В Герцогов день, в половине одиннадцатого вечера, когда темные облака низко висели над Каморром, закрывая луны и звезды, донья София Сальвара поднималась по канатной дороге на позднее чаепитие к донье Анжавесте Ворченце, вдовствующей графине Янтарного Кубка.

Пассажирская клеть тряслась и раскачивалась, влажный теплый Ветер Герцога трепал легкую накидку с капюшоном, и София крепко держалась за черные железные прутья, зачарованно глядя на юг. Внизу от горизонта до горизонта расстилался огромный черно-серый город, залитый сиянием обычных и алхимических огней. Всякий раз, когда перед ней открывался вид Каморра с высоты одной из Пяти башен, донья Сальвара исполнялась тихой гордости. Древние воздвигли фантастические сооружения из Древнего стекла, впоследствии присвоенные людьми; позднейшие мастера возвели среди величественных стеклянных творений здания из камня и дерева, построив свой собственный город; вольнонаемные маги утверждали, будто владеют тайными знаниями Древних. Но именно алхимия каждую ночь отгоняла тьму от Каморра, именно алхимия приносила свет и в самый бедный дом, и в самую высокую башню – свет более чистый и безопасный, чем от природного огня. Именно искусство алхимии, подвластное донье Софии, укротило и приручило ночь.

Наконец долгий подъем закончился. Клеть с грохотом остановилась у посадочной платформы, преодолев четыре пятых от общей высоты башни. Ветер скорбно вздыхал в диковинных желобчатых арках на самой верхушке Янтарного Кубка. Два лакея в кремово-белых ливреях и безупречной белизны перчатках помогли донье Софии выйти из клети – в точности так же, как если бы она выходила из кареты на земле. Затем оба отвесили поясной поклон.

– Госпожа Сальвара, – промолвил тот, что слева, – моя хозяйка просит вас пожаловать в Янтарный Кубок.

– Очень любезно с ее стороны.

– Если вам будет угодно подождать на террасе, донья Ворченца присоединится к вам через минуту.

Лакей провел Софию мимо полудюжины разгоряченных от усилий слуг, стоявших у сложного механизма из шестерней, рычагов и цепей, с помощью которого поднимались и спускались клети. Все они тоже низко поклонились гостье, а она в ответ благосклонно улыбнулась и приветственно махнула рукой. Со слугами, выполняющими такого рода работу, лучше держаться повежливее.

Упомянутая терраса, выступавшая из северной стены башни, представляла собой широкую серповидную площадку из прозрачного Древнего стекла, обнесенную медными перилами. Едва оказавшись там, донья София сразу посмотрела себе под ноги, как она делала всегда, хотя ее настойчиво против этого предостерегали. Впечатление такое, будто они с лакеем ступают по воздуху на высоте сорока этажей над мощеными дворами и хозяйственными постройками у подножия башни. Алхимические фонари казались отсюда крошечными точечками света, а экипажи – черными квадратиками не больше ногтя.

Слева, сквозь стрельчатые окна с подоконниками на уровне пояса, виднелись тускло освещенные покои и гостиные залы башни. Донья Ворченца, никогда не имевшая детей и давно похоронившая всех близких родственников, была, в сущности, последней представительницей некогда могущественного рода, и никто (во всяком случае, среди алчных, честолюбивых аристократов Альсегранте) не сомневался, что после ее смерти Янтарный Кубок перейдет во владение другого знатного семейства. Бо́льшая часть башни была погружена в безмолвный мрак, большая часть ее богатого убранства пылилась по кладовым и сундукам.

Тем не менее престарелая графиня по-прежнему устраивала роскошные вечерние чаепития. В дальнем, северо-западном углу прозрачной террасы, откуда открывался восхитительный вид на окутанные ночной мглой холмы и равнины, трепетал на Ветру Палача шелковый навес. Алхимические фонари в позолоченных латунных клетках, висевшие по четырем углам навеса, озаряли теплым светом маленький столик под ним и два кресла с высокими спинками.

Лакей выдвинул для гостьи кресло справа, предварительно положив на сиденье тонкую черную подушечку. Донья София уселась, легко прошуршав юбками, и кивком поблагодарила слугу. Он с почтительным поклоном отошел и встал поодаль – вне пределов слышимости, но достаточно близко, чтобы тотчас подойти по знаку хозяйки.

