Всего три дня назад Лапин, вызванный телеграммой Смолина, выехал в Севастополь, а Ольге казалось, что прошло много-много томительно-нескончаемых дней.

Теперь она осталась совсем одна на станции. Казалось, все было в порядке. Культуры золотоносных водорослей процветали. Огромные аквариумы все гуще и гуще заполнялись переплетением багрово-красных слоевищ и листовых пластинок. За неделю до отъезда Ланин закончил переселение нескольких тысяч экземпляров с наиболее энергичным ростом на литораль Сайда-губы. Решение задачи, поставленной перед коллективом профессора Смолина, можно было считать обеспеченным. И все же сознание своей ответственности за биологическую станцию вызывало у Ольги безотчетную тревогу.

Одна на станции… Ольга обошла все лаборатории. Внимательно и придирчиво просмотрела, чем занимаются лаборанты, и уточнила их дневные задания. Затем спустилась в аквариальную и долго стояла, прижавшись лбом к стеклу большого аквариума, рассматривая растения. И вдруг она поймала себя на том, что думает не о водорослях, а о чем-то другом. Она попыталась проанализировать, что порождает в ней тревогу?

Прошел уже месяц с того дня, как была получена телеграмма Петрова, вызвавшая отъезд Смолина. С тех пор Ольга не получила от Аркадия никаких известий. Не писал ничего и Смолин. Две телеграммы — одна через десять дней после его отъезда (ответ на телеграмму Панина), другая с вызовом Панина — вот и вся его корреспонденция. Оба срочных вызова объяснить было легко, в них не было ничего необычного. Евгения Николаевича вызвал Петров. Панина вызвал Евгений Николаевич. Но вот форма этих вызовов рождала тревогу. Ольга видела обе телеграммы — сухие и лаконичные. По ним решительно нельзя было догадаться, зачем потребовалось присутствие обоих в Севастополе. Но и не это тревожило Ольгу. Мало ли что могло произойти в Севастополе и не обо всем она должна знать. Но она не могла отделаться от постоянного воспоминания о прошлогодней телеграмме Крушинского — он тоже просил о немедленном выезде и так неожиданно погиб. Она отгоняла это назойливое воспоминание, упрекала себя в глупой мнительности, но тревога не унималась.

Ольга отошла от аквариума, раздумывая, как распределить время в своем рабочем дне. Собственно, в лаборатории делать ей было нечего. Анализами занимались лаборанты, и результаты от них она получит только к вечеру. Гораздо более важным казалось ей посетить литораль Сайда-губы и проверить, как там себя чувствует высаженная Паниным золотоносная ламинария. За три дня после отъезда Панина там могли произойти большие изменения.

…День начинался теплый, с торопливым солнцем, льющим мягкий свет через белесоватую пелену на небе. Ольга торопливо зашагала по шоссе, продолжая машинально сжимать в кулаке ключ от тяжелого замка, которым запиралась аквариальная. Как и всегда, спокойное величие северной природы, согретой могучим дыханием Гольфстрима, подействовало на нее умиротворяюще. Тяжелое настроение рассеялось. Она шла, распахнув плащ и подставляя открытую шею лучам, летящим с мглистого неба. Ей вспоминался Аркадий, и она подумала, что вдвоем под этим ласковым небом, пожалуй, было бы идти еще приятней. Но она тут же поправила себя: не приятней, а полезней для дела.

С перевала открылась знакомая панорама залива с перемычкой плотины у горла. Все, что еще совсем недавно загромождало эту панораму — строительные машины, экскаваторы, общежития для рабочих, — все это было уже убрано. Стройное здание электростанции и массивный куб цеха золотодобычи стояли теперь в горделивом и строгом одиночестве.

Ольга побежала вниз по тропинке, к мосткам, где на прозрачной воде покачивались лодки. Дежурный охраны широко улыбнулся Ольге, когда она, звонко стуча каблуками по дереву, прошла мимо него.

— Помочь вам? — крикнул он ей вслед.

— Сама справлюсь! — ответила Ольга, прыгая в лодку.

Мотор загудел. Зелено-бурая кайма прибрежной растительности плавно поплыла вдоль борта лодки. Ольга правила в юго-западный угол, где заложил свою "плантацию" Панин.

Она с напряжением всматривалась, не мелькает ли среди темной зелени красноватое пятно золотоносных водорослей.

