Книга: Среда обитания: Как архитектура влияет на наше поведение и самочувствие
Назад: Глава 8. Пространство и технологии: механизмы в мире
Дальше: Примечания
ЗАКЛЮЧЕНИЕ

ДОРОГА ДОМОЙ

Примерно через десять лет после моей первой поездки в Стоунхендж я вернулся туда со своим отцом. Многое с тех пор изменилось. Прежде всего, я превратился в довольно трезвомыслящего подростка. Среди каменных глыб мне было намного сложнее представлять, что я стою у огромных ног великана. Все же кое-что я ощущал — присутствие древних сил, чуда и тайны, — но как будто отрицал все это, прятал свои чувства за шутками и делал вид, будто меня ничего не взволновало. Но снова оказаться в этом месте в компании отца значило для меня так же много, как и сам факт нашего там пребывания. За время, прошедшее после первой встречи с памятником, я стал вдвое старше — и, подумав об этом, осознал произошедшие во мне перемены. Мой внутренний мир усложнился. Эти камни по-прежнему мне что-то говорили, но теперь — более внятно. Как и мой отец десять лет назад, я пытался понять, каково значение этих камней и как эта конструкция была построена; меня переполняло любопытство так же, как страх и чувство благоговения, заставлявшее задирать голову к небу. Мое восприятие этого места было восприятием взрослого человека, реагирующего на застроенную среду: с одной стороны, вид сооружения все еще оказывал тонкое подсознательное влияние на мои движения и ощущения, с другой — я принял более формальную, отстраненную, аналитическую позицию, в каком-то смысле выходящую за рамки моего собственного опыта и связанную с нашей чудесной способностью к самосознанию. Я подглядывал за отцом, пытаясь повторять его позы и движения, прищуривал глаза, чтобы оценить размеры и форму, представлял огромное множество работников, поднимающих и устанавливающих эти камни.

С тех пор я изучаю места только так: внимаю своим ощущениям и одновременно беспристрастно и отстраненно анализирую то, что вижу. Необходимость такого подхода — главная тема этой книги. Хотим мы того или нет, замечаем или не замечаем, но места окутывают нас чувствами, направляют наши движения, меняют наши убеждения и решения и, может быть, иногда помогают получить возвышенный религиозный опыт. Как добиться такого эффекта, известно людям с тех пор, как появилась наша цивилизация, но многое остается неясным. Наука, изучающая взаимодействие человека и застроенной среды, только зарождается, и очень многие, включая самые влиятельные круги, заинтересованы в ее развитии. Вместе с новыми технологиями, помогающими нам контролировать поведение и создавать чуткие к нашим потребностям пространства, эта наука готовит нас к вхождению в новую эпоху взаимоотношений между человеком и окружающей средой.

Кажется, что существует бесконечное разнообразие подходов к пониманию того, как происходит взаимодействие людей и зданий. Мы можем расценивать здание как произведения искусства, политический символ, памятник истории и даже просто как инструмент — универсальную емкость для ведения человеческой жизни. Я постарался разработать подход, основанный на фундаментальных положениях психологии и нейробио­логии. Но как бы ни пытался следовать своим принципам при анализе того, как здания и города на нас воздействуют, я все равно иногда чувствую дрожь в коленях — такую же, как ощущал в шестилетнем возрасте, глядя на Стоунхендж. Этот трепет напоминает мне, что сводить значение архитектурных произведений к простой системе уравнений нельзя, иначе мы рискуем упустить ответы на самые важные вопросы. Мне кажется, что я стою на великой границе — одной ногой на той половине, где в моем распоряжении поразительные инструменты нового поколения, которые я могу использовать для соединения психологии и архитектуры, а другой ногой — там, где меня одолевают вопросы, не злоупотребляю ли я этими инструментами и каким может стать мир, если такие методики начнут применяться повсеместно и без ограничений. Если вас мучают те же сомнения, что и меня, или если для вас все это подобно слабым раскатам далекой грозы, бодрящим и немного пугающим, — то вы находитесь на той же границе. Мы все понимаем, что что-то грядет, в каком-то смысле оно уже здесь, но не знаем точно, как реагировать.