Ждать пришлось недолго: уже через пару минут старая донья Ворченца появилась из деревянной двери в северной стене башни.

Возраст имеет свойство усугублять телесные особенности людей, доживающих до таких лет, когда его воздействие уже явственно ощущается: полные обычно толстеют, стройные – худеют. Донью Анжавесту Ворченцу время иссушило. Она не столько одряхлела, сколько усохла до последнего мыслимого предела, превратившись в костлявую карикатуру себя прежней, в подобие деревянного божка, оживленного чудодейственной силой собственной воли. Ей давным-давно минуло семьдесят, но она по-прежнему ходила без посторонней помощи и даже без трости. Одевалась графиня эксцентрично, предпочитая платьям с пышными юбками, модным в настоящее время, черные бархатные камзолы, отороченные мехом, и черные панталоны с домашними серебряными туфлями без задников. Ее серебристо-седые волосы были гладко зачесаны назад и заколоты на затылке лакированными шпильками. Ясные темные глаза за полукруглыми очками живо блестели.

– София, – промолвила она, изящной поступью заходя под шелковый навес, – как же я рада тебя видеть! Давненько ты ко мне не наведывалась, милочка моя, вот уже несколько месяцев. Нет-нет, сиди, я сама. Невелик труд выдвинуть кресло, небось руки не отвалятся. Вот так. Ну, расскажи мне, как поживает Лоренцо. И про сад свой расскажи непременно.

– У нас с Лоренцо все в порядке, если говорить сугубо о нас самих. А сад процветает, донья Ворченца, благодарю вас.

– Сугубо о вас самих? Значит, есть еще что-то? Какие-то внешние обстоятельства, если мне позволительно полюбопытствовать?

В Каморре поздние вечерние чаепития были преимущественно женским обычаем и устраивались, когда возникала надобность спросить совета у подруги или просто излить душу и пожаловаться – чаще всего по поводу мужчин.

– Ах, донья Ворченца, конечно же позволительно! И да, лучше и не скажешь: именно что «внешние обстоятельства».

– Но дело не в Лоренцо?

– О нет! К Лоренцо у меня нет никаких претензий. – София вздохнула и посмотрела в кажущуюся пустоту под ногами. – Похоже… нам обоим нужен ваш совет.

– Совет, – усмехнулась старая дама. – Возраст производит поистине удивительные алхимические фокусы, придавая значимость нашему невнятному бормотанию. Попробуй дать совет в сорок лет – прослывешь брюзгой. А сделай то же самое в семьдесят – и ты мудрец.

– Донья Ворченца, ваши советы всегда мне очень помогали. И я, видите ли… в настоящее время ни с кем больше не могу спокойно обсудить это дело.

– Вот как? Что ж, голубушка, я с радостью окажу всю посильную помощь. О, вот и наш чай! Давай-ка себя побалуем.

Ливрейный слуга подкатил к столику сервировочную тележку, накрытую серебряной куполообразной крышкой. Когда он ловко снял крышку, взорам явился серебряный чайный сервиз и восхитительный кондитерский изыск – торт в виде точной копии Янтарного Кубка, высотой всего девять дюймов, украшенный горящими алхимическими шариками размером с изюминку.

– Я своего бедного повара редко утруждаю настоящей работой, – рассмеялась донья Ворченца. – Для него сущее наказание служить человеку, предпочитающему самую простую и непритязательную пищу, и при каждом удобном случае он отыгрывается, сотворяя такие вот кулинарные чудеса. С ним просто беда: закажешь яйцо всмятку, так он непременно подаст к столу танцующую курицу, которая снесет его прямо на тарелку. Скажи-ка, Жиль, это чудесное сооружение и впрямь съедобно?

– Безусловно, донья Ворченца. Здесь съедобно все, кроме светящихся шариков. Сама башня испечена из пряного теста. Башенки и террасы изготовлены из фруктового желея. Хозяйственные постройки и экипажи у подножья преимущественно шоколадные. Начинена башня заварным кремом с яблочным бренди, а окна…

– Спасибо, Жиль, этого довольно для краткого архитектурного обзора. Значит, горящие шарики следует выплевывать?

