Это сейчас бывший приемщик стеклотары Вова Хомяк известен в нашем городе как собиратель картин. Это сейчас он, проводя гостей по своему огромному дому, обставленному с какой-то вавилонской роскошью, небрежно роняет сквозь оттопыренную губу, указывая на стены:

– Филонов… Шемякин… Целков…

– А это что? – интересуются гости, останавливаясь у очередной картины.

– А это Ге, – еще более небрежно роняет Вова.

– Почему ге? – удивляются гости. – А что, хорошую картину ты уже не мог себе прикупить?

– Да нет, – отвечает Вова, – Ге – это фамилия художника. А картина как раз хорошая. Вот темные вы люди…

Нет, сейчас Вова в этом вопросе, как говорят его друзья, «какой-то переодетый профессор». Но еще лет десять назад, в те великие времена, когда все мало-мальски соображающие люди в Одессе делали себе огромные состояния за каких-то двадцать минут, а Вова, как самый мало соображающий, сделал его себе за двадцать пять, он, то есть Вова, был далек от этого искусства как от Луны.

– Ну Пусик! – уговаривала Вову его жена Ляля. – Помнишь, мы еще с тобой кино смотрели из жизни миллионера Онассиса? У него там в квартире картинки всякие, статуэтки… Красиво! А у нас из живописи один перекидной календарь. Можно подумать, что мы с тобой бедней какого-то там Онассиса!

– Перестань! – отмахивался Вова. – Картинки-шмартинки… Это все Чайковский.

– Как ты говоришь? – переспрашивала Ляля.

– Ну это дедушка мой так говорил, – объяснял Вова. – Все, что человек не может съесть, надеть на себя или трахнуть – это Чайковский. То есть для жизни вещь абсолютно не нужная…

Впрочем, в том, что искусство – для жизни вещь очень даже не бесполезная, а никакой не Чайковский, Вове пришлось убедиться довольно скоро.

…Ранним воскресным утром грянул этот звонок. Ляля отправилась было открывать бронированную входную дверь, но та почему-то раскрылась сама, и перед четой Хомяков предстал неотразимо элегантный мужчина, похожий на молодого Мефистофеля, с огромным кожаным кейсом в руках.

– Алекс Пургалин! – представился он. – Бывший ваш соотечественник, а ныне гражданин США. Президент транснациональной суперкорпорации «Брайтонский Лувр». Дешевая распродажа бесценных шедевров. В этом городе всего на несколько минут, и вот, так сказать, не мог не посетить представителей зарождающейся элиты… Мои рекомендательные письма… Совместные фотографии с Клинтоном, папой римским, а также мэром города Бугульмы…

– Ой, Вовчик! – ахнула Ляля. – Так это же как раз то, что нам нужно!

– Даже не сомневайтесь! – подтвердил гость. – Я работаю со всеми самыми богатыми представителями прогрессивного человечества, и еще не было случая, чтобы какой-нибудь клиент ушел от меня безнаказанным. То есть без произведения живописи или скульптуры!

– А нам что вы можете предложить? – недоверчиво поинтересовался Вова.

– Все, что угодно! Взгляните на эти холсты, – и Мефистофель достал из своего кейса несколько листов плотной бумаги. – Ван Гог, Гоген, Шагал… Три лучших художника Брайтона, день и ночь, не выходя из своего подвала, рисуют для меня эти бессмертные копии, которые я, заметьте, ставлю значительно выше оригиналов. Во всяком случае, по цене! Вот – Сальвадор Дали. Очень рекомендую. Блестящая вещь!

– Где Сальвадор? – удивился Вова, рассматривая картину. – Тут паровоз какой-то из печки выезжает… это я вижу… А Сальвадор тут где?

– Так говорят же тебе – в дали! – неловко пошутила Ляля, всем своим видом показывая, как ей неудобно за своего необразованного мужа. – Просто, наверное, нужно присмотреться…

– Нет, – твердо сказал Вова. – Это мы не берем. Я этот абстракционизм вообще ненавижу.

