23. Похищение пепла
После работы Нилов сидел в своем кабинете в НИАЛе и учил английский.
— Вил, вил, — повторял он грамматику, — частица желания. — Ай вил гоу, ай вил гоу — Я хочу идти…
Легкий стук в дверь прервал его занятия.
— Можно? — послышался знакомый голос, и на улице ученого показалась радостная улыбка.
На пороге стояла Орлова.
— Проходите, Нина Николаевна, — поднялся навстречу ей Нилов.
— Шла домой, — певуче заговорила лаборантка, — зайду, думаю, и посмотрю, что делаете вы по вечерам.
— И очень хорошо поступили, — любуясь женщиной, проговорил алмазовед. — Садитесь, пожалуйста.
На Орловой было легкое безрукавное платье, не шее висел небольшой медальон. Сегодня лаборантка выглядела особенно хорошо.
— Очень рад, очень рад, — повторил ученый, придвигая стул лаборантке.
Орлова села, сложив на коленях крохотные ручки. Сегодня она смотрела на своего руководителя мягче, чем обычно, даже ласково, и Нилов сразу это заметил.
— Вы что-то учите?
— Английский язык.
— А на кандидатский вы что сдавали?
— Немецкий.
— Давно учите, Андрей Павлович?
Впервые за все время Орлова назвала алмазоведа по имени, и он уловил в этом особый смысл. Лаборантка нравилась ему, и каждый знак внимания с ее стороны он воспринимал с повышенной остротой.
— Давно.
Нилов знал, что его гостья занимается на пианино и, чтобы сделать ей приятное, спросил:
— Как ваше пианино, Нина Николаевна?
Орлова сразу оживилась.
— Хорошо, каждый день играю. Иногда — по часу, иногда по два. В воскресенье — все три. Прошла гамму ля бемоль мажор. Однако левая рука все не идет. Стараюсь, стараюсь и зря. Учительница дала мне учить вальс «Доремифа».
Увидев на руке Орловой сумочку, Нилов спросил:
— Вы идете домой?
— Да. Готовила реактив АН-17, завтра с ним первые опыты. Поэтому и задержалась.
— Вы позволите проводить вас?
— Пожалуйста, — охотно согласилась молодая женщина. — Вдвоем веселее идти.
Нилов закрыл учебник, спрятал тетрадь. Заперев ящик стола и положив ключ в карман, он осмотрел кабинет и извинился:
— Простите меня, я на минутку схожу в лабораторию, проверю аппараты.
Орлова ничего не ответила и лишь откинула назад свою красивую голову. Но едва ученый исчез за дверью, Орлова преобразилась, она вскочила на ноги и легким, бесшумным шагом кинулась к дверям. Прислушавшись к звукам и убедившись, что Нилов далеко, лаборантка молниеносным движением раскрыла свою сумку. Достав оттуда черную трубку размером с вечное перо, лаборантка с ее помощью быстро открыла ящик стола. В ту же секунду в ее руках оказался тюбик точно такой, в каких бывает губная помада. Это был фотоаппарат. Лихорадочно листая страницы научных записей, Орлова сфотографировала их при свете электронной вспышки, спрятанной в медальоне. Закончив съемку, женщина с быстротой серны бросилась к металлической урне около стола, где алмазовед сжигал секретные бумаги. Заглянув в нее, она увидела комок сожженной бумаги, черным перекореженным цветком, лежавшим на куче золы. И уже в ее руках темнела небольшая коробка–контейнер. Осторожным движением лаборантка, концами ногтей обеих рук, перенесла пепел в контейнер…
Почти одновременно в коридоре послышались торопливые шаги. С полным присутствием духа, не теряя координации и стремительности движений, Орлова закрыла коробку и кинулась к стулу, приняв прежнюю лениво–томную позу. Но тонкие пальцы ее двигались со скоростью челнока в ткацком станке. Они успели спрятать контейнер, защелкнуть сумку и перекинуть ее через правую руку. Через несколько секунд вошел раскрасневшийся Нилов.
— Извините, что заставил вас ждать.
Орлова улыбнулась очаровательной улыбкой.
