Хармон остался один на веранде. Он придвинул кресло к баллюстраде и устало откинулся на спинку. Прямо перед ним расстилалась темная гладь Луганского озера. Едва заметно дрожали на зеркале воды длинные мечи огненных бликов. Разрезая их, не спеша, попыхивая искристой трубой, к набережной подошел небольшой белый пароходик. Густая толпа людей в тирольских шляпах, с рюкзаками за спиной потекла по сходне. Хармон скривил губы и отвернулся. Взгляд его упал на мощный массив Сан — Сальвадора. Редкой ниткой огненных бусин намечалась от подножия к вершине трасса фуникюлера. С острой шапки горы светлой полоской глядела веранда ресторана. И там люди. Хармон не видел их, но уже самый блеск веранды был ему противен. Он отвернулся. Долго и внимательно глядел он теперь в сторону едва намеченных на синем бархате неба вершин противоположного берега озера. Изогнутый Брэ почти сливался с рассеченной на двое горбатой спиной Боглио. Там не было огней. Может быть там не было даже и людей. Хармон старался в темных складках гор угадать тишину и безлюдье, царящие на зеленых лесистых склонах. Ему захотелось под защиту раскидистых лап альпийских сосен. Он еще ни разу не видел их вблизи. Ни разу его нога не попирала каменистую грудь Альп. Ни разу не поднимался он к их снеговым шапкам иначе как в автомобиле. Хотя бывал в итальянских Альпах каждый год с тех пор, как стал антрацитовым королем. И даже несколько раньше. Когда еще никто не замечал сияния угольной короны на его седой голове, хотя кое — кто уже и склонялся перед величием его текущего счета.

Хармон закрыл глаза и задумался.

Но в самом начале воспоминаний, когда он даже еще не успел выбраться за порог прокопченной угольной лавки своего первого патрона, старого скупого Леона Абрамсона, когда он только собирался предложить Абрамсону новый способ развески и доставки угля, нить воспоминаний разорвали. Разорвали очень деликатно, почти нежно, но достаточно не во — время, чтобы Хармон недовольно дернул головой и, сразу забыв, развозчика угля Натана, снова превратился в антрацитового короля. Не знающего ничего, кроме собственных желаний, не считающегося ни с чем, кроме своих решений, и не рассчитывающего ни на что, кроме своей чековой книжки.

Сквозь лениво приподнятые веки Хармон недовольно смотрел на стоящего в выжидательной позе секретаря. Наконец он хмыкнул сквозь зубы:

— Н — ну?

— Телеграмма, сэр.

Голова Хармона снова дернулась.

— Меня нет в Лугано.

— Но это особенно срочно, сэр. Дело, которое требует вашего личного вмешательства.

Хармон встал с кресла и, пройдя в дальний конец веранды, оперся на баллюстраду.

Секретарь терпеливо пошел за ним. Он шел так тихо, что Хармон мог и вовсе не заметить его присутствия. Подергав головой, король резко повернулся и крикнул вздрогнувшему секретарю:

— Ну же, скорее, в чем дело… Вы заставляете ждать.

— Первая телеграмма передана нам через радиостанции морского министерства и принадлежит капитану Билькинсу. Он сообщает о происшедшем на подводной лодке «Наутилус» бунте команды.

— Чушь! — вспыльчиво крикнул Хармон. — Не понимаю.

— Позвольте закончить, сэр. Телеграмма очень неясна. Она состоит из двух отрывочных фраз. Можно понять только то, что я вам уже сообщил.

— Немедленно снестись с морским министерством. Предложить принять меры к немедленному подавлению этого дурацкого бунта.

— Но, сэр… никто не знает местонахождения «Наутилуса». Единственное, что можно сказать, это то, что он за восьмидесятой параллелью и притом в секторе, принадлежащем советской России.

— Какая чушь! Что же, разве даже воды Ледовитого океана в той части, где они соприкасаются с берегами России, заражены бациллой большевизма? Не из — за этого ли и команда «Наутилуса» сошла с ума?

Секретарь сдержанно хихикнул, не будучи уверен в том, как следует реагировать на шутку короля. Но Хармон, замолчавший было, резко закончил:

— Во всяком случае, я уже сказал вам, что нужно сделать. Когда составите телеграмму в морское министерство…

— Простите, я перебью вас, сэр.