– Совершенно с вами согласен, – бодро закивал головой гость. – Я его сам терпеть не могу. Бездарнейшая картина!.. Даже не понимаю, зачем я ее вам принес… – И на глазах изумленных Хомяков быстро разорвал Сальвадора Дали на мелкие кусочки. – Но взгляните на это совершенно бесценное полотно! – продолжал он, доставая следующий лист бумаги. – «Мишки в сосновом бору»! Здесь, я думаю, для вас уже будет почти все понятно!..

– Тем более не берем! – отмахнулся Вова. – Я эту лагерную тематику в квартире не потерплю. «Мишки на севере», «Мишки на лесоповале»… Насмотрелся уже в свое время… И боюсь, еще насмотрюсь…

– Но, Вовочка, – сильно расстроилась Ляля, – надо же что-то приобрести. Больше такого шанса нам может и не представиться…

– Да что я, не понимаю! – взорвался Хомяк. – Раз уж у всего мира крыша поехала от этого чертова искусства, надо как-то соответствовать… Но тогда уж хотелось бы чего-нибудь, я не знаю… Ну, типа, не копию там, а оригинал… Желательно антиквариат… Ну, чтобы деньги вложить!

– Есть, – твердо ответил гость, гипнотически глядя на Хомяка. – Исключительно только для вас. Именно оригинал. Антиквариат. И именно для того, чтобы вкладывать деньги.

И с этими словами он достал из своего кейса выполненную в натуральную величину ярко раскрашенную, хоть и потемневшую от времени керамическую фигуру, в которой Хомяки, родись они лет на пятнадцать раньше, сразу смогли бы узнать популярную в те времена среди посетителей одесского Привоза кошку-копилку.

– Ништяк! – ахнула Ляля. – Боже, какая прелесть!

– В каталоге Эрмитажа этот шедевр числится под названием «Бенгальский лев», – заметил президент транснациональной корпорации.

– А это точно антиквариат? – спросил Вова. – В смысле – вещь давно сделана?

– В шестнадцатом веке.

– А сейчас какой? – заинтересовалась Ляля.

– Сейчас двадцатый. Да тут и так видно, что вещь старинная. Вот ухо отбито. Я думаю, это работа Леонардо да Винчи.

– Хулиган, – не одобрил Хомяк.

– Кто?

– Этот самый Давинча – взял ухо отбил!..

– Нет, вы не поняли. Да Винчи – это автор шедевра. А ухо… Вы ведь бывали в Италии?

– Еще сколько раз!

– Обратили внимание: Венера Милосская – с отбитыми руками, Аполлон – с отбитым носом?.. И ничего. Они от этого, наоборот, в сто раз дороже становятся…

– Ну, по музеям нам там ходить некогда, – ответил Вова. – Но в прошлую субботу мы в этой Италии так погудели с братвой в одном ресторане, что к утру от него камня на камне… Ну, в общем, как вы говорите, так ему теперь вообще цены нету.

– Понятно, – кивнул гость. – Так что, «Льва» будете приобретать?

– Хочу! – опять ахнула Ляля. – Ой как хочу!

– Подожди! – одернул ее Хомяк. – А какая цена?

– Вам как ценителю собственно «Лев» обойдется в одну тысячу долларов.

– Покупаем! – твердо сказала Ляля.

– Да подожди ты! – опять остановил ее Вова. – «Лев», «Лев»… Что я, не вижу, что ли, что это кошка?.. Хотя, может, ее и слепил этот самый… Довинченный…

– А я хочу!.. Ну посмотри, дорогой, – она же как живая!

– Но все-таки не живая…

– Пожалуйста, – вмешался в разговор американский гость. – Я могу и живую!.. Хотя, конечно… Живая, шестнадцатый век… Это вам будет стоить дороже…

– Да я и эту, дохлую, за тысячу долларов не куплю! – разозлился Хомяк. – Да никогда в жизни!

– Правильно, – подтвердил мистер Пургалин. – Потому что вы же прекрасно понимаете, что на самом деле она стоит намного дороже! Если вы обратили внимание, я сказал, что тысячу долларов стоит собственно «Лев». Но это еще не все.

– А что же еще? – насторожились Вова и Ляля.

