– Я вижу, Лукас, деньги расходятся очень быстро, – заметила донья София Сальвара.

– Обстоятельства нам благоприятствуют, донья София. – Локк улыбнулся самой что ни на есть радостной по меркам Фервайта улыбкой: чуть скривил сомкнутые губы, каковое мимическое движение на любом другом лице читалось бы как гримаса боли. – Приготовления идут полным ходом. Корабли снаряжаются, команды набираются, товар закупается – скоро нам останется лишь упаковать ваш гардероб для короткого путешествия.

– Ну да, ну да…

Не обозначились ли темные круги у нее под глазами? Не появился ли во взгляде холодок настороженности? Да, у нее явно неспокойно на душе. «Сейчас главное – не перегнуть палку, – подумал Локк. – А то, не ровен час, у доньи нервы сдадут раньше времени». Самое трудное и тонкое дело – честно смотреть в глаза и улыбаться человеку, который точно знает, что имеет дело с мошенником, но не знает, что мошенник знает, что он знает.

С легчайшим вздохом донья София прижала личную печать к кляксе горячего голубого воска внизу пергаментного листа, а чуть выше начертала свое имя округлым теринским письмом, несколько лет назад вошедшим в моду у знати.

– Ну, раз вы говорите, что требуется еще четыре тысячи, значит, будет вам еще четыре тысячи.

– Я вам глубоко признателен, сударыня.

– Несомненно, скоро вы за все расплатитесь. И расплатитесь с лихвой, если наши надежды оправдаются. – Она впервые за время разговора довольно улыбнулась, отчего в уголках ее глаз собрались тонкие морщинки, и протянула Локку очередной вексель.

«Ну вот, так-то лучше, – подумал Локк. – Чем больше жертва уверена, что владеет обстоятельствами, тем больше власти имеет над ней мошенник». Еще одно правило отца Цеппи, многократно подтверждавшееся на практике.

– Пожалуйста, передайте вашему мужу сердечнейший привет от меня, когда он вернется с деловой встречи, – сказал Локк, принимая заверенную печатью бумагу. – А теперь, боюсь, я должен вас покинуть: мне нужно кое с кем повидаться по поводу… гм… платежей, которые не будут отражены ни в одной официальной счетной книге.

– Конечно-конечно, понимаю. Конте вас проводит.

Сегодня угрюмый старый вояка выглядел бледнее обычного, и Локку показалось, что он шагает слегка враскорячку и чуть прихрамывает на обе ноги. Да, бедняга явно старался поберечь известный орган, поврежденный накануне. При воспоминании о собственных своих вчерашних телесных муках Локк невольно исполнился сострадания к слуге Сальвары.

– Позвольте спросить, Конте, – вежливо начал он, – хорошо ли вы себя чувствуете? Не примите в обиду, но последние день-два вы выглядите неважно.

– Со мной все в порядке, господин Фервайт. – Складки в углах его губ обозначились чуть резче. – Просто немножко нездоровится.

– Надеюсь, ничего серьезного?

– Легкая лихорадка, видимо. Обычное дело в это время года.

– Да, один из недостатков вашего климата. Сам я пока еще ни разу лихорадкой не хворал, благодарение богам.

– В таком случае берегите себя, господин Фервайт, – произнес Конте с совершенно бесстрастным лицом. – У нас в Каморре опасность подстерегает в самых неожиданных местах.

«Ага! Значит, Конте тоже посвятили в тайну, – подумал Локк. – А гордости в нем не меньше, чем в донье Софии, раз он позволяет себе завуалированные угрозы. Это нужно иметь в виду».

– Я сама осторожность, дорогой Конте. – Локк засунул вексель во внутренний карман своего черного камзола и поправил пышное многослойное жабо; они уже подошли к парадной двери особняка Сальвара. – В моих комнатах днем и ночью горят алхимические шары, уничтожающие вредоносные испарения, и после часа Лжесвета я обязательно ношу медные кольца. Верное средство против каморрских лихорадок. И бьюсь об заклад, за несколько дней плавания свежий морской воздух исцелит вас.

– Вне всякого сомнения, – сухо промолвил Конте. – Путешествие пойдет мне впрок. Мне не терпится поскорее… отправиться в путь.

– Тут мы с вами полностью сходимся. – Локк подождал, когда слуга Сальвары распахнет перед ним широкую железную дверь со стеклом, и, прежде чем выйти во влажные сумерки, разбавленные Лжесветом, сдержанно, но дружелюбно кивнул на прощанье. – Завтра я помолюсь о вашем здоровье, мой друг.

– Вы слишком добры, господин Фервайт. – Старый солдат непроизвольно положил ладонь на рукоять кинжала. – А я всенепременно помолюсь о вашем.

Локк неторопливо зашагал на юг, направляясь к Двусеребряному парку тем же путем, каким они с Кало покидали остров Дюрона пару дней назад. Ветер Палача сегодня дул сильнее обычного, и когда Локк шел через сады, залитые бледным, призрачным светом Древнего стекла, в шелесте и шорохе листвы ему чудились протяжные вздохи огромных незримых существ, затаившихся среди деревьев.

Почти семнадцать тысяч крон за полнедели. Дело двигалось значительно быстрее, чем предполагал изначальный план, рассчитанный на полные две недели. Локк не сомневался, что сможет преспокойно вытянуть у дона Сальвары еще один вексель, довести общую прибыль от махинации до двадцати двух или даже двадцати трех тысяч, а потом бесследно исчезнуть. Залечь где-нибудь на месяцок и держать ухо востро, пока неприятная история с Серым королем благополучно не разрешится.

А потом каким-нибудь чудом отговорить капу Барсави от намерения выдать за него Наску. Но отговорить исподволь, не наседая на старика. Локк вздохнул.