Какое-то время назад меня попросили провести презентацию для аудитории, в большинстве своем состоящей из дизайнеров и архитекторов. Презентация проходила в форме дискуссии между мной и одним видным архитектором из Ванкувера, ведущим был еще один архитектор, а в проспектах это все описали как «столкновение нейробиологии и архитектуры», из-за чего я немного нервничал. Я никогда не думал, что мой небольшой вклад в понимание того, как лучше строить здания, вообще может вступить в противоречие хоть с чем-то, не говоря уже обо всей архитектуре. Наивно, быть может, но я всегда предполагал, что моя роль в мире архитектурного проектирования — указывать на научно обоснованные закономерности, найденные мной благодаря данным, которые я получал в ходе своих экспериментов. Я просто помогаю строить более подходящие для нас здания. Дискуссия ничем не отличалась от других подобных мероприятий: архитектор рассказал о своих творениях, а я — о своей научной работе. Но во время ничем не ограниченного обсуждения, последовавшего за нашими формальными выступлениями, выявились некоторые разногласия, и я начал понимать, почему научные доказательства связи между обликом зданий и человеческой психологией вызвали у моего оппонента тревогу. Все свелось к вопросу о свободе. Вот в чем заключался довод архитектора: если результаты моего эксперимента будут убедительно свидетельствовать о том, что круглые двери по сравнению с прямоугольными вызывают у людей меньше стресса и меньший выброс кортизола в кровь, снижая риск возникновения сердечно-сосудистых заболеваний, то какой-нибудь административный орган — скажем, муниципалитет, отвечающий за утверждение современных строительных норм, — может из самых лучших побуждений постановить, что отныне и навсегда в этом городе должны быть только круг­лые двери. И хотя этот конкретный пример может показаться несколько курьезным (хотя я бы не удивился, если бы круглые двери из мира хоббитов действительно улучшали самочувствие людей), он проливает свет на проблему.

Плохо, если стремление утвердить психологический подход к архитектурному проектированию приведет к тому, что архитекторов обяжут подпитывать свое творческое видение фаршем, пригодным разве что для создания квазикорбюзианской «машины для жилья», которую мы уже испробовали и признали неприемлемой. Однако позволить архитекторам творить, не принимая во внимание потенциал психологического воздействия будущего здания, тоже кажется неразумным. Кто-то может предложить компромисс: учитывая выводы ученых, следовать за творческой мыслью, которую невозможно вырастить в лабораторных условиях, — ведь пробирка не лампа Аладдина. Но это расплывчатая и труднодостижимая цель. Есть ли еще какое-нибудь решение?

Если бы архитекторов вынуждали руководствоваться в своей работе только принципами психологии, то такое проявление авторитаризма и патернализма заставило бы их искать пути, поз­воляющие обходить правило. Но гармоничное использование этих принципов снабдит нас инструментами, с помощью которых мы сможем понять, каким образом вид застроенной среды воздействует на наше поведение и какую роль здесь сыграли психика древнего человека и история как таковая. Скажем, сосредоточенное внимание имеет огромное значение для продуктивности, являясь преимуществом или даже предпосылкой современной жизни. Творчество архитектора не может быть ограничено никакими четко очерченными рамками — я верю в возможность существования единого на все случаи жизни архитектурного или градостроительного решения не более, чем в то, что повсеместное применение контролирующих технологий в любой среде — от дома до целого города — поможет нам лучше строить. В то же время я убежден, что, опираясь на принципы когнитивистики и нейробиологии, мы сможем увидеть, как сегодня работают системы зданий, и предугадать, как изменение этих систем способно повлиять на наше поведение. Но есть и всегда должна быть определенная грань между такими прогнозами и предписаниями по строительству, которые выпускают органы власти.

