ТАЙНА БАРХАНА № 1

Снова вместо уютного коттеджа палатка в песках. Рядом еще две такие же палатки и четвертая, побольше, — лаборатория. Поодаль стоит закрытый фургон на колесах, — здесь производятся самые тонкие и самые сложные исследования.

Тот же знакомый бархан. Только подножье его несколько расплылось от движения песка и один рог чуть изменил свою форму, в остальном — милый, добрый, родной бархан. Сколько воспоминаний связано с днями, проведенными у его подножья, сейчас истоптанного множеством следов!.. Все так же поет он и играет, если взобраться на его вершину и дотронуться до чуткой его поверхности. В одном месте, правда, песок слежался, стал крепким, как снежный наст, когда его хватит мороз после оттепели, и уже не звучит. Но там, где песок рыхл и нежен, он, едва начав струиться, начинает свои музыкальные рулады.

— А сорбирующее действие? — спрашивает Петр Леонидович. — Про сорбирующее действие вы забыли?

Сорбирующее… Конечно, песок, особенно мелкий, должен обладать сорбирующим действием. И опилки, и угольная пыль, если они долго лежат на одном месте, впитывают газ, удерживают его в мельчайших порах. Почему бы не впитывать газы и пескам! Ведь это тоже пористая масса, взять, к примеру, тот же бархан.

Студент долго думает, рассеянно глядя на бархан, такой мирный сейчас и теплый под лучами утреннего солнца, и, наконец, говорит:

— Но ведь всё пески обладают этой способностью. По крайней мере, все пески одинаковой структуры.

— Значит, дело не в песках…

— А в чем же?

— В газе! В том газе, который они собирают.

— Но ведь и газ один. — Павлик оглядывает яркосинее небо и желтоватые всхолмленные дали. — Воздух здесь, в пустыне, одинаков.

— В атмосфере — да. А в песке — это еще нужно посмотреть.

И они принимаются смотреть. Газоанализаторы в фургоне–лаборатории не отдыхают ни минуты. Опыт за опытом, проба за пробой… Все аккуратнейшим образом фиксируется в толстенной тетради. Павлик уже не тот Павлик: он сидит за лабораторным столом, пока не начинает ломить спину, а в глазах рябить от стеклянных трубок и банок с цветными реактивами. Он теперь понимает, что ключ к загадке не закопан просто в песке и его найдет не случайный счастливец, а упорный искатель. Наука требует труда настойчивого, усидчивого, самоотверженного… И смелой мысли! Юноша с восхищением следит за тем, как свободно то одну, то другую идею выдвигает Ястребов и как систематически прослеживает ее до конца.

Встав из–за лабораторного стола, Павлик бродит по пескам, заложив руки в карманы и хмуря брови. Энергичная складка появляется возле рта на лице, недавно еще сохранявшем так много детского. Сейчас Павлика уже ничем не удивишь. Скажи ему, что, ничего не поделаешь, приходится отказаться от гипотезы, на проверку которой были затрачены дни напряженного труда, или, наоборот, в новых выяснившихся обстоятельствах потребуются дополнительные сложные опыты, — он подумает, поразмыслит и, убедившись, что так оно и есть, только кивнет головой и сожмет губы. С этого момента он будет думать уже только над тем, как лучше поставить новые опыты или поскорее и самым убедительным способом проверить новую гипотезу. Руководитель работ Петр Леонидович никогда не отдавал всей симпатии одной какой–нибудь версии, подбирая к ней факты, как это случается иной раз с нетерпеливыми и увлекающимися исследователями. Он старался подойти к явлению с разных сторон. Недостатка в гипотезах у профессора Ястребова не было.

И вот теперь сорбция… Ничего как будто нового. Явление давно известное. Более того: некоторые исследователи высказывали мысль о том, что звучание поющих песков вызывается, возможно, газами, заключенными между песчинками. Но что это за газы? Этого никто не знал, даже те ученые, что выдвинули самую гипотезу. В науке о поющих песках накапливались разнообразные факты, но не было объединяющей их теории. Вернее, теорий было почти столько же, сколько и фактов. Павлик теперь знал о поющих песках многое, очень многое, кроме разве самого главного — отчего они поют.

