ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ОДИННАДЦАТЬ РОБИНЗОНОВ
I. На Луну
В конце декабря 1940 года во всех центральных газетах СССР появилось объявление, немедленно перепечатанное газетами всего мира. Так как это воззвание оказалось весьма важным по своим последствиям, то приводим его полностью:
17 марта будущего года Академия Наук отправляет на Луну ракету, построенную профессором Вячеславом Ивановичем Сергеевым, и вызывает желающих, в числе десяти человек, отправиться в этой ракете. Опытная пустая ракета, отправленная в ноябре, прибыла на Луну в заранее рассчитанное время, отчетливый сигнал был принят обсерваториями. Вероятность благополучного прибытия второй ракеты весьма велика. Вслед за ней будет отправлена ракета с пищевыми припасами и горючим, чтобы путешественники могли своевременно вернуться. Шансы на возвращение, согласно вычислениям проф. Сергеева, весьма велики, но никаких гарантий Академия не дает. От желающих отправиться на Луну требуется: 1) крепкое физическое здоровье и 2) расписка в том, что весь риск экспедиции в отношении их жизни и здоровья они берут на себя. В случае гибели экспедиции лица, находившиеся на иждивении погибших, по предварительному указанию последних, будут обеспечены государством. Желающие должны сделать распоряжения относительно своего имущества и дел и явиться к 1 марта в медицинскую комиссию в Ленинград. Принять участие в экспедиции могут лица обоего пола, исключительно граждане СССР, в возрасте от 18 до 40 лет. Если число желающих даст возможность выбора, предпочтение будет отдано лицам сравнительно более молодого возраста.
Это сухое деловое сообщение вызвало, как и следовало ожидать, оживленное обсуждение во всей мировой печати. Весь мир уже давно напряженно следил за гениальными работами профессора Сергеева. Идея отправления на Луну ракеты была не нова. В тридцатых и сороковых годах XX века ей уделялось большое внимание в Западной Европе и Америке, и одно время казалось, что Америка, при ее неограниченных финансовых возможностях, сумеет удачно разрешить идею полета на Луну.
Однако эти предположения оказались преждевременными. Американские и германские ракеты дали очень ценные материалы для исследования недоступных прежде слоев атмосферы, но ни одна из них не могла достигнуть предела земного притяжения.
Остроумные вычисления и приспособления профессора Сергеева дали неожиданно-удачные результаты. Опытная пустая ракета, отправленная в ноябре, достигла лунной поверхности в точно предопределенный срок. Запас взрывчатого вещества, находившийся в ее хвосте, воспламенился от удара при падении, как и было предусмотрено. Взрыв был принят сильнейшими телескопами в виде слабой вспышки — это и был сигнал о прибытие ракеты на место.
Следующая ракета должна была быть отправлена с пассажирами. В случае удачи этой пробной экспедиции предполагалось впоследствии отправить ракету с учёными-специалистами, снабженными научными инструментами для исследования поверхности Луны, её геологического строения, астрономических наблюдений с неё и т. п. Задача первой экспедиции была значительно скромнее — на ее долю могли выпасть лишь начальные беглые наблюдения; зато ее участникам предстояла завидная участь быть первыми людьми, которые посетят спутник Земли и водрузят на его поверхности советский флаг.
В виду напряженной международной обстановки, состав возможных членов экспедиции пришлось ограничить гражданами СССР. Печать Запада подняла по этому поводу невероятный шум. Но кто же мог дать гарантию, что в число путешественников на Луну не проникнет какой-нибудь иностранный агент с какими-либо злоумышленными целями? Ведь экспедиция, в случае удачи, могла открыть неограниченные возможности для СССР. Можно было предположить, что на Луне окажутся такие ископаемые и столь подходящие условия добычи их, что хозяйственная мощь Союза будет во много раз усилена.
Несмотря на предупреждение Академии об опасности путешествия, поступило около 800 заявлений. Почти три четверти из них не были даже рассмотрены, так как принадлежали лицам моложе 18 или старше 40 лет, в том числе было около ста заявлении от пионеров. Медицинскому освидетельствованию было подвергнуто 220 человек и 90 из них забраковано. Из остальных отобрали 10 человек наиболее крепкого здоровья и подходящего возраста.
Все это была молодежь, полная бодрости и энергии. Среди них было несколько комсомольцев. Ни одного солидного ученого не оказалось среди людей, решившихся испытать риск первого межпланетного полета. Это сначала несколько обескуражило организаторов полета. Но профессор Сергеев, твердо веривший в благополучный исход предприятия, решил, что так даже лучше: пусть этот полет не даст особенно ценных научных наблюдений; зато он будет очень важен в другом отношении: он наглядно покажет безопасность межпланетных полетов, и в следующих экспедициях уже не побоятся принять участие ученые — астрономы, физики, геологи. А теперь — вполне естественно, что молодежь, меньше оглядывающаяся назад и с большей смелостью и бодростью стремящаяся вперед, первая заносит ногу на борт межпланетного корабля.
В день отправления все члены экспедиции собрались на квартире профессора Сергеева. Профессор занимал в Ленинграде скромно обставленную квартиру из трех небольших комнат на Проспекте Карла Либкнехта. Десять человек молодежи наполнили его кабинет веселым молодым говором.
Один из явившихся, однофамилец профессора, молодой ученый-филолог Петр Сергеев, не принимал участия в общем разговоре. Он сидел у окна в кожаном кресле, внимательным и тоже время как бы рассеянным взглядом следя за оживленно беседовавшими своими будущими спутниками. Ему было двадцать восемь лет, но на вид казалось больше. У него была сутулая фигура, вдумчивое выражение лица и заметно старивший его костюм: длинный сюртук, большой темный галстук; пенсне в оправе и висевший у кармана на серебряной цепочке ключ от старомодных часов придавали его наружности вид человека старшего поколения. Легкая тень грусти изредка пробегала по крупным чертам его лица.