Наверно, не стоит позволять архитектору беспрепятственно строить любое сооружение, которое придет ему в голову (и я не думаю, что в реальной жизни все так и происходит). Многие напоминают, что люди часто могут воспринимать построенное здание совсем не так, как этого ожидал автор проекта. То есть предпочтения обывателей порой совершенно не совпадают с эстетическими взглядами архитектора. Расхождение может отчасти объясняться разницей в образовании — мнение, которое мне с жаром высказали несколько градостроителей, и его нужно принять во внимание. Здание — безусловное творение архитектора, но в отличие от произведений таких видов искусства, как живопись, кинематограф или скульптура, законченное строение должно каждый день на протяжении всего своего существования приносить пользу и играть позитивную роль в жизни тех, кто им пользуется. Архитекторы несут ответственность перед обществом, они должны заботиться о том, чтобы дом хорошо выполнял свою задачу и вписывался в окружающий ландшафт; психологический подход и эксперименты могут помочь им выполнить свои обязательства.

Важнейшая часть всей этой системы — обычные люди. Если мы покорно принимаем плохо спроектированные здания и города, скатываемся в апатию, пожимая плечами, и думаем, будто силы, застраивающие окружающую среду, слишком могущественны и авторитарны и их мотивов нам все равно не постигнуть, мы получим результат, которого заслуживаем. Осознавая это (и я надеюсь, что моя книга способствовала формированию такого понимания), каждый умный, эрудированный горожанин должен быть готов броситься в драку, высказать свое мнение и участвовать в обсуждении вопроса об устройстве искусственной среды обитания человека. И это одна из областей, в которых Интернет и мобильные технологии могут существенно помочь.

Повсеместно доступные технологии, позволяющие собирать информацию о наших реакциях, вплоть до физиологических, на застроенное пространство при всех рисках дают надежду на то, что горожане будут вносить свой вклад в усилия, направленные на улучшение окружающей среды. Сегодня, в отличие от прошлых времен, имеется огромное множество описаний мест, куда мы ходим, а также того, как мы себя там чувствуем. Редкое мобильное приложение не дает возможность снабдить геотегом любую информацию, которой вы делитесь, — отзывы, фотографии, маршруты прогулок и поездок, а также показатели частоты пульса, скорости движений и температуры тела и уровня возбуждения. Многие приложения отправляют нашу личную информацию в общую базу данных, которая принадлежит компании, разработавшей программное обеспечение, и совокупность этих данных недоступна для общественности, но часть программ помогает пользователям увидеть по крайней мере их собственные данные, и некоторые запрограммированы так, чтобы мы могли сравнить наши показатели с показателями других. Вдобавок ко всему набирает обороты тенденция к распространению «открытых данных», которая подвигает муниципалитеты, страны и государства открывать доступ к общественно значимой информации, связанной с транспортным движением, экономикой и активностью горожан. Это эффективный инструмент формирования более демократичного подхода к городскому проектированию. Нельзя, чтобы все сведения, столь ценные для понимания воздействия пространства на человека, легко было получить, но как они могут быть использованы и что могут нам дать, должно быть известно каждому. Теорию обработки и анализа данных нужно преподавать в школе. Принципы городского устройства, обоснованные большим массивом самых разнообразных данных, становятся сейчас настолько важной темой, что их изучение необходимо включить в общеобразовательную программу, как было сделано с гражданским правом несколько лет назад. И, как утверждает теоретик архитектуры и историк Сара Голдхейген, то же самое необходимо сделать с дизайном и историей архитектуры. Программа, в которой есть место таким предметам, как живопись и литература, безусловно важные для понимания человеческой природы, не имеет права игнорировать деятельность, которой мы занимаемся с тех пор, как появилась наша цивилизация. Архитектура окружает большинство людей на планете каждый божий день и оказывает непосредственное и глубокое влияние на все, что мы делаем, чувствуем и думаем. Но одного знания мало. Нужно действовать.