– Будет благопристойнее, сударыня, если вы позволите мне удалить их, прежде чем приступите к трапезе, – ответил повар, полный мужчина с тонкими чертами лица и черными кудрями до плеч.

– Благопристойнее? Неужто, Жиль, ты собираешься лишить нас удовольствия поплеваться с террасы горящими шариками, будто мы девчонки малые? Буду тебе признательна, если ты оставишь все как есть. Что за чай?

– Воля ваша, донья Ворченца, – учтиво отозвался мужчина. – А чай я заварил «Сияющий».

Он взял серебряный чайник и налил дымящейся бледно-коричневой жидкости в стеклянный стакан, выполненный в виде раскрытого тюльпана на серебряной подставке. Через несколько секунд напиток начал источать мягкое оранжевое сияние.

– Ах, какая прелесть! – воскликнула донья София. – Я слышала о таком чае – веррарский, да?

– Лашенский. – Старая графиня легонько сжала в ладонях стакан, поданный Жилем. – Последняя новинка. Чайные мастера из кожи вон лезут, стараясь перещеголять друг друга. Через год придумают еще какую-нибудь диковину, чтоб нам было чем хвастаться перед гостями. Прошу прошения, милочка, – надеюсь, ты пробуешь на вкус творения своей любимой алхимии с таким же удовольствием, с каким работаешь с ними в саду?

– Разумеется, донья Ворченца!

София взяла стакан, поставленный перед ней поваром, поднесла к лицу и с наслаждением вдохнула смешанный аромат ванили и апельсиновых цветков. Потом отпила глоточек – терпкое, благоуханное тепло разлилось по языку, и душистый пар защекотал ноздри. Жиль удалился обратно в башню, а дамы приступили к чаепитию. С минуту они смаковали напиток в молчании, и с минуту София блаженствовала, почти позабыв о своих неприятностях.

– Теперь посмотрим, будет ли он так же светиться, когда из нас выльется. – Донья Ворченца поставила на столик полупустой стакан.

Донья Сальвара невольно прыснула со смеху, и хозяйка улыбнулась, отчего все ее худое лицо собралось в глубокие морщины.

– Так о чем ты хотела меня спросить, дорогая?

– Донья Ворченца… – София на миг нерешительно замялась, потом продолжила: – Люди говорят, будто у вас есть какие-то связи с… гм… герцогским тайным сыском.

– С тайным сыском? – Старая графиня прижала руку к груди, приняв вид вежливого недоумения.

– Я о Полуночниках, донья Ворченца. О Полуночниках и их начальнике…

– Герцогском Пауке. Разумеется, голубушка, я прекрасно понимаю, о ком ты. Просто мне странно от тебя такое слышать – «люди говорят». Говорят-то они всякое, да чаще всего не подумавши хорошенько.

– Но ведь неоднократно было замечено: стоит какой-нибудь даме пожаловаться вам на свои неприятности, как о них становится известно Пауку. Во всяком случае, складывается такое впечатление, поскольку каждый раз неприятности в самом скором времени разрешаются с помощью герцогских людей.

– Ах, дорогая моя! Любой слух, до меня доходящий, я передаю своим многочисленным знакомым в письмах и записках. Или упоминаю о нем в разговоре с какой-нибудь влиятельной особой, а дальше слух начинает жить собственной жизнью и рано или поздно достигает ушей человека, который предпринимает решительные действия.

– Не хочу вас обижать, донья Ворченца, но сдается мне, вы лукавите.

– Не хочу тебя разочаровывать, деточка, но сдается мне, у тебя нет никаких оснований для подобного предположения.

– Донья Ворченца, – София сжала край столика с такой силой, что у нее хрустнули пальцы, – нас с Лоренцо в настоящее время самым наглым образом грабят.

– Грабят? Как тебя понимать?

– И в деле замешаны Полуночники. Они… поведали в высшей степени странную историю и обратились к нам с настоятельной просьбой о сотрудничестве. Но… донья Ворченца, наверняка же есть способ проверить, действительно ли они те, за кого себя выдают.

– Так вас грабят Полуночники?