Когда на город спускалась подлинная ночь, Лжесвет не просто постепенно угасал, а словно бы отступал, убывал, утекал обратно в Древнее стекло – краткосрочная ссуда, истребованная назад суровым заимодавцем. Тени разрастались, густели и в скором времени поглотили весь парк. Среди ветвей там и сям загорались изумрудные фонари, чей таинственный мягкий свет невесть почему подействовал на Локка успокоительно. Света этого вполне хватало, чтобы разглядеть гравийные дорожки, петляющие между купами деревьев и живыми изгородями. Локк чувствовал, как тугая пружина нервного напряжения мало-помалу ослабевает в нем. Прислушиваясь к глухому хрусту щебенки под ногами, он вдруг с удивлением осознал, что испытывает сейчас чувство, близкое к умиротворению.

Он жив-здоров, он богат, он принял решение не поддаваться тревоге, гложущей других Благородных Каналий. И сейчас, посреди огромного, девяностотысячного города со всем его шумом, гамом, смрадом и суетой, он на краткую минуту остался совсем один в окружении колеблемых ветром деревьев Двусеребряного парка.

Один.

Внезапно по спине у Локка побежали мурашки и в душе пробудился знакомый холодный страх – постоянный спутник всякого человека, выросшего на улице. Стоял тихий летний вечер, и Локк находился в Двусеребряном парке – самом безопасном общественном парке города, в любой час ночи охраняемом патрулями желтокурточников с фонарями на шестах, а днем так просто кишащем состоятельными молодыми людьми обоего пола, которые, держась за руки и отмахиваясь от мошкары, прогуливаются по дорожкам в поисках тенистого укромного уголка.

Локк быстро огляделся по сторонам: кругом не видать ни души и не слыхать ни звука, кроме вздохов листвы да стрекота ночных насекомых. Ни голосов, ни шагов. Он легко крутанул запястьем, и тонкий вороненый стилет выскользнул из рукава в ладонь рукоятью вперед. Держа стилет лезвием вдоль руки, чтоб его не было видно даже с близкого расстояния, Локк торопливо зашагал к южным воротам парка.

От земли поднимался туман, и чудилось, будто трава сочится странными серыми испарениями. Хотя вечер был теплый и душный, Локка вдруг пробрала дрожь. Самый обычный туман, верно? Летом он заволакивает весь город каждые две ночи из трех – порой такой плотный, что кончика собственного носа не разглядишь. Но почему…

Вот и южные ворота парка. Локк неподвижно застыл перед ними, уставившись на окутанный туманом мост по другую сторону пустынной мощеной улицы. На Арку Древних с красными фонарями, зловеще мерцающими в серой мгле.

Арку Древних, ведущую на остров Дюрона.

Он сделал круг по парку. Как такое возможно? Сердце бешено колотилось, мысли путались. Потом вдруг Локка осенило: донья София! Хитрая, коварная стерва. Она что-то с ним сотворила… подсунула какую-то алхимическую отраву на пергаменте. В чернилах? В воске? Смертельный ли это яд, помутняющий рассудок, прежде чем убить? Или просто дурманное зелье, вызывающее временное помрачение ума? Мелкая, пустая месть, до поры утолившая злобу доньи Софии? Локк полез за пергаментом, но никак не мог нашарить внутренний карман. Он сознавал, что движения его слишком медленны и неуклюжи, чтобы приписать это единственно расстройству воображения.

Между деревьями показались два человека – один слева от него, другой справа.

Арка Древних. Локк снова стоял на гравийной дорожке посреди парка, таращась в темноту, прорезанную тонкими изумрудными лучами фонарей. Он судорожно глотнул воздуха и чуть присел, держа кинжал наготове. Голова кружилась. Двое мужчин в плащах. Один слева, другой справа. Хруст гравия под шагами. Черные очертания арбалетов, черные фигуры на фоне размытого изумрудного света… Головокружение усилилось.

– Господин Шип, – словно откуда-то издалека донесся приглушенный голос, – вам придется уделить нам час времени.

– О Многохитрый страж… – выдохнул Локк, а в следующий миг даже тусклая зелень деревьев померкла у него перед глазами и кромешная тьма накрыла мир.

Очнувшись, Локк обнаружил, что сидит на стуле. Ощущения он испытывал самые странные. Ему и прежде случалось выплывать из черного забытья, вызванного болью или каким-нибудь дурманным зельем, но сейчас все было иначе. Казалось, будто кто-то просто привел в действие механизм его сознания подобно тому, как ученый запускает водяные часы, выдергивая затычку из водоподающей трубки.

Локк сидел за столом в общем зале таверны, один. Он видел питейную стойку, очаг, другие столы, но помещение выглядело заброшенным, и пахло плесенью, сыростью, пылью. Где-то позади него горел масляный фонарь, источающий неверный оранжевый свет. Грязные запотевшие окна тускло отблескивали, и что там за ними – было не разглядеть.

– Вам в спину нацелен арбалет, – раздался голос позади, совсем близко. Вежливый мужской голос, с едва уловимым акцентом, но явно принадлежавший урожденному каморрцу. Местный житель, долгое время проживший в чужих краях? Голос был совершенно незнакомый. – Сидите смирно, господин Шип.

По спине Локка забегали ледяные мурашки. Он изо всех сил напряг память, пытаясь вспомнить последние секунды перед забытьем. Кажется, один из двух мужчин в парке тоже употребил такое обращение. Локк глубоко вздохнул:

– Почему вы меня так называете? Мое имя Лукас Фервайт. Я эмберленский подданный, служащий торгового дома бель Аустеров.

– О да, звучит весьма правдоподобно, господин Шип. Акцент убедительный, а ваша героическая готовность париться в черном сукне вызывает глубокое восхищение. Дон Лоренцо и донья Сальвара свято верили в Лукаса Фервайта, пока вы сами не вывели их из заблуждения.