Некоторые причины, по которым большую часть данных будет непросто вырвать из рук тех, кто их собирает и хранит, предельно понятны: большие деньги и власть. Вместе с тем многие общественные движения, в частности Maker movement («мейкеры» создают свой собственный продукт, вместо того чтобы покупать готовые изделия), стараются изо всех сил, чтобы обеспечить нас инструментами для сбора и анализа информации, отражающей наши отношения с застроенной средой. Хотя такие данные не позволяют иметь столь же точную и полную картину, какую дают результаты исследований, описанных мной в этой книге, они станут хорошим подспорьем в диалоге с властями, решающими, что и как следует строить. У таких массовых народных движений есть огромное преимущество: они содействуют тому, чтобы горожане стали активными участниками процесса обустройства своей среды обитания.

Однако любой, кто хоть раз присутствовал на заседании городского совета, знает, что полагаться на готовность различных групп интересов прислушиваться к мнению общественности — значит вести себя как наивная Поллианна. Когда на кону большие деньги, игра становится жесткой. Я не имею в виду, что благодаря информации, собранной методом краудсорсинга, мы будем в состоянии заниматься архитектурным и градостроительным проектированием. Хотя мы можем активно участвовать в общественных дискуссиях, посвященных облику наших городов, мало кто из нас достаточно компетентен, чтобы стать автором проекта. Мы должны объединиться, и для этого необходимо найти общий язык. Высшие должностные лица, проектировщики, дизайнеры и архитекторы станут более охотно сотрудничать с хорошо осведомленным обществом, которое не только понимает, как прислушиваться к своим чувствам и интерпретировать их с точки зрения психогеографии, но и жаждет пополнять свои знания, изучая застроенную среду и пристально следя за собственными ощущениями. Во время семинаров, которые проводил по всему миру, я понял одну очень обнадеживающую вещь: умение смотреть вокруг и внутрь себя очень быстро развивается и в конечном итоге дарит нам более точное и глубокое понимание того, какое влияние на нас оказывает вид окружающей среды.

Витаем в облаках, крепко стоя на земле

Я рассказал о воздействии городского ландшафта на наше психическое состояние — эту информацию вы можете использовать, чтобы выстроить более гармоничные связи с окружающей средой и, возможно, вступить в непрекращающийся спор о том, как строить лучшие города, кварталы и здания. Еще одна важная тема моей книги связана влиянием новых технологий на наше понимание пространства, окружающей среды и самих себя. Последствия грядущих вскоре изменений будут одновременно и глубокими, и многоплановыми. В этой связи часто упоминают о влиянии технологий на нашу способность концентрировать внимание и запоминать, а также о том, как мгновенная связь с другими людьми меняет характер социальных отношений и политических процессов, но я сейчас говорю немного о другом.

В каком-то смысле история, которую я рассказываю, стара, как огромные камни в Стоунхендже и Гёбекли-Тепе, установленные, чтобы обмануть человеческую природу. Для тех же самых целей мы используем сейчас новые и удивительные методы. То, на что требовались годы тяжелой работы, такой как выкапывание ям и перетаскивание валунов, сейчас можно сделать с помощью электронных переключателей и преломления световых лучей. Но во всех исторических эпохах от Древнего мира до наших дней есть кое-что общее. Когда мы обрели самосознание, тем самым навсегда отделив наши ощущения, мысли и чувства от внешнего материального мира, мы ментально обогатились, хотя и потеряли бездумное глупое счастье животного, которое не знает, что его жизнь когда-нибудь закончится. Болезненное осознание собственной бренности не всегда занимает главное место в наших мыслях, но часто затрагивает наши повседневные дела и побуждает строить величественные сооружения. Благодаря архитектуре мы можем верить, что после смерти какая-то наша часть останется в наших постройках. За архитектурой мы укрываемся от непобедимых сил, как будто прячемся у ног родителей в поисках защиты от вещей, которых боимся. С ее помощью мы можем, подняв взгляд к небесам, сбросить с себя телесные оковы, достигнуть мистического единения с Вселенной, почувствовать благоговение и ощутить, что границ пространства и времени больше нет.