– Нет, не сами Полуночники… – София покусала губу. – Они… якобы следят за развитием событий и поджидают удобного момента, чтобы схватить преступника. Но… что-то здесь не так. Или же они просто говорят нам не все, что следовало бы.

– Милая моя София! Бедная моя девочка! Ты должна рассказать мне все по порядку, не упуская ни малейшей подробности.

– Это… непросто, донья Ворченца. Обстоятельства довольно… неловкие. И сложные.

– Мы здесь одни, моя дорогая. Самое трудное ты уже сделала – пришла ко мне. Теперь тебе осталось лишь рассказать все без утайки. А я уж позабочусь, чтобы слух о твоих неприятностях в ближайшее же время достиг нужных ушей.

София отпила еще глоточек чая, откашлялась и сгорбилась в кресле, чтобы смотреть хозяйке прямо в глаза.

– Конечно же, – начала она, – вы слышали об аустерсалинском бренди, донья Ворченца?

– Не только слышала, милочка. У меня даже припрятано несколько бутылочек в питейных шкафах.

– И вы знаете, как он изготавливается? В какой строгой секретности?

– О, я хорошо понимаю причину подобной секретности. Несговорчивым эмберленским виноторговцам, скажем прямо, чрезвычайно выгодно окружать свой товар тайной.

– В таком случае, донья Ворченца, вы поймете, почему мы с Лоренцо обеими руками ухватились за возможность, представившуюся нам, как тогда казалось, по воле счастливого случая…

Пассажирская клеть с доньей Сальварой медленно спускалась к земле, становясь все меньше, постепенно сливаясь с серым фоном мощеного двора. Донья Ворченца стояла у медных перил посадочной платформы, неподвижно глядя в ночную тьму, пока слуги вращали ворот огромной лебедки. Жиль прокатил мимо серебряную тележку с почти пустым чайником и недоеденным тортом в виде Янтарного Кубка.

– Нет, Жиль, – обернулась графиня. – Отправь торт ко мне в кабинет. Мы будем там.

– Кто еще, сударыня?

– Рейнарт. – Она уже направлялась к двери своих покоев, гулко шлепая по каменным плитам домашними туфлями серебряного шитья. – Найди Рейнарта. Чем бы он там сейчас ни занимался. Найди и пришли ко мне наверх, как только позаботишься о торте.

Пройти через несколько комнат, отпереть дверь, подняться по длинной винтовой лестнице. Донья Ворченца тихо чертыхалась. Ломота в коленях, щиколотках, ступнях. «Проклятая старость, – пробормотала она себе под нос. – Просто зла не хватает на богов, в милости своей ниспославших мне подагру». Дыша тяжело и прерывисто, графиня на ходу расстегнула камзол с меховой оторочкой.

На самом верху лестницы находилась толстая дубовая дверь, укрепленная железными полосами. Донья Ворченца взяла ключ, висевший у нее на запястье на шелковом шнуре, и вставила в серебряный замок над хрустальной круглой ручкой, одновременно с осторожностью нажав на одну из декоративных медных пластин настенного светильника. Где-то в стене приглушенно защелкал скрытый механизм, и дверь отворилась внутрь.

Забудешь нажать на пластину, отпирая замок, – пиши пропало. Тридцать лет назад донья Ворченца самолично проследила, чтобы скрытая арбалетная ловушка, установленная подле двери, обладала весьма и весьма высокой убойной силой.

Здесь, на высоте восьми этажей над террасой, располагался кабинет доньи Ворченцы – просторная круглая зала, занимавшая всю верхнюю площадку башни и имевшая пятьдесят футов в поперечнике. Пол в ней устилали толстые ковры; через северную половину помещения тянулась длинная, плавно изогнутая галерея с медными перилами, куда вели две лестницы, с одного и другого конца. На галерее стояли в ряд книжные шкафы ведьмина дерева, с тысячами маленьких отделений и полочек. Сквозь прозрачный купол были видны низкие облака, похожие на клубящееся озеро дыма. Донья Ворченца поднялась на галерею, по пути зажигая алхимические шары легкими прикосновениями.