Если уж «подозревать» газы, то тогда возможно, что и при перевозке поющих песков в запечатанной бутылке главную роль в каких–то случаях играло не трение песчинок о стекло бутылки, а пробка — самая обыкновенная пробка. Благодаря пробке газированные пески и сохраняли способность звучания.

Но студент понимал, что Ястребов, думая о сорбции, имел в виду не общеизвестные истины. Их научный руководитель не говорил обычно ничего зря.

Этот намек на состав газа — что он означает?.. Песок может впитывать разные газы из воздуха не одинаково, а с некоторым предпочтением: тогда в бархане, в порах между песчинками, окажется другое соотношение азота и кислорода, чем в атмосферном воздухе. Это имел в виду профессор?.. Но ведь, кроме азота и кислорода, в атмосфере есть еще гелий! Ничтожная доля его, всего полтысячной процента, содержится в воздухе, которым мы дышим. Вдруг песок собирает гелий, аккумулирует его из атмосферы, — такое открытие может иметь огромное практическое значение. У Павлика захватывает дух… Но прочесть на лице профессора его мысли трудно.

Ястребов никогда не говорит о конечной своей, самой потаенной мысли, когда выдвигает очередную идею. Он не хочет навязывать своим помощникам готового решения, сковывать их мысль. Он предлагает гипотезу и требует объективной ее проверки. Сколько заблуждений, говорит часто он, удерживалось в науке из–за предвзятого мнения, когда исследователь, страстно желавший увидеть то, что ему хотелось, не замечал убедительных фактов, опровергавших его теорию.

Если песок сорбирует газы, впитывает их, то накопленные газы, вырываясь затем из своих тесных убежищ, — когда песок ворошат, — могут производить звуки. Но почему один песок собирает газы, а другой нет? Это зависит от структуры бархана, формы и размера песчинок. Чем они мельче, тем лучше должны впитывать воздух. Но дело не только в этом! Иначе секрет поющих песков был бы слишком прост и они встречались бы гораздо чаще.

В самый разгар этих раздумий пришло известие о том, что найдено новое место, где поют пески. Столько людей пересекало теперь пустыню, что ничего удивительного в этом открытии не было. Ястребов откомандировал на место двух девушек–лаборанток, которые работали вместе с ним. Им вменялось в обязанность установить, такие же это пески или другого типа.

Павлик и Галя остались одни. Вот когда они узнали, что значит жаркие дни в пустыне!.. Спасибо Прохору Ивановичу, — тот помогал в работе сколько мог.

Анализаторы — приборы, в которых газ путешествует по стеклянным трубкам от одного сосуда с реактивами к другому, — давали сбивчивые показания. Иногда они свидетельствовали как будто бы о присутствии в песках газа, не входящего в обычный состав воздуха. В одном из сосудов прозрачная жидкость окрашивалась в еле заметный бледно–голубой цвет. Он был так слаб, что казался просто хрустальным отблеском. Но если песок был неосторожно пересыпан из совка, которым его брали с бархана, или просто полежал минут двадцать на открытом воздухе, отблеска уже не замечалось, а сам песок терял голос. Правда, на самом бархане и переворошенный песок спустя некоторое время снова начинал звучать.

Три посылки банок раствора с призраком газа, как назвал его Павлик, в штаб экспедиции не помогли делу. Примесь газа оказалась такой ничтожной, что и там, в лаборатории, оснащенной лучше, чем их фургон на колесах, химики не смогли поймать его и определить.

Так шли дни, в поисках и разочарованиях.

Однажды утром Прохор Иванович, взобравшись на бархан и воткнув лопату в песок, сказал студентам, бравшим очередную пробу:

— Вот что, ребятки. Хочу вам пособить…

— Ты, дядя Прохор? Твоя лопата тут не поможет при всех ее знаменитых качествах.

— Как знать! Может быть, и сгодится!.. Откуда, по–вашему, газ этот в песок попадает? Из воздуха?

