ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
МАСТЕРСКАЯ БЕЗУМИЯ
Глава первая
Представьте себе улицу Парижа вечером 17 июля 19... года.
Непрерывный гул воздушных дорог, шипение, треск, грохот.
Ослепительные электрические шары заливают белым светом прозрачную паутину крыш над городом.
Париж под стеклянным колпаком. Люди приспособились не зависеть от погоды, а луна и звезды не волнуют даже поэтов.
Сквозь толщу сводов лучи солнца не доходят до первых этажей. Оно заменено газом, магнитными прожекторами, в виде огромных юпитеров, расставленных на перекрестках.
Программа дня делового француза не может быть прервана совершенно нелепым, в сущности, дождем. Там, в провинции для посевов - это необходимо, но горожанин вспоминает о виноградниках не иначе, как беря бутылку в руки, а зелень полей, лесов - можно встретить на открытках или в искусственно орошаемых парках.
Последние партии галош и зонтиков прямо с разорившихся фабрик были доставлены в музей Клюни, как оригинальный пережиток варварства. Осмотр с 10 до 4... Там же случайно сохранившаяся лошадь. На плас д'Опера громкоговоритель поет арию из Кармен. Волнующаяся масса человеческих голов напряженно следит за тореадором, распластывающим быка на радиоэкране.
К одобрительному рокоту любопытных примешивается вопль женщины, повисшей на балконе десятиэтажного дома.
Возможно, что она оступилась при посадке в аэробиль, или, нанятая кем-нибудь другим, воздушная машина улетела, не обратив внимания на сигналы.
Улицы настолько загружены экипажами различных типов и конструкций, что деловые люди предпочитают пробегать эту площадь на колесах, привинченных к подошвам ботинок.
Высчитано, что гражданин с вокзала Сен-Лазарь до центра должен проехать в автомобиле не менее двух суток, если он не желает воспользоваться воздушным такси.
Но последнее рисковано, так как авиоэкипажей в одном Париже насчитывается около полумиллиона. При беспрестанном движении в ограниченном пространстве авиопуть грозит частыми катастрофами. Издалека, своеобразным тихим рокотом дают о себе знать аэропоезда дальнего летания. Приближаясь к станции, они ревут как стадо бизонов, пронзая друг друга световыми и звуковыми сигналами. Эти поезда имеют специальные площадки над сводами и в городскую жизнь не вмешиваются.
Но любители природных красот горизонта напрасно рассчитывают насладиться ими с аэропоездов, потому что небо, отчужденное у господа бога, принадлежит фирмам, рекламирующим товары. Места строго разграничены. Так, например, пониже Венеры, но гораздо ярче горит плакат:
ЖЕНЩИНЫ, ПОЛЬЗУЙТЕСЬ
ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ПУДРОЙ
"Аромат Звезды"!
А рядом с Большой Медведицей помещается анонс о сигарах "Восторг". Конкурирующие фирмы распланировали все, стоящие внимания, созвездия, и столкновения бывают только в экстренных случаях, например в периоды лунных затмений.
Каждому предпринимателю очень важно использовать какое бы ни было затмение в собственных выгодах.
В прошлом году луну перекупил округ Сены, и на черном фоне затмения красовалось:
Голосуйте за радикала
ЖАНА ЛАРМУАНЬЕ!
Правда, депутату удалось вместе с черной полоской вползти в парламент, но в следующий раз затмение, судя по газетам, куплено автомобильным королем Фордом.
При конкуренции и платежеспособности американского финансового капитала тресты и синдикаты комбинируются, распадаются, возникают снова.
Фирма мазей от чесотки совершенно спокойно предлагает средства для ращения ресниц.
И на естественное негодование покупателя отвечает:
- Очень жаль, но вы поздно пришли. С трех часов мы уже торгуем авиомотоциклетками.
- Не сбивайте с толку покупателей, Пьер! - перебивает старший приказчик.- Двадцать минут тому назад мы с домом и штатом перешли в трест противогазных масок... Не угодно ли?
Наивный провинциал попробует вступить в спор, пока его не вытолкают с криком:
- Не мешайтесь. Сейчас здесь открывается магазин гуттаперчевых изделий.
Несчастный человек, выброшенный в суету, сразу даже не поймет, за что он пострадал, и горе ему, если он растеряется. Любая машина сжует его, словно зернышко, и, не говоря уже о царстве небесном, вряд ли он попадет в хронику происшествий.
* * *
Такая неприятность только что произошла с молодым человеком в стоптанных, удивительно шлепающих ботинках.
Он, как шарик рулетки, выскочил из магазина и закружился на движущемся тротуаре.
По миловидной привычке нагибать голову, обнажая упористую, бычью шею, в молодом субъекте угадывался англичанин, человек знающий свое место в жизни, но погибший в лабиринте дверей.
Уличные зеркала сразу в десяти видах отразили его искаженное лицо. Прожекторы высекли пламя из его рыжих волос. Пот градом катился с тупого, каменного подбородка, и весь он, угловатый и резкий, походил на бабочку, трепетавшую крыльями пиджака.