Первые высаженные Паниным растения укрепились на скалах немногим больше недели назад. Эти крохотные кустики скрывались между мощными слоевищами водорослей-старожилов. Наивно было думать, что за девять-десять дней высаженные ламинарии достигнут размеров, видимых на большом расстоянии. Вот уже стали различимы, гроздья причудливо изрезанных пластинок. В них не заметно было ни единого красного пятнышка. Лодка подошла совсем близко к берегу. Растения зашуршали у самого борта. Ольга остановила мотор и, нахмурясь, разглядывала густые сплетения водорослей. Все бурые. Ольга бросила взгляд вверх. Вдоль берега метров на двести тянулся ряд колышков, вбитых Лапиным. Его "плантация" здесь — ошибиться было нельзя.

Ольга, разочарованная, подавленная, подняла сначала одну тяжелую плеть, рассмотрела ее до основания слоевища, бросила, подняла другую, третью… И вдруг ее поднятая рука застыла. Из-под изрезанных зеленовато-бурых пластинок фукусов и ламинарий показался темно-красный бархат золотоносной водоросли.

Ольга медленно продвигалась вдоль берега, поднимая скользкие плети одну за другой. Под ними сплошным красным ковром разрослись высаженные Паниным растения. Одни из них были совсем крошечные — пучок тонких длинных стебельков, стелющихся по влажному камню. Другие обильно ветвились, закрывая своими пластинками поверхность скал. Были и такие, что догоняли в росте соседние бурые водоросли, высовывая сквозь тяжелые плети фукусов и ламинарий узкую, едва заметную красную кайму.

Кусая губы от волнения, Ольга провела лодку вдоль всей площадки, отмеченной колышками. Последняя плеть, которую она приподняла, без сопротивления оторвалась от грунта, обнажая причудливое переплетение красных водорослей. Пришельцы побеждали старожилов. Это предрешало полный успех в недалеком будущем. Ольга закрыла глаза, представляя себе синеву залива, окаймленную пурпурной лентой разросшихся золотоносных ламинарий, и засмеялась от радости.

Неожиданная волна качнула лодку. Ольга оглянулась. Над горлом залива, за плотиной, седыми космами поднимался из океана туман и быстро неслись тучи. Зеркало бухты закипело белыми гребешками. Нужно было двигаться обратно. Ольга включила мотор, направляя лодку поперек волны. Но возвращаться в лабораторию ей не хотелось. Она решила заглянуть в цех золотодобычи.

После отъезда Калашника Ольга редко бывала в цехе. Унылое лицо бледного молодого человека, оставшегося в качестве заместителя Григория Харитоновича, наводило на нее тоску. К сообщению Ольги о заселении бухты золотоносными водорослями он отнесся с нескрываемым недоверием. Он выполнял свои несложные обязанности с усердием добросовестного служаки, занявшего ответственный пост.

Решение бюро райкома о совершенствовании методов золотодобычи он встретил с недоумением. Надо было бы срочно заменить этого недалекого человека — такой случайной, временной фигурой казался он в великолепном здании цеха золотодобычи, что Ольга даже не запомнила его фамилии: Невзгодин или Непригодин? Фамилия соответствовала внешности и поведению незадачливого руководителя.

У Ольги был постоянный пропуск. Она вошла в главный зал, любуясь как всегда его великолепием. На кафельном полу длинными рядами, сверкая, как хрустальные башни, выстроились огромные прозрачные цилиндры. Бурлила, клокотала, вливаясь и выливаясь, вода. Лаборанты молча стояли у рубильников.

— Где товарищ Непригодин? — спросила Ольга, проходя между цилиндрами.

— Невзгодин? В кабинете, — ответил ей кто-то.

Ольга задержалась у дверей, раздумывая, стоит ли ей входить. Поморщившись, она медленно постучала. Невзгодин поднял голову от бумаг.

— Как дела? — спросила Ольга, подавая ему руку.

Он пожал плечами:

— Без изменений.

— Вы уверены в этом?

Он усмехнулся.

— Еще бы! Я собственноручно составляю ежедневный отчет. Выше двадцати пяти граммов добыча не поднимается.

— Но это же бесполезная затрата труда! — возмутилась Ольга.

— Не совсем. За двадцать дней мы получили около полукилограмма золота. Все же это восемьсот рублей валюты.

— Нет, это никуда не годится, — упрямо сказала Ольга. — Неужели никаких изменений не произошло?

— А почему они должны произойти? — невозмутимо возразил Невзгодин. Посмотрите сами.

Ольга взяла аккуратно разграфленный лист с каллиграфически выписанными столбиками цифр.

— Справа — общий итог каждого дня работы, — пояснил Невзгодин.

