18. Сокровище Горина

В деле «Красной маски» промежутки между вылазками врага все сокращались, и это грозило опасными неожиданностями. Шубин ежедневно ожидал звонка или письма Гориной, но вдова молчала. Капитан понимал ее: несколько лет назад он сам потерял новорожденную дочь и жену, так и не вышедшую из роддома.

Горина вспомнила о Шубине только через неделю. В этот день моросил редкий дождь. В открытую форточку кабинета врывался влажный воздух. Он приятно освежал легкие и голову. Работалось и весело, и легко. Телефонный звонок оторвал Шубина от кипы бумаг.

— Иван Васильевич, здравствуйте! — услышал он знакомый певучий голос.

— Здравствуйте! — Обрадовался Шубин.

— Не могли бы вы зайти к нам сегодня?

— Зайду.

Горина на этот раз была в черном платье. Горе наложило на нее свой отпечаток. От замкнутой настороженности и недоверия не осталось и следа. Она казалась обычным человеком — задушевным и добрым.

— Здравствуйте, — протянула она руку следователю, — у меня для вас новые вещи.

Ее предубеждения против людей, которые ведут допросы, исчезли совершенно. В Шубине она теперь видела чуткого и тактичного человека, не лишенного обаяния. В душе она была благодарна, что офицер не беспокоил ее все эти тяжелые дни.

Некоторое время они молча сидели друг против друга.

— Я перед вами виновата, — начала Горина очень тихо и не глядя в глаза капитану. — Сегодня я расскажу вам все, что утаила на предыдущих встречах.

Шубин чуть наклонил свою большую голову.

— У мужа был необузданный характер. В минуты гнева он мог натворить такого, о чем потом раскаивался бы всю жизнь. Я знала это и всегда уступала ему. Два года назад он приехал из одной экспедиции сильно возбужденным. «Нашел алмазы», — были его первые слова. Тут же он начал хлопотать об отпуске. Получил его и кинулся в тайгу. Из нее муж вернулся десятого июня, то есть за два дня до смерти. Анатолий был необыкновенно оживлен. Я поняла, что он сделал большое открытие. И тут мы повздорили из-за Вовы. Как это случилось, не знаю, но я в первый раз не уступила. Тогда он сказал мне вещь, которую я никогда б ему не простила. Только увидев страшный… белый слепок, я забыла обиду.

Горина замолчала. Воспоминания нахлынули на нее, и она долго не могла совладеть с собой.

— Он сказал: «Я уйду к другой, — наконец, нашла в себе силы продолжать Горина. — Не хочу с тобой жить». «Значит, он не в тайгу ездил, а к той, другой», — подумала я и сказала: «Ну и ступай к другой!» И он ушел. Это было вечером двенадцатого июня. Вот почему я молчала эти два года. Мое заявление Анатолий понял бы как просьбу вернуться.

— Я знала, что Анатолий нашел алмазы. Он оставил мне карты. Он нашел богатейшую трубку кимберлитов. Простите, — поправилась Горина, — вы ведь не знаете, что такое кимберлиты?

— Твердая порода, нередко богатая алмазами. По имени города Кимберли, в Южной Африке.

— Да, да, — приятно поразилась Горина. — Я затем и просила вас зайти, что хочу передать эти карты. Это большая ценность, и к тому же — государственная тайна. Правда, пока я не убедилась, что Анатолий погиб, я считала, что эти карты — всего лишь ненужная копия.

Горина встала и ушла в свой кабинет. Вскоре она вернулась с тонкой синей папкой, обвязанной шнурком и скрепленной печатью. Сорвав сургуч, Горина показала Шубину пачку небольших геологических карт, раскрашенных цветными карандашами.

— Здесь такое богатство алмазов, что даже трудно себе представить.

Шубин смотрел на яркую мозаику из желтых, зеленых, красных, черных, коричневых пятен, полос, четырехугольников, кружков. Они были обведены черным карандашом, на них стояли цифры и латинские буквы. «Волчанка», «Черемша», «Медвежий вал», — читал Шубин. Пришлось признаться:

— Здесь, Анна Ильинична, я полнейший профан.

— Это геологическая карта. На ней породы, в которых лежит кимберлит. Подробности на другой карте. Вот этой.

И Шубин увидел более детальную карту. Он различил на ней реки, тропинки, перекаты, болота, кочки, перевалы. Крестики, нанесенные красной тушью, видимо, указывали на какие-то важные точки.

— Таких детальных карт две. Для геолога — это сокровище. Но и это не все. Муж привез и сами алмазы, и богатую ими породу.

С этими словами Горина открыла маленькую деревянную коробку. На лиловой бархатке даже в сумрачном свете дождливого вечера заблестели алмазы разной величины с рисинку, с горошину. Один камень был размером с фасолину.

