22

На приставном столике стоял хрустальный набор для утоления жажды. Кувшин опустел до дна. Очередной стакан был полон до краев. Меркумов пил без устали. Сорочка под распущенным галстуком стала влажной от пота. Волосы его были в полном беспорядке. Щеки и лоб пошли пунцовыми пятнами. Выпив залпом и тяжело отдыхиваясь, он предложил и Ванзарову. Глоточек. Жажду Ванзарова глоточку воды не утолить.

– Тяжелый денек выпал? – спросил он.

– Да что вы! Я такого восторга никогда и на сцене не испытывал! Какая буря страстей! Сколько подлинного трагизма! Где еще увидишь столь яростные характеры! Всем этим Чеховым современным кишка тонка до вот такой реальной жизни… – И он вытряс кувшин до капли.

– Вы полагаете?

– Нет, одно вам скажу… – Меркумов пальцем выбрал из стакана все, что там оставалось. – Такое бы в пьесу, да в бенефис! Успех был бы чудовищный!

– Согласен: чудовищный, – сказал Ванзаров. – А где так банковать научились?

Меркумов застенчиво улыбнулся.

– Да что вы, господин Ванзаров, шутите надо мной… Опозорился ведь. В такую лужу сел, что и вспомнить стыдно… Скажу вам как на духу: карты не люблю, играю только на театре…

– То есть в антракте с партнерами просадите от скуки тысчонку-другую…

– Если бы… Я-то ведь играю только на сцене, в пьесах то есть…

– Это в каких же? Не помню, где у Островского в макао режутся…

– Так ведь «Игрок» Гоголя, «Маскарад» Лермонтова. Я там Арбенина играл…

– Ах да, верно, – согласился Ванзаров. – У вас в Саратове ставили?

– С большим успехом! – с гордостью отвечал Меркумов. – По всей Волге возили, от Астрахани до Нижнего, овации срывали!

– Изобразите…

– Что, простите?

– Да хоть монолог Арбенина…

Меркумов прокашлялся и начал с пафосом:

Читал он картонно-трагически, как и положено провинциальному актеру, и даже намного хуже. Чтобы не терпеть это мучение, Ванзаров зааплодировал в начале третьего стиха («Ей-богу, мне такая роль уж не под леты…».)

– Благодарю, это было превосходно, – сказал Ванзаров. – Раз карьера в столице не сложилась, не с пустыми руками вернетесь.

Меркумов замахал на него отчаянно.

– Молчите, молчите, спугнете удачу! – Он вытащил пачку ассигнаций, любовно сжимая ее в ладонях. – Это первый раз в жизни так подфартило. Получил на чай, так уж получил… Такие деньжищи!

– Куда собираетесь вложить? Что думаете?

– А тут и думать нечего! – Меркумов старательно запихал куш в карман пиджака. – В искусство вложу! В театр! Сделаю антрепризу, сам – в главных ролях, афиши напечатаем, как положено, и покачусь от самого Ростова по России-матушке. Может, и до столицы докачусь! Сбылась мечта идиота… – И он попробовал вытряхнуть хоть что-то из пустого стакана.

– Ну, счастливчик, признавайтесь: для этого спектакля вас наняли?

И хоть Ванзаров дружески улыбался, актер несколько попятился от него.

– Да что вы такое говорите… Я же актер, пусть провинциальный, а не продажная девка, чтоб меня так… А если мне удача улыбнулась, так вам и завидно, что сами за стол не сели… Вам же первому предлагали… Нехорошо это, господин Ванзаров. Актера всякий обидеть может, особенно у вас тут, в столице. Что я, не вижу, как на меня все косятся: будто я прокаженный или негр какой.

В голосе его звенела слеза. Ванзаров дружески похлопал его по плечу.

– Перестаньте, дружище… – искренно сказал он. – Простите, если обидел. Не хотел. Вы славный человек. И никто на вас косо не смотрит, не берите в голову. А если и смотрит – наплюйте, будьте собой. Да и вообще день выдался тяжкий. А завтра еще круче завертит… Банковать опять сядете?

– Вот уж увольте, – ответил Меркумов, вытирая глаз рукавом. – Столько страха натерпелся, что до седых волос хватит. Ваш черед…

– Так я играть не умею.

– Ничего, я же справился. – Нет уж, все, – твердо сказал Меркумов. – В такие игры, как завтра господа подрядились, не сунусь. Не приду, и все. Что я, должен, что ли, им?!

– Как говорится: все это очень странно, и все странней становится притом. Не так ли?

– Вот именно. Верная присказка.

– Когда у нас тут выступать будете?

– Как прикажут, – ответил Меркумов. – Наше дело актерское, подневольное. Я спросил доктора: когда, дескать, готовить номер. Так он удивился, ничего не знает. Предложил выступить, как елку в большом зале поставят. Да и то разумно: праздник…

– А господин Могилевский еще спать не ушел?

– Сидит в библиотеке, строчит что-то…

Ванзаров пожелал доброй ночи и отправился в библиотеку. В курзале выключили отопление. Становилось холодно, как в склепе. Зря сюда зимой нервных больных не пускают. Выздоровели бы, как мухи. Все до одного. Или чуть меньше.