– Видите это отверстие на голове у животного? – таинственно заговорил хозяин «Брайтонского Лувра», и глаза его блеснули, как бриллиантовые запонки. – Эту художественно выполненную прорезь? Великий Леонардо сделал ее специально для монет. Таким образом скульптор как бы подтвердил вашу блестящую мысль о том, что большие деньги следует вкладывать только в бессмертные произведения искусства. И люди вкладывали! Богатые вельможи, особы королевских кровей, которым в разное время принадлежала эта скульптура, бросали сюда золотые луидоры, потом эти… сестерции тоже бросали, и главное – пиастры! Пиастры! – закричал он вдруг каким-то попугаичьим голосом. – Слышите, сколько их там накопилось? – и Мефистофель потряс копилку под ухом у Хомяка.

– Сколько? – спросил Хомяк, и глаза его блеснули не хуже, чем у Мефистофеля.

– А вы как думаете – за четыреста лет? Так что в целом это произведение искусства вообще не имеет цены. Я купил его в Англии, можно сказать, по случаю, из-под полы у наследника королевского престола. За двадцать тысяч долларов. Но вам как истинному ценителю продам за девятнадцать.

– Бери, Пусик! Бери! – подскочила Ляля. – За девятнадцать тысяч – это классное предложение!

– Да подожди ты, в натуре! – напрягся Хомяк. – А если там не эти самые… луидоры, а какие-нибудь жетоны на метро?

– Исключено! – торжествующе вскричал заграничный гость. – Я выяснял: в Италии в шестнадцатом веке метро еще не было. Так что я думаю – тут просто несметные сокровища!

– Но как же это проверить?! – чуть ли не плакали Хомяки.

– А вот это как раз невозможно, – развел руками блистательный обольститель. – Не разбивать же бессмертное произведение. Это ужаснейший вандализм! Хотя, если вы настаиваете… Оно, конечно, бессмертное, но, как видите, довольно-таки хрупкое… Можем договориться так: сейчас мы его разобьем, и если там действительно бесценные сокровища – с вас девятнадцать тысяч. Если нет – что, конечно же, невозможно, – платите всего лишь одну. То есть за собственно «Льва».

– Эх, была не была! – взвился Хомяк – и со всего размаху шваркнул произведением о косяк.

– О, май Гад! – схватился за голову гость, рассматривая монеты, раскатившиеся по полу. – Тысяча девятьсот пятьдесят третий год… СССР… Двадцать копеек… Как я обманут! Как обманут!..

– Ничего, – нравоучительно говорил Хомяк, вручая ему тысячу долларов. – В следующий раз будете поумнее. А то – «у наследника королевского престола»!.. Запомните: сейчас из-под полы вообще ни у кого и ничего покупать нельзя. Скажите еще спасибо, что он вам колбасу какую-нибудь не всучил шестнадцатого века, а то бы вы вообще отравились!..

…Через какое-то время мистер Алекс Пургалин уже видел эту Одессу с большой высоты. Удобно устроившись в кресле самолета, берущего курс на Атлантику, он думал о том, что не перевелись еще в этом городе истинные ценители прекрасного. И бизнес какой-никакой с ними делать, конечно, можно. Хотя возвращаться сюда после всего, что произошло, ему, конечно, нельзя.

А в квартире у Хомяков в это время происходил следующий разговор.

– Что же ты, Вова, честное слово, разбил «Бенгальского Льва»?! – сокрушалась Ляля.

– Ой, перестань, – отвечал ей Вова. – У моей бабки на Молдаванке этих «львов» было штук двадцать пять. Полный комод. Я его сразу узнал, как только увидел. А разбил… Ну просто чтобы не сомневаться.

– А деньги ж тогда за что заплатил? – всплеснула руками жена.

– За идею, Лялечка! За идею. Согласись – идея не слабая. В Одессе, конечно, не прохиляет, но если скупить здесь этих котов штук пятьсот, скажем, по одной гривне за штуку, а потом продать их как львов всем крутым города Николаева по тысяче баксов, то это получается… пятьсот умножить на тысячу… – и Вова отправился в свой кабинет производить при помощи калькулятора сложную математическую операцию.

И что бы вы думали? Бизнес пошел! Причем не только с котами. Потому что каждый раз, обрабатывая очередного клиента, Вова не переставал повторять:

– Вкладывайте ваши деньги, господа! Вкладывайте их в произведения искусства. В картины, в скульптуры… И вынимайте оттуда только после того, как у вас закончится обыск…