Звонок от несовершеннолетней Шемякиной Е. Г. Со слезами. Что редкость. Девушка Елизавета славна тем, что боец.

– Что случилось, внученька? – заскрипел я, подвыжимая из интонаций смесь сочувствия (см. «Смесь пастор-сержант № 23 «Дегтярная от вшей»). Я и сам суров, и плачу слезами только три раза в день, когда вспоминаю про Козетту.

– Мы были в магазине сегодня! И мама… она так говорит со мной… Говорит… Ты что выбрала? Я говорю: юбку эту и этот топик. А мама мне говорит: а другое ничего не выбрала? Я ей говорю… ей… ничего не выбрала… или это, или ни-че-го! А мама мне говорит: ну, тогда ни-че-го! И мы! Мы уехали из магазина!..

Я помню маму Елизаветы Генриховны. Я с двух лет называл ее с почтением Александрой Джоновной. И прекрасно помню, какие топики А. Д. Шемякина выбирала себе по магазинам. И юбки какие выбирала, кстати, тоже помню. А из-за того, что я все это покупал, топики и юбки Александры Джоновны помнят, поди, до сих пор многие ее заскорузлые ровесники. Забыть один удачно подобранный двенадцатилетней Джоновной комплект не может чудом уцелевшая часть гимназии номер один.

О чем это я? О том, что ханжить никогда не поздно начинать. И о том, что строгость моя, нравственность, чистота и экономность прорежутся в любом моем потомстве, ибо передаются воздушно-капельным путем во время проповедей и диких криков.