71

Настало утро. Солнечное, чистое, с голубым до прозрачности небом. Рождество. Искрились снежинки в морозном воздухе. Радость пришла в мир.

Ванзаров не стал дожидаться положенного часа. Жильцы пансиона были вызваны в столовую в девять утра. Кажется, все они спали в одежде. Дамы и господа были неопрятны, не чесаны, с серыми, опавшими лицами. Даже лощеный бельгиец выглядел помятым яблочком. Только Францевич был в приподнятом настроении. За ночь Лебедев выправил его руку. И отчасти голову. Ротмистр был восхищен столь почетным знакомством. Марго сияла. Сияние это было мучительно. Вошел Могилевский с подносом, полным чашек.

– Господа, попрошу внимания! – Ванзаров был строг и официален. – Господину Лебедеву удалось установить, что за яд был в бутылках вина. За ночь он изготовил противоядие. Прошу выпить лекарство…

Уговаривать не пришлось. К чашкам припали с жадностью и наслаждением. Только Марго пила, чуть пригубив, хитро поблескивая глазами.

– Какое счастье! Это просто чудо, – сказала Дарья Семеновна, испив до конца. – Я чувствую, как жизнь возвращается…

– Еще бы ей не возвращаться, – тихо пробормотал Лебедев.

– Что там Могилевский заварил? – прикрыв рот, спросил Ванзаров.

– Успокоительный чай, что же еще. Не проще было сказать правду?

– Правду никто слушать не станет. Людям нужно чудо. Они его получили, не о чем жалеть.

– Тоже мне чудо: эффект плацебо, – буркнул Аполлон Григорьевич. – Шарлатанство и жульничество ваше.

– Может, и жульничество, – согласился Ванзаров. – Зато скольких к жизни вернули… Итак, господа… – он снова повысил голос, – …теперь, когда угроза миновала, позвольте важное сообщение. С данной минуты особое полицейское управление отменяется, власть возвращается к администрации… – жестом он передал ее доктору, который этого хотел меньше всего. – Сыскная полиция благодарит вас за помощь и ценит жертвы, принесенные вами…

– Позвольте! – повысил голос Игнатьев, несколько постаревший за ночь. – Это значит, что убийца найден?

– Совершенно верно, Владимир Петрович.

– Тогда представьте его нам.

– Рад бы, да не могу.

– Почему? – не отставал нотариус.

– Ночью ему удалось бежать.

Навлоцкий, полный новых сил, вскочил и осмотрел столовую.

– А где камердинер и этот актер?

– Господина Меркумова больше нет, – сказал Ванзаров.

– Лотошкин! – закричал Навлоцкий, хлопнув себя по колену. – Он, гад! Ну, точно, кому же еще! Ох, попадись он мне…

– Что с актером, Родион Георгиевич? – не унимался Игнатьев.

– Вы слышали мой ответ.

Месье Пуйрот, расцветший, как майский бутон, пробрался к Францевичу.

– Что он говорит? – по-дружески спросил он.

– Говорит: убийца скрылся в ночи, – ответил ротмистр и подмигнул.

– Oh, mon Dieu! – Усики-стрелки взмыли вверх. – Какая неприятность. Кто же он?

– Камердинер, Лотошкин.

– Loto-sh-ki-en… – попробовал бельгиец имя на вкус. – Именно так и должен называться настоящий преступник. Чудовищное имя! Благодарю вас, друг мой…

Францевич был сегодня сама любезность, наверное, праздник подействовал.

– Господа! – Ванзаров повысил голос. – Прошу еще минуточку внимания! Сейчас доктор Могилевский угостит нас завтраком для подкрепления сил, после чего у меня будет еще одно важное сообщение.

– Вроде всех убили, кого можно, только мы выжили! – Навлоцкий ожидал смеха, но шутка оказалась не ко времени. Слишком рано для шуток.

– У меня есть поручение, которое я должен выполнить. Вас, Иван Иванович, оно тоже касается.

– Ну, раз поручение… Так давайте завтракать скорее! А то умру от голода! – И Навлоцкий засмеялся смехом здорового человека, который собрался жить долго и счастливо.

В столовую внесли простую еду, о которой Могилевский успел распорядиться. Многим завтрак показался вкусным, как никогда. Его нахваливали в голос, особенно старался Стрепетов. Он все поглядывал виновато, но Ванзаров не удостоил его вниманием. Он вообще не притронулся к еде. Как ни толкал его локтем Аполлон Григорьевич. Друг его казался странно спокоен. Будто готовится к прыжку в пропасть. Или к чему-то чрезвычайно важному для всей его жизни, как, например, предложение руки и сердца. Кто знает, что у этого гения вертится в голове? Эту тайну Лебедев так разгадать и не смог, как ни старался.