Книга: Хитрости Локка Ламоры
Назад: Интерлюдия Малое пророчество
Дальше: Послесловие

Эпилог. Лжесвет

1

Шел восемнадцатый день месяца парфиса семьдесят восьмого года Азы Гийи. Сырое каморрское лето. Весь город мучился похмельем – и небеса, казалось, тоже.
Хлестал теплый дождь, лился сплошными полотнищами, которые, подобно зыбким полупрозрачным зеркалам, отражали мерцание Лжесвета и сотворяли в воздухе мимолетные произведения искусства. Впрочем, людям, вынужденным мокнуть под дождем, было не до красот, и они от души проклинали ненастную погоду.
– Сержант! Сержант Видрик! – проорал молодой желтокурточник перед постом Видрика на южной окраине Скопища.
Видрик, немолодой худой мужчина с задубелым лицом, высунулся в окно караульной хибары, и на него обрушился поток воды со сливного желоба. Грянул оглушительный удар грома.
– В чем дело, сынок?
Стражник выступил из пелены дождя, и Видрик узнал Констанцо, новенького парня, который совсем недавно перевелся сюда с Северной заставы. Он держал в поводу Усмиренного осла, запряженного в открытую повозку, за которой стояли еще двое желтокурточников. Они плотно кутались в непромокаемые плащи и выглядели положительно несчастными, что свидетельствовало об их здравомыслии.
– Мы тут нашли кое-что, – доложил Констанцо. – Кое-что чертовски странное.
С прошлой ночи отряды желтокурточников и чернокурточников прочесывали южные кварталы Каморра. По городу носились смутные слухи о попытке убийства, совершенной в Вороновом Гнезде. Одним богам ведомо, за каким рожном Пауку понадобилось обшаривать все закоулки Зольника и Отбросов, но сержант привык не задаваться лишними вопросами. Почему да зачем – не его ума дело.
– Что значит «чертовски странное»? – прокричал он, надевая плащ и поднимая капюшон.
Он вышел под дождь и направился к повозке, приветственно помахав двоим желтокурточникам, стоявшим за ней. Один из них на прошлой неделе проиграл ему два барона в кости и до сих пор не отдал.
– Вот, гляньте. – Констанцо откинул мокрое одеяло, накрывавшее груз.
Под одеялом оказался моложавый мужчина, лысоватый, заросший щетиной и страшно бледный. Одет он был в великолепный серый камзол с красными обшлагами, обильно забрызганный кровью.
Мужчина был живой, но явно не в своем уме. Он лежал на дне повозки, прижимая к щекам беспалые руки, и смотрел на Видрика неподвижным, совершенно безумным взглядом.
– М-м-ма-а-а… – промычал он. – М-м-му-ы-ы-ы…
Язык у него был отрезан: в глубине рта болтался обрубок, все еще сочащийся кровью.
– М-м-му-а-а-а-а-а!
– Лопни Переландровы яйца! – воскликнул Видрик. – Надеюсь, вот эта хрень у него на запястье мне мерещится?
– Не мерещится, сержант, – сказал Констанцо. – Он вольнонаемный маг… был им, во всяком случае.
Он снова накинул одеяло на лицо мужчины и сунул руку под плащ.
– Есть еще кое-что. Давайте я вам в караульной покажу.
Видрик провел парня в лачугу. Там оба откинули капюшоны, но плащи снимать не стали. Констанцо достал сложенный вчетверо лист пергамента:
– Мы нашли этого малого в одном из заброшенных домов в Зольнике. Он был привязан к полу, а на груди у него лежала записка.
Видрик развернул лист и прочитал:
ЛИЧНОМУ ВНИМАНИЮ ГЕРЦОГСКОГО ПАУКА ДЛЯ ОТПРАВКИ ОБРАТНО В КАРТЕН
– Черт! – выругался Видрик. – И впрямь картенский маг. Сдается мне, он не станет настойчиво советовать своим друзьям посетить Каморр.
– Что нам с ним делать, сержант?
Видрик со вздохом свернул пергамент и отдал Констанцо.
– Спихнем ответственность на начальство. Сбагрим малого с рук и забудем, что видели. Живо везите его во Дворец Терпения, ребята. Пускай кто-нибудь другой с ним разбирается.

