Это в самом деле оказалось осуществимым, хотя и очень трудным.

Об использовании энергии приливов люди мечтали веками. Подчиняясь могучей силе притяжения луны, вода океана на всей нашей планете два раза в сутки наступает на берега материков. Каждые шесть часов на просторах южных морей зарождается волна прилива. Она пробегает по всем океанам, поднимая колоссальные массы воды на высоту от двух до одиннадцати метров. Энергия морских приливов на земном шаре количественно стоит на втором месте после солнечных лучей. Вполне понятно, что многие задумывались о включении этих огромных ресурсов в энергетическое хозяйство мира. Но только во второй четверти двадцатого столетия появились первые реальные проекты использования "синего угля".

Они родились в Советском Союзе. Их осуществление оказалось возможным только в условиях социалистического строя. Начиная с конца тридцатых годов, на берегах советских морей всюду, где возникала потребность в дешевой энергии, велись изыскательные работы и проектирование строительства приливных гидроэлектростанции.

Инженер Белявский избрал старый, хорошо испытанный и проверенный в практике вариант. Под его руководством большая группа инженеров и техников в две недели разработала проект мощного железобетонного сооружения, запирающего самое узкое место в горле Сайда-губы.

Схема действия силовых установок была крайне проста. Напор прилива гонит воду в каналы подводной части здания, где располагаются сверхбыстроходные турбины. При отливе поток воды идет в обратном направлении. Поворотные лопасти турбины позволяют ей работать как при одном, так и при другом направлении водяного потока. Большой трудностью в проектировании был "мертвый период", то есть время между приливом и отливом, когда напора воды нет ни в одну, ни в другую сторону. Эта трудность обычно преодолевается сооружением запасных бассейнов. Вода накачивается в них в часы прилива и используется, когда прекращается естественный поток. Но в данном случае сооружение запасных бассейнов задержало бы строительство электростанции. И решили отказаться от постоянного энергетического режима. Потребность в электротоке для освещения и малых приборов удовлетворялась аккумуляторной станцией. А работа основных установок профессора Калашника могла осуществляться с двумя двухчасовыми перерывами в сутки.

Ольга с огромным интересом следила за строительством гидроэлектростанции. Она была убеждена, что секретарь райкома Громов применяет свою спокойную уверенность в успехе строительства только как средство морального воздействия на тех, от кого этот успех зависит. Но само строительство — постройка дороги, сооружение электростанции, возведение экспериментального цеха на пустынном берегу океана — представлялось ей делом многих месяцев.

И то, что, вопреки ее ожиданиям, творилось на глазах изо дня в день, казалось чудом.

Из окон лаборатории сквозь дымку тумана чуть виднелись крошечные кубики зданий строительного городка, и, смягченные расстоянием, слышались глухие удары взрывов, грохот сыплющихся камней, стрекотание экскаваторов.

Первое, что осуществил Громов, не дожидаясь конца изыскательных работ и проектирования, было строительство дороги. В строительстве приняли участие сотни людей — жители поселка, пожилые, молодежь и подростки из ближайших рыболовецких колхозов и районного центра. Дорога проходила мимо здания биостанции. Ольга видела, как весело и воодушевленно работали эти люди. На девяти отрезках трехкилометровой трассы девять дорожно-строительных групп боролись за первое место, чтобы опередить других и помочь отстающим. Ольга понимала, что ими руководит то же чувство, которое привязывает ее на многие часы к приборам и аппаратам, и ее охватывало ощущение глубокой близости к этим людям.

Строительство дороги было закончено за девять дней, как раз к тому времени, когда были завершены изыскательные работы. И на утро десятого дня, по белой щебенке дороги, мимо здания станции, уже катились к Сайда-губе грузовики с материалами, важно тарахтели экскаваторы, похожие на исполинских приземистых птиц с вытянутыми шеями, и двигалось множество замысловатых строительных машин.

Весь август стояла безветренная погода и работы не прекращались ни днем, ни ночью. Уже не было сомнений, что строители справятся с заданием в срок. Инженер Белявский по-прежнему отвечал на вопросы сердито и брюзгливо, но все уже привыкли к его тону. Работал он с поразительной энергией и неутомимостью. Ежедневно к концу дня он забегал на биологическую станцию "передохнуть", как он выражался. Ольга закидывала его вопросами.