На мягком диване у противоположной стены сидели две молодые девушки — Тамара и Нюра. Они работали вместе на ситценабивной фабрике на соседних станках и давно были неразлучны. Товарищи по путешествию уже успели прозвать их «Сиамскими близнецами». Впрочем, эти «близнецы» мало походили друг на друга. Нюра была плотная загорелая девушка с крепкой мускулатурой спортсменки; она отличалась непосредственной заражающей веселостью и живостью. Черты лица ее были несколько грубоваты, но, в общем, от ее коренастой невысокой фигуры, непослушных черных волос и вечно смеющихся глубоких и темных глаз веяло прелестью здоровья и молодости.
У худощавой блондинки Тамары были светло-голубые задумчивые глаза и тонкие черты лица. Нa первый взгляд она могла показаться хрупкой. Нa самом же деле постоянные спортивные упражнения, которыми она увлекалась вместе с Нюрой, закалили и укрепили ее организм настолько, что отборочная комиссия Академии Наук единогласно включила ее в число лиц, наиболее пригодных для столь необычайного путешествия.
Обе девушки оживленно болтали с сидевшим напротив за маленьким круглым столом высоким светловолосым юношей. Это был их старый приятель, инструктор школы плавания, в течение двух сезонов обучавший их премудростям водного спорта. На нем была синяя майка, открывавшая шею и руки, и коричнево-бронзовый загар его тела выразительно свидетельствовал о его профессии.
— Как же вы отправляетесь на Луну, товарищ Веткин? Ведь там воды уже давным-давно нет, а вы, говорят, жабрами дышите, — поддразнивала его Тамара, по обыкновению слегка пришепетывая.
— Ну, да, да! — подхватила Нюра, — а ты не знаешь, Тамарка: он ведь дома в аквариуме живет, ему и еду туда подают. — И она шумно, заразительно рассмеялась.
В комнате все расхохотались, живо вообразив Веткина плавающим в аквариуме вместе с золотыми рыбками.
— А чудно, правда, — сказал Сеня Петров, — воды на Луне нет, а все же мы будем путешествовать по морям и в водолазных костюмах.
Он говорил прерывисто, и его нервное лицо подергивалось легким тиком от волнения.
— На тебя и костюма не подберешь, — отозвалась неугомонная Нюра, — разве из двух сшить…
И, взглянув на высоченную фигуру Сени, резко выделявшуюся среди присутствующих, нельзя было не согласиться с Нюрой.
— Уж ты вечно что-нибудь скажешь, Нюрка, — полуласково-полусерьезно заметила Тамара.
В кучке, стоявшей рядом, шел оживленный спор.
— Это непростительная близорукость со стороны наших ученых! — горячился молодой биолог Гриша Костров. — Как можно утверждать, что на Луне нет органической жизни только потому, что там нет воды, атмосферы, подобной земной, и что температура там падает до абсолютного нуля!
— Хороши «только»! — вставила Надя Полякова…
— Но это же ерунда, — все больше горячился Костров. — Ну, да, конечно, там не может быть организмов, подобных земным. Но ведь на Земле не воздух и температура приспособлялись к живым существам, а наоборот! И, может-быть, там есть растения и животные, для которых наши температура и атмосфера гибельны, а там они чувствуют себя, как рыба в воде.
— Фламмарион тоже допускал возможность жизни в разных условиях, — опять заметила Надя.
— И он безусловно прав, — подхватил Костров, — это вполне подтверждается теорией Дарвина. Предположение же, что жизнь существует лишь в земных условиях — отрыжка религии, допускающая, что состав атмосферы, воды, температуры и прочее — приспособлены к нашим органам.
— Но, — возразила Соня Фрейман, — я никак не могу представить себе существо, живущее без кислорода и при 273° холода.
— Тебя никто и не просит представлять, — запальчиво воскликнул Гриша, — если они есть, ты убедишься, что, может-быть, они нисколько не похожи на те организмы, с которыми мы встречались на Земле.
— А верно, — медленно и раздумчиво произнес Федя Ямпольский, облокотившись на спинку стула, — совершенно нельзя и представить себе, какие странные, уродливые с нашей точки зрения органы могли выработаться под влиянием совершенно не сходных с земными условий.
— Пожалуй, с их точки зрения мы — ужасные уроды, — улыбнулась Соня.
Костров бросил на нее долгий взгляд. Он был очень рассеян и только сейчас как следует рассмотрел свою будущую спутницу: сияющие синие глаза, полная, но удивительно пропорционально сложенная фигурка, волосы ржаного цвета, стройные крепкие ноги…
— Ну, уже тебя-то они не назвали бы уродом! — искренно вырвалось у него, и все весело расхохотались.
В этот момент раздался тоненький голос электрического звонка и стук открываемой двери.
— Профессор! — воскликнул кто то, и все невольно притихли.
— Нет, это не профессор, — произнес Костров, — у него ключ.
В комнату торопливой походкой вошла брюнетка лет двадцати пяти, несколько грузная, но с привлекательным спокойным лицом.
— Здорово, Лиза! — приветствовала ее с дивана Тамара, — чуть не опоздала.
Лиза не успела ответить. Оставшаяся полуоткрытой после ее входа дверь резко распахнулась, и вошли двое: высокий худощавый старик и смуглый черноглазый юноша.
