Глава 32

— С каких это пор при допросе присутствуют посторонние? — надменно спросила инора и окинула крайне неприязненным взглядом всех вошедших, особенно задержавшись на мне.

— Мы не посторонние, — воинственно сказала тетя. — Вы хотели убить мою племянницу и должны за это ответить.

Инора неприятно искривила в улыбке тонкие бесцветные губы.

— За что мне ее убивать? За хамство? Тогда бы половину города пришлось уничтожить, а то и более.

— Я вам не хамила, инора, — оскорбленно сказала я.

— И вы хамили, и ваша… тетя, — отрезала эта неприятная личность. — Да еще и с кремом надули.

— Неправда! — возмутилась тетя Маргарета. — Я никогда не обманываю своих клиенток.

— Дамы, — вмешался следователь, — вы мешаете работать. У иноры Шварц не было причины убивать вашу племянницу. К этому времени вам должны были сообщить, что произошедшее — ошибка. Метились в преступника, но он успел скрыться в портале.

— В таком случае инора находилась под воздействием замедляющего заклинания, — не удержалась я, — так как молния ее прилетела много позднее, чем телепорт закрылся.

— Ты не только хамка, но еще и врунья, маленькая дрянь! — процедила инора и повернулась к следователю. — Выставьте наконец эту компанию из своего кабинета. Не желаю выслушивать оскорбления от этих лживых торгашек.

— Врете вы, — твердо сказала я.

Она не обернулась, лишь выше вздернула голову.

— Что вы там вообще делали, инора Шварц? — вдруг спросил Рудольф, молчавший до этого. — Что вы делали в месте, где шла наша операция? Вы о ней даже знать не должны были.

— Инора Шварц? — переспросила я, только сейчас заметив, как к ней обращаются, и вспомнила, как Рудольф говорил, что у них работает жена следователя, который меня допрашивал. — Это жена инора Шварца, что ведет дело Сабины?

Это было так неожиданно. Насколько он был приятным человеком, настолько она вызывала у меня чувство отвращения. Я не могла даже представить их рядом. Да я с ней никого рядом не могла представить и никому не могла пожелать такого счастья. Это как надо человека ненавидеть, чтобы желать ему такое в жены? Лучше уж одному быть…

— Вы проходите там свидетельницей? — насторожился сыскарь, что допрашивал инору Шварц, перевел взгляд на нее и продолжил: — А мотив у нас намечается… Ревность?

— Да бросьте, — презрительно ответила она. — Я приревновала? Мы с ним давно уже не живем вместе. Мне нет никакого дела до его личной жизни. Пусть спит с кем хочет.

Это было так неожиданно и так гадко.

— Что вы такое выдумываете? — растерянно сказала я. — Я с инором Шварцем только несколько раз разговаривала. У меня с ним ничего не было и быть не могло.

— Все так говорят, — меланхолично сказал сыскарь. — Брайнер, если уж ты тут торчишь, сходи за Шварцем.

— Да нет в том никакого смысла, — резко сказала инора. — Зачем его сюда звать? Он вам то же самое повторит, что эта инорита сказала.

Я не сомневалась, что инор Шварц мои слова подтвердит, но в голосе его жены прозвучали какие-то странные нотки, немало удивившие меня. Будто она чего-то боялась. Следователь это отметил.

— А что это вы занервничали? — спросил он. — Придет, повторит — ничего же страшного, так?

Она презрительно вскинула голову и уставилась в окно, больше ничего не говоря. Рудольф пошел за Шварцем, хотя и сказал при уходе, что не видит в этом особого смысла. Тетя приобняла меня и прошептала, что если это и правда, то все равно никому нельзя безнаказанно разбрасываться молниями по соперницам, и она проследит, чтобы неудавшаяся убийца получила по заслугам. А потом добавила, что у нее при дворце столько знакомых, что грех их не использовать для справедливого возмездия. Я не знала, что на это сказать, — со Шварцем нас не связывало ничего, кроме пары допросов по делу Сабины. Придумать что-то для вразумительного ответа я не успела, слишком быстро Рудольф привел инора Шварца.

