Что такое «бояться» в нашей семье?

Мой шотландский двоюродный дед мало чего боялся. Больше всех на свете он боялся свою родную сестру. Когда ему исполнилось семь лет, двоюродный дед, пребывая в ужасе, ухватил свою кошмарную сестру за волосы и оттащил ее к вокзалу, надеясь посадить в вагон до Лондона.

Сестра была крупнее похитителя и ударила его банкой консервированной фасоли, прихваченной двоюродным дедушкой для ее же, подлой такой, кормления в пути. Двоюродный дед показывал этот шрам над бровью всю свою жизнь по всем окрестным пабам. Рассказывая про штыковой бой на Сомме.

Многие женщины отдавались моему двоюродному дедушке-герою из-за этого героического шрама. Они и так бы, понятно, отдались, но со шрамом было быстрее для всех.

Страх в семье Гиллиланд продуктивен. Он не только развлекает, он кормит и поит Гиллиландов. И в этом секрет нашего отношения к жизни. Все, что остальных губит, калечит, мучит, обескураживает, не знаю, терзает и гнетет, нас обеспечивает сексом, бухлом, ночлегом и мускулатурой.

Вот, допустим, нерешительность. Многих нерешительность огорчает. Мы, Гиллиланды со стажем, прекрасно знаем огромную несокрушимую силу нашей нерешительности и мощь нашего безволия. Для нас это не недостатки, а ресурсы.

Это как с национализмом в России. Национализм в Японии, например, делает Японию радиоактивной, по итогу. Потом великой, потом чудаковатой. И обеспечивает России Курилы.

Национализм в Германии делает, по итогу, Германию проигравшей, потом великой, потом опять проигравшей, потом навсегда виноватой. И вручает в похмельные (быдловатые, рабские, грязные) руки России могилу Канта с построенной вокруг могилы Восточной Пруссией.

Национализм в Польше, по итогу, делает Польшу. И поэтому к Польше у России вопросов нет.

Национализм в Украине делает России Крым, а еще, не дай боже, сделает Харьков и Донбасс.

Когда пламя очищающего национализма полыхнет в Монако?!