XXV
НА КРАЮ СВЕТА
Когда д'Арно выстрелил, дверь распахнулась настежь, и какая-то человеческая фигура грохнулась ничком, растянувшись во весь рост, на пол хижины.
Француз, охваченный паникой, только-что собрался вторично выстрелить в лежащего, как вдруг он увидел, что это белый. Еще одно мгновение – и д'Арно понял: он застрелил своего друга, своего защитника, Тарзана из племени обезьян!
С мучительным криком отчаянья бросился д'Арно к обезьяне-человеку. Став на колени, он поднял черноволосую голову и прижал ее к своей груди, кромко называя Тарзана по имени. Ответа не было. Тогда д'Арно приложил ухо к его сердцу. С радостью услышал он, что сердце работает равномерно и стойко. Он заботливо поднял Тарзана и уложил его на койку, а затем, торопливо заперев и заложив дверь, он зажег одну из ламп и осмотрел рану. Пуля слегка лишь задела Тарзана по голове. Рана была поверхностная, хотя и безобразная на вид, но не было признаков перелома черепа.
Д'Арно облегченно вздохнул и стал смывать кровь с лица своего друга.
Вскоре холодная вода привела его в чувство и, открыв глаза, он с изумлением взглянул на д'Арно.
Последний перевязал рану кусочками полотна и, увидев, что Тарзан пришел в себя, написал записку, которую и передал обезьяне-человеку. В этом послании д'Арно объяснял ужасную ошибку, которую он сделал, и говорил, как он счастлив, что рана оказалась не столь серьезной.
Тарзан, прочитав написанное, сел на край койки и рассмеялся.
– Это ничего, – сказал он по-французски. Потом, так как запас его слов истощился, он написал:
– Вы бы видели, что Болгани сделал со мной, а также Керчак и Теркоз, прежде чем я убил их, – тогда бы вы не смеялись над такой маленькой царапиной.
Д'Арно передал Тарзану оба письма, оставленные на его имя.
Тарзан прочел первое с выражением печали на лице. Второе он долго переворачивал на все стороны, не зная, как его открыть. Тарзан никогда не видал до тех пор заклеенного письма.
Д'Арно наблюдал за ним и понял: его привел в замешательство конверт. Казалось так странно, чтобы для взрослого белого человека конверт был загадкой! Д'Арно вскрыл его и передал письмо Тарзану.
Усевшись на походный стул, обезьяна-человек разложил перед собой исписанные листы и прочел:
Тарзану, из племени обезьян. Прежде, чем я уеду, позвольте мне присоединить мою благодарность к благодарности м-ра Клейтона за данное вами любезно разрешение пользоваться вашей хижиной,
Мы очень сожалеем о том, что вы так и не пришли познакомиться с нами. Мы были бы так рады посидеть и поблагодарить нашего хозяина!
Есть еще другой, которого я тоже хотела бы поблагодарить, но он не вернулся, хотя я не могу поверить, что он умер.
Его имени я не знаю. Он – большой, белый гигант, носивший брильянтовый медальон на груди. Если вы знаете его и можете говорить на его языке, передайте ему мою благодарность и скажите, что я семь дней ждала его возвращения. Скажите ему также, что я живу в Америке, в городе Балтимора. Там он всегда будет для меня желанным гостем, если пожелает навестить меня.
Я нашла записку, которую вы мне написали. Она лежала между листьями над деревом около хижины. Не знаю, как вы, никогда не говорящий со мною, сумели полюбить меня? И я очень огорчена, если это правда, потому что я свое сердце отдала другому.
Но знайте, что я всегда останусь вашим другом.
Джэн Портер
Тарзан почти целый час сидел, устремив взгляд на пол. Из писем ему стало очевидно, что они не знали, что он и Тарзан – один и тот же человек. – „Я отдала мое сердце другому“ – повторял он снова и снова про себя.
Значит, она не любит его! Как могла она притворяться, что любит, и вознести его на такую высоту надежды только для того, чтобы сбросить в бездну отчаяния?