— Шварц, — вкрадчиво сказал следователь, — твоя жена покушалась на твою свидетельницу. Утверждала, все произошло случайно, но очень уж занервничала, когда я попросил Брайнера за тобой сходить. Ничего прояснить не хочешь?

— Что я должен прояснять?

— Как что? Причину, по которой твоя жена пыталась убить инориту Ройтер?

— Да откуда мне знать? — в сердцах сказал Шварц. — Мы давно не живем вместе, а если бы она согласилась дать мне развод, даже официально не считались бы женатыми. Что у нее в голове, я понятия не имею! С иноритой Ройтер мы не встречаемся, если ты на это намекаешь. Не находишь, что она для меня слишком молода? Она мне в дочери годится!

— В дочери? — задумчиво протянул следователь. — В дочери да, годится.

Он прищурился и внимательно переводил взгляд с меня на Шварца, чья жена так и продолжала изображать статую — с момента появления мужа она не шелохнулась, молчала и смотрела в окно, лишь руку сжала в кулак. Я надеялась, что эта нелепая ситуация прояснится без всяких последствий для моей репутации.

— Племянница иноры Эберхардт? — со странными вопросительными нотками сказал следователь. — Брайнер, сбегай-ка в лабораторию, узнай, смогут они прямо сейчас тест на родство провести.

— Зачем? — воинственно сказала тетя. — Хофмайстер уже провел и был убежден, что она — моя племянница. Что вам еще нужно? Будто от дополнительного подтверждения вами этого что-то изменится.

— Подождите, инора Эберхардт, не торопитесь, — спокойно ответил ей следователь.

— Я пойду к себе, — сказал инор Шварц, даже не спрашивая, а утверждая.

— Куда это? — удивился следователь. — Нет, Шварц, ты мне просто жизненно необходим в лаборатории, куда Брайнер ушел. Будем твое отцовство подтверждать, да, инора Шварц?

Не знаю, как отреагировала на эти слова жена Шварца, потому как только до меня дошел их смысл, я в полнейшем недоумении уставилась на Шварца, он ответил мне столь же удивленным взглядом. Отцовских чувств ко мне у него было столько же, сколько у меня к нему — дочерних. Не было их совсем, этих чувств.

— И когда подтвердим, это будет уже попытка убийства внебрачной дочери мужа.

— Не докажете, — хрипло сказала инора Шварц.

— А ментальное сканирование на что? Для служащих нашей конторы согласие сканируемого не обязательно.

Она вытащила жетон и швырнула его на стол перед следователем.

— Я больше у вас не работаю.

— Увы, запрос я уже отправил, — невозмутимо ответил тот, — еще когда вы здесь работали. Но сам ваш жест весьма характерен. Вы не стали бы себя так вести, будучи ни в чем не виноваты.

— Не люблю, когда мне в голову лезут, — отрезала она. — И не собираюсь этого позволять по такому ерундовому поводу.

— Подожди, ты хочешь сказать, что инорита Ройтер может быть моей дочерью? — отмер инор Шварц.

— Почему может? Я в этом уверен, — ответил тот. — По ауре очень заметно, что вы близкие родственники. Даже странно, что никто на это раньше внимания не обратил. Наверное, сказалось, что своих по ауре не отслеживают. Помнится, тебя перевели в провинцию за связь с подследственной иноритой?.. — Он вопросительно посмотрел на Шварца.

— Эльзой Эберхардт, — глухо ответил тот.

— Сестрой Маргареты Эберхардт, которая считает себя тетей инориты Ройтер, — закончил следователь.

— Подследственной? — удивленно переспросила я.

— Подследственной, — желчно уточнила инора Шварц, — и мамаша была преступницей, и дочка криминальные наклонности унаследовала. Хамка и лгунья, вся в мать. И это только то, что на виду.

— Не была Эльза преступницей, — забеспокоилась тетя Маргарета, — разбирательство было по покупке контрабандных орочьих зелий, которые ей требовались для работы. Даже до суда не дошло, штрафом закончилось.