Там она сразу углубилась в работу и потеряла счет времени, переходя от шкафа к шкафу, выхватывая костлявыми пальцами бумаги то из одного отделения, то из другого. Часть пергаментов она складывала в стопку на столе, другие быстро пробегала глазами и убирала на место, сосредоточенно хмурясь и что-то бормоча себе под нос. От занятия своего она оторвалась, лишь когда внизу со щелчком открылась дверь.

В кабинет вошел рослый широкоплечий мужчина с острыми чертами лица, выдававшими в нем вадранца, и очень светлыми, почти белыми, длинными волосами, завязанными в хвост. Он был в рубчатом кожаном дублете, надетом поверх черной рубашки с широкими разрезными рукавами, в черных бриджах и высоких черных сапогах. Судя по двум маленьким серебряным булавкам на воротнике, мужчина носил звание капитана Ночных дозорщиков. На правом боку у него висела рапира с прямой гардой.

– Стефан, кто-нибудь из твоих ребят наведывался к дону и донье Сальвара, на Дюрону? – без всяких предисловий осведомилась старая графиня.

– К Сальвара? Нет, сударыня.

– Точно? Ты уверен? – С бумагами в руке донья Ворченца торопливо спустилась по ступенькам, с трудом удерживая равновесие. – Мне нужно знать без малейшей тени сомнения.

– Я знаю супругов Сальвара, сударыня. Встречался с ними обоими в прошлом году, на приеме по случаю Дня Перемен. Поднимался в Небесный сад в одной клети с ними.

– И ты не посылал к ним никого из Полуночников?

– О боги, нет же!

– Значит, кто-то бесчестит наше доброе имя, Стефан. И думается мне, мы наконец-то добрались до Каморрского Шипа.

Рейнарт изумленно уставился на нее, потом недоверчиво ухмыльнулся:

– Вы шутите – нет? Ущипните меня – должно быть, я сплю. Объясните же мне, в чем дело.

– Всему свой черед. Я знаю, ты гораздо лучше соображаешь, когда мы утоляем твое чертово пристрастие к сладкому. Загляни-ка в подъемник, а я уже присяду, пожалуй.

– О боги! – воскликнул Рейнарт, заглядывая в шахту подъемного устройства. – Похоже, бедному торту уже порядком досталось от кого-то. Но ничего, я быстро положу конец его страданиям. Здесь еще бутылка вина и бокалы – вроде бы одно из ваших сладких белых.

– Да благословят боги Жиля! Я так спешила наверх, что забыла распорядиться насчет вина. Окажи услугу, голубчик, налей нам по бокалу.

– Тоже мне услуга! Да за такой торт я готов еще и туфли вам почистить.

– Это твое обещание, Стефан, я обязательно тебе припомню, когда ты в следующий раз выведешь меня из терпения. Эй, доверху наливай, доверху – мне ж не тринадцать лет, право слово. А теперь садись и слушай внимательно. Если дело обстоит так, как я думаю, значит нам наконец-то представилась возможность поймать треклятого Шипа с поличным.

– Как вас понимать?

– Отвечу вопросом на вопрос, Стефан. – Донья Ворченца отхлебнула большой глоток вина и удобно откинулась на спинку кресла. – Скажи-ка, что тебе известно об аустерсалинском бренди?

– Выдает себя за одного из наших, – задумчиво проговорил Рейнарт, когда графиня завершила рассказ. – Поистине поразительная наглость. Но вы уверены, что он и есть Шип?

– Если это не Шип, тогда остается предположить, что в Каморре завелся еще один равно искусный и дерзкий вор, обчищающий карманы знатных особ. А подобное предположение кажется мне крайне маловероятным: это чересчур даже для нашего города, полного неуловимых призраков.

– А может, это Серый король? По всем сведениям, он именно такой вот хитрый и увертливый негодяй.

– Мм… нет. Серый король убивает людей Барсави. А Шип занимается чистым плутовством. Еще ни капли крови не пролил, насколько мне известно. И едва ли это случайность.

Рейнарт отодвинул пустую тарелку из-под торта и отпил глоточек из своего бокала.

– Значит, если полагаться на свидетельство доньи Сальвары, мы имеем дело с шайкой, состоящей по меньшей мере из четырех человек. Сам Шип – назовем его Лукасом Фервайтом. Слуга Грауманн. И еще двое, которые проникли в дом Сальвара.