Быть может, ее поцелуи были только знаком дружбы? Что может знать он, он, который ничего не знает о человеческих обычаях?
Неожиданно он встал и, пожелав д'Арно доброй ночи, как тот научил его, бросился на постель из папоротников, на которой спала Джэн Портер.
Д'Арно потушил лампу и тоже лег.
Целую неделю они почти только и делали, что отдыхали и д'Арно учил Тарзана французскому языку. К концу недели они уже могли кое-как объясняться.
Раз, поздно вечером, когда они сидели в хижине, собираясь ложиться спать, Тарзан бросился к д'Арно.
– Где Америка? – спросил он. Д'Арно показал на северо-запад.
– Во многих тысячах миль за океаном. Для чего вам это?
– Я собираюсь туда. Д'Арно покачал головой.
– Это невозможно, друг мой, – сказал он.
Тарзан встал и, подойдя к одному из шкафов, вернулся с основательно зачитанной географией в руках. Раскрыв карту всего мира, он сказал:
– Я никогда не мог хорошенько понять всего этого, объясните, пожалуйста!
Д'Арно исполнил его просьбу, сказав, что синяя краска означает всю воду на земле, а пятна других цветов – континенты и острова. Тарзан попросил указать место, где они теперь находятся.
Д'Арно это сделал.
– Теперь укажите, где Америка, – сказал Тарзан. И когда д'Арно дотронулся пальцем до Северной Америки, Тарзан улыбнулся и, положив на страницу ладонь, измерил ею Атлантический океан, лежащий между обоими материками.
– Вы видите, это не далеко; моя рука шире! Д'Арно рассмеялся. Как бы заставить понять этого человека?
Он взял карандаш и сделал крошечную точку на берегу Африки.
– Этот маленький знак на карте, – сказал он, – во много раз больше, чем ваша хижина на земле. Видите вы теперь, как это далеко?
Тарзан задумался.
– Живут ли белые люди в Африке? – спросил он.
– Живут.
– Где живут самые близкие?
Д'Арно указал на карте точку к северу от них.
– Так близко? – с удивлением спросил Тарзан.
– Да, – ответил д'Арно, – но это совсем не близко.
– А у них есть большие суда для переезда через океан?
– Есть.
– Мы пойдем туда завтра, – заявил Тарзан. Д'Арно улыбнулся и покачал головой.
– Это слишком далеко! Мы умрем много раньше, чем доберемся туда.
– Вы хотите остаться здесь навсегда? – спросил Тарзан.
– О, нет, – ответил д'Арно.
– Ну, тогда мы завтра двинемся с места. Здесь мне больше не нравится. Я готов скорее умереть, чем оставаться здесь.
– Хорошо, – ответил д'Арно, пожав плечами. – Не знаю, друг мой, но и я тоже скажу, что предпочел бы умереть, чем жить здесь. Если вы уйдете, и я уйду с вами.
– Значит, решено, – сказал Тарзан. – Завтра я отправлюсь в Америку.
– Как же вы поедете в Америку без денег? – спросил д'Арно.
– Что такое деньги? – удивился Тарзан. Потребовалось немало времени, чтобы он хоть смутно понял.
– Как люди добывают деньги? – спросил он, наконец.
– Они их зарабатывают.
– Отлично. Я заработаю.
– Нет, друг мой, – возразил д'Арно. – О деньгах вы не должны беспокоиться и вам не нужно будет зарабатывать. У меня их достаточно для двух, достаточно для двадцати, – гораздо больше денег у меня, чем это полезно для одного человека. И вы будете иметь все, что пожелаете, если мы когда-нибудь доберемся до цивилизации.
Итак, на следующее утро они двинулись в путь вдоль берега. Каждый нес ружье и патроны, а также постель и немного провизии и кухонных принадлежностей.
Последние показались Тарзану совершенно бесполезным бременем, и он выбросил свои.
– Но вы должны научиться есть вареную пищу, мой друг, – усовещевал его д'Арно. – Ни один цивилизованный человек не ест мясо сырым!