— Потому что некоторые халатно относятся к своим обязанностям, — инора Шварц повернулась и с ненавистью уставилась на своего мужа. — Заводят интрижки с подследственными и спускают дело, вместо того чтобы отправить виновницу туда, где ей самое место, — в тюрьму. Но ничего, дочь явно по ее стопам пошла, отсидит и за себя, и за мамашу.

Она презрительно фыркнула теперь уже в мою сторону. Под ее взглядом было ужасно неприятно стоять. Хорошо, что Рудольф быстро вернулся с известием из лаборатории. Там сказали, что, если очень нужно, могут и сейчас сделать. Нам было очень нужно. Эта странная неопределенность как повисла, так и не отпускала. Пока мы шли по лабиринту серых коридоров, инор Шварц искоса на меня поглядывал, изучая теперь не как свидетельницу, а как родного человека, и молчал. Я чувствовала его взгляды, но не смотрела на него. К чему мне сейчас какой-то отец? Я не хотела, чтобы это предположение оказалось правдой. Нельзя в один день получать так много родственников, слишком много счастья, я столько не вынесу. Но Богиню мои желания не интересовали. Тест в лаборатории сделали быстро, а вердикт вынесли ожидаемый — инор Шварц оказался моим отцом.

— Штефани, наверное, нам нужно поговорить, обсудить все, — неуверенно сказал он, когда мы возвращались.

— Ни к чему, — резко ответила я. — Разве для вас что-то изменилось? Для меня — нет. Мы как были чужими людьми, так ими и остались.

— Я хотел жениться на твоей матери, — возразил он, — но сначала жена развод не давала, потом меня отправили на год на границу, а когда я вернулся, Эльзы уже не было в живых. О тебе я ничего не знал. Я бы никогда не позволил, чтобы мой ребенок рос в приюте.

— Вы серьезно думаете, я поверю, что она вам не сообщила? — ответила я и отвернулась. — Да даже если бы и не сообщила, женатый инор не должен связываться с молоденькой иноритой.

Это нам в приюте повторяли постоянно. Нельзя встречаться с женатыми инорами. Ничего хорошего из этого никогда не выходит, и страдает всегда девушка. История моей мамы это подтвердила.

— Не должен был, — ответил он. — Но это было сильнее меня. И я ей писал. Только она мне не отвечала.

— Значит, была на то причина, — холодно сказала я.

Он замолчал, а у меня и раньше не было желания с ним разговаривать. Я выяснила, кем были мои родители, и что? Кому-нибудь от этого стало хоть немного лучше? Мне самой — нет. Разве что теперь стало понятно, почему с приходом в этот магазин меня постоянно пытаются то использовать в своих некрасивых целях, то вообще — убить. Лучше бы я пошла работать на фабрику и ничего не узнала. Я увидела стоящую перед дверью в кабинет тетю Маргарету и поняла — нет, не лучше. Ей я нужна.

— Почему Эльза мне ничего не сообщила? Почему ребенок воспитывался в приюте при живой тете? — возмущенно спросил у нее инор Шварц, как будто имел право на такой допрос.

— Я ничего не помню, — ответила она извиняющимся тоном. — Все, что касалось этой истории, полностью стерто из моей памяти. Я даже не помню, что у нее был роман именно с вами. Помню лишь, что Эльза чего-то боялась, и, как оказалось, не напрасно. Тогда я думала, ее унес несчастный случай, сейчас я не так в этом уверена.

— Тетя, вы не должны перед ним отчитываться, — сказала я и взяла ее под руку. — Пусть он теперь говорит что хочет, но тогда не смог защитить любимую женщину, и этим все сказано. И что-то требовать от вас сейчас не имеет права. И почему вас выгнали из кабинета?

Дверь открылась, выпустив наружу Рудольфа.

— Там менталист работает, а вы ему мешаете, — прошипел он.

— Выключили бы наружный звук, — проворчал инор Шварц, — дел-то.

— Там артефакт барахлит, — пояснил Рудольф. — Поэтому постойте немного тихо, потом поговорите.