Это не человек капы, лихорадочно соображал Локк. Барсави точно ни при чем. Барсави проводил бы этот разговор самолично. И не здесь, а в недрах Плавучей Могилы, где на дыбах висели бы все до единого Благородные Канальи и на лавке лежали бы все до единого ножи Мудрого Доброхота, наточенные до блеска.

– Меня зовут Лукас Фервайт, – настойчиво повторил Локк. – И я решительно не понимаю, что вам угодно и почему я здесь. Не причинили ль вы какого вреда Грауманну? Он цел, надеюсь?

– Жан Таннен цел и невредим, как вам хорошо известно, – ответил незнакомец. – Да уж, хотелось бы мне посмотреть, как вы заявились в кабинет дона Сальвары, в черном плаще, размахивая бумажником с фальшивым значком тайного сыска. И уничтожили в бедняге веру в Лукаса Фервайта – подобно тому, как отец ласково объясняет своим простодушным детям, что на самом деле Святого Дарителя не существует. Вы настоящий артист, господин Шип!

– Говорю же вам, меня зовут Лукас, Лукас Фервайт, и я…

– Если вы еще раз повторите, что вас зовут Лукас Фервайт, я прострелю вам левое плечо. Убивать вас я не собираюсь, просто осложню жизнь. Славная сквозная дыра. Возможно, перебитая кость. Ваш превосходный наряд испорчен, ваш чудесный пергамент залит кровью. Служащие Мераджо с интересом послушают ваши объяснения. Векселя в бурых пятнах крови, знаете ли, привлекают повышенное внимание.

Локк молчал.

– Нет, Локк, так тоже не пойдет. Безусловно, вы уже поняли, что я не человек Барсави.

«Святые Тринадцать! – подумал Локк. – Где же я допустил ошибку, черт возьми?» Если незнакомец говорил правду, если он действительно не работал на капу, оставалось предположить одно: Локк имел дело с настоящим Пауком. С настоящими Полуночниками. Неужели в Тайном сыске стало известно о фальшивом значке? Неужели талишемский мастер поддельных дел донес на Локка ради дополнительной наживы? Другого объяснения быть не могло.

– Встаньте и повернитесь. Медленно.

Локк подчинился – и чуть было не вскрикнул от удивления.

За столом перед ним сидел мужчина неопределенного возраста, от тридцати до пятидесяти, высокий и поджарый, с сединой на висках. Обличьем чистокровный каморрец: загорелая оливковая кожа, высокий лоб, резко очерченные скулы, длинный острый нос.

Он был в сером кожаном дублете, надетом поверх серой шелковой сорочки, сером плаще с капюшоном и серых же лайковых фехтовальных перчатках, разношенных и потертых. У него были холодные, цепкие глаза охотника. Оранжевый свет фонаря отражался в черных зрачках, и на мгновение Локку показалось, будто он видит внутренний темный огонь, горящий в глубине глаз, а не обычные блики света. Он невольно содрогнулся… Весь этот серый цвет…

– Вы… – прошептал он уже без акцента Лукаса Фервайта.

– Собственной персоной, – подтвердил Серый король. – Сам я нахожу этот наряд нелепым в своей театральности, но без него не обойтись. Уж кто-кто, а вы-то прекрасно понимаете такие вещи, господин Шип.

– Ума не приложу, почему вы продолжаете меня так называть. – Локк незаметно переступил с ноги на ногу, принимая стойку поустойчивее и чувствуя успокаивающую тяжесть стилета, спрятанного в другом рукаве. – И я что-то не вижу арбалета, упомянутого вами.

– Я же сказал: он нацелен вам в спину.

С едва заметной насмешливой улыбкой Серый король махнул рукой в сторону дальней стены. Локк осторожно обернулся…

Там стоял человек – стоял ровно на том месте, куда Локк смотрел всего минуту назад. Широкоплечий мужчина в плаще с капюшоном лениво прислонялся к стене, держа на сгибе локтя взведенный уличный арбалет, небрежно направленный на Локка.

– Я… – Локк снова повернулся к Серому королю, но тот уже не сидел за столом, а стоял за пустой питейной стойкой, в доброй дюжине футов слева от Локка; фонарь остался на прежнем месте, и в его свете было видно, что мужчина ухмыляется. – Но это невозможно!

– Очень даже возможно, господин Шип. Сами подумайте. На самом деле количество возможностей ничтожно мало.

Серый король плавно повел перед собой ладонью, словно стирая пыль с незримого оконного стекла. Локк оглянулся и обнаружил, что человек с арбалетом опять исчез.

– Черт меня задери! – ахнул он. – Вы – вольнонаемный маг!

– Вовсе нет. Я не имею такого преимущества, как и вы. Но я держу у себя на службе вольнонаемного мага. – Он указал пальцем на стол, за которым сидел немногим раньше.

Теперь там сидел худощавый молодой мужчина не старше тридцати лет, причем в такой спокойной, непринужденной позе, будто расположился за столом довольно давно. Его щеки и подбородок покрывал тонкий пушок, но надо лбом уже обозначились залысины. В глаза у него блестели насмешливые искорки, и весь облик дышал властной самонадеянностью, от природы присущей почти всем особам голубых кровей.

Одет он был в безупречно скроенный серый камзол с ярко-красными шелковыми обшлагами. На левом запястье темнела татуировка в виде трех параллельных линий. А на правой руке, облаченной в грубую кожаную перчатку, сидел свирепейший охотничий сокол, который смотрел на Локка так, будто тот был ничтожной полевой мышью, страдающей манией величия. Неподвижные золотые глаза с крохотными черными зрачками, крючковатый клюв кинжальной остроты. Серо-коричневые крылья плотно сложены, а когти… какие-то странные – что передние, что задние, непомерно длинные и толстые.