2

В кипящей от дождя воде Каморрского залива мерцал и дробился Лжесвет. Донья Анжавеста Ворченца, вдовствующая графиня Янтарного Кубка, стояла на набережной, кутаясь в непромокаемый плащ с меховой оторочкой, и наблюдала за солдатами, которые шарили длинными деревянными шестами в барке, полной раскисшего от дождя дерьма. Запах шел сногсшибательный.
– Прошу прощения, сударыня, – сказал сержант, стоявший рядом с графиней. – Но мы совершенно уверены, что в других двух барках ничего нет, а здесь мы уже целых шесть часов ищем, и я сильно сомневаюсь, что найдем что-нибудь. Разумеется, мы продолжим поиски, коли прикажете.
Донья Ворченца глубоко вздохнула и обернулась на карету, запряженную четверкой вороных жеребцов и украшенную «переменчивыми огнями» гербовых цветов рода Ворченца. Внутри сидели супруги Сальвара и капитан Рейнарт, глядя на нее через раскрытую дверцу. Графиня поманила их рукой.
Первым подошел Рейнарт – он, по обыкновению, был без плаща и переносил проливной дождь с несгибаемой стойкостью. Дон же и донья Сальвара благоразумно кутались в плащи, и вдобавок Лоренцо держал над головой жены белый шелковый зонтик.
– Дайте угадаю, – сказал Рейнарт. – В барках одно дерьмо?
– Боюсь, что так, – ответила Ворченца. – Благодарю за содействие, сержант. Можете быть свободны. И людей своих заберите. Они нам больше не понадобятся.
Когда премного обрадованные желтокурточники колонной двинулись прочь по набережной, очень аккуратно неся шесты на плечах, графиня вдруг судорожно всхлипнула, затряслась всем телом и наклонилась вперед, закрыв лицо ладонями.
– Донья Ворченца! – вскричала София, бросаясь к ней и хватая за плечи.
Но когда все трое встревоженно склонились над старой дамой, она внезапно выпрямилась и залилась сухим кудахчущим смехом, задыхаясь и привизгивая, потрясая перед собой крошечными кулачками.
– О боги… – сдавленно проговорила она наконец. – Нет, это уже слишком.
– Что такое? Донья Ворченца, в чем дело? – Рейнарт схватил ее за руку и пытливо вгляделся в лицо.
– Деньги, Стефан… – Она громко захихикала. – Денег здесь никогда и в помине не было. Маленький паскудник заставил нас покопаться в дерьме просто ради собственной забавы. А деньги находились на «Сатисфакции».
– Почему вы так решили?
– Разве не ясно? У меня в голове вдруг все сложилось в цельную картину. Капа Раза отсылал на чумной корабль продовольствие, так?
– Так.
– Но вовсе не из милосердия. Он просто переправлял на фрегат свои богатства.
– На чумной корабль? – недоуменно нахмурилась София. – Но ведь в этом нет никакого смысла!
– Есть, если корабль не чумной! – воскликнула графиня. – Насчет чумы они нас обманули!
– Но почему Лукас столь упорно настаивал на затоплении корабля? – спросил Лоренцо. – Просто со зла? Раз деньги ему не достались, пускай никому не достанутся?
– Его звали Каллас, мой дорогой, – поправила София мужа. – Таврин Каллас.
– Да не важно, дорогая! Наши сорок пять тысяч плюс все состояние Барсави. Огромные деньги, чтобы так вот взять и отправить на дно залива, лишь бы никому не достались.
– О да, – медленно кивнула донья Ворченца. – И ведь он объяснил, почему так поступает. Прямо тогда же и объяснил. И как же я сразу не сообразила, дура старая!
– Думаю, все со мной согласятся, – промолвила София, – если я скажу, что мы не вполне вас понимаем.
– Шип упомянул, что является посвященным служителем Тринадцатого. Еретического культа Безымянного Тринадцатого бога, Многохитрого Стража, покровителя воров и мошенников. «Во исполнение священного долга, – сказал он. – Во исполнение священного долга». Он сказал это не просто так. – Графиня снова закатилась смехом и покусала костяшки пальцев, чтобы остановиться. – Анатолиус убил троих его друзей. Неужели не ясно? Никакой угрозы корабль не представлял, и Шип хотел потопить его не ради спасения Каморра. То было посмертное приношение, Стефан, посмертное приношение!
Рейнарт хлопнул себя по лбу – брызги так и полетели.
– Да, – сказала донья Ворченца. – И я потопила жертвенный дар за него, в кишащей акулами воде глубиной шестьдесят фатомов.
