Забросил несовершеннолетнюю Шемякину Е. Г. в детский сад. На время. Для социализации. Слишком взрослая стала. Пусть посмотрит на детство. А то смотрит только на меня, что вредно. И Елизавете не очень полезно, кстати сказать.

Детский сад – мое почтение! Солидность такой степени, что говорил с воспитательницей негромко, чуть присев и заискивая взглядом.

Имена у детсадовцев сплошь Афанасий, Аграфена, Савва, Клавдия. Да Никита, да Евдокия. Да Прокофий тож. Иконы висят в углу.

Раздай им крошечные цилиндры, сапожки и поддевки с душегреями – чисто «Правда хорошо, а счастье лучше, или Не в свои сани не садись!». Того и гляди, начнется прямо на глазах продажа кудели, льна и сала. Так-то!

Приковыляла ко мне какая-то Лукерья с косицей. Спросила со строгостью, что я тут делаю. Ответствовал, осанясь, что конфет скусных привез на пробу, и вручил две. Сначала одну, а затем, под строгим взором, и вторую. Пожевывая, Лукерья, стало быть, разрешила мне и далее сюрпризы эдакие делать. Отошла неспешно.

Генриховна поныла для приличия, а к вечеру вспомнит ли уже меня? Не знаю.

Nur Mut, Генриховна! Das schaffst du schön! Da bist du an den Falschen geraten, гейст сомнения.

Прыгнул в тарантас и крикнул Порфирию: «Гони, жадоба, жги! Всех дави! На трешницу и до крови! За все плачу!»