– Мой ближайший помощник, Сокольник, – произнес Серый король. – Картенский вольнонаемный маг. Мой личный маг. Своего рода ключ, открывающий для меня двери возможностей. А теперь, когда мы вам должным порядком представились, давайте поговорим о том, что мне от вас нужно.

– С ними не связывайся ни в коем случае, – однажды сказал Локку отец Цеппи.

– Это еще почему? – удивился Локк, в тогдашние свои тринадцать лет самоуверенный как никогда впоследствии (что говорит о многом).

– Вижу, ты опять пренебрегаешь уроками истории. В ближайшее же время посажу тебя за чтение хроник, – вздохнул священник. – Картенские вольнонаемные маги – единственные чародеи на всем континенте, поскольку они никому больше не позволяют заниматься магическим ремеслом. Всех других магов они либо заставляют вступить в свою гильдию, либо убивают.

– И никто не сопротивляется? Никто не борется с ними, не пытается от них скрыться?

– Конечно, время от времени такие попытки предпринимаются. Но разве могут два, пять, десять магов в бегах тягаться с четырьмя сотнями, в чьем распоряжении целый город-государство? А с чужаками и отступниками картенские вольнонаемные маги расправляются столь жестоко, что капа Барсави рядом с ними выглядит милосердным жрецом Переландро. Они крайне ревнивы, совершенно безжалостны и решительно не терпят соперничества. Они владеют исключительным правом на занятия магией. Ни один человек не осмелится дать пристанище чародею, неугодному картенским магам. Ни один, будь он даже самим королем Семи Сущностей.

– Странно, что они продолжают называть себя наемными магами, – заметил Локк.

– Из ложной скромности. Думаю, это их забавляет. На самом деле они устанавливают такие дикие цены на свои услуги, что речь уже идет не о столько наемной работе, сколько о жестоком насмехательстве над заказчиком за его же счет.

– Дикие цены?

– Новичок берет пятьсот крон в день. А опытный чародей обойдется в тысячу. О ранге мага свидетельствует татуировка на левой руке. Чем больше черных линий вытатуировано у него вокруг запястья, тем почтительнее следует с ним обходиться.

– Тысяча крон в день?

– Теперь ты понимаешь, почему картенские маги не служат на постоянной основе при каждом дворе, у каждого аристократа и бездарного военачальника, не знающего деньгам счета. Даже в военное время и в годину бедствий их нанимают лишь на очень короткий срок. Но если уж на твоем пути встретился картенский маг, будь уверен: заказчик платит ему за очень серьезную, деятельную работу.

– Откуда они вообще взялись?

– Из Картена.

– Ха-ха. Я про гильдию. Про исключительное право.

– Ну, это проще простого. Однажды ночью некий могущественный чародей стучится в дверь другого, не столь могущественного. «Я основываю гильдию магов, – говорит он. – Присоединяйся ко мне, или я тебя уничтожу на месте, мокрого пятна не останется». И второй чародей, ясное дело, отвечает…

– Ах, я всю жизнь мечтал вступить в гильдию!

– Совершенно верно. Затем они вдвоем идут к третьему магу и говорят: «Вступай в гильдию – или сражайся с нами обоими, один против двоих, здесь и сейчас!» Так повторяется много-много раз, и наконец в дверь последнего независимого мага стучатся триста или четыреста членов гильдии, а все ответившие отказом благополучно пребывают в мире ином.

– Но у них наверняка есть какие-то слабые места.

– Конечно есть. Они смертные люди, как мы с тобой. Они едят и срут, стареют и умирают. Но они что шершни треклятые: тронешь одного – остальные налетят всем скопом и понаделают в тебе дырок. Да помогут Тринадцать тому, кто убьет вольнонаемного мага, случайно или умышленно!

– А что?

– Таково старейшее правило гильдии, правило без исключений: убьешь мага – все до единого члены гильдии бросят свои дела, чтобы отомстить. Они найдут тебя, как ни скрывайся, из-под земли достанут. Убьют твоих друзей, твою семью, твоих знакомых. Сожгут твой дом. Уничтожат все, когда-либо созданное твоими руками. Они позволят тебе умереть лишь тогда, когда ты будешь знать, что весь твой род истреблен целиком и полностью.

– Значит, противостоять картенским магам вообще не дозволено?

– О, никто тебе не запрещает. Ты можешь попытаться дать отпор, коли вдруг один из них на тебя ополчится. Но если ты порешишь мага… честное слово, оно того не стоит. Лучше уж наложить на себя руки – тогда, по крайней мере, они не поубивают всех твоих родных и близких.

– Ничего себе!

– Да, – кивнул Цеппи. – Магия, конечно, сама по себе штука жутковатая, но страшны картенские маги прежде всего своей лютой жестокостью. Вот почему при встрече с одним из них ты должен кланяться, расшаркиваться и рассыпаться в любезностях, не забывая после каждого слова прибавлять «сударь» или «сударыня».

– Славная у тебя птичка, паскуда, – сказал Локк.

Вольнонаемный маг холодно смотрел на него в некотором замешательстве.

– Значит, это по твоей милости никто не может поймать твоего хозяина. По твоей милости никто из Полных Крон не помнит, где был и что делал в ту ночь, когда Длинного Тессо пригвоздили к стене.

Сокол пронзительно крикнул, и Локк невольно отшатнулся, пораженный яростью птицы. То был не обычный крик встревоженной твари, но полный злобы вопль, обращенный, казалось, непосредственно к нему, Локку.

– Моей подруге не нравится твой тон, – произнес Сокольник. – А я всегда полагаюсь на ее мнение. На твоем месте я бы следил за языком.

– Я зачем-то нужен твоему хозяину, а следовательно, должен сохранять дееспособность, – ответил Локк. – А следовательно, каким тоном я разговариваю с его картенскими холуями, не имеет ни малейшего значения. Среди убитых тобой гаррист были мои друзья. По твоей милости меня, черт возьми, женить собираются! Так что жри пеньку и сри веревкой, любезный.