– Хватит у меня времени научиться, когда я доберусь до цивилизации. Мне эти вещи не нравятся; они только портят вкус хорошего мяса.
Целый месяц шли они к северу, иногда находя себе пищу в изобилии, а иногда голодая по нескольку дней.
Они не встречали и признаков туземцев, а дикие звери их не беспокоили. В общем их путешествие было необыкновенно удачно.
Тарзан закидывал товарища вопросами и его познания быстро увеличивались. Д'Арно учил его тонкостям цивилизации, даже употреблению ножа и вилки. Но иногда Тарзан с отвращением бросал их, и схватив пищу сильными, загорелыми руками, рвал ее коренными зубами, как дикий зверь.
Тогда д'Арно сердился и говорил:
– Вы не должны есть, как скот, Тарзан, когда я так стараюсь сделать из вас джентльмена. Mon Dieu! Джентльмены не делают этого – это просто ужасно!
Тарзан улыбался смущенно и снова брался за вилку и нож, но в душе он их ненавидел.
По дороге он рассказал д'Арно о большом сундуке, о том, как матросы зарыли его, и о том, как он его отрыл, перенес на сборное место обезьян и там зарыл снова.
Должно быть это сундук с кладом профессора Портера, – сообразил д'Арно. – Это очень, очень не хорошо, но, конечно, вы не знали!
Тарзан тут только вспомнил и понял письмо, написанное Джэн Портер ее приятельнице, украденное им у нее в первый же день, когда пришельцы устроились в его хижине. Теперь он знал, что это было в сундуке и что он значил для Джэн Портер!
– Завтра мы вернемся назад за сундуком, – объявил он, обращаясь к д'Арно.
– Назад? – воскликнул д'Арно. – Но дорогой мой, мы теперь уже три недели в пути; нам придется употребить еще три недели для обратного путешествия за кладом. И затем, при огромном весе сундука, нести который потребовались четыре матроса, месяцы пройдут раньше, чем мы опять дойдем до этого места.
– Но это нужно, друг мой, – настаивал Тарзан. – Идите дальше к цивилизации, а я вернусь за кладом. Один я смогу идти куда скорее.
– У меня есть план получше, Тарзан! – воскликнул д'Арно. – Мы вместе дойдем до ближайшего поселения. Там мы наймем гребное судно и вернемся за сокровищем морем вдоль берега, таким образом доставка его будет гораздо легче. Это и быстрее и безопаснее и не заставит нас разлучаться. Что вы думаете о моем плане, Тарзан?
– Идет! – сказал Тарзан. – Сокровище окажется на месте, когда бы мы ни явились за ним; и хотя я мог бы сходить туда теперь и нагнать вас через месяц или два, но буду более спокоен за вас, зная, что вы не один в дороге. Когда я вижу, до чего вы беспомощны д'Арно, я часто удивляюсь, как человеческий род мог избежать уничтожения за все те века, о которых вы мне говорили. Одна Сабор могла бы истребить тысячи таких, как вы.
Д'Арно засмеялся:
– Вы будете более высокого мнения о своем роде, когда увидите его армии и флоты, огромные города и могучие механические приспособления. Тогда вы поймете, что ум, а не мускулы, ставит человеческое существо выше могучих зверей ваших джунглей. Одинокий и безоружный человек, конечно, не равен по силе крупному зверю; но если десять человек соберутся, они соединят свой ум и свои мускулы против диких врагов, в то время как звери, неспособные рассуждать, никогда не задумаются о союзе против людей. Если бы было иначе, Тарзан, сколько прожили бы вы в диком лесу?
– Вы правы, д'Арно, – ответил Тарзан. – Если бы Керчак пришел на помощь Тублату в ночь Дум-Дума, мне был бы конец. Но Керчак не сумел воспользоваться таким подходящим для него случаем! Даже Кала, моя мать, не могла строить планов вперед. Она просто ела, сколько ей было нужно и когда она хотела есть. Даже находя пищу в изобилии в такие времена, когда мы голодали, она никогда не собирала запасов. Помню, она считала большой глупостью с моей стороны обременять себя излишней пищей во время переходов, хотя бывала очень рада есть вместе со мной, когда случайно на пути у нас не встречалось продовольствия.