— Ну, как, Павел Иванович, скоро? — нетерпеливо спрашивала она инженера.

— Скорость, Ольга Федоровна, — понятие относительное…

— Ну, много ли еще осталось?

— Что я могу сказать? — Инженер пожимал плечами. — Я говорю вам, что много, а вы считаете, что совсем пустяки.

— Неужели вы не можете просто сказать? — сердилась Ольга.

Лицо инженера прояснялось. Когда его собеседник терял спокойствие, Белявский неизменно приходил в хорошее расположение духа.

— Будьте спокойны, Ольга Федоровна! — говорил он, усмехаясь. — Не подкачаем. Сами только не сплошайте. Что-то у вашего Харитоныча настроение не повышается, хотя дело идет к концу.

Настроение профессора Калашника и действительно было неважное. Ольга видела его со дня приезда не более трех раз, и каждая встреча оставляла у нее тяжелое впечатление. Григорий Харитонович заходил к ней в лабораторию, сосредоточенный, угрюмый, мрачно хмурил лохматые брови и односложно отвечал на ее робкие вопросы. Смолина он избегал и каждый раз, услышав его шаги в коридоре, торопливо прощался.

— Куда же вы, Григорий Харитонович? — останавливала его Ольга.

Калашник уже в дверях махал рукой и ворчал сквозь зубы:

— Хватит одного раза!

По-видимому, у него что-то не ладилось. Строительство цеха шло в полном соответствии с его заданием. Ольга побывала в огромном зале, где уже выстроились в четыре ряда вереницы огромных кварцевых цилиндров, предназначенных для извлечения золота из морской воды. Все было так, как требовал метод Калашника, примененный к полузаводским масштабам. Но чем-то Григорий Харитонович был недоволен. Он водил ее по всему цеху, показывал щиты управления, трансформаторы, обогатительные ванны… За ним, как тень, следовал его заместитель — высокий, бледный молодой человек. Калашник, объясняя Ольге назначение неизвестных ей деталей, с раздражением косился на него и, наконец, взорвался.

— Что вы, черт вас возьми, тащитесь за мной, как хвост?! — закричал он через плечо. — Нужно будет, позову. Ступайте!

Молодой человек отошел. Ольга с упреком посмотрела на Калашника.

— Зачем вы его так, Григорий Харитонович?

— А! Не до него мне сейчас! — буркнул сердито Калашник.

— Что же такое с вами? — Ольга отвела взгляд в сторону. — Вы чем-то беспрерывно расстроены…

Калашник испытующе посмотрел на нее.

— Расстроен? — переспросил он, взглянув на нее из-под лохматых бровей. — Нет, это не то слово. Я не расстроен, а разъярен. Как бык, запертый в темном хлеву.

Ольга невольно улыбнулась сравнению.

— Почему же так?

— Нечего мне здесь делать, вот почему! — отрезал Калашник. — Зря теряю драгоценное время. Еще месяц — и даже на Черном море будет трудно работать. А я сижу здесь, как прикованный.

— Что вы говорите, Григорий Харитонович, — удивилась Ольга. — А строительство?

— А что строительство? Ну, выстроим цех. Ну, получим дешевую энергию, если этот брюзга Белявский во время закончит постройку электростанции. А дальше?

— Будете получать золото.

— Нет уж, пусть его получает мой почтеннейший заместитель, — язвительно возразил Калашник. — А я немедленно поеду на юг… Как только увижу первый выход металла.

— Ну, а почему же, Григорий Харитонович?

— Да потому, что мой метод на сегодня уже архаизм. И строить завод для работы по моему методу можно только, когда вынуждают обстоятельства… — Он яростно поскреб бороду и посмотрел на Ольгу злыми глазами. — Поймите, Ольга Федоровна: чем больше масштабы, тем менее надежен мой метод, тем больше энергии требуется для осаждения золота из воды, тем больше растворенного золота ускользает в отходах. В этом зале сто цилиндров, емкостью по пять тысяч литров, значит, одновременно мы можем обрабатывать пятьсот тонн воды. По полчаса на операцию — значит, за двадцатичасовой рабочий день цех пропустит две тысячи тонн воды. Вы представляете себе, какова будет продукция цеха?

— Если в среднем принять тридцать миллиграммов золота на тонну воды, значит, — Ольга быстро умножила в уме, — шестьдесят граммов… Только-то? невольно вырвалось у нее.

