Посреди дня у лавки японских деликатесов в тихом центре случилось ЧП. Немногочисленные прохожие застыли, приоткрыв рты. Прелестное качество российского прохожего, независимо от возраста, пола, образования – он вдохновенный зевака. Люди, бредущие, как правило, довольно угрюмо, люди, которые могут обойти лежащего на дороге человека, потому что своих проблем хватает, – они, как заколдованные, уставятся на любую заварушку. Как будто у всех в детстве плохие ребята отбирали мячики.

А дело было в следующем. Приличный серебристый «Лендкрузер» влетел на большой скорости в переулок и стал себя «выравнивать» зигзагами. В результате он чуть не задавил сотрудника ДПС, который просто задумчиво смотрел на лавку, видимо решая, не пора ли ему перекусить. Мужчина успел отпрыгнуть и быстро позвонил на ближайший пост. Машина, фыркая, буксовала в сугробе на обочине: только что проехал снегоочистительный комбайн. Тут подоспел наряд, выскочили четыре человека. Окружили «ленд», стали требовать от водителя, чтобы вышел. Публика забыла про свои проблемы, дела и ждала развязки. Водитель не выходил. В окно ему стали стучать полицейскими дубинками, два человека полезли в кобуру. В это время машина резко дала задний ход и сбила с ног двух приехавших сотрудников. Первый, тот, который вызвал наряд, завопил:

– Ребята, да стреляйте на поражение. Не видите, это же бандит! И машина, конечно, угнанная!

Сбитых полицейских уцелевшие отнесли в безопасное место, попросили первого вызвать «Скорую» и пошли уже с пистолетами на весу…

Тут-то дверь машины и открылась. Медленно вышла женщина в длинной норковой шубе.

– Елки! – завопил тот, который собирался войти в лавку. – Так это ж хозяйка! Е-мое! Что делается-то!

Людмила посмотрела спокойно в два направленных на нее дула как в глаза знакомому, но неинтересному человеку, потом по очереди в лица всех полицейских и поставила удобнее, устойчивее ноги. Плясали эти лица и дула вокруг ее головы. Пьяна она была смертельно. Публика не успела перевести дыхание и оправиться от потрясения, как началось самое интересное.

Двое полицейских, вернув пистолеты в кобуру, спокойно подошли к респектабельной хозяйке всем известного заведения. Аккуратно взяли ее под локти. Тем более что она явно нуждалась в поддержке: запах алкоголя не оставлял сомнений. И тут… состоялось избиение младенцев. Дама так профессионально работала руками и ногами, что в течение минут мощные, одетые в свои непробиваемые костюмы мужики лежали на земле, а она все норовила поставить печать каблука на их лица. Бледные, перепуганные лица. Вот что значит эффект неожиданности. Все расслабились, как у тещи в гостях. Их счастье, что дама была не на шпильках: только поэтому они остались с глазами. Какой-то радостный парень из толпы зрителей практически влез между ними, снимая все на видео. Время такое: не снял, считай, пропустил удовольствие.

У поворота показались машины «Скорой» и «Газель» с ОМОНом.

Людмила успокоилась, отошла в сторонку и стала тщательно вытирать свои белые сапоги белым с вышитой розочкой носовым платком, в который она набирала снег.

Когда к ней подошла едва ли не армия, она просияла улыбкой и отдала честь.

– Задание выполнено, граждане начальники. Враг всмятку.

Вечером Аня, в волнении, смятении, растерянности, металась между шкафом и кроватью, где разложила свои тряпки. Прикладывала к себе то одну, то другую… Бросалась к туалетному столу перекрашивать глаза и губы. Потом стояла, выпав из суеты, неподвижно, с усталыми и нерадостными глазами. Она собиралась к Артему. Ему глубоко плевать, что она наденет. Как она накрасится. Он просто не заметит. Почему он ее сегодня вызвал сам? Обычно она звонит. Почему-то его звонок не казался ей знаком надежды. Что-то совсем нехорошее было в этом звонке.

И тут ей позвонила Людмила. Спокойным голосом спросила:

– Ты дома?

– Да. Собираюсь.

– К нему?

– Да.

– Слушай, я тебе на всякий случай звоню. Не получится – забудь. Но вдруг успеешь заскочить в какой-то супермаркет… Купи мне трусы и полотенце. И мыло. Да, и зубную пасту. На всякий случай всего по несколько штук.

– Люда, конечно, не вопрос, у меня еще минимум два часа… Но я не понимаю…

– В СИЗО я. Начудила немного по пьяни.

– Ой.

– Ладно, не реагируй. Короче, похоже, придется тут заночевать. Есть жертвы. Не пугайся, не мертвые. Но при исполнении. Запиши адрес. Наверное, тебя не пустят. Но сержант выйдет, все возьмет. Вот он тут со мной, как мой сурок. Они считают, что я опасная.

– Но… Люда, надо кому-то звонить. Они ночью…

– Не! Насиловать меня не будут. Я просила – отказались. Пугаются. Сидят такие здоровенные мужики… Ничего попались вообще-то. Бывают хуже. Да, если пожрать привезешь, тоже хорошо. Пирожки или пиццу.

– Мне дурно, Люда.

– Хорошо тебе живется, если от такой ерунды дурно. Давай. Спасибо, подруга. У меня сейчас телефон отберут, наверное.

– Ты звони, если еще что-то понадобится.

– Нет, не понадобится. Мне объяснили, что в этот дикарский мир пришла цивилизация. Если у меня есть деньги на карте, могу заказывать себе хоть продукты из своей лавки, хоть «Плейбой», хоть трусы от Диора.

…Ночью в камере на сорок человек от чужого храпа, стона, кашля Людмила не слышала своего дыхания. Ей дали матрас, который поместился только между ножками стола. И легла она между этими ножками, как между колоннами дворца: все же не впритык к чужому телу, не вповалку с другими. И не было ей плохо. Не было мрака и одиночества. Она даже коротко уснула, проснулась… Какие дела! Она проснулась от того, что слезы заливали лицо, грудь, тощую подушку, они немного тушили ее вечный пожар. Жизнь ее, наверное, была бы совсем другой, если бы она умела плакать раньше. Боже, бывает же такое счастье: обугленная душа ожила настолько, что сразу захотела умереть, ведь такого облегчения ей больше не узнать…

«Вита, – вдруг выдохнула душа, утолившая жажду, – Виточка. Я все сделаю сейчас для тебя. Я сделаю все, чтобы меня тут на куски порвали, в канаву зарыли. Больше, девочка, я ничего не могу».