– Значит, вы знали вашу мать, Тарзан? – спросил с удивлением д'Арно.
– Знал. Она была большая, красивая обезьяна, больше меня ростом и весила вдвое по сравнению со мной.
– А ваш отец? – спросил д'Арно.
– Его я не знал. Кала говорила, что он был белая обезьяна и безволосый, как я. Теперь знаю, что должно быть он был белым человеком.
Д'Арно долго и пристально рассматривал своего спутника.
– Тарзан, – сказал он наконец, – невозможно, чтобы обезьяна Кала была вашей матерью. Если бы это было так, вы унаследовали бы хоть какие-нибудь особенности обезьян. А у вас их совсем нет. Вы – чистокровный человек и, вероятно, сын высококультурных родителей. Неужели у вас нет хотя бы слабых указаний на ваше прошлое?
– Нет никаких, – ответил Тарзан.
– Никаких записок в хижине, которые могли бы пролить какой-либо свет на жизнь ее прежних обитателей?
– Я прочел все, что было в хижине, за исключением одной книжки, которая, как я знаю теперь, была написана не по-английски, а на каком-то другом языке. Может быть, вы сумеете прочесть ее.
Тарзан вытащил со дна своего колчана маленькую черную книжку и подал ее своему спутнику.
Д'Арно взглянул на заглавный лист.
– Это дневник Джона Клейтона, лорда Грейстока, английского дворянина, и он написан по-французски, – сказал он, и тут же принялся читать написанный свыше двадцати лет тому назад дневник, в котором передавались подробности истории, уже нам известной – истории приключений, лишений и горестей Джона Клейтона и его жены Элис со дня их отъезда из Англии. Оканчивался дневник за час до того, как Клейтон был сражен насмерть Керчаком.
Д'Арно читал громко. По временам его голос срывался и он был вынужден остановиться. Какая страшная безнадежность сквозила между строками!
По временам он взглядывал на Тарзана. Но обезьяна-человек сидел на корточках неподвижный, как каменный идол.
Только когда началось упоминание о малютке, тон дневника изменился и исчезла нота отчаяния, вкравшаяся в дневник после первых двух месяцев пребывания на берегу. Теперь тон дневника был окрашен каким-то подавляющим счастьем, производимым еще более грустное впечатление, чем все остальное.
В одной из записей звучал почти бодрый дух:
Сегодня моему мальчику исполнилось шесть месяцев. Он сидит на коленях Элис у стола, за которым я пишу; это счастливый, здоровый, прекрасный ребенок.
Так или иначе, даже против всякой правдоподобности, мне представляется, что я вижу его взрослым, занявшим в свете положение отца, и этот второй Джон Клейтон покрывает новою славой род Грейстоков.
И вот, как будто для того, чтобы придать моему пророчеству вес своей подписью, он схватил мое перо в пухленький кулачок и поставил на странице печать своих крошечных пальчиков, перепачканных в чернилах.
И тут же, на поле страницы, были видны слабые и наполовину замазанные оттиски четырех крошечных пальчиков и внешняя часть большого пальца.
Когда д'Арно кончил читать, оба человека просидели несколько минут молча.
– Скажите, Тарзан, о чем вы думаете? – спросил д'Арно. – Разве эта маленькая книжечка не раскрыла перед вами тайну вашего происхождения? Да ведь вы же лорд Грейсток!
Голова Тарзана поникла.
– В книжке все время говорят об одном ребенке, – ответил он. – Маленький скелетик его лежал в колыбели, где он умер, плача о пище. Он лежал там с первого дня, как я вошел в хижину, и до того дня, когда экспедиция профессора Портера похоронила его рядом с его отцом и матерью, у стены хижины. Это-то и был ребенок, упоминаемый в книжечке, и тайна моего происхождения еще темнее, чем была прежде, потому что последнее время я сам много думал о возможности, что эта хижина была местом моего рождения. Я думаю, что Кала говорила правду, – грустно заключил Тарзан.
