38. Сюрприз лейтенанта

Через полчаса после того, как Бэл, переодевшись на складе, оставил подвал, на помощь Воронову и Смирнову спешили два человека в робах. В это же время встревоженный Воронов стоял у открытого колодца и разговаривал с Лисицыным. Потеряв Смирнова, они обошли весь подвал, служебный двор, сад, но так и не нашли лейтенанта. И тогда капитан по рации доложил Язину обстановку.

Вскоре Дедов и Сергеев, переодетые рабочими, стояли у колодца и вели между собой разговор:

— Видно, Степан в воду упал, — говорил Дедов, держа в руках водопроводные инструменты и показывая на зияющее отверстие колодца.

— Не иначе, — с деланной флегматичностью отвечал Сергеев, хотя все внутри него сгорало от нетерпения.

Сергеев надел брезентовые рукавицы, зажег электрический фонарь на шее и полез вниз.

— Воздух порченный! — крикнул ему вслед Дедов, — Поберегись!

Капитан ничего не ответил. Он быстро спускался все ниже, и лишь изредка смотрел на бесконечное число скоб, уходивших вниз.

— Степан! — позвал Смирнова капитан. — Сте–па–ан!

Но колодец молчал, и только эхо дразнило Сергеева. Как быстро не спускался он, до воды еще было далеко. Только изредка, когда луч фонаря падал вниз, там, вспыхивая, что-то мелькало, будто освещенное солнцем грань зеленого камня.

— Есть кто? — раздался голос Дедова сверху.

— Ни ду–ши–и!

Дедов сел у края колодца так, чтобы при первом же сигнале кинуться на помощь Сергееву и в то же время видеть вход в насосное помещение. Остролицый и подвижный Лисицын вышел из насосной; вместо него в дверях появился незнакомый широкий человек.

Сергеев все спускался. Скобы неприятно холодили руки, черная труба за спиной казалась ожившей змеей.

— Есть кто? — опять крикнул сверху Дедов.

— Ни души!

Прошло несколько томительных минут. Наконец, Дедов и Воронов услышали бульканье воды. При этих звуках квадратный человек у входа двинулся к колодцу, и встал так, чтобы видеть все, что происходит в темнеющем отверстии.

Сергеев нырял в поисках лейтенанта и эхо, подхватив звуки шипящей и пенящийся воды, несло их вверх.

— На–ше–ел! — послышался вдруг голос. — Уто–оп! Петро, давай сюда!

Дедов бросился вниз. Воронов и неизвестный с большими руками остались одни в колодезном помещении. Воронов смотрел вслед своим людям и краешком глаза наблюдал за человеком с невидимыми глазами, запавшими в темных орбитах. Надо было вызвать скорую помощь и милицию, но капитан все медлил, инстинктивно боясь оставить открытый колодец. Наконец, пересилив себя, он быстрым шагом вышел, и тот час же вернулся назад.

Незнакомец стоял все в той же позе, но, как заметил капитана, сейчас он был ближе к краю колодца. Оттуда доносилось тяжелое дыхание и прерывающиеся от натуги голоса:

— Держи… за подмышку…

— Давай… еще разок.

— Дышать нечем!

Вошел Лисицын.

— А ты, Лукич, зачем здесь? — удивился он, глядя на широкоплечего вахтера.

— Помочь.

С трудом дыша, односложно переговариваясь, Сергеев и Дедов поднимали лейтенанта. Вода лилась с них ручьем, наполняя колодец звучным эхом. Смирнов лежал на плечах Дедова, голова его бессильно болталась, как кисть на шнуре. Лейтенант поддерживал Сергеева, и время от времени поправлял ему голову.

Когда оба контрразведчика появились у края колодца, их ожидали два санитара в белом и милиционер.

— Пименов, помоги! — кинул Лисицын вахтеру.

Тот двинулся вперед, но Воронов отказался:

— Спасибо. Хватит и нас, — заметив, что у вахтера глаза чисто–серого цвета.

— На дне лежал… — едва переводя дух, объяснил Сергеев, мокрый до нитки и посиневший от холода.

Лейтенанта положили на носилки, накрыли простыней, Воронов поправил упавшую плетью холодную руку Смирнова, и печальное шествие тронулось к выходу. Милиционер закрыл крышку колодца, вытер руки платком и остался охранять место происшествия.

Дедов и Сергеев сели прямо на каменный пол и принялись выжимать одежду.

— Не воздух, пакость одна, — говорил Дедов, а сам смотрел на тяжелые ботинки стоявшего рядом Пименова. — Не выдюжил Сидоренко на поручнях, и капут! — Дедов выразительным жестом показал, как упал в воду Смирнов.

