Через шесть часов воздушного путешествия аэроплан начал снижаться. Внизу развернулась панорама города. Она показалась мне знакомой. Я не ошиблась. Мы прилетели в город Светлый.

На аэродроме мы сели в разные автобусы. При прощаньи Леонид дал мне адрес хорошего отеля и сунул в руку записку.

Только в номере отеля я развернула ее и прочла:

«Очень прошу вас ровно к пяти часам вечера прийти на Озерную улицу, 26».

Глупышка! Я пошла по этому адресу! Номер 26 на Озерной улице оказался цветочным киоском. Прежняя продавщица, пополневшая и ставшая еще более солидной, торговала георгинами и астрами. Платановая аллея, скамейка под развесистым деревом, песочная дорожка… Все, как тогда…

Медленно шла я по знакомой улице.

– Извините, осмелюсь побеспокоить вас,– сказал человек, подойдя ко мне. Это был тот «знакомый незнакомец».

– Зачем вы меня звали, Леонид Михайлович? – спросила я.

Человек изумленно пожал плечами:

– Извините, не совсем понимаю. Мое имя-отчество другое.

– Что вам надо? – сурово спросила я, сдвинув брови. Человек, похожий на Леонида, кивнул на противоположную сторону улицы.

– Видите домик? – спросил он меня.

– Вижу, – быстро и насмешливо ответила я. – И прошу вас об одном одолжении. Пройдите туда, поднимитесь на три ступеньки, позвоните два раза. Вам откроют дверь. Скажите только: «Добрый вечер!»

Человек удивленно уставился на меня.

– Как странно! Вы что же, ясновидящая? Ведь я как раз только что хотел просить вас об этом.

Я усмехнулась:

– Впрочем, могу сопровождать вас туда. Позвоним вместе.

Он одобрительно кивнул головою, и мы перешли через улицу.

Знакомая старушка отперла дверь. Мы вошли в маленькую переднюю. Человек, похожий на Леонида, извинился и скользнул в одну из дверей. Там послышался разговор. И вдруг навстречу мне из другой двери быстро вышел Леонид.

– Как я рад! – весело сказал он мне, протягивая руку.

Ввел меня в зал. Там на овальном преддиванном столе, покрытом белоснежной скатертью, лежала черная перчатка. Да, та самая… черная, нитяная.

Я вздрогнула, когда увидела, что Леонид взял эту черную перчатку и сделал мне знак следовать за ним:

В комнате, выходившей окнами в сад, вполоборота ко мне за столом сидела молодая женщина. Ее тонкий красивый профиль нежным силуэтом рисовался на фоне светло-золотистой стены.

– Маша! – тихо произнес Леонид. – Ты забыла свою перчатку.

Женщина повернулась к нам.

– Спасибо, милый…

Я смотрела на женщину и не сразу поняла, почему у нее такое странное лицо. Потом увидела глубокий шрам на правой щеке, безжалостно исказивший необычайную красоту этой женщины. Темно-русые тугие косы лежали над ее умным лбом, а под густыми бровями искрились бесконечно добрые, проникновенные глаза.

Она взяла черную перчатку изящными тонкими пальцами левой руки и положила на раскрытую книгу перед собою.

– Маша… – опять тихо сказал Леонид. – Познакомься, Татьяна Ильинична! Это моя жена Маша.

Лучистые глаза Маши взглянули на меня с лаской.

– Я видела вас, Таня… К сожалению, лишь один раз… Но так много слышала о вас…

Неловко протянула я ей руку. Маша пробормотала торопливо:

– Простите…

Быстро надела левой рукой свою черную перчатку на правую и лишь тогда ответно протянула мне для рукопожатия. Я почувствовала, как слаба и тонка рука, и очень осторожно дотронулась до нее. Леонид незаметно шепнул мне:

– У Маши болят руки…

Маша усадила меня рядом с собою. Мы глядели друг другу в глаза и не знали, с чего начать разговор. Так много нужно было сказать.

Леонид нарушил молчание:

– Распоряжусь, чтобы нам принесли сюда чаю.

Маша сказала:

– Распорядись, милый.

Леонид ушел. Рука в черной перчатке легла на мое плечо. Маша не улыбалась. Вероятно, рубец на щеке был болезнен и мешал ей. Только глазами улыбалась Маша:

– Надо благодарить вас, Таня… очень, очень.