Мы замолчали. Я держалась за тетю, она поглаживала меня по руке, желая успокоить. Но я успокоиться не могла, я просто кипела от злости. Меня всегда возмущали безответственные мужчины, такие как инор Шварц. О чем он думал, когда вскружил голову моей матери, а потом бросил ее разбираться с последствиями в одиночку? Письма он ей писал, видите ли! А должен был с собой взять, если любил. На новоявленного отца я не смотрела. Я уже сказала ему все, что думала, и ничего добавлять к этому не собиралась. Внезапно дверь открылась, и оттуда вышел измученный бледный инор, явно побывавший в мозгах у той отвратительной иноры и испытывающий после этого лишь омерзение.

— И что? — бросился к нему Шварц.

— Да, убить хотела, — устало бросил менталист. — Она тебя ненавидит еще после той истории с любовницей. Ее она тоже… Сначала просто угрожала, а когда стало известно, что ты в Гаэрру возвращаешься, убила и сымитировала несчастный случай.

— Значит, Эльза пыталась тебя защитить, — глотая слезы, сказала мне тетя Маргарета, — а память мне подчистила, чтобы у меня нельзя было ничего выяснить про ребенка.

— Но почему она мне не написала? — хрипловато сказал инор Шварц.

— Так наверняка писала, — ответил ему Рудольф, — но сами понимаете, для вашей жены выписать требование с перехватом корреспонденции не проблема. Так что ни мама Штеффи не получала ваших писем, ни вы — ее.

— Штефани, — умоляюще сказал Шварц.

Я от него отвернулась. Для меня он кругом виноват. Не встреть его моя мама, я бы не появилась на свет, но она осталась бы жива, счастлива с кем-то другим, и у нее были бы дети, на радость семье и тете Маргарете. Поэтому не хочу его ни слушать, ни тем более — прощать. Инору Шварц еще долго допрашивали. Единственное, что я выяснила, пока мы стояли в ожидании в коридоре, — зачем она заказывала крем в нашем магазине. Инора Шварц, служившая в одном из отделов Сыска, намеренно вела себя таким образом, чтобы вынудить тетю Маргарету использовать ментальную добавку для заказанного крема. Потом она собиралась предъявить тете результат экспертизы и, под угрозой тюремного заключения за использование запрещенной магии, заставить сделать партию для нужд своего отдела. Но ничего запрещенного там не нашли, поэтому злость иноры, пришедшей в магазин выяснять отношения, была понятна. Вывели преступницу уже в антимагических браслетах, она зло оглядела нашу компанию и выдавила в сторону инора Шварца:

— Ты мне всю жизнь сломал, сволочь! Ненавижу!

— Нам просто надо было развестись, — ответил он. — А еще лучше — никогда не жениться.

Мне было не жаль ни его, ни ее. Быть может, я смогла бы отнестись к обманутой жене с сочувствием, если бы она не пыталась идти по трупам. Но ее выбор моего уважения не заслуживал.

— Что теперь с ней будет? — спросила я Рудольфа.

— До суда посидит в заключении. А там уж как суд решит, — ответил он и виновато добавил: — Штеффи, а ведь я тоже не смог тебя защитить. Ты просто чудом в живых осталась.

— Не смог, — коротко согласилась я, не желая об этом говорить.

Что я могла добавить к сказанному? Сейчас совсем не до разговоров. Тетя Маргарета себя чувствовала очень плохо. Все эти волнения сегодняшнего дня очень дорого ей обошлись — она то и дело хваталась за сердце. До дома дошла с большим трудом и сразу легла, виновато пробормотав, что так и не успела приготовить мне комнату. Она выпила какие-то таблетки, лежавшие в верхнем ящике тумбочки, и уснула. Но дыхание было тяжелым и неровным, что меня сильно беспокоило. Не нужно ей торговать своим здоровьем. Все эти богатые иноры могут без ее кремов прекрасно обойтись. Раньше ей не для кого было беречься, но теперь у нее есть я, и я позабочусь о ней. Я прилегла рядом — ей будет кого позвать, если вдруг ночью станет хуже. Для нас с ней одиночество закончилось.