– Как ты верно заметил, Стефан, это по меньшей мере. По моим расчетам, в шайке человек пять или шесть.

– Почему вы так решили?

– Я думаю, мнимый Полуночник не лгал, когда сказал дону Сальваре, что нападение у храма Благоприятных Вод было разыграно: подобный спектакль вполне в духе столь сложного и хитроумного плана. А следовательно, мы имеем еще двух сообщников – грабителей в масках.

– Если только их не наняли для разовой работы.

– Это вряд ли. Возьми в соображение, что до нас не доходило решительно никаких сведений на сей счет. Ни одного донесения, ни самого смутного слуха, ни шепотка, ни полсловечка о ком-нибудь, кто хвастался бы, что работал с самим Каморрским Шипом. А ведь воры в любой день готовы часами бахвалиться друг перед другом, хотя бы и соревнуясь, кто дальше поссыт. Нет, они точно проболтались бы.

– С другой стороны, – возразил Рейнарт, – если просто перерезать глотку наемнику, когда он выполнит свою работу, то и платить ему не придется.

– Но мы все-таки имеем дело с Шипом, а я твердо держусь мнения, что убивать не в его манере.

– Значит, у него, что называется, закрытая лавочка… Ну да, так оно, конечно, надежнее. Но все равно их не обязательно шестеро. Двое, что изображали грабителей, вполне могли впоследствии проникнуть в дом Сальвара, переодевшись Полуночниками.

– Интересное предположение, мой дорогой Стефан. Давай условимся, что численность шайки от четырех до шести человек, иначе мы здесь всю ночь просидим, приводя всяк свои доводы. Полагаю, более крупной шайке не удалось бы столь успешно скрываться на протяжении такого долгого времени.

– Ладно, пусть будет от четырех до шести. – Рейнарт на миг задумался. – Я прямо сейчас могу предоставить в ваше распоряжение пятнадцать-шестнадцать человек. Часть своих ребят в ряженом виде я отправил в Скопище и Котлище, как только нам сообщили о похоронах Наски Барсави. Быстро собрать их не получится. Но все остальные будут в полной боевой готовности еще до рассвета. А поскольку в запасе у нас Ночные дозорщики, нам даже нет необходимости привлекать к делу желтокурточников. На них в любом случае нельзя положиться.

– Этого было бы достаточно, Стефан, имей я намерение схватить преступников незамедлительно. Но у меня другие планы. У нас есть еще по меньшей мере два-три дня, чтобы потуже затянуть сеть вокруг Шипа. По словам Софии, они обсуждали начальные расходы в размере двадцати пяти тысяч крон. Думаю, Шип никуда не денется, пока не получит недостающие семь или восемь тысяч.

– В таком случае давайте я соберу хотя бы один взвод. Отправлю ребят во Дворец Терпения, там они затеряются среди желтокурточников, но если понадобится – выступят в полном боевом снаряжении уже через пять минут после приказа.

– Очень разумно, так и сделай. Теперь что касается до самого Шипа… Завтра утром отправь кого-нибудь к Мераджо, самого опытного своего человека. Нужно выяснить, держит ли Фервайт там счет и с какого времени.

– Кальвиро. Я пошлю Марализу Кальвиро.

– Отличный выбор. А поскольку все знакомые нашего лжекупца тоже находятся под подозрением, пусть она еще наведет справки о стряпчем, которого Фервайт с Сальварой встретили на улице сразу после разыгранного нападения у храма.

– Эккари, кажется? Эванте Эккари?

– Да. А потом тебе надо будет самолично проверить храм Благоприятных Вод.

– Мне? Уж кто-кто, а вы, сударыня, прекрасно знаете, что я не исповедую вадранскую веру. От родителей я унаследовал только вадранскую внешность.

– Ничего, притвориться верующим тебе труда не составит, а для дела нужна именно твоя внешность – она отведет от тебя подозрения. Осмотрись там хорошенько – нет ли в храме каких сомнительных личностей, не захаживает ли туда кто из каморрских воров, не происходит ли что-нибудь странное. Существует вероятность, пусть и очень слабая, что в спектакле с ограблением принимал участие кто-то из служителей. Так или иначе, нам необходимо все проверить – хотя бы для того, чтобы исключить такую вероятность.