— Добытые мужем на месте, — пояснила Горина. — Это очень важно, так как подтверждает ценность трубки.

— Большая находка! — восхищенно произнес Шубин, не отводя глаз от камней.

— А теперь я расскажу о деньгах, — вдруг переменила тему разговора Горина.

Шубин насторожился.

— Через несколько дней после ухода мужа ко мне зашел Савич. О нем я уже вам говорила. Он всегда был мне неприятен. Савич сказал, чтобы я берегла карты, так как они — большая ценность, за них Анатолия и его, Савича, могут наградить в министерстве. Я поняла, что алмазы они нашли вместе, хотя о Савиче Анатолий мне ничего не говорил. Он ушел очень быстро.

— Прошло дней десять, и вдруг я получаю от Савича перевод на десять тысяч рублей. У меня остался талон. На его обороте письмо.

Горина протянула капитану небольшой четырехугольник плотной бумаги, который выдается получателю вместе с переводом.

— Деньги я положила на книжку и не прикасалась к ним. Ждала Анатолия. Вскоре приехал и Савич. Он сидел в этой комнате на вашем месте. И прежде всего, спросил, получила ли я деньги? Он объяснил, что министерство наградило Анатолия и его за находку. Он сказал также, что Анатолий готовит секретную работу по алмазам и не может приехать в Сверкальск. Я спросила, где Анатолий? Савич сказал, что это секрет, но потом все же назвал Иркутск. Затем он передал просьбу Анатолия: «Попроси Анну Ильиничну выдать тебе карты и доказательства». Он пояснил, что специально за этим приехал в Сверкальск.

Горина посмотрела на Шубина, который записывал ее рассказ, поправила складки на скатерти и продолжала:

— Первым моим порывом было отдать ему карты и алмазы. Но я вспомнила слова Анатолия: «Береги это сокровище, как зеницу ока». Тогда я ответила: «Муж строго приказал никому алмазов и карт не выдавать». Савич не рассердился. Он только спросил, хорошо ли я берегу «их» находку и где она? Я чуть–чуть не сказала, что храню ее дома. Однако я солгала ему: «Пакет держу у себя на работе». Савич сказал, что это хорошо и ушел успокоенный. Помню, я даже добавила, что если через месяц–два Анатолий не заберет карт, я перешлю их в министерство.

Стало совсем темно. Горина зажгла свет и продолжала рассказ.

— Прошла еще неделя, и Савич посетил меня в третий раз. Он передал мне половину новой награды — пять тысяч — и платок Анатолия, вот этот, — тут Горина положила на стол голубой, вышитый по краям платок. — Савич теперь был немного сердит. Он сказал, что Анатолий помнит ссору и не хочет писать, что этот платок — доказательство — он еле выпросил у него, что без карт и алмазов их работа задерживается.

Горина перешла на шепот.

— После первого приезда Савича я спрятала карты и алмазы подальше. И теперь у меня уже ноги было двинулись за ними, но не знаю почему я сказала: «Пусть Анатолий потребует их из министерства. Я отправила их туда».

— Это все. — Горина сжала руки и поднесла их к груди. — А теперь у меня вопросы к вам, Иван Васильевич. Если Анатолий убит, то зачем Савич говорил, что муж жив и требует карты? Как министр наградил Савича и мужа? Посмертно? Зачем Савич показывал мне платок Анатолия? Зачем он передал мне еще пять тысяч рублей? И чьи это были следы под окном?

— Следы? — вскинулся Шубин.

— Да. Через день–два после ухода Савича Вова увидел под окном кабинета отпечатки ног. Я сама смотрела их. Признаться, я даже обрадовалась: «Наверное, приходил Анатолий. Он приехал с Савичем и хочет мириться».

— А недавно, дней пять назад, Вова опять нашел следы. Кто это — Савич? Вор? И не связан ли Савич с убийством? И кто он такой?

— У вас ничего не пропало?

— Ничего.

— Не заметили ли вы, чтобы какой-нибудь предмет или бумага оказались сдвинутыми?

— Все на своем месте.

— Как выглядит Савич?

— Ему лет пятьдесят. Сутул, глаза темные, шатен. Волосы густые, нос плоский и широкий. Ходит тяжело.

— Не дадите ли вы мне талон?

— Пожалуйста.

Шубин взял за уголки переводной талон и прочитал четыре строчки прямого почерка с сильным нажимом:

В это вечер Горина сообщила столько важных вещей, что Шубин не мог в них сразу разобраться. Прощаясь, капитан с благодарностью посмотрел в печальные глаза Гориной и крепко пожал ей руку. Для большей безопасности Шубин вызвал машину и в сопровождении двух людей вернулся в управление.