Со свирепым клекотом соколиха сорвалась с перчатки хозяина. Локк успел заслонить лицо согнутой левой рукой, и птица с налету в нее врезалась, вцепилась острыми когтями в рукав камзола, распарывая плотную ткань, и бешено забила крыльями, стараясь удержаться на месте. Локк заорал и занес правый кулак, чтобы ударить злобную пернатую тварь.

– Ударишь – прощайся с жизнью, – сказал Сокольник. – Посмотри повнимательнее на коготки моей подруги.

Стиснув зубы от боли, Локк пригляделся. Задние когти соколихи больше походили на гладкие изогнутые шипы с остриями тоньше иглы. На голенях прямо над ними находились какие-то пульсирующие мешочки, показавшиеся странными даже Локку, совершенно не разбиравшемуся в охотничьих птицах.

– Вестриса – скорпионий сокол, – пояснил Серый король. – Гибрид, созданный средствами алхимии и магии. Один из многих, сотворенных картенскими магами забавы ради. У нашей птички не просто когти, а ядовитые жала. Если она по-настоящему на тебя разозлится, ты и десяти шагов не успеешь сделать, как упадешь замертво.

С руки Локка закапала кровь, он застонал от боли. Соколиха щелкнула на него клювом, явно забавляясь.

– Мы здесь все взрослые, и люди, и птицы, верно? – продолжал Серый король. – Дееспособность – понятие относительное, дорогой Локк. Мне бы очень не хотелось еще раз показывать тебе, насколько оно относительное.

– Приношу свои извинения, – с трудом проговорил Локк сквозь стиснутые зубы. – Вестриса – замечательная птаха, обладающая незаурядным даром убеждения.

Сокольник ничего не сказал, но соколиха выдернула когти из руки Локка, опять вскрикнувшего от острой боли, перелетела обратно на перчатку своего хозяина и снова вперила в Локка неподвижный взгляд. Локк вцепился в окровавленный рукав, осторожно потер раны под ним.

– Говорил же я тебе, Сокольник. – Серый король лучезарно улыбнулся Локку. – Наш Шип быстро восстанавливает самообладание в любых обстоятельствах. Еще две минуты назад он ничего не соображал от страха. А сейчас уже оскорбляет нас и наверняка прикидывает, как бы выбраться из неприятного положения.

– Я не понимаю, почему вы продолжаете называть меня Шипом, – упорствовал Локк.

– Да все ты понимаешь. Сейчас послушай меня внимательно, Локк. Дважды повторять не буду. Мне известно о твоей норе под храмом Переландро. О твоем хранилище. О твоем богатстве. Я знаю, что ты никогда не ходишь по ночам на кражи, а только прикидываешься мелким домушником перед Путными людьми. Знаю, что ты, в нарушение Тайного уговора, хитроумно облапошиваешь каморрских аристократов, и знаю, что ты очень хорош в своем деле. Я знаю, что не ты распустил слухи про Каморрского Шипа, но мы с тобой оба знаем, что порождены они твоими подвигами. И наконец, я знаю, что капа Барсави самым занимательным образом расправится с тобой и остальными Благородными Канальями, если вдруг проведает обо всем, что известно мне.

– Да бросьте, – сказал Локк. – Вы не в том положении, чтобы мило нашептывать капе на ухо и рассчитывать на полное доверие.

– Так нашептывать буду не я, – усмехнулся Серый король. – Это сделают мои люди из ближайшего окружения капы, если ты не справишься с делом, которое я тебе поручу. Полагаю, я все внятно объяснил?

Несколько секунд Локк молча смотрел на него, потом со вздохом уселся верхом на стул, положив пораненную руку на спинку.

– Я вас понял. А что взамен?

– Взамен я обещаю, что капа Барсави никогда не узнает о ловко налаженной двойной жизни, которую ведете ты и твои товарищи.

– Вот, значит, как, – медленно проговорил Локк.

– Я только на моего мага расходов не жалею, а вообще я человек очень бережливый. – Серый король вышел из-за питейной стойки и сложил руки на груди. – В качестве платы за услуги получишь свою жизнь, а не деньги.

– И что от меня требуется?

– Самый обычный обман. Мне надо, чтобы ты стал мною.

– Я… э-э… не понял.

– Мне пришло время выйти из тени. Нам с Барсави нужно поговорить один на один. В ближайшее время я выманю капу из Плавучей Могилы, чтобы тайно с ним встретиться.

– Ничего не выйдет, даже не надейтесь.

– Не надо меня недооценивать. Все нынешние неприятности Барсави – моих рук дело. Уж поверь, я сумею выманить капу из его сырой крепости. Но вот разговаривать он будет не со мной, а с тобой. С Каморрским Шипом. С величайшим актером из всех, что когда-либо рождались в этом городе. Ты выступишь в роли меня. Один вечер. Блестящее представление.

– Представление по королевскому указу. Но зачем такие сложности?

– Во время вашей встречи мне нужно будет находиться в другом месте. Переговоры с капой – лишь часть более обширного плана.

– Но капа Барсави и все его окружение хорошо меня знают.

– Удалось же тебе обмануть супругов Сальвара, представ перед ними в двух разных обличьях, причем в течение одного дня. Я научу тебя, что говорить, и снабжу подобающей одеждой. Поскольку ты мастер перевоплощения, а моя внешность никому из обитателей Плавучей Могилы неизвестна, никто даже не заподозрит, что в деле замешан ты или что Серый король не настоящий.

– Интересный план. Чрезвычайно рискованный – что мне нравится. Но вы же понимаете, что я буду выглядеть полным дураком, если капа начнет разговор с того, что всадит мне в грудь дюжину арбалетных стрел?

