эту сцену неподвижно и печально. Он, как и Вита, сомневался в том, что любые перемены к лучшему. За эти два года Дина не просто поставила ребенка на ноги, она не «воспитывает» ее в прямом смысле, она открывает в ней для нее лучшее, помогает стать откровенным, эмоциональным, сопереживающим и гуманным человеком. В ее пять лет. Людмила, конечно, очень любит дочь. Но она совсем другой человек. Замкнутый и, как ни крути, склонный к мстительности, агрессии. Конечно, она не будет обижать девочку, конечно, и у таких людей растут прекрасные дети. Она – очень порядочный в делах человек, не воровка, не жлобиха, справедливая. Но она другая! А у Виты уже есть материал для сравнения. Если у нее не получится сделать себя жесткой, умеющей забывать, она может быть несчастна… Они, возможно, тоже.

Дина уже набирала номер.

– Людмила, привет. Мы все в ожидании. Готовимся отмечать Виточкин день рождения и твое возвращение. Накупила я вам такого… Тебе понравится. Там девочки из лавки навели красоту. И продолжают наводить. Они всего и наготовят. Ты собралась? Отлично! Даю трубку Вите.

– Мама, здравствуй… Да, очень ждем. И Лорд, и Клякса ждут. И дядя Саша. Только ему Дина не купила красивый халат, как нам с тобой. Нам – одинаковые. Да… Я хочу путешествовать. Мы купим дом в Италии? Я знаю, где это. Дина мне показывала на карте. Там очень красиво, я видела на картинках в интернете. Да. Я очень рада… Дина… Нет, не поедет с нами? Ну да, она сказала, что всегда будет приезжать по звонку. Хорошо, когда приедешь, договорим. Мы тебя обнимаем крепко-крепко.

Девочка отдала Дине телефон.

– Мама хочет нам купить дом в Италии, чтобы мы с ней там жили.

– Какая прекрасная мысль! Ты же знаешь, что это чудесная страна. Там тепло, красиво, весело…

– Дина, ты туда не сможешь приехать, как только я позвоню. Я видела по карте. Это далеко. А меня не пустят одну к тебе приехать. Мне так не нужно. Я не могу сказать маме, но мне не нужно.

Ужас у ребенка в глазах, слезы. Наверное, Людмила поспешила ей сказать. Надо было подготовить. Но ведь ей нужно сразу решить их драматичную, если не закрывать глаза на правду, ситуацию. Дина судорожно пыталась что-то придумать, какой-то невероятный выход. Она действительно практически невыездная из-за Лорда. И работа, все теперь так сложно без Артема. Александр в своих делах, не всегда может подменить ее дома, у него часто поездки, командировки. По звонку она сразу точно не явится.

Но ребенок есть ребенок. За эти годы Дина так научилась понимать Виту, так приспособилась заполнять чем-то ее страшные воспоминания, отгонять ее грусть… Через полчаса в саду опять звучал детский смех, суетился Клякса, улыбался Лорд. Александр пошел переодеваться к обеду.

– В кухню женщинам, детям и собакам – вход запрещен, – заявил он. – Я приготовил сегодня настоящий обед. Какой может приготовить только настоящий мужчина. Раньше не нюхать, не хватать, не пробовать!

– Ой! – захлопала в ладони Вита. – Дядя Саша так вкусно делает обед. Дина, не обижайся, но у него получается лучше.

– Это потому, что он не думает постоянно, что кому можно, что не очень. Но один раз можно всем. Я и сама люблю его обеды.

Вкусный обед с аппетитом ела только Вита. И собаки – тот же обед, но в своих мисках на полу.

Людмила уже собралась, со всеми попрощалась. Покурила под лестницей. Затем почистила зубы в туалете, чтобы запаха не было. Потом набрала номер Дины.

– Диночка, это опять я. Слушай, меня тут что-то прихватило… Да нет, ничего страшного, я же в медпункте работаю. Но завтра не приеду. Дай трубку Вите, пожалуйста.

– Доченька, – услышала девочка. – Я вдруг заболела. Приезд отменяется. Я заранее тебя поздравляю с днем рождения, думала, подарок уже в Москве куплю. Ну, потом… Хочу только сказать тебе. Помнишь, как ты ко мне первый раз пришла в тюрьму? На своих ножках, держалась за юбку Дины, улыбалась. Я подумала, вот оно, счастье. Ты – мое счастье. Запомни, что скажу. Если вдруг что-то случится, так и держись за Дину. Хотя это тебе и так понятно… Целую, я всегда буду с тобой.

Потом Людмила вошла в раздевалку медпункта, достала из своего шкафчика белый халат и косынку, переоделась, вошла в кабинет старшей сестры.

– Ой, Люда, – обрадовалась та. – Ты еще не уехала! Вот спасибо, что зашла. Подмени на часок. Я схожу домой – поем и детей покормлю. Замену тебе не нашла пока. Трудно, знаешь, найти такую…

Людмила улыбнулась, подождала, пока она уйдет, нашла на столике с лекарствами и шприцами самый большой шприц – двадцать миллилитров, и легла на топчан, покрытый белой простыней. Она закатала рукав на левой руке и точно, безошибочно ввела иголку в вену, неторопливо выпустив в нее весь воздух.