– Так, значит… – убитым голосом пролепетал дон Лоренцо, – значит, все наши деньги лежат на дне Старой гавани, на глубине трехсот шестидесяти футов?
– Боюсь, что так.
– И… что же нам теперь делать?
Донья Ворченца вздохнула и на минуту задумалась.
– Во-первых, – наконец заговорила она, подняв глаза на супругов Сальвара, – все обстоятельства этого дела объявляются государственной тайной Каморрского герцогства, и я именем герцога приказываю всем вам хранить полное молчание о произошедшем. Каморрский Шип – миф. Деньги, якобы им украденные, никогда не существовали. Герцогский Паук никогда всерьез этим делом не интересовался.
– Но именно всеобщее молчание и играет Шипу на руку, позволяя хранить в тайне свою преступную деятельность, – с расстановкой произнесла София. – Так они сами сказали Лоренцо, когда проникли в наш дом под видом Полуночников.
– Точно, – подтвердил Лоренцо. – Один из мнимых Полуночников так прямо и сказал: мол, Шип как раз и рассчитывает, что уязвленное самолюбие не позволит его жертвам рассказать о кражах другим возможным жертвам. И мне кажется, здесь они не врали.
– Наверняка не врали, – кивнула донья Ворченца. – Но тем не менее другого выбора у нас нет. Со временем вы поймете, что государство вроде нашего не вправе проявлять слабость. В мои обязанности входит заботиться о безопасности герцога Никованте, а не о его совести.
Супруги Сальвара хмуро смотрели на нее, не произнося ни слова.
– Да бросьте, не стоит так огорчаться, – усмехнулась графиня. – Вы ведь еще не знаете о настоящем наказании, которое я назначила вам за то, что вы влипли в эту историю. Давайте сейчас вернемся в Янтарный Кубок и поговорим о вас.
– Какое еще наказание, донья Ворченца? – возмущенно вскричал Лоренцо. – Мы потеряли почти семнадцать тысяч крон! Разве этого не достаточно?
– Далеко не достаточно, – покачала головой донья Ворченца. – Я тут хорошенько подумала и решила наконец, кто унаследует титул графини Янтарного Кубка после моей смерти. – Она на мгновение умолкла, а потом уточнила: – Вернее сказать, графа и графини Янтарного Кубка.
– Что?! – София взвизгнула, как восьмилетняя девчонка. Особо визгливая восьмилетняя девчонка, привыкшая визжать по любому поводу, и очень громко.
– Это не благодеяние, имейте в виду, – сказала донья Ворченца. – Вместе с титулом к вам перейдут и тяжелые обязанности.
– Вы шутите, должно быть, – недоверчиво промолвил Лоренцо. – На островах Альсегранте найдется добрых две дюжины семейств, более знатных и влиятельных, чем наше. Герцог не отдаст Янтарный Кубок нам во владение в обход других претендентов.
– Полагаю, я знаю герцога Никованте несколько лучше, чем вы, молодой человек, – строго ответила донья Ворченца. – И полагаю, право выбирать наследника все-таки остается за мной.
– Но… тяжелые обязанности? – медленно проговорила София. – Не хотите же вы сказать…
– Именно это я и хочу сказать, София. Я не буду жить вечно. Всякий раз, когда мне на голову сваливаются неприятности вроде истории с Шипом или Серым королем, я вдруг понимаю, что не буду, да и не хочу, жить вечно. Пускай роль Паука играет кто-нибудь другой. Многие годы мы успешно вводили всех в заблуждение, заставляя считать, что должность главы тайного сыска занимает мужчина. Давайте же и дальше держать всех в заблуждении, поставив на эту должность сразу двоих людей. – Она оперлась на руку Рейнарта и позволила проводить себя к карете. – Стефан будет всемерно помогать вам в вашей работе и служить связующим звеном между вами и Полуночниками. Вы оба обладаете достаточно живым и гибким умом. Еще несколько лет – и я уверена, мне удастся развить в вас все необходимые качества.
– А потом? – спросила донья София.
– А потом, моя дорогая, все эти чертовы проблемы станут вашей головной болью. – Донья Ворченца вздохнула. – Старые грехи не предать полному забвению: они всегда всплывают в самую неожиданную минуту. И вам придется платить за благополучие Каморра разменной монетой собственной совести год за годом, пока этот кошелек не опустеет.