– Не беспокойся. Ты будешь надежно защищен от обычных глупых выходок Барсави. Я пошлю с тобой Сокольника.

Локк коротко взглянул на мага. Тот улыбнулся с насмешливо-великодушным видом.

– Неужели ты думаешь, – продолжал Серый король, – что я позволил бы тебе прятать стилет в рукаве, если бы оружие в твоих руках могло причинить мне вред? Попробуй пырни меня. Позаимствуй у меня арбалет, коли хочешь. Стрела меня тоже не возьмет. Точно так же и ты будешь защищен во время встречи с капой.

– Значит, это правда. Все слухи, что про вас ходят, не праздные домыслы. Ваш ручной маг способен на большее, чем просто отшибить мне память, как будто я пил запоем всю ночь.

– Да. А слухи начали распускать мои люди, по моему приказу и с единственной целью: я хотел внушить шайкам Барсави такой страх перед Серым королем, чтобы никто уже не смел и близко подойти к тебе, когда вам с капой настанет время встретиться. В конце концов, я могу убить одним прикосновением. – Серый король улыбнулся. – А став мною, и ты сможешь.

Локк нахмурился. Эта улыбка, это лицо… В Сером короле было что-то очень знакомое. Что-то неуловимое, не поддающееся определению. Просто странное, неотвязное ощущение, будто где-то Локк уже видел этого человека. Он кашлянул.

– Очень любезно с вашей стороны. А что потом, после того как я выполню ваше задание?

– Наши пути разойдутся. Ты займешься своими делами, я – своими.

– С трудом верится.

– После встречи с Барсави ты останешься живой, Локк. И в дальнейшем тоже можешь ничего не опасаться. Поверь, все не так страшно, как тебе кажется. Ты же прекрасно понимаешь: если бы я хотел просто убить капу, то давно уже сделал бы это.

– Вы прикончили семерых гаррист. Заперли Барсави в Плавучей Могиле на несколько месяцев. Не так страшно, как мне кажется? После смерти Тессо капа убил восьмерых людей из Полных Крон. Он жаждет вашей крови, и больше ему ничего от вас не нужно.

– В Плавучей Могиле Барсави сам заперся. Поверь мне, Локк, все будет в порядке. Капа, хоть и скрепя сердце, согласится на мои предложения. Мы раз и навсегда решим вопрос с Каморром, ко всеобщему удовлетворению.

– То, что вы человек опасный, я давно понял. Но оказывается, вы еще и сумасшедший.

– Толкуй мои действия, как тебе угодно. Главное – сделай, что от тебя требуется.

– Похоже, выбора у меня нет, – мрачно сказал Локк.

– Да, я об этом позаботился. Так мы договорились? Ты все сделаешь?

– А вы научите меня, что говорить капе?

– Разумеется.

– У меня одно условие.

– Вот как?

– Если я возьмусь за это дело, я должен иметь возможность встретиться с вами или хотя бы передать сообщение в случае надобности. Вдруг возникнут непредвиденные обстоятельства – не сидеть же мне сложа руки в ожидании, когда вы соизволите появиться.

– Не возникнут, – заверил Серый король.

– Это необходимая мера предосторожности. Вы же хотите, чтобы все прошло без сучка без задоринки?

– Ну хорошо, – кивнул Серый король. – Сокольник!

Вольнонаемный маг встал и вышел из-за стола. Вестриса ни на миг не сводила глаз с Локка. Свободной рукой хозяин птицы достал из внутреннего кармана свечу – белую восковую палочку со спиральными багровыми прожилками.

– Зажжешь в каком-нибудь уединенном месте, – сказал Сокольник. – Смотри, чтоб ни единой живой души поблизости не было. Произнесешь мое имя – я услышу и явлюсь в самом скором времени.

– Благодарю. – Локк взял свечу и положил в карман. – Сокольник. Легко запомнить.

Вестриса раскрыла клюв, но не издала ни звука. Через пару секунд клюв со щелчком захлопнулся, и соколиха моргнула. Зевает она так, что ли? Или усмехается над Локком на свой птичий манер?

– Я буду постоянно следить за тобой, – предупредил картенский чародей. – Как Вестриса чувствует все, что чувствую я, так я вижу все, что видит она.

– Это многое объясняет, – хмыкнул Локк.

– Ну, раз мы обо всем столковались, будем считать разговор законченным. У меня есть другие дела, не терпящие отлагательств. Благодарю вас за проявленное благоразумие, господин Шип.

– Сказал человек с арбалетом человеку с кошельком. – Локк встал со стула и засунул левую руку, по-прежнему ноющую от боли, в карман камзола. – Когда должна состояться моя встреча с капой?

– Через три дня. Надеюсь, это не помешает твоей важной работе с доном Сальварой?

– Вряд ли вас это волнует, но – нет, не помешает.

– Вот и прекрасно. А теперь давай вернем тебя к твоим делам.

– Постойте, – забеспокоился Локк, – не собираетесь же вы…

Но было поздно: Сокольник уже водил в воздухе свободной рукой и шевелил губами, беззвучно произнося слова. Комната поплыла перед Локком, свет фонаря померк, превратившись в размытое тускло-оранжевое пятно в темноте, а потом осталась одна только темнота.

Очнулся Локк на мосту между Западней и улицей Златохватов. По ощущениям забытье продолжалось не больше минуты, но, подняв глаза, он увидел, что облака исчезли, звезды сместились в темном небе и луны висят низко над западным горизонтом.

– Сукин сын! – прошипел Локк. – Это ж сколько времени прошло! Жан, наверное, уже весь издергался.

Он торопливо соображал: Кало с Галдо собирались вечером пошляться по Западне, таская за собой Клопа, как водится. Скорее всего, под конец они засели в «Последней ошибке», где допоздна пили, резались в кости и старались не получить по физиономии за карточное плутовство. Жан намеревался провести вечер в наемных комнатах, изображая постояльца Расколотой башни, по крайней мере до возвращения Локка. Значит, оттуда и нужно начинать поиски товарищей.

