Глава 1

Я лежал ничком на сырой земле, стараясь не обращать внимания на дергающую боль в левом плече. Рана, оставленная васконским копьем, вполне зажила, оставив лишь рельефный шрам, но смена времен года неизменно пробуждала глубоко затаившуюся боль. А влага, постепенно впитывавшаяся из листьев в одежду, еще сильнее усугубляла мое и без того неприятное положение. Ни звука, лишь стук капель да журчание струек воды, изредка сбегавших из дубовых крон, которые непрерывно поливал мелкий моросящий дождь, нарушали тишину. Хотя время уже склонялось к полудню, в лесу, под высокими деревьями, было мрачно и промозгло. Буйная весенняя листва не пропускала солнечный свет, и воздух внизу, под деревьями, был насыщен запахом прели. Прямо передо мною, над полянкой шагов тридцати в поперечнике, открывалось небо. Когда пробегающие по нему тучи открывали солнечный лик, на свежей траве ярко блестели дождевые капли, придававшие ей особенно чистый, манящий вид. Но впечатление было обманным. Середины у поляны просто не было. В середине была яма длиной в десять шагов и шириной в пять, а глубиной в рост высокого человека, с отвесными краями, которую покрывали набросанные крест-накрест тонкие ивовые прутья. А поверх них лежала сплетенная из таких же прутьев легкая крышка-решетка. На нее землекопы насыпали тонкий слой почвы, имитировавший твердую землю. А точно в центре крышки-ловушки лежала кучка покрытых свежей листвой веток, срезанных с кустов, которые считались любимым лакомством зверя, – приманка.

Очень медленно я поднял голову и посмотрел налево. На расстоянии вытянутой руки от меня устроился Вульфард, главный королевский егерь. В кожаных шоссах и камзоле, окрашенных в цвет жухлой травы и вдобавок перепачканных грязью, он был почти незаметен в облюбованной им неглубокой впадинке. Даже его закаленное непогодами и потемневшее от постоянного пребывания на открытом воздухе лицо цветом почти не отличалось от прошлогодней палой листвы. Голова с коротко стриженными седеющими волосами была непокрыта, темно-зеленая шляпа с одним-единственным орлиным пером лежала рядом. Почувствовав мое движение, он обернулся. Светло-карие глаза блеснули желтым, как у хитрого лисовина, а каменное выражение лица ясно дало понять, что мне надлежит хранить полную неподвижность так долго, как он сочтет нужным. Иначе пойдут прахом две недели, которые мы затратили на подготовку к охоте на зверя: поиск наилучшего места для ловушки, яма, которую пришлось выкопать с поистине умопомрачительной скоростью, огромная куча земли, которую пришлось отнести далеко в сторону, и, наконец, тщательная уборка всех следов пребывания здесь людей. Рабочие закончили свои дела перед самым рассветом и сразу же покинули эту отдаленную часть леса. После их ухода Вульфард прикинул вероятное направление утреннего ветерка, а потом разместил на поляне наблюдателей. Всего нас было трое. Мы с Вульфардом расположились с наветренной стороны, а его сын Вало – справа от нас на расстоянии броска камня. Оттуда он мог наблюдать за направлением, с которого мы ожидали появления зверя. Вало должен был отпугивать всех крупных зверей, которые могли бы провалиться в нашу ловчую яму. Мы вовсе не хотели, чтобы сквозь хлипкую крышку провалился олень или кабан. Нам нужна была только одна добыча: сам зверь, или ничего.

Я расслабился, опустил голову на согнутую руку, а потом и прикрыл глаза. Мы лежали в ожидании уже шестнадцать долгих, скучных и очень утомительных часов, но ничего так и не произошло. Эту тварь никто еще не видел живьем. Мы полагались на сообщения о следах в мягкой земле, об отпечатках копыт, превосходящих любое известное животное. Егеря замечали сучки сломанных веток на высоте в семь, а то и восемь футов над землей: расщепленные обломки в этих местах были смяты, а кора содрана. Самым же верным признаком реальности существования зверя был его помет. Большие кучи в изобилии содержали непереваренные листья и щепки, что помогло Вульфарду предположить, чем питается животное, и составить план его поимки живьем. Скептики смеялись и уверяли нас, что мы попусту потратим время. Дескать, неведомый зверь – это всего-навсего зубр-переросток из рода крутолобых, злобных диких быков, встречающихся в этом лесу. Зубры попадались в этих землях нечасто, однако их было достаточно для короля, который страстно любил охоту и убивал одного-двух рогатых красавцев каждый сезон. Удача всегда приводила его в доброе расположение духа.

Но Вульфард решительно отметал все сомнения в существовании диковинного зверя. Он ссылался на отставного лесника, умершего уже лет пять тому назад, который некогда уверял его, что гигантский зверь и еще несколько ему подобных отступили в самую глубь и глушь леса и до сих пор живут там.