Она умирала, когда вернулась сестра. Та в ужасе смотрела на нее и на шприц.

– Напиши, что сердце. Или тромб. От счастья. Шприц выкинь. Это не определяется, ты знаешь. Я ведь на самом деле от счастья. Спасибо тебе за все, – успела сказать Люда.

Нина Васильевна, мать Дениса, постучала в кабинет Славы Земцова, затем робко вошла. Ее ждали не только Слава, но и эксперт Масленников. Они встали, пожали ей руку, Масленников быстро и цепко взглянул на ее лицо, отвел глаза. Осталось три месяца максимум…

– Как съездили? – спросил Слава.

– Да вот хотела, чтобы вы мне растолковали, как на самом деле. У Дениски ничего не поймешь. Он говорит: «Все нормально, хорошо». Но там не хорошо. Он похудел. То, что я привезла, ел с жадностью. Голодный он там. Но дали ему ноутбук. И он от него не отрывается вообще. Мы толком ни о чем и не поговорили… И я ему ничего не сказала о себе. Что с ним будет, когда он останется один на свете за этими решетками… – Она прижала платок ко рту.

– Нина Васильевна, – сказал Масленников. – Как вы помните, я на суде дал слово, что беру на себя контроль. Слава тоже взял на себя контроль. Журналистка Дина Марсель – тоже. Мы слово держим. И сейчас я перед вами отчитаюсь. Денис сказал вам правду: и нормально, и хорошо. Вот в таких тяжелых условиях. Но вы же знаете, что он у вас необыкновенный человек. У него такие вообще дела… В его записках и расчетах я обнаружил совершенно неожиданную вещь. Он ищет способ борьбы с раковыми клетками, такой метод, который не убивал бы и здоровые клетки, что, к сожалению, происходит при нынешнем лечении. Там такие неожиданные мысли для мальчика, который закончил только школу… В общем, сейчас я занимаюсь его зачислением на заочное отделение мединститута, в котором я заведую кафедрой. Я – не онколог, не могу даже по-настоящему оценить ценность его работы. Собственно, работы еще нет, это наброски. Но серьезные онкологи разных стран очень заинтересовались. И мой контроль теперь касается и его авторства. Грубо говоря, чтобы никто не украл идеи.

– Дениска хочет рак победить? – Нина Васильевна вытерла ладонью глаза. – Значит, победит. У него все получается. И сколько он будет это придумывать?

– Это зависит теперь далеко не только от него. Нужна площадка и люди. Серьезная лаборатория, люди разного профиля, самое современное оборудование. Скажу честно, сомневаюсь, чтобы в ближайшие годы мы могли найти на это финансирование. Но ученые Японии, Израиля, Нидерландов готовы предоставить ему возможность хоть сейчас. Проблема…

– Восемь лет ему еще сидеть…

– Да. Но не думаю, что столько придется сидеть. Как только работа его будет закончена на доэкспериментальном уровне, то есть изложена теоретическая часть, появятся варианты. Его могут обменять, выкупить, могут и освободить в связи с особой важностью исследований, что он проводит… Адвокат над этим работает.

– И сколько ему дописывать?

– Возможно, год.

– Жалко, что у меня нет столько времени.

– Очень жаль, – сказал Александр Васильевич. – Но… Знаете, я никогда не делаю прогнозов на будущее. Не гадалка, а совсем наоборот. Но в вашей невероятной ситуации я этот прогноз сделаю. Пройдет несколько лет, и ваш сын, Нина Васильевна, станет известным и состоятельным человеком. А затем он спасет миллионы людей, скорее всего.

– Масленников еще ни разу в жизни не ошибся, – пробормотал Земцов. – Можете ему поверить.

Женщина встала и вздохнула полной грудью. Она улыбнулась.

– Я знала это всегда. Конечно, только так… Когда будете ему сообщать про меня, потом… Скажите, что я все знала и была очень счастлива.

– Ох, елки, – вытер мокрый лоб Земцов, когда мать Дениса вышла. – Как-то меня вся эта история расцарапала, что ли.

– Я сказал ей правду, – произнес Масленников.

– Я знаю.

Нину Васильевну привез в квартиру Дениса водитель отдела Земцова. Она вошла в крошечную, уже очищенную до блеска квартирку, подошла к сверкающему окну, протянула руки вверх, к этим темнеющим небесным волнам.

– Спасибо, – сказала она им. – Не бросайте моего сына.

И тут, как подлый садист-убийца, напала на нее боль. Ее страшная, невыносимая боль. Она на четвереньках доползла до сумки, где лежали пять таблеток, которые ей выписывали после оформления каких-то дурацких бумаг, сидения в очередях, когда она изо всех сил старалась не потерять сознания. Она проглотила две. Подумала: «Хорошо, что не у Дениски. Хорошо, что это скоро кончится».