Площадка, где очутился молодой человек,- это бывшая рю Риволи, улица торговли, взметнувшаяся в коммерческом азарте на десять пылающих этажей ввысь.
Каждый этаж - коридоры раздвижных пассажей.
Справа и слева, то вблизи, то где-то под алебастровым потолком зияли рекламы.
В гранях зеркал неожиданно загорались плакаты.
Англичанин вдруг увидел, что он находится в галантерейном отделе.
Тысячи чулок, клубки лент кружились в непрерывном вихре. Едва он успел очнуться - виденье исчезло. Последние образцы, сверкнув ажурной пяткой чулка, растаяли в шелках, льющихся свежим, речным потоком с перил второго этажа магазина.
Синие, розовые шелка шуршали, падая кусками, изгибаясь на прилавках. Сотни ножниц стальными молниями кромсали розовое тело шелка, и белые пакетики разбегались по рукам в толпе.
Минута оцепенения,- и молодой человек наткнулся на группу манекенов, дрыгающих ногами в новых брюках.
Сверху сыпались листовки:
Мойтесь мылом Фламмера!
Патентованные перья Гусса!
- Укрепляйте кожу,- подхватывал громкоговоритель, и англичанин, схватившись за голову, метался от одной стены к другой, не имея сил оторваться от светящихся квадратиков на полу с надписями, рисунками, пока не попал в кабинет директора.
Расплывшийся мистер в клетчатом костюме звонил по телефону, принимал радиодепешу и что-то выкрикивал в трубку рупора.
В позе обелиска англичанин стоял минуту, две, три,- директор не обращал внимания.
- Я желаю работать,- заявил молодой человек.
- К черту! - бросил директор.
- Я оттуда, сам дьявол послал меня к вам. Дайте работы.
Толстяк, накричавшись всласть, бросил трубку и, закинув ноги на стол, взял сигару.
- Алло, хорошо сказано! Что вы можете?
- Все.
- Дельно! Вы будете кувыркаться по улицам с плакатами. На вашем костюме будет написано: "Я один из многих паралитиков, излечившихся пилюлями Трафта".
- Идет, но я хочу есть...- заикнулся англичанин.
- Это меня не интересует. За кувыркание - пять франков в день. Вы не женаты?
- Нет.
- Тем лучше. Судя по вашему виду, вы долго не прокувыркаетесь, выплачивать же пенсию жене - нашей фирме не интересно. Подпишитесь.Англичанин взялся за перо.
- Но сколько-нибудь вперед. Я не ел два дня,- голос молодого человека дрогнул.
- Нам нет дела до ваших жизненных осложнений,- бросил толстяк, затягиваясь,- здесь так много бездельников-французов.
- Я англичанин. Мое имя - Марч Суаттон.
- Немного лучше, но денег вперед ни одного су!
- К дьяволу! Я не подпишу. Слышишь, животное!
Толстяк икнул, захлебнувшись в жирном хохоте:
- Понял. Хочешь денег, а не работы.
Нажал какую-то кнопку. Марч не разобрал, что, собственно, случилось. Словно бомба взорвалась под его ногами.
Пружиной его швырнуло вверх к перилам, и уже внизу по иронической улыбке служителя он понял, что из кабинета его выбросил автовышибатель системы Форд (10 долларов за штуку, упаковка, доставка за счет фирмы).
Теперь лицо молодого человека с раскаленными злобой глазами напоминало маску с ума сошедшего.
Металлический голос прокричал в уши Марчу:
ПОЛЬЗУЙТЕСЬ ТОЛЬКО ПАСТОЙ ХЛОРОДОНТ!
Незаменимо для зубов!
Англичанин выругался сквозь плотно посаженные зубы и головой вперед ринулся в хоровод вертящихся и поющих дверей.
В одной руке он стиснул шляпу, а другая сжималась от нетерпения разрядиться в чью-нибудь неподатливую грудь фейерверком великолепного бокса...
- Слушайте. Дайте мне...
- Что вам угодно?
- Бутерброд.
- С чем? Поскорей, наша закусочная закрывается через десять минут,она куплена на бирже Морганом под шоколадное производство.
Приказчик выхватил два ломтя, густо смазанные икрой. Автоматический заворачиватель обхватил бутерброды пергаментом и сбросил по желобку...
- Внизу получите... три су.
Марч уплатил, жадно проглотив слюну.
- Но мне еще хотелось бы...
- Нельзя, продано, закрыто! - приказчик скинул с себя пиджак и очутился в синей куртке с именем "Морган" на обшлагах.
- Третий костюм за день. Извините,- улыбнулся продавец и на глазах покупателя стал опускаться вниз.
Англичанин забылся в легком обмороке, а когда он открыл глаза,фаланга подъемных площадок выгружала горы сладостей.
Упакованные тюки вливались в магазин хрустящим потоком, затопляя витрины, прилавки.
Электрические собиратели, щелкая, смахивали сосиски, окорока, колбасы в пропасти желобков.
Марч попятился от наступающего на него бидона с кофе и вдруг, вспомнив о своих бутербродах, заметался, ища выхода...
- Вам какао? Кофе? Есть шоколад "Индустрия". Кило? Полкило? забарабанил человек в синем.
- Мне два бутерброда мои, понимаете?
Человек презрительно дернул плечом и закричал:
- Вафли "Демократия". Тянучки "Лига Наций".
Марч выскочил на улицу и побежал по тротуару.
Внизу, в синей глубине десятиэтажного провала, на земле колыхалось море человеческих фигур.
Из клокотавшей пропасти доносился грохот приведенного в движение металла.
Сочные клубы автомобильной гари обволакивали этажи, и люди, спешащие по тротуарам на той стороне, казалось, бежали по воздуху. Дым маскировал движущийся асфальт, и черные силуэты напоминали пожарных.
Да, это походило на пожар, где единственными сгораемыми предметами были люди. Все остальное - железо, бетон, сталь - казалось вечным в безумном хаосе нагромождения, лязга, пения проводов, скрежета и дикого воя сирен.
Марч, втянув голову в плечи, бежал вместе с толпой. Его шевиотовый потертый пиджак развевался наподобие флага. Весь вид Марча кричал о терзаниях человеческого существа, не кормленного и раздраженного до предела.
Какой-то субъект, бегущий впереди на колесах, нанял дрожащий в воздухе аэротакси и умчал, пустив в нос англичанину струю дыма.
- Проклятье! Эй, вы!
Что-то скользившее впереди рухнуло к ногам Марча.
Англичанин остановился. Это была женщина.
- Мсье,- простонала она,- дайте руку.
- Что с вами? - раздраженно буркнул Марч.
- О, мсье, ничего хорошего. Мне вчера сделали прививку от ревности в Институте Уничтожения Вредных Чувств... Я второй день бегу...
- Куда?
- Ах, мсье, это неизвестно даже Институту. Последнюю неделю я питалась пищевыми пилюлями. Мне некогда обедать. Я так ослабла. Вместе с ревностью я, кажется, потеряла аппетит. По дороге из Института я забыла свой адрес. Теперь придется в Отделение Освежения Памяти. Благодарю вас!
Вырвав руку, она бросилась в такси.
Молодой человек попробовал улыбнуться, но, вспомнив о еде, заскрежетал зубами.
- Черт, хотя бы этих лепешек!..
Глаза Марча сразу поймали нужное.
Ярко-желтая вывеска и на ней:
КАФЕ
Молодой человек рассмеялся, открывая дверь. Волна испарений ударила терпким, но вкусным ароматом.
Одиннадцать или больше - трудно определить, не только циферблат часов, но и самое кафе с эллипсоидом цинковой стойки - все колышется в синем табачном дыму.
Оркестр оборвал игру. Сразу вспыхнули крики и звон бутылок.
Вошедший в изнеможении рухнул на стул и осмотрелся.
Оркестр вновь играет что-то гулкое, от чего бокалы плачут жалобно и звонко.
В углу, за столиком, трое мужчин кончают ужин.
Марч напрасно шарит в карманах пиджака.
Взор его остановился на недоконченном блюде. Он вздрогнул как на электрическом стуле.
- Мосье не будут так любезны уделить что-либо из их ужина? нерешительно спросил Марч по-французски с резким акцентом.
Сидящие повернулись к нему.
- Мы уже кончили.
- Вы француз? - удивился другой.
- Я англичанин. Вы разрешите?
И прежде чем кто-либо успел разрешить, молодой человек жадно принялся за холодный картофель.
- Может быть, вы хотите пить? - один из говоривших откинулся на спинку кресла, следя за соусом, исчезавшим во рту чрезвычайно подвижного англичанина.
- Пить?.. Нет. Благодарю,- хладнокровно заметил Марч и встал.
- Бокал красного,- продолжал настаивать сидящий.
Человек, предлагавший пить, выглядел молодым... Пожалуй, самое изумительное в нем - глаза, серые, бегающие и рассматривающие в упор, одновременно холодные и смеющиеся. В уголках губ контролирующая улыбочка. Одет он во что-то штампованное, незапоминающееся.
- Нет, благодарю,- попятился Марч.
Собеседник поспешно встал, обнаружив подвижную фигуру в плотном английском пальто.
- Вы не должны уходить. Меня зовут Лавузен. Анри Лавузен, художник.
- А меня...- запнулся англичанин.
- Вы забыли? - ласково спросил Лавузен.
- Нет, конечно. Мое имя Марч Суаттон. Но я, право, не могу вспомнить свою профессию...
- Она ужасна, что-нибудь вроде репортера, палача, доктора? - улыбнулся Лавузен.
- Хуже. У меня ее нет вообще. До свидания! - и англичанин, повернувшись, выбежал из кафе.
Лавузен поспешил за ним.
- Слушайте, вы, человек без профессии! Одну секунду!
- Ну,- отозвался хриплый голос Марча.
- Вы мне нравитесь,- прокричал Лавузен,- и если я вам понадоблюсь, приходите ко мне. Мой адрес: рю Севинье, 4, ателье художника Лавузена... Обещаете?
- Может быть,- донесся ответ.
В отсвете фонаря Лавузен едва уловил тень торопливо убегавшей фигуры.