Калашник саркастически усмехнулся.

— Только-то!.. — повторил он с досадой. — Это было бы не так уж плохо. Полтора пуда золота в год. Но что нам из этих шестидесяти граммов достанется — вот в чем вопрос.

— То есть, сколько удастся уловить? спросила Ольга.

Калашник кивнул головой, подавая ей свою тяжелую руку. Ольга ушла к себе расстроенная. Было ясно, что Калашник охладел к проекту Смолина и с отвращением участвует в его осуществлении. Это было ясно не только из слов Калашника, но из всего его поведения. Он прекратил посещения станции и почти круглые сутки проводил на постройке. Из цеха беспрестанно доносился его громовый голос. Он торопил окончание строительства, словно желая как можно скорее от него освободиться.

День пуска гидростанции и открытия цеха был назначен на 11 сентября. Калашник настоял на том, чтобы не было никаких торжественных церемоний и просил дать ему спокойно руководить работой в течение всего первого дня.

Отлив начинался в три часа утра. Ольга проснулась в половине третьего и уже не могла уснуть. День начинался пасмурный, хмурый, неприветливый. Ольга вскочила с постели, подбежала к окну. В утреннем сумраке скрывались туманные дали. Ольга долго всматривалась в белесую мглу, поеживаясь от холода. Было необычно тихо. И вдруг — сердце ее вздрогнуло и сильно забилось — сквозь туман блеснула яркая точка… вторая… третья… Это вспыхнули огни гидростанции. Турбины дали первый ток.

Весь день прошел как в чаду. От бессонной ночи и волнения Ольга с трудом осознавала свои поступки.

— Как дела? — спросил ее при встрече Ланин.

— Шестьдесят граммов, — ответила она, и так смутилась, что забыла поправиться.

В два часа дня в лабораторию заглянул Евгений Николаевич.

— Хотите пройтись? — спросил он ее, улыбаясь.

— Очень!

Ланин тоже не удержался. Втроем они шли по мелкому щебню дороги, уже сильно выбитому за месяц. Они двигались быстро, подгоняемые нетерпением. Все трое молчали. Каждый был занят своими мыслями.

Дорога проходила в глубокой выемке между скалами, потом поднялась на перевал. Отсюда открылся общий вид на возведенные сооружения. Горло губы было крепко схвачено широкой бетонной плотиной. Над ней возвышалось здание гидростанции. На берегу залива стояло массивное строение с огромными окнами — цех золотодобычи. Вокруг в беспорядке рассыпались строительные машины, экскаваторы, тракторы-тягачи. Они застыли в неподвижности, словно устали до изнеможения от своего месячного труда.

Облака разошлись. В окнах цеха вспыхивало неяркое сентябрьское солнце. Смолин подошел к проходной будке, чтобы получить пропуск. Но дверь с грохотом распахнулась. На пороге появился Калашник. Он остановился, устало прищурился на солнце, вытер шею и лоб платком. В руке он держал помятую шляпу. За Калашником стояли двое — его заместитель и секретарь райкома.

— Все! — оказал Калашник и нахлобучил шляпу.

Не оглядываясь и не замечая Смолина с его спутниками, он зашагал по дороге, на ходу надевая пальто.

— Какие же будут распоряжения с вашей стороны? — спросил неуверенно заместитель.

— Никаких! — буркнул Калашник, продолжая шагать.

— Значит, действовать по своему усмотрению?

Настойчивость заместителя вывела Калашника из себя. Он круто повернулся.

— Да, именно так, по вашему, усмотрению, — закричал он. — Десять граммов продукции вы имеете? Ну, и продолжайте работу. Четыре килограмма в год я вам гарантирую. А там видно будет. Больше вопросов нет? — Он ждал ответа не больше секунды, пронизывая своего заместителя сверлящими воспаленными глазами. — До свидания, — буркнул он, наконец, и махнул рукой.

— Григорий Харитонович, у меня машина, я вас подвезу, — оказал секретарь райкома.

Калашник отрицательно покрутил головой и снова зашагал по пыльной щебенке, залитой мазутом и нефтью.

Ольга грустно посмотрела ему вслед. Смолин в раздумье потрогал усы.

— Что-то вышло не так, — сказал он.

Ольга и Ланин молчали. Смолин добавил:

— Жаль!