Тем временем белая карета мчалась в госпиталь. Едва только амбуланс отъехал от института, как Смирнов с трудом поднялся с носилок. Он был жив. От долгого пребывания в ледяной воде лейтенант посинел, зубы его стучали. Один из санитаров, оказавшийся Голубевым, достал сухое белье и костюм, и вскоре голубоглазый контрразведчик, весь в чистой и сухой одежде сидел у окна, стараясь затолкать во внутренний карман пиджака темно–зеленый цилиндр, размером с бутылку шампанского. При этом он болезненно морщился, когда нечаянно касался левой руки.

— Болит? — спросил Голубев и осторожно ощупал кости плеча.

После госпиталя, где сломанную ключицу взяли в гипс, Смирнова привезли в Управление. Шел седьмой час вечера, стоял жаркий день середины июля. Язин и Жуков ожидали лейтенанта у входа. Начальник БОРа помог Смирнову выйти из «Волги». Он пожал трясущуюся руку молодого офицера и участливо спросил:

— Плечо очень болит?

Жестом здоровой руки Смирнов показал, что не болит, и сделал попытку выпрямиться. Но его пошатнуло, и лейтенант едва не упал. Жуков сильной рукой поддержал товарища и помог ему подняться на четвертый этаж. В кабинете Язина доктор дал Смирнову стакан горячего шоколада и сказал:

— Николай Николаевич, не больше десяти минут.

Смирнов собрался с силами и, не ожидая вопросов, заговорил сам:

— Сделал все… как инструктировали, — начал он, но пароксизм озноба перебил его речь. Лейтенант закашлялся и несколько минут дрожал, стучал зубами, прижимая здоровую руку к груди. Если, б не чрезвычайная важность происшествия в колодце, Язин немедленно бы отпустил лейтенанта, но сейчас он сидел и терпеливо ждал, когда силы вернутся к Смирнову. Кашель прошел, Голубев дал больному еще шоколада, и контрразведчик продолжал доклад:

— В колодце людей нет… Искал нить. Нашел у самой воды. Тонка, будто шелковинка. Прозрачна. Но на ней тяжесть. Спустился ниже, хотел вытянуть «улов», — здесь Смирнов сделал попытку улыбнуться, но вместо улыбки его лицо искривила гримаса. — Вдруг удар по голове… — лейтенант закашлялся опять. Жуков взял его руку и принялся растирать ее в своих горячих ладонях. — Упал в воду… — продолжал Смирнов. — «Маска», — понял я… — Всплыл, а в глаза свет и еще удар!

Голубев встал и осмотрел голову пострадавшего:

— Ссадина, — заключил он. — От каблука, подкованного железом.

— Пошел ко дну… Тут вспомнил про кислород, и схватил трубку. Дышу, а воздух выпускаю чуть–чуть. Чтоб «маска» не догадалась.

Смирнов опять замолчал.

— Юрий Ильич, — сказал Язин, — а вы еще хотели в колодец.

Жуков ничего не ответил и лишь сильнее стал массировать руку Смирнова.

Хрипло кашляя и делая остановки, лейтенанта постепенно рассказал, как «маска» караулил его у воды с зажженным фонарем, как минут двадцать он просидел в обжигающе холодной воде, и лишь затем, выбравшись на поверхность, сообщил по рации в БОР, получив приказ оставаться в колодце и симулировать мертвого, когда его станут извлекать наружу.

— Скажите, Вадим Васильевич, — спросил Язин, — вы не заметили каких-либо примет нападавшего?

— Нет, меня ослепил свет.

— Что вы можете рассказать о предмете, который висел на маскировочной нитке?

При этих словах лейтенант Смирнов молча вынул из кармана зеленый цилиндр и протянул его начальнику БОРа.

Пластмассовый сосуд, похожий на большой стакан, был хорошо отполирован и весил больше двух килограммов. В его нижней и верхней части имелись углубления, в них — металлические крючки для крепления. На одном из крючков уцелела нить, настолько прозрачная, что, казалось, будто она сделана из стекла. Начальник БОРа вызвал баллиста Желнова.

— Товарищ лейтенант, проверьте контейнер — нет ли мин? И надо открыть.

Желнов вернулся буквально через несколько минут.

— Ларчик просто открывался, — доложил он с порога. — Не минирован. Внутри три отделения, — и баллист поставил на стол развинченный на части цилиндр.

Язин открыл пробку первого отделения контейнера и вылил из него синий мешочек, размером со стакан. Таким же образом он опрокинул на стол вторую и третью части шампанки. Теперь перед ним лежало три одинаковых мешочка плотно–синей бязи. Когда их содержимое предстало перед глазами офицеров, у собравшихся вырвался громкий возглас восторга.