Д'Арно покачал головой. Он не был убежден, и в уме его зародилось решение доказать правильность своей теории, потому что он нашел ключ, который мог открыть тайну.
Неделю спустя путники неожиданно вышли из леса на поляну.
В глубине высилось несколько зданий, обнесенных крепким частоколом. Между ними и оградой расстилалось возделанное поле, на котором работало множество негров.
Оба остановились на опушке джунглей. Тарзан уже готов был спустить отравленную стрелу со своего лука, но д'Арно ухватил его за руку.
– Что вы делаете, Тарзан? – крикнул он.
– Они будут пытаться убить нас, если увидят, – ответил Тарзан. – Я предпочитаю быть сам убийцей.
– Но, может быть, они нам друзья, – возразил д'Арно.
– Это черные люди, – было единственным ответом Тарзана. И он снова натянул тетиву.
– Вы не должны этого делать, Тарзан! – крикнул д'Арно – Белые люди не убивают зря. Mon Шеи, сколько вам еще осталось учиться! Я жалею того буяна, который рассердит вас, мой дикий друг, когда я привезу вас в Париж. У меня будет дела полон рот, чтобы уберечь вас от гильотины.
Тарзан улыбнулся и опустил лук.
– Я не понимаю, почему я должен убивать чернокожих в джунглях и не могу убивать их здесь? Ну, а если лев Нума прыгнул бы здесь на нас, я, видно, должен был бы сказать ему: „С добрым утром, мосье Нума, как поживает мадам Нума?“
– Подождите, пока чернокожие на нас бросятся, – возразил д'Арно, – тогда стреляйте. Но пока люди не докажут, что они ваши враги – не следует предполагать этого.
– Пойдемте, – сказал Тарзан, пойдемте и представимся им, чтобы они сами убили нас! – И он прямо пошел поперек поля, высоко подняв голову, и тропическое солнце обливало своими лучами его гладкую, смуглую кожу.
Позади него шел д'Арно, одетый в платье, брошенное Клейтоном в хижине после того, как французские офицеры с крейсера снабдили его более приличной одеждой.
Но вот, один из чернокожих поднял глаза, увидел Тарзана, вернулся и с криком бросился к частоколу.
В один миг воздух наполнился криками ужаса убегавших работников, но прежде, чем они добежали до палисада, белый человек появился из-за ограды с ружьем в руках, желая узнать причину волнения.
То, что он увидел перед собой, заставило его взять ружье на прицел, и Тарзан, из племени обезьян, вторично попробовал бы свинца, если бы д'Арно не крикнул громко человеку с наведенным ружьем:
– Не стреляйте! Мы друзья!
– Ни с места, в таком случае! – послышался ответ.
– Стойте, Тарзан! – крикнул д'Арно. – Они думают, что мы враги.
Тарзан приостановился, а затем он и д'Арно стали медленно подходить к белому человеку у ворот… Последний рассматривал их с изумлением, граничащим с растерянностью.
– Что вы за люди? – спросил он по-французски.
– Белые люди, – ответил д'Арно. – Мы долго скитались по джунглям.
Тогда человек опустил ружье и подошел к ним с протянутой рукой.
– Я отец Константин из здешней французской миссии, – сказал он, – и рад приветствовать вас.
– Вот это мосье Тарзан, отец Константин, – ответил д'Ар-но, указывая на обезьну-человека; и когда священник протянул руку Тарзану, д'Арно добавил: – А я, – Поль д'Арно, из французского флота.
Отец Константин пожал руку, которую Тарзан протянул ему в подражание его жесту, и окинул быстрым и проницательным взором его великолепное сложение и прекрасное лицо.
Тарзан, обезьяний приемыш, пришел на первый передовой пост цивилизации.
Они пробыли здесь с неделю, и обезьяна-человек, до крайности наблюдательный, многому научился из обычаев людей. А в это время черные женщины шили для него и для д'Арно белые парусиновые костюмы, чтобы они могли продолжать свое путешествие в более пристойном виде.