Тут Локк вспомнил, что он по-прежнему наряжен Лукасом Фервайтом, и хлопнул себя по лбу. Он проворно снял камзол и шейные платки, сдернул с носа фальшивые очки и засунул в жилетный карман. Потом осторожно потрогал глубокие раны от птичьих когтей на левой руке – они по-прежнему болели, но уже немного подсохли, и то хорошо, хоть кровь не льется ручьями.

«Черт подери этого Серого короля, – подумал Локк. – И помогите мне боги благополучно погасить счета этой проклятой ночи».

Он взлохматил волосы, расстегнул жилет, выпустил рубашку из штанов, согнул втрое и заправил внутрь нелепые длинные языки башмаков. Шейные платки и нарядные ремни Локк завернул в камзол, который затем крепко обвязал рукавами. В темноте сверток выглядел в точности как старый тряпичный узел. Теперь, избавившись от внешних броских примет Лукаса Фервайта, Локк мог надеяться, что доберется до «Последней ошибки», не привлекая лишнего внимания. С некоторым облегчением он повернулся и быстро зашагал к южному концу моста – в сторону огней и шума ночной Западни.

Едва Локк свернул на булыжную улицу, где находился главный вход в «Последнюю ошибку», из темного бокового проулка вынырнул Жан Таннен и схватил его за руку:

– Локк! Где тебя носило всю ночь? Ты в порядке?

– Ох, Жан, до чего же я рад тебя видеть! Нет, я далеко не в порядке, и все вы тоже. Где остальные?

– Не дождавшись тебя, я спустился в таверну, нашел там ребят с Клопом и отослал в наши комнаты, – приглушенным голосом доложил Жан на ухо товарищу. – А сам рыскал тут по переулкам, стараясь никому на глаза не попадаться, тебя караулил. Решил, что сейчас нам лучше держаться вместе по ночам. Я… мы уж испугались…

– Меня схватили, Жан. Но потом отпустили. Сейчас все расскажу, давай только поднимемся в комнаты. У нас новая проблема, дружище, – с пылу с жару и жгучая как огонь.

На сей раз окна оставили открытыми, только опустили на них тонкие полупрозрачные сетки от комаров и прочих кусачих насекомых. Когда Локк закончил рассказ о ночных событиях, небо уже бледнело и над восточным горизонтом тянулась красная полоса зари. Под глазами у всех лежали усталые тени, но никто не выказывал ни малейших признаков сонливости.

– По крайней мере, теперь мы знаем, – в завершение сказал Локк, – что он не собирается меня убивать, как других гаррист.

– В ближайшие три дня, во всяком случае, – добавил Галдо.

– Да этому скоту совсем нельзя доверять! – выпалил Клоп.

– Но слушаться его все равно придется, – пожал плечами Локк.

Сразу по приходе он переоделся в простую одежду, более подобающую постояльцу Расколотой башни. Жан настоял на том, чтобы промыть ему раны крепленым вином, нагретым на алхимической плите почти до кипения. Сейчас Локк держал руку в целебной повязке, обильно смоченной бренди, под белым алхимическим шаром. По единодушному мнению каморрских лекарей, свет алхимических шаров очищал воздух и предотвращал заражение.

– А надо ли? – Кало поскреб щетинистый подбородок. – Как думаешь, мы успеем скрыться, если прямо сейчас пустимся в бега?

– От Серого короля – кто знает. – Локк вздохнул. – Но от картенского мага точно не скроемся.

– Значит, будем сидеть сложа руки и смотреть, как он дергает тебя за веревочки, будто марионетку.

– Да, – кивнул Локк. – Меня здорово подкупило его обещание не докладывать капе Барсави о наших проделках.

– Безумие какое-то, – сказал Галдо. – Ты говоришь, у Сокольника на запястье вытатуировано три линии?

– Ага. На том, во всяком случае, где не сидел чертов скорпионий сокол.

– Три линии, – пробормотал Жан. – Это ж с ума сойти – держать на службе такого человека. Уже месяца два прошло – да? – с тех пор, как по городу поползли первые слухи про Серого короля. Когда он убил первого гарристу… кого именно, а?..

– Гила Поножовщика из Шалых Псов, – ответил Кало.

– Значит, в деле замешаны просто сумасшедшие деньги. Думаю, даже герцогу не по карману целых два месяца оплачивать услуги вольнонаемного мага столь высокого ранга. Кто же такой этот проклятый Серый король и откуда у него такие средства?

– Да не важно, – сказал Локк. – Через три дня – вернее, уже через два с половиной – в Каморре будет два Серых короля, и один из них – я.

– О Тринадцать… – Жан опустил голову и устало потер глаза ладонями.

– В общем, плохие новости такие: капа собирается женить меня на своей дочери, а Серый король требует, чтобы я под видом него отправился на тайную встречу с Барсави. – Локк ухмыльнулся. – Хорошая же новость состоит в том, что я не залил кровью новый вексель на четыре тысячи крон.

– Я его убью, – решительно заявил Клоп. – Дайте мне арбалет с отравленными стрелами, и я всажу по одной в каждый глаз.

– Тебя послушаешь, Клоп, так твой прыжок с крыши начинает казаться вполне себе благоразумным поступком.

– Но ведь никто такого не ожидает, верно? – Клоп, сидевший у самого окна, повернул голову и несколько мгновений напряженно смотрел в него, как часто делал на протяжении всей ночи. – Они знают, что на них в любую минуту может напасть кто-нибудь из вас четверых. Но от меня-то подобного не ожидают. И вдруг – раз! – я выскакиваю из-за угла. Один выстрел в рожу – и нет больше Серого короля!