В ближайшем будущем мы окружим себя защитной сетью датчиков и механизмов, которые станут ухаживать за нами и следить за нашей безопасностью. Мы придумали умный дизайн, чтобы он помог нам справиться с невероятным количеством сложностей, связанных с современной жизнью в перенаселенных городах. Но также нами двигало желание избавиться от скучных ежедневных забот и заменить свои привычные инструменты поддержания комфортного образа жизни сияющими интерфейсами электронных устройств, которые изучают наше поведение, понимают, что нам нужно, и пекутся о нас, как внимательный к каждой мелочи родитель.

Скоро каждый из нас сможет надеть на себя множество различных устройств — головные дисплеи, киберперчатки, очки дополнительной реальности, которые позволят нашему драгоценному «Я» перенестись куда угодно, приобрести новую форму и размеры и побывать в любом месте, воспроизведенном в высоком разрешении и с объемным звуком настолько достоверно, что мы достигнем главной цели виртуального опыта — ощущения полного присутствия. Чтобы не увидеть в этом ничего хорошего, нужно быть законченным пессимистом. Мы сможем погружаться в многостимульную среду ради развлечения, а также для обучения и самопознания. Но в то же время мы рискуем обесценить реальность, забывая о различиях между потрясающим, уникальным, многообразным, аутентичным опытом, который мы приобретаем в жизни, и точным, легкодоступным дубликатом. Нетрудно представить, что за это взимается метафизическая дополнительная плата. Доступность таких технологий совершенно изменит наше повседневное понимание того, что реально, а что нет. Вырываясь за пределы нашей физической оболочки, мы впервые за тысячи лет человеческой эволюции сбрасываем это ярмо и вступаем в новую фазу цивилизации. Те, кто большую часть жизни проводит на грани между материальным миром и миром сообщений, звуков и изображений, поступающих на мобильный телефон, идут впереди всех, возможно даже не осознавая этого.

А началось все это тысячи лет назад, после того как была построена первая стена. Пространство за стеной служило одним целям, а территория перед ней — другим, и, таким образом, возведение заграждения представляло собой целенаправленную попытку изменить привычное положение вещей и сделать так, чтобы люди, находившиеся по разные стороны перегородки, видели и ощущали совсем не одно и то же. Стена таким образом преобразовала геометрию мира. И хотя наши методы продвинулись настолько, что рабочие, укладывавшие камень на камень при постройке древних храмов, и представить себе не могли, наши цели остались практически такими же.

Некоторое время назад я мечтал взять своего младшего сына в Стоунхендж. Сейчас он примерно в том же возрасте, в каком был я, когда впервые посетил это место с отцом. Я знаю, что сейчас там все сильно переменилось: туристы приезжают на заказных автобусах, они ходят по специальным дорожкам между оградами, и время посещения ограничено. Ближайшая автомагистраль проходит слишком близко, так что слышен шум машин. Но даже если мой сын никогда не испытает того, что испытал когда-то я, стоя ранним утром с отцом на холодном ветру, дующем с Солсберийской равнины, я бы хотел привезти его к этим камням и посмотреть, смогу ли я поделиться с ним своими ощущениями. Сейчас существует еще один Стоунхендж — 3D-модель, мастерски созданная в лаборатории Института цифрового искусства (IDIA Lab) Университета братьев Болл в Манси, Индиана180. Я откладываю разговор с сыном о путешествии, потому что знаю, что в ту же минуту, как упомяну о своей мечте, мальчик найдет сайт, скачает имитацию и окажется там, в виртуальном Стоунхендже. Но я все равно верю, что смогу помочь ему почувствовать силу этого места.

Назад: Глава 8. Пространство и технологии: механизмы в мире
Дальше: Примечания

АЛЕКС
=
inna
no
Антон
Перезвоните мне пожалуйста по номеру 8(904)606-17-42 Антон.