Когда боль стала тупой, а голова тяжелой, вдруг позвонил стационарный телефон. Нина Васильевна подумала, что это хозяйка, она ей по-прежнему платила за квартиру. И не узнала голоса. Вообще ничего сначала не поняла.

– Это мама Дениса? – раздался женский, какой-то слишком громкий голос.

– Кто спрашивает?

– Вы меня видели. Я на суд приходила. Аня Синицына я. Помните, я говорила, что это я его посылала убить? А мне не поверили.

– Помню.

– Я знаю, что вы к Дэну ездили. Я туда иногда звоню. Нет, не Денису, одному козлу. Он мне говорит про Дэна, я ему деньги на телефон кидаю. Как Денис?

– Хорошо, Аня. Все у него нормально. Он много работает. Ты меня извини, но я очень устала, плохо себя чувствую.

– Поняла. Я просто хочу сказать. Вы меня простите за все. За такое… Я правду говорила. Он ни при чем.

– Конечно, правду. Бог простит, Аня.

Анна вышла из такси у лавки восточных деликатесов, вошла и остановилась в изумлении на пороге. По центру зала стоял большой портрет Людмилы, перед ним гора темно-красных роз.

– Что это, Коля? – спросила она у охранника. – Я приехала, потому что Люда вроде сегодня возвращается.

– Беда у нас, Аня. Девочки расскажут. Мне нужно смотреть, чтобы только приличные люди сегодня приходили. Помянем коллективом, когда гости разойдутся.

В зале к Ане подошла самая симпатичная и улыбчивая официантка Людмилы. Она не улыбалась, на лице были только потрясение и горечь.

– Вот такие дела у нас. Не приедет больше никогда Людмила. Она умерла, собираясь домой. Сказали, сердце. Просто не выдержала счастья.

– Как такое может быть? Что это за ужас? Принеси мне чего-нибудь выпить…

Аня выпила чашечку саке, съела несколько ложек мороженого. Встала и подошла к портрету Людмилы.

– Ты что? – спросила она у него. – От какого такого счастья ты умерла? Так не бывает!

Потом повернулась к печальному менеджеру и требовательно заявила:

– Вы что тут устроили. Людмила – моя подруга. Я не позволю, чтобы в день ее смерти вокруг ее портрета ходили какие-то привидения. Она смотрит на ваши кислые рожи. Она для меня шоу собиралась ставить. Позови гитариста.

…Удивительная получилась сцена. На подиуме танцевала и пела Аня под музыку «Девушки из Нагасаки». Тонкая, длинноногая, какая-то нереальная, тающая в музыке фигурка. Она танцевала очень хорошо, а пела голосом низким и хрипловатым, как будто он треснул от слезы: «У ней такая маленькая грудь, а губы алые, как маки… Уходит капитан в далекий путь и любит девушку из Нагасаки»…

Все гости перестали есть, смотрели и слушали очень серьезно, сотрудники стояли замерев, женщины всхлипывали.

Аня замолчала, посмотрела в зал, на приличных гостей, отобранных Колей. И сразу увидела широкое, усатое лицо режиссера Никиты. Когда она шла к нему, Никита уже открывал рот, чтобы что-то ей приятное сказать. Но не успел. Аня взяла широкую пиалу с саке и нашлепнула на его физиономию. Получилось как раз по размеру и форме. Как в песочнице…

– Я помянула тебя, Люда, – крикнула она портрету и вышла из зала.

– Класс, – сказал ей охранник. – Так еще никого не поминали.

Дина горько плакала в ночном саду. Ушла, чтобы ее плача не слышали ни ребенок, ни собаки. Когда горячие руки Александра притянули ее за плечи, сказала:

– Люда… Ты же понимаешь, что это?

– Да, – ответил он. – Понимаю. Мне очень больно, потому что окончательно убедился в том, какой это сильный, страстный, целеустремленный человек. Заметь, я не говорю «была», она осталась в нашей Виточке. И вот о чем я думаю с тех пор, как пришла эта весть. Жизнь Людмилы, нам ведь пришлось ее в подробностях узнать, – это борьба: война, страсти, отчаянные поступки, преодоления. И любовь. Она любила Вадима, она очень любит свою дочь. И кусочек счастья, которое она действительно узнала благодаря тому, что ты нашла ее ребенка, боролась за то, чтобы девочка вернулась к матери. Хотя любишь Виту не меньше, я-то знаю. Все это было в степени такого напряжения и потрясения… Людмила пришла к выводу, что исчерпала свой жизненный ресурс. И да, это правда, то, что она в последней фразе сказала о счастье. Для такого человека логично все оборвать на этой ноте. И еще – это великое доверие к тебе, Дина, Людмила признала тебя матерью своего ребенка.

– Ох, – задохнулась Дина. – Я – мать. Как-то так получилось, что я тоже родила нашу девочку.

– Был счастлив присутствовать при родах, – серьезно произнес Александр.

КОНЕЦ