– Хорошо, сударыня, будет сделано. А что насчет гостиницы?

– Да, «Фрегат». Пошли туда одного человека, только одного. У меня там есть два давних осведомителя среди прислуги. Один думает, что докладывает желтокурточникам, другая считает, что работает на капу. Имена я потом сообщу. Для начала я хочу просто выяснить, проживают ли по-прежнему наши друзья там, в Бушпритном номере. Если да, отправишь туда нескольких своих ребят под видом прислуги. Пока что – только для наблюдения.

– Хорошо. – Рейнарт встал и стряхнул крошки с бриджей. – А ваша сеть? Когда и каким образом вы собираетесь туго затянуть ее?

– Как мы уже давно поняли, ловить Шипа – все равно что пытаться поймать рыбу голыми руками. Нужно заманить мошенника в какое-нибудь место, откуда нипочем не сбежать, где он будет отрезан от своих людей и со всех сторон окружен нашими.

– Окружен нашими? Но как… О, понял! Вороново Гнездо!

– Вот именно. Молодец, Стефан. Через полторы недели будет День Перемен. Праздник летнего солнцеворота, с размахом отмечаемый герцогом. Пятьсот футов над землей, толпа каморрских аристократов и добрая сотня стражников. Я велю донье Софии пригласить Лукаса Фервайта на торжество к герцогу, в качестве гостя супругов Сальвара.

– Если только он не заподозрит ловушки…

– Думаю, он будет чрезвычайно признателен за приглашение. Думаю, безграничная наглость нашего друга как раз и станет причиной нашего с ним долгожданного личного знакомства. София скажет Фервайту, что у них возникли временные денежные трудности и остальные несколько тысяч они смогут выплатить лишь после праздника. Забросим крючок с двойной наживкой в расчете на алчность и одновременно на тщеславие Шипа. Уверена, он не устоит против искушения.

– Мне всех своих ребят привлечь к делу?

– Безусловно. – Донья Ворченца отпила глоточек вина и медленно улыбнулась. – Нужно, чтобы при входе его встречал Полуночник, чтобы за столом ему прислуживали Полуночники, чтобы горшок за ним, воспользуйся он таковым, выносил Полуночник. Мы поднимем Шипа наверх Воронова Гнезда, а внизу поставим побольше людей, чтоб следили, не убегает ли кто из башни, а если убегает, то куда.

– Еще что-нибудь?

– Нет. Давай берись за работу, Стефан. Через пару часов вернешься и доложишь что да как. Я буду здесь – ожидаю сообщений из Плавучей Могилы сразу по возвращении похоронного шествия Барсави. А пока напишу старому Никованте о наших предположениях.

– Ваш покорный слуга, сударыня.

Рейнарт коротко поклонился и широким быстрым шагом вышел из кабинета.

Еще прежде, чем тяжелая дверь захлопнулась за ним, донья Ворченца поднялась с кресла и направилась к конторке, стоящей в нише слева от двери. Достав чистый пергаментный лист, она торопливо написала на нем пару строк, а потом сложила и запечатала каплей голубого воска, выдавленного из маленькой бумажной тубы. Воск был алхимический и на воздухе затвердевал за считаные секунды. Графиня не пользовалась источниками открытого огня в помещении, где хранились в строгом порядке многие тысячи документов, собранных за несколько десятилетий.

В ящике конторки лежал перстень с печаткой, который донья Ворченца никогда не носила за пределами кабинета. Изображенный на нем символ не имел ничего общего с фамильным гербом Ворченца. Графиня крепко прижала печатку к застывающему воску и через пару мгновений отняла от него с еле слышным треском.

Когда она отошлет записку вниз в лотке подъемника, один из ночных слуг тотчас же поспешит на северо-восточную посадочную террасу и переправится по канатной дороге в Вороново Гнездо. Там он вручит послание лично в руки старому герцогу, даже если тот уже удалился в опочивальню.

Так поступали со всякой бумагой, скрепленной голубой восковой печатью с изображением паука.