3

– Господин Ламора! – возопил Ибелиус. – Ну это ж ни в какие ворота не лезет!
В сиянии Лжесвета море казалось серо-зеленым травяным полем, подернутым зыбью от ветра. Волны накатывали чередой и с грохотом разбивались о борт галеона «Золотая добыча» – одного из двух всего кораблей, которые нынче вечером покинули порт Каморра, направляясь сначала в Талишем, а оттуда в Тал-Веррар. Ветер завывал в вантах и парусах старого судна, и матросы в дождевиках бегали взад-вперед по палубам, бормоча молитвы Ионо, Повелителю Алчных вод.
Локк Ламора полулежал на деревянных ящиках на кормовой палубе, закутанный в несколько одеял, непромокаемых плащей и кусков парусины – ни дать ни взять сосиска в тесте. Из многослойного свертка выглядывало лишь мертвенно-бледное (и разукрашенное синяками) лицо. Жан Таннен сидел рядом с другом, тоже плотно закутанный от дождя, хотя и не до полной обездвиженности.
– Господин Ибелиус, – проговорил Локк слабым голосом, слегка гнусавым по причине сломанного носа, – в своей жизни я не раз покидал Каморр, но все только по суше. Я ничего подобного не видел прежде… и мне очень хочется увидеть напоследок.
– Да вы же, почитай, при смерти, господин Ламора! Скакать по палубе, да еще в такую собачью погоду, – сущее безумие с вашей стороны.
– Послушайте, Ибелиус, – вмешался Жан, – если бы то, чем сейчас занимается Локк, называлось «скакать», тогда трупы могли бы работать акробатами в цирке. Оставьте нас в покое ненадолго, ладно?
– Ах, вы устали от меня, усердного лекаря, чьими стараниями ваш друг сегодня выкарабкался с того света? Да богов ради, молодые люди! Любуйтесь своим распрекрасным морским видом – только потом никого не вините, кроме себя!
Возмущенный Ибелиус зашагал прочь по шаткой палубе. Явно новичок в море, он двигался неверными зигзагами, нелепо размахивая руками и с трудом удерживая равновесие.
Каморр удалялся все дальше и дальше, постепенно скрываясь за колышущимися полотнищами дождя. От Нижнего города исходил Лжесвет, подобный бледному свечению ауры. Пять башен призрачно мерцали под черным клубящимся небом. Попутная струя галеона сверкала серебром в темноте, точно полоса Лжесвета на бурливой воде.
Они сидели на корме и смотрели, как город исчезает за мутным горизонтом.
– Ты прости, Локк, – сказал Жан. – Прости, что не смог толком помочь тебе под конец.
– О чем ты говоришь, черт побери? Ты убил Черину и Райзу; я бы с ними нипочем не справился. Ты вытащил меня из Плавучей Могилы и приволок к Ибелиусу, чтобы тот снова обмазал меня с головы до ног своей мерзопакостной мазью. За что тебе извиняться, Жан? Если не считать припарки, конечно.
– Да нет, Локк, я виноват, как ни крути. Мое имя… Я всю жизнь использовал свое настоящее имя и думать не думал, к каким ужасным последствиям это приведет.
– Ты про картенского мага? О боги, Жан! Ну возьми какое-нибудь вымышленное имя на новом месте. Таврин Каллас – самое то. Пускай этот малый постоянно объявляется в разных городах по всему континенту – орден Азы Гийи будет с восторгом возвещать народу все новые и новые свидетельства чуда.
– Но я пытался тебя убить, Локк. Прости… я ничего не мог с собой поделать.
– Убить меня пытался не ты, Жан, а чертов Сокольник. И ты действительно ничего не мог поделать. О боги, я сижу тут с пропоротой насквозь рукой и дырой в груди, а ноешь и канючишь почему-то ты. Все, хватит уже!
В затянутом тучами небе над головой тяжко прогрохотал гром; с носовой палубы донеслись неистовые командные крики.
– До встречи с тобой, Жан, – сказал Локк, – я даже не представлял, что бывают такие верные и надежные друзья. Ты спасал мою жизнь столько раз, что и не счесть. Мне легче самому умереть, чем потерять тебя. И вовсе не потому, что ты – это все, что у меня осталось в жизни.
Жан ничего не ответил, и они долго молчали, глядя на вспененные волны Железного моря, набегавшие одна на другую все быстрее и быстрее.
– Ты уж извини, – наконец промолвил Жан. – Я и впрямь несу сам не знаю что. Спасибо тебе, Локк.
– Выше нос, дружище! Ты хотя бы обладаешь большей подвижностью, чем какой-нибудь головастик на сухом берегу. А посмотри на мой тесный парусиновый кокон… – Локк вздохнул. – Вот она, победа.
– Ну да.
– И пошло оно все в задницу, – сказал Локк.
Они еще несколько минут сидели в молчании под проливным дождем.
– Локк… – наконец нерешительно произнес Жан.
– Да?
– Ты прости, конечно, но все-таки… как твое настоящее имя?
– О боги, – слабо улыбнулся Локк. – У меня что, не может быть никаких секретов?
– Ты-то мое знаешь.
– Так у тебя оно в любом случае одно-единственное.
– Это нечестно!
– Ну ладно, – вздохнул Локк. – Поди сюда.
Жан придвинулся поближе и низко склонился над ним. Локк прошептал ему на ухо несколько слогов, и глаза Жана изумленно расширились.
– Ну знаешь… – медленно проговорил он. – Чем такое, лучше уж всю жизнь зваться Локком.
– А я о чем говорю.
Галеон шел на юг, постепенно выбираясь из шторма, и последние слабые отблески Лжесвета вскоре померкли вдалеке. Потом корабельные фонари яркими лучами пронизали ночную мглу, и Локк с Жаном поплыли дальше под сплошным дождем.
Назад: Интерлюдия Малое пророчество
Дальше: Послесловие