Я раскрыла мою старую сумочку и вынула оттуда перстень.

– Возвращаю вам. Вы тогда дали мне эту ценную вещь.

Задумчиво смотрела Маша на перстень, который я вручила ей.

– Леонид не хотел встречаться с тем злым человеком, – тихо говорила Маша.

– С Дымовым? – спросила я.

– Да. Леонид позвонил по телефону сюда, в дом, где я остановилась. Сказал, что пришлет кого-нибудь за этой вещью. Вы позвонили и сказали: «Доброе утро!» – это был наш своеобразный пароль. Через окно я увидела вас. Видела и Леонида, как он сидел на скамье. Я вручила вам кольцо. Когда через несколько минут я выглянула в окно, ни вас, ни Леонида на скамье не было. Ваш вторичный визит был некоторой неожиданностью. Моя домработница не знала всех обстоятельств. Она не должна была никому выдавать, что я здесь. Это нужно было скрыть от Дымова. Он преследовал тогда нас, добивался встречи, каких-то объяснений с Леонидом, вмешивался даже в нашу семейную жизнь… Домработница открыла вам дверь. Вы были так возбуждены и вели себя так странно…

– Не стоит об этом вспоминать, – обмолвилась я.

Маша наклонила голову в знак согласия и задумчиво смотрела на перстень.

– Этот перстень был бы нашим подарком Степану Кузьмину в день его рождения. Мы долго с Леонидом думали: что подарить? Этот антикварный перстень я купила случайно. Меня уверяли, что он принадлежал Михаилу Васильевичу Ломоносову.

Маша протянула мне перстень.

– Видите вензель? «М» и «Л» – Михаил Ломоносов…

Улыбнувшись, я возразила:

– Хочется верить, что перстень принадлежал Ломоносову. Но ведь вензель можно читать и по-другому. Например: «Леонид Михайлович».

– Или «Маша» и «Леонид», – шутливо добавил Леонид, входя в комнату.

За ним старушка, та самая (помните?), но совсем не ехидная, внесла красивый поднос с чайными принадлежностями.

Леонид взял перстень и повертел его в руках.

– А все-таки насчет Ломоносова не одни предположения…

Он принес лупу в старинной серебряной оправе и протянул ее мне вместе с кольцом.

– Рассмотрите внимательнее. Видите тонкую вязь среди листьев орнамента?

– Это буквы, – вымолвила я.

– Читайте.

Я прочитала:

– «Ш-у-в-а-л-о-в». Шувалов? Кто такой Шувалов? – с недоумением пробормотала я.

– Это современник и друг Ломоносова, – пояснил Леонид. – Известно знаменитое письмо Ломоносова к Шувалову «О пользе стекла» в стихах. Помните?

Было стыдно сознаться, что забыла стихи Ломоносова, и я потупила глаза…

Рядом позвонил телефон. Леонид ушел. Маша рассказывала о Дымове. Ее волновали воспоминания о нем.

– Тот злой человек следил за Леонидом. Но Леониду не хотелось даже, чтобы Дымов знал, где мы остановились. Случайно на улице Леонид увидел вас. И ему пришла мысль попросить вас.

У меня мелькнула догадка.

– Простите, – перебила я Машу. – У Леонида Михайловича есть брат? Очень они похожи? Может быть, близнецы?

Маша с удивлением посмотрела на меня.

– Почему вы спрашиваете? У Леонида нет братьев…

– Но меня привел сюда другой человек, – пробормотала я и рассказала оба приключения с «добрым утром» и «добрым вечером».

Маша приложила платок к глазам, смеясь до слез.

– Это так похоже на Леонида, – произнесла она. – Это же он! Он пошел встречать вас. Знает, что умеет разыграть любую шутку с предельной естественностью. И пользуется этим.

О Леониде Маша говорила с необыкновенной любовью.

– Он – фантазер… Но его нельзя ни за что упрекать. Он придумал строить Радийград. Он придумал заниматься изучением шаровых молний. Я понимаю его… Жаль, что вы бросаете работу в институте…

Но когда я вкратце рассказала о себе, Маша заметила:

– Вы правы. Нельзя пренебрегать талантом. У вас жизнь впереди. Искусство – великое дело.