Шеф еще раз машинально взглянул на стол, подергал ручку ящиков, посмотрел на форточку, на мраморный щит с рубильниками в углу, включил один за другим два каких-то механизма и лишь после этого сказал:
— Теперь все. Связан сотнями замков, проводов, рубильников, кнопок — словно муха в тенетах.
Орлова утомленно молчала.
Вскоре ученый и лаборантка шли по улице. Было душно, нагретые за день тротуары отдавали теплом. Попадались редкие прохожие. Нилов любовался своей спутницей.
— Нина Николаевна, — нарушил он молчание, — вы очень любите музыку?
— Очень.
— А раньше любили?
При слове «раньше» Орлова укоризненно посмотрела на ученого, и он понял, что упоминание об ее прошлом неприятно лаборантке.
— Раньше я о музыке не думала, — через полквартала сказала она и опять взглянула на алмазоведа.
— Вот и моя обитель, — показал Нилов на второй от угла дом и смущенно замолчал, не зная, что сказать дальше.
Орлова уловила колебание в голосе шефа и, вся повернувшись к нему, лукаво спросила:
— Вы что-то хотели сказать?
В ее темных глазах блестел огонек, в ее голосе смешались настойчивость, смешанная с капризным приказом.
— Я хотел сказать… — замялся ученый, — то есть я хотел пригласить вас на ужин… Моя экономка — большая мастерица стряпать.
Не говоря ни слова, лаборантка повернула в сторону дома.
Нилов занимал две больших комнаты, убранных богато и со вкусом, как было при покойной жене.
— Хорошо у вас, — не удержалась от восхищения Орлова, входя в столовую и любуясь мебелью красного дерева, темно–оранжевым паркетом, картинами с видами севера, резным буфетом с хрусталем вместо стекла. У большого трюмо молодая женщина осмотрела себя со всех сторон.
— Марья Алексеевна, — распоряжался между тем Нилов на кухне, — у меня гостья. Приготовьте нам что-нибудь, да по первому разряду.
Вернувшись в столовую, он объяснил:
— Много месяцев живу бобылем и без Марьи Алексеевны пропал бы вовсе. Пока идет кулинария, я покажу вам свой кабинет. Прошу сюда.
Кабинет алмазоведа — смесь женского будуара и комнаты ученого мужа — поразил Орлову в полном смысле этого слова. Массивные книжные шкафы поднимались до потолка. На их полках шли бесконечные ряды книг, журналов, разноцветных папок, энциклопедии, издания Академии наук в дорогих переплетах. У окна сверкал ярким блеском письменный стол. Угол комнаты украшал мраморный камин. На его ослепительно блестевшей доске стояли экзотические безделушки из лакированного бамбука, плетеных золотых нитей, из моржовой и слоновой кости.
— Хоро–шо–о-о! — воркующее протянула лаборантка.
Нилов, не отрывая глаз от изумительного лица своей гостьи, читал на нем гамму чувств искреннего восхищения и восторга. Вдруг Орлова, не спрашивая позволения, с кокетливой властностью села в его рабочее кресло и из-под своих длинных ресниц кинула на Нилова загадочный взгляд. Но тут же, побледнев, женщина схватилась за грудь. Ее красивый рот широко раскрылся и стал жадно хватать воздух.
— Воды… — с трудом проговорила она.
Не на шутку испугавшись, Нилов выбежал из кабинета. Как ни стремителен был ученый, еще стремительней оказалась Орлова. Она стояла на ногах, и знакомый потайной фотоаппарат чернел в ее руках. Мгновенным движением лаборантка открыла ящик стола и принялась фотографировать лежавшие там бумаги. Из кухни доносился обеспокоенный разговор и бульканье льющейся воды. Успев осмотреть еще внутренность камина, лаборантка села на прежнее место. Одновременно в кабинет вошел Нилов. Женщина, бедная и тяжело дышавшая, сидела в кресле в бессильной позе человека побежденного приступом предательской болезни.
Выпив воды из рук шефа, лаборантка нашла в себе силы проговорить:
— Машину..
Вернувшись домой, Орлова, едва только вышел ученый, заперла дверь на ключ и бросилась к столу, чтобы сделать шифрованную запись.
Через полчаса в надежном месте ее комнаты был спрятан тюбик помады, медальон, контейнер с похищенным пеплом и подробная запись, сделанная кодом.