Громко хрустнула ветка – звук донесся с дальней стороны поляны. Я встрепенулся, поднял было голову, но тут же вспомнил указания егеря и застыл на месте. К нам приближался олень. Вернее, оленуха, настороженно ступавшая по тропе прямо к яме. Судя по непропорционально большому животу, ей вскоре предстояло произвести на свет детеныша. Выйдя на край поляны, она замерла. Сразу же после этого я заметил движение справа. Вало, облаченный в такую же темно-зеленую одежду, как и его отец, поднялся на ноги и беззвучно взмахнул руками. Оленуха заметила его не сразу, но уже через мгновение осознала опасность, резко повернулась и помчалась обратно в лес по той же тропе, по которой пришла. Вало бросил короткий взгляд на отца, явно рассчитывая на его одобрение, а затем снова лег и исчез для меня из виду.

Я с облегчением вздохнул. Меня раздражало то бессердечие, с которым наши рабочие дразнили Вало. Он, впрочем, был очень удобной мишенью для насмешек. Руки и ноги у него были слишком короткими по сравнению с телом, а вечно приоткрытый рот и полузакрытые глаза на круглом, как полная луна, лице создавали впечатление, будто он в любой момент, даже на ходу, готов уснуть. К тому же говорил этот парень медленно и не очень внятно и порой мог высказать что-нибудь такое, чего можно бы ожидать услышать от восьмилетнего ребенка, а не от взрослого мужчины. Определить возраст Вало по его внешнему облику было довольно трудно. Я предполагал, что ему лет двадцать пять. Вульфард защищал сына от всего на свете и однажды с яростной бранью набросился на человека, который сказал, что Вало слишком прост для того, чтобы быть хорошим дозорным. Королевские егеря втихомолку ворчали, что за такое оскорбление заботливый отец может и прибить наглеца. Однако он всего лишь велел сыну собираться на охоту. Я же опасался, что, если Вало не справится с сегодняшним делом, окружающие вообще сживут его со свету своими насмешками.

Потом, видимо, задремал, потому что очнулся от басовитого хриплого ворчания. Звук был настолько мощным и низким, что отдавался, кажется, даже у меня в груди. Никогда прежде мне не доводилось слышать ничего подобного, однако можно было безошибочно определить в этом звуке вызов и угрозу.

Не в силах совладать с собой, я осторожно повернулся и посмотрел назад. Тому, что я увидел, можно было бы отвести место в ночном кошмаре.

Позади нас, шагах в тридцати, стояло под деревьями огромное животное. Понять, как такому массивному и могучему созданию удалось подойти к нам совершенно беззвучно, было невозможно. Оно застало врасплох даже Вульфарда, самого опытного и осторожного из королевских охотников.

Мы устроили ловушку для зверя, а он поймал в ловушку нас. В холке этот лесной великан превосходил ростом самого высокого жеребца. Тело его, покрытое жесткой черно-бурой шерстью, бугрилось мощными мышцами. Животное являло собой гротескное подобие тех быков, которых я, еще ребенком, видел на фермах. Но те были домашними, медлительными и спокойными, приученными ходить в упряжке. А животное, неподвижно застывшее совсем рядом с нами, было крупнее, сильнее, враждебнее и несравненно опаснее. Я с испуганным восхищением разглядывал его рога. Они торчали у него изо лба долгой, обращенной вперед дугой размером в половину моей руки, резко загибались вверх и заканчивались смертоносными остриями. Их предназначением было протыкать, рвать и отбрасывать труп жертвы в сторону. Это было настоящее орудие убийства.

В моем сознании само собой всплыло название этого чудовища. Лесник, с которым разговаривал Вульфард, называл его туром и первобытным быком – лучшее название для пережитка древних эпох, когда по лесам бродили самые разнообразные громадные твари. Я же никак не предвидел того, что монстр, по праву носящий такое имя, может и на самом деле предъявить права на свои исконные владения.

Зверюга снова звучно фыркнула – еще громче, еще агрессивнее, чем прежде, и с еще сильнее выраженным вызовом. Животное чувствовало наше присутствие. Мы были для него непрошеными и нежелательными гостями, а тщательно выбранное нами место для ловушки оказалось совершенно неверным. Мы рассчитывали, что тур подойдет с противоположной стороны поляны, с наветренного для нас направления. Но зверь зашел к нам сзади, почуял наше присутствие и теперь решил выяснить все досконально. Так что в ловушку попали мы.

Тур сердито дернул головой, вскинув в воздух огромный ком пенящейся слюны.

Внутри меня все похолодело. Я настолько испугался, что не был уверен, что у меня хватит сил подняться на ноги. В этот миг я полностью утратил соображение и даже подумал было, что, если я буду лежать неподвижно, ужасный зверь не заметит меня.

Но тут бык снова мотнул головой из стороны в сторону, демонстрируя в качестве очередного предупреждения огромные рога, и я увидел его глаза, разглядел бешеный, обжигающий взгляд, белую кайму вокруг темной поблескивающей середины. Нет, рассчитывать на то, что чудовище оставит нас в покое, решительно не приходилось.