Она не осталась передо мною в долгу и рассказала:

– По специальности я – химик. Познакомилась с Леонидом в лаборатории. Полюбили, поженились. Но нам редко за последние три года удавалось быть вместе. А я, работая с радием, обожгла себе лицо и руки. Видите, изуродована. Как радовался тот злой человек! Предсказывал, что Леонид бросит меня, урода… Но Леонид – замечательный человек…

Мы замолчали и прислушались. Из соседней комнаты доносился голос Леонида, говорившего по телефону:

– Да, так и скажи им. Пусть напишут у себя за океанами, что у нас работают и изобретают не одиночки, а коллективы…

…Что? Их интересует, что может наделать искусственная шаровая молния величиной с булавочную головку? Сможет ли разрушить шестиэтажный дом? Скажи, что нас здесь этот вопрос не интересует. Человечество больше выиграет, если использует все виды энергии на мирное созидание… Конкретнее? Скажи им, и пусть у себя напишут, что мы попробуем использовать энергию шаровых молний для того, чтобы проделать тоннели в Уральских горах, под Азовским морем, соединить Заволжье мощными электро-передающими магистралями с Сибирью, растопить вечную мерзлоту в Заполярье. Еще конкретнее? Скажи, что одной шаровой молнии хватит на то, чтобы приводить в движение станки и машины большой текстильной фабрики в течение года. Скажи, что мы собираемся строить автомобили и самолеты с новыми молниемоторами. Пусть они приезжают и купят у нас такой автомобиль. Его не надо заправлять горючим. Он будет содержать энергию шаровой. Ее хватит на тридцать лет. Пусть разъезжают на здоровье. А через тридцать лет мы снова перезарядим мотор молниевой энергией. Что? Да, да, и многое другое… Откуда мы берем эту энергию? Ну, уж это дело наше… Что? Не успеваешь записывать?..

– Слышите, что он говорит? – тихо спросила меня Маша. – Он всегда такой. Он хочет будущее сделать настоящим.

– Он любит вас, Маша, – проговорила я.

– Да…

Маша задумалась. Я не смела задать ей вопросы, которые настойчиво просились на язык.

– Перстень сыграл такую роль в нашей жизни, – сказал Леонид, вернувшись от телефона, – что я раздумал дарить его Степану. Знаешь, Маша, я сам буду носить твой подарок…

– Хорошо, милый, – ответила Маша и надела перстень на палец мужу.

Леонид нежно поцеловал жену.

– Ты не устала?

Я поднялась и стала прощаться. Меня вежливо задержали, но не настаивали.

Маша сказала мужу с шутливой строгостью:

– Извинись, дорогой, перед Таней. Что это ты наговорил ей, когда встретил сегодня? Ведь ты же пошел ее встретить?

Я нашла в себе силы улыбнуться:

– О, я догадалась, что Леонид Михайлович шутит. Я узнала его сразу.

Возвращалась я в отель взволнованная и потрясенная.

Глупая, я даже чуточку поплакала! Хорошими, искренними слезами…

Донесся басистый призывный гудок парома.

Я поспешила на пристань, даже не умывшись. Пусть мои глаза заплаканы, пусть! Но скорей отсюда! Ничто теперь не связывало меня с этим городом.

Осенний безлунный вечер, помню, был тепел и тих.

На палубе я выбрала уютное местечко. Паром двинулся по Зеленому озеру. Вдыхая влагу теплого ветерка, смотрела я, как удалялись сверкающие огни пристани и памятного мне города.

Так фантастична, жизнь! Будто ничего со мной и не случилось. Будто я впервые еду по Зеленому озеру. И будто взрослая, самостоятельная жизнь лишь только с этого вечера начинает раскрываться передо мной по-настоящему…

На прощание я зашла в отдел кадров института. Елена Федоровна пожелала мне успехов:

– Скажу тебе; как старший товарищ… Изволь готовиться к новому делу по-серьезному… Учись! Если есть талант, работай так, чтобы и на сцене приносить пользу народу.

И добавила нежно:

– Тебя здесь любят и ценят… Дорожи этим. А мы всегда тебе поможем.

Она поцеловала меня. Слова ее глубоко запали мне в душу. Я уже давно поняла, что нельзя жить, подобно улитке. Надо с раскрытой душой идти в жизнь…