– Даже если допустить, что Сокольник позволит твоим отравленным стрелам поразить цель, он уже в следующую минуту уничтожит всех нас на месте, – сказал Локк. – А также я сильно сомневаюсь, что чертова птица станет летать вокруг башни у нас на виду.

– Но наверное-то никогда не знаешь, – ответил Клоп. – Мне кажется, я ее уже видел раньше – когда мы поджидали дона Сальвару в переулке.

– Уверен, я тоже видел. – Кало гонял солон по костяшкам левой руки, не глядя на него. – Когда я душил тебя там, Локк, над нами пролетела какая-то птица. Крупнее и быстрее обычного вьюрка или воробья.

– Значит, он и впрямь следил за нами и знает о нас все, что нужно знать, – сказал Жан. – Сейчас, конечно, разумнее будет уступить и подчиниться, но тем временем надо придумать, как бы вырыть под него яму.

– А наши дела с доном Сальварой мы сворачиваем? – кротко спросил Клоп.

– Мм? Нет. – Локк решительно помотал головой. – Пока что для этого нет причин.

– Как – нет? – удивился Галдо.

– Мы помышляли свернуть дела потому лишь, что хотели укрыться от Серого короля, опасаясь за свою жизнь. Но теперь мы точно знаем, что он нас не тронет, по крайней мере в ближайшие три дня. Так что наше предприятие с доном Сальварой идет прежним чередом.

– Ага, еще три дня. Пока у Серого короля не отпадет надобность в тебе. – Жан сплюнул. – А дальше при любом раскладе – одно: «Благодарю за сотрудничество, вот вам всем в награду нож в спину».

– Не исключено, – согласился Локк. – Поэтому мы поступим следующим образом. Ты, Жан, сегодня побегаешь по городу, когда немного выспишься. Сначала отменишь заказ на места на корабле. Если нам придется спешно скрываться из Каморра, ждать отплытия судна мы не сможем. Затем сгоняешь к Виконтовым воротам, сунешь страже еще деньжат. Если явится необходимость бежать, мы сбежим посуху, и я хочу, чтобы ворота распахнулись перед нами быстрее и шире, чем двери борделя. Кало, Галдо, вы раздобудете для нас фургон и поставите за храмом, приготовите парусину и веревки для упаковки. Закупите еды и питья в дорогу, все самое простое и сытное. Еще запасные плащи, неприметная одежда – в общем, сами знаете. Если столкнетесь с кем-нибудь из Путных людей, намекните, что через пару дней у нас наклевывается выгодное дельце. Барсави будет доволен, коли узнает. Клоп, мы с тобой займемся делом в хранилище. Достанем из колодцев все наши накопления до последней монетки и сложим в мешки, чтобы в случае чего за несколько минут перетаскать всё в фургон.

– Разумно, – кивнул Клоп.

– Значит, братья Санца держатся вместе. Ты, Клоп, ни на шаг не отходишь от меня. Никто ни минуты не действует в одиночку, кроме тебя, Жан. С тобой вряд ли какая беда стрясется, если только Серый король не прячет в городе целую армию.

– Ты же меня знаешь. – Жан закинул обе руки за шею и выхватил из-под широкого кожаного жилета, надетого поверх простой полотняной рубахи, два одинаковых топорика длиной фута полтора – с обвитыми кожаным шнуром рукоятями и прямоугольными черными лезвиями ланцетной остроты, уравновешенными вытянутыми обухами с железным шариком на конце; Злобные сестрицы, любимое оружие Жана. – Я никогда не хожу один, нас всегда трое.

– Вот и славно. – Локк подавил зевок. – Если нам потребуются еще какие-нибудь блестящие мысли, пораскинем умом по пробуждении. А сейчас давайте закроем окна, задвинем дверь чем-нибудь тяжелым и зададим храпака.

Благородные Канальи с трудом поднялись на ноги, собираясь привести в исполнение этот разумный план, как вдруг Жан вскинул ладонь, призывая товарищей прислушаться. Наружная лестница трещала и скрипела под шагами многих ног. А в следующую минуту кто-то забарабанил в дверь.

– Ламора, открывай! – раздался громкий мужской голос. – Мы от капы!

Жан быстро взял оба топорика в одну руку и спрятал за спиной, потом встал у стены в нескольких футах справа от двери. Братья Санца потянулись за кинжалами, спрятанными под рубашками, а Галдо одновременно загородил собой Клопа. Локк застыл посреди комнаты, сообразив, что его стилеты по-прежнему завернуты в камзол Фервайта.

– Почем нынче коврига хлеба на Плавучем рынке? – после минутного замешательства выкрикнул он.

– Ровно медяк, но хлеб сыроват, – последовал ответ.

У Локка слегка отлегло от сердца – так звучали условное приветствие и отзыв, установленные на этой неделе. Вдобавок если бы капины люди собирались его схватить по какому-нибудь серьезному обвинению, они бы просто вломились в комнату без всяких церемоний. Знаком велев друзьям сохранять спокойствие, Локк отодвинул засов и приоткрыл дверь.

На лестничной площадке, на высоте семидесяти футов над «Последней ошибкой», стояли четверо мужчин. Небо у них за спиной было цвета мутной воды в городских каналах, и на нем бледно мерцали последние утренние звезды. Незваные гости имели наружность суровую и даже грозную; чуть напружиненные, но непринужденные позы изобличали в них опытных бойцов. Кожаные куртки, кожаные нашейники, красные косынки под черными кожаными шапками – громилы из шайки Красноруких, к которой Барсави обращался всякий раз, когда требовалась грубая сила, причем срочно.

– Извиняй, братец. – Один из мужчин, явно главный здесь, положил руку на дверь. – Хозяин желает видеть Локка Ламору прямо сейчас. Приказано никаких отговорок не принимать и доставить тебя любым способом, хоть силком.