Я находился так близко от него, что видел, как пузырилась влага в трепещущих ноздрях тупого черного рыла жуткого зверя. Тур снова яростно фыркнул и еще раз угрожающе повел рогатой головой, а потом топнул ногой. Его копыто оставило в мягкой земле глубокую борозду, после чего чудовище опустило голову, изготовившись к нападению.

В этот миг Вульфард спас мою жизнь. Он был или очень смел, или очень глуп.

– Зигвульф, не шевелись! – хрипло выкрикнул он и вскочил на ноги, успев подхватить с земли шляпу. Обернувшись к туру, мой спаситель махнул перед ним шляпой и пару раз подпрыгнул, проорав что-то нечленораздельное. Затем он развернулся на месте и со всех ног кинулся к ловчей яме.

Я и подумать не мог, что громадное животное способно двигаться так быстро. В первое мгновение тур застыл было на месте, а в следующее уже подобрал могучий круп и ринулся вперед, низко опустив голову: его ножищи мелькали, сливаясь в одно пятно. От топота копыт земля подо мною задрожала, а затем животное, обдав меня затхлым духом, промчалось мимо того места, где я лежал, оцепенев от ужаса. Мое сердце успело стукнуть лишь раз, а тур уже нагонял Вульфарда, пытавшегося спастись от его смертоносных рогов.

Егерь выбежал на поляну. Здесь, на открытом месте, ему было совершенно негде укрыться. И все же он сохранял хладнокровие. Когда до края ямы оставалось не более трех шагов, он мельком оглянулся через плечо и в самый последний миг метнулся в сторону. Тур в своем оголтелом разбеге не смог резко остановиться или свернуть и промчался мимо.

Как только громадное животное наступило на плетенку, покрытую тонким слоем дерна, она провалилась под тяжестью огромной туши. Обломки веток и комья земли разлетелись по сторонам, а взревевший от ярости гигантский зверь оказался в яме.

Возможно, Вульфард не точно учел местонахождение ловушки или недооценил длину рогов быка. Когда тур падал, егерь покачнулся и замешкался на краю ямы. С невероятным для столь гигантского существа проворством чудовище еще на лету извернулось, и острие его правого рога пронзило куртку егеря чуть ниже подмышки. Вульфард, замерший было на краю ямы, рухнул вниз, к разъяренному зверю.

Еще не придя в себя, я неуверенно поднялся, подбежал на дрожащих от пережитого страха ногах к яме и, остановившись на краю, осторожно заглянул вниз. Вульфарда уже ничто не могло спасти. Он провалился между стенкой ямы и боком тура и умудрился подняться на ноги за его могучим крупом. Но вне досягаемости рогов он пробыл лишь короткое мгновение: разъяренный монстр непостижимым образом повернулся, и я увидел, как он вонзил рог прямо в грудь охотника. Рог проткнул Вульфарда насквозь, как вертел – приготовленного для жарки поросенка, и острие вышло у него из спины. Яростно махнув головой, тур подбросил несчастного высоко в воздух. Тело егеря перевернулось и снова рухнуло в яму. Огромный бык подхватил его на оба рога и подбросил еще раз. За эти мгновения он так страшно изувечил несчастного егеря, что мне оставалось лишь молиться, чтобы тот поскорее встретил смерть. Тур же снова и снова подхватывал рогами свою жертву и подкидывал ее вверх. Повторив эти безумные смертоносные выпады несколько раз, чудовище позволило тому, что только что было человеком, рухнуть в грязь на дно ловчей ямы. Затем, к моему ужасу, бык попятился, насколько позволяла теснота в яме, опустил голову и снова проткнул мертвое тело рогами. Подняв останки Вульфарда как некий ужасный трофей, лесной великан принялся мотать головой из стороны в сторону, словно терьер, расправляющийся с пойманной крысой. Терьер при этом рычал бы от ярости, тур же оглушительно ревел в гневе и отчаянии.

Лишь когда изуродованное тело Вульфарда превратилось в кровавое месиво, тур, наконец, уронил свою жертву в истоптанную грязь, и его яростный рев стал мало-помалу стихать. Я видел сверху, как раздувались и опадали бока животного. Затем зверь поднял огромную голову и устремил на меня безумный, ненавидящий взгляд окаймленных белым глаз.

Какое-то время я ничего не соображал, а потом осознал, что на противоположной стороне ямы стоит Вало. Он тоже наблюдал сверху за ужасной смертью отца. По его лицу бежали слезы, и он трясся всем телом. На мгновение я испугался, что Вало сейчас прыгнет в яму, чтобы достать останки отца или попытаться отомстить его убийце. Но он не сделал ничего подобного, и лишь когда рев быка наконец смолк, запрокинул голову и сам испустил ужасный, прерываемый рыданиями боли и отчаяния вой, далеко разнесшийся по округе.