Ольга пробежала глазами цифры: 23, 21,24,01, 25,78. Да, если и есть тенденция к повышению, то совершенно ничтожная.

— А эти четыре столбика? — спросила она, рассматривая соседние цифры.

— Результаты добычи каждого периода; двух приливных и двух отливных потоков, — ответил Невзгодин небрежно.

— Позвольте, позвольте, — заинтересовалась Ольга. — А разве вы не видите разницы в добыче от приливных и отливных потоков? Смотрите, как чередуются цифры: 5 и 8, 5 и 7, 5 и 9. Это же очень важно.

— Какое это имеет значение? — нахмурился Невзгодин. — Сумма же от этого не меняется — 5 и 8, 5 и 7 дают 25 граммов.

— Как, какое значение? — возмутилась Ольга. — Вы сравните эти цифры, с первоначальными, В первые дни вы получали и в приливном и в отливном потоке 4 или 5 граммов. А здесь же совершенно ясное увеличение добычи при отливе. Вы понимаете, что это значит?

— Признаюсь, не понимаю…

— Это же улучшает метод Калашника, поймите! — воскликнула Ольга, сияя. — Вода, вытекающая из бухты, легче отдает золото, вам это понятно? Она обогащена ферментами, ускоряющими осаждение, вот что это значит!

Ольга вся дрожала от возбуждения. Но, встретив равнодушный, скучающий взгляд Невзгодина, осеклась и заторопилась домой.

— Как у вас с охраной здания и электростанции? — спросила Ольга, пожимая холодную мягкую руку Невзгодина.

Он поднял брови:

— В пределах штатного расписания… Что же еще нужно?

Ольга махнула рукой и выскочила из кабинета.

Уже смеркалось, когда она, наскоро пообедав, возвратилась на станцию. Отпустив лаборантов, она села за обработку анализов. Но ей не сиделось на месте. В ней бурлила радость осуществленной мечты. Теперь уж не оставалось сомнений, что она подсказала Калашнику правильный путь. Теперь — только бы все шло благополучно до приезда Смолина!

Ольга прошла через галерею вниз. Вид массивного замка на дверях аквариальной несколько успокоил ее. Между ее дежурной комнатой и аквариальной проходил небольшой коридор и их двери были расположены одна против другой. В случае чего, ей стоит только открыть свою дверь и убедиться в целости замка на двери аквариальной.

В своей комнатушке она постелила кровать и подошла к окну. За стеклами выл и грохотал ветер. Море шумело. Ольга долго всматривалась в ночную мглу, держась за железную решетку, вделанную в оконной раме. Сквозь мрак чуть светилось ожерелье далеких огней — фонари на плотине электростанции.

Ольга завесила окно газетой. Села на стол, свесив ноги, задумалась было, но сейчас же соскочила, чтобы еще раз осмотреть здание.

Ольга поднялась на галерею и прошла по всем комнатам. В своей лаборатории она зажгла лампу на столе, рассеянно сложила и убрала в ящик тетради с записями. Безотчетная тревога, рассеянная поездкой в Сайда-губу, вернулась с новой силой. Она заперла ящик в столе, чего раньше никогда не делала, и сунула ключ в карман.

Еще раз осмотрев все комнаты, Ольга медленно спустилась вниз. Закрыла лампу газетой, чтобы свет не бил в глаза, и легла, не раздеваясь, только сняв ботинки. Долго лежала она с открытыми глазами. Смутное беспокойство шевелилось неясными, расплывающимися образами и незаметно перешло в тревожное, тяжелое забытье.

…Пробуждение было внезапным. Словно ей на грудь раз за разом бросили какой-то тяжелый груз, придавивший ее к постели. Последняя тяжесть упала на нее с потрясающим грохотом, от которого она очнулась с бьющимся сердцем. Грохот медленно утихал за окном, как далекий гром. Стекла в окне еще дребезжали.

Ольга окинула взглядом комнату, все еще не понимая, в чем дело. Она соскочила с кровати и подбежала к окну. Сердце ее замерло: там, где раньше сияли огни электростанции, теперь была мрачная чернота. Ветер выл и свистел, потрясая окно. И ничего больше не было слышно.

— Надо бежать на помощь! — вслух сказала Ольга, чувствуя, как от ужаса холодеют ее руки и ноги.

Она надела ботинки, путаясь негнущимися пальцами в шнурках. Сняла с петли крючок, толкнула дверь… Дверь не поддавалась. Ольга толкнула сильнее… Дверь даже не шевельнулась. Уже похолодевшие ноги ее начали подкашиваться.

— Дверь на засове! — прошептала она побелевшими губами.