— Это еще неизвестно, — ответил Павлик. — Мы брали контрольные пробы в обычных песках, не поющих. Там признаков газа нет. Но ведь в этом и заключается свойство поющих песков. Те пески не сорбируют, а эти сорбируют.

— Стало быть, — спокойно заключил Прохор Иванович, — газ идет скорее всего оттуда. — Он показал на бархан.

— Из–под земли?

— Вот именно.

В самом деле: ведь не обязательно, чтобы газ улавливался из атмосферы, он мог итти и снизу.

— Возможно, — сказал, наконец, Павлик.

— Вот мы его сейчас из земли и выкопаем, — объявил Прохор Иванович и, поплевав на ладони, взялся за лопату.

— Газ? Лопатой? — воскликнула Галя.

— А вы чем берете? Совком?

Прохор Иванович был прав! Ведь они действительно брали песок совком. И быстро несли его в фургон–лабораторию, рассчитывая, что газ не успеет выбраться из песка, пока проба не попадет под колпак газоанализатора.

Павлик пригласил Петра Леонидовича. Тот немного подумал, потом рассмеялся.

— Мысль о том, что газ может итти из–под земли, — сознался он, — была, вообще говоря, и у меня. Но пока этот бархан был единственным, я рассматривал его как своего рода заповедник и боялся трогать. Но сейчас мы можем пожертвовать одним барханом из двух. Вернее — трех. Только что передали, что нашли еще один поющий бархан. Стоит рискнуть. У нас, пожалуй, и нет другого выхода, — мы слишком долго топчемся на одном месте. Рискнем!

Общими усилиями был снят верхний слой песка.

Прохор Иванович быстрым ударом взрезал свежую поверхность, запустил вглубь лопату, выхватил большую порцию песка и сунул в таз, который держала Галя. С помощью этого таза обычно пекли хлеб по методу, применяемому в пустыне: тесто клали на угли, накрывали тазом, сверху снова засыпали углями вперемежку с горячим песком.

Павлик тут же накрыл таз стеклянным колпаком, завернул кран.

Студенты осторожно понесли таз вниз.

Через полчаса в дверях фургона показалась Галя:

— Дядя Прохор, смотри!

Она держала в руках колбу с ярко–голубым раствором.

Вышел и Петр Леонидович и, щурясь на солнце, распорядился взять еще несколько проб.

Полдюжины колб, отблескивая голубым светом, выстроились на столе в походной лаборатории. Девушка бережно укладывала колбочки, обернув их ватой, в гнезда в картонном ящике с гофрированными стенками.

Теперь, когда исследователи стояли у самого порога решения задачи, возникали все новые вопросы.

— Что же это за газ?

— Это мы и должны теперь выяснить.

— Скорее! — сказал Павлик нетерпеливо. — Ну, что ты там возишься?

Галя, как всегда, аккуратно обматывала бечевкой картонную коробку.

Прохор Иванович сам уложил драгоценный груз на заднее сиденье. Ястребов, устроившись около, должен был придерживать коробку рукой. Павлик в последнюю минуту тоже залез в машину. Он не мог усидеть в лагере, Галя осталась одна.

Поздно вечером, уже собираясь ложиться спать, Галя услышала по радио возбужденный голос Павлика. Он произнес всего три слова:

— Нефтяной газ. Уточняем.

Наутро и Ястребов, и Павлик, и дядя Прохор были уже в лагере.

С ними приехали еще двое — молодые люди в выгоревших костюмах, с темными от загара лицами, с побуревшими, как вер блюжья колючка, волосами. Они прибыли на небольшой машине, которая оказалась прибором: в кузове помещалась аппаратура, а люди сидели в шоферской кабине. Поставив машину в укромное местечко, молодые люди залезли в первую попавшуюся палатку и завалились спать. Прохор Иванович объяснил Гале, что они, как пожарные, мчались всю ночь по вызову из–за тридевяти земель, — литое шоссе теперь подключено к общей дорожной сети страны. Молодые люди должны произвести газовую разведку.

Через полчаса в песках показалась грузовая машина с оборудованием для бурения. Рабочие принялись устанавливать ее у подножья бархана.

— На какую