Хармон изумленно поднял брови.

— Эта телеграмма, по-видимому, была очень задержана передачей. Одновременно мы получили подробнейшее донесение от капитана Билькинса, но переданное уже не с борта «Наутилуса»…

— Откуда же, не с того ли света? — ухмыльнулся Хармон.

— Нет, сэр. Со льда.

— Почему со льда?

— С «Наутилусом» случилась непоправимая авария. Экипажу пришлось покинуть судно и высадиться на лед. Они находятся сейчас на дрейфующей льдине на координатах… простите, я забыл, какие координаты, — секретарь заглянул в блокнот, — да… на координатах норд 84 градуса 15 минут 30 секунд… сию минуту, тут так темно… да, ост 141 градус и 18 минут. Да, совершенно верно, именно так.

По мере того как секретарь говорил, лицо Хармона все больше разглаживалось. Он, не перебивая, слушал дальнейший доклад.

Узнав о том, что партия Билькинса снабжена необходимым теплым платьем и продуктами питания на шесть месяцев, Хармон жестом остановил секретаря:

— Послушайте, а у них там есть на чем ехать?

— То есть, сэр?

— Чорт знает до чего вы бестолковы! Ну, я говорю, есть ли там у них лошади или олени?

— Там, сэр, нельзя ездить ни на лошадях, ни на оленях. Там люди ходят только на лыжах. А груз могут тянуть собаки. Но при снаряжении экспедиции Билькинса собак ему не давали. Так что практически…

— Практически помолчите, когда я спрашиваю… Значит, они должны сидеть на месте или итти пешком, таща на себе все продовольствие на полгода?

— Да, сэр. Я это и хотел…

— Хотеть вы будете, когда закончите дежурство… А вы не можете мне сказать, сколько нужно человеку на полгода еды, ну, в тоннах, что ли там?

— Не знаю точно, сэр, но думаю, что во всяком случае…

— Раз не знаете, не стоит и думать.

Хармон замолчал, барабаня пальцами по мрамору баллюстрады. Секретарь удовлетворенно улыбался, по-видимому, сообщение доставило патрону удовольствие. Реплики короля означали отличное настроение.

Хармон засмеялся и отрывисто кивнул секретарю:

— Можете итти.

— Но, сэр…

Хармон больше не слушал. Заложив руки за спину, он пошел к широкой мраморной лестнице, сбегавшей пологими ступенями в сад. На краю лестницы Хармон вдруг остановился и окликнул уходившего секретаря:

— Послушайте… А эти двое, как их… ну в общем наши геологи, они ведь, кажется, не были с Билькинсом?

— Никак нет.

— Значит, практический смысл экспедиции Билькинса нуль?.. Хорошо, идите… Ага, еще: скажите, там, где Билькинс сейчас находится, очень холодно?

— Право не знаю, сэр, но судя по тому, что они высадились на лед…

— Ну, ладно, идите; вы никогда ничего не знаете, сколько раз я вам говорил — читайте перед сном энциклопедию.

Хармон медленно спустился в сад. Тепло упругого песка, впитавшего в себя за день пылающее золото альпийского солнца, приятно нежило ногу сквозь тонкую подошву туфли. Хармон даже приостановился и зажмурил глаза. Мысли весело, бежали под длинным голым черепом: «А интересно, какое ощущение может быть в ногах ото льда?»

Хармон медленно шел по светлеющей между деревьями песчаной дорожке. Снизу поднимался теплый, густой аромат засыпающих роз. Дорожка оборвалась резко поворачивая вдоль ограды. В нос королю ударил сладкий аромат зреющего лимона. Сквозь просветы деревьев, залитое яркой луной, глядело скользкое, как старинное зеркало, серебро Лаго — ди — Лугано. С далекой набережной едва доносились нежные звуки Штраусса.

Хармон улыбнулся и повернул к дому.

У самой лестницы он столкнулся с разыскивающим его камердинером. Пропустив мимо ушей приглашение к ужину, — король непривычно весело сказал:

— Послушайте, Джим, спросите, пожалуйста, повара: сколько я съедаю в полгода… но не в долларах, а в тоннах.

Насвистывая только что слышанный вальс Штраусса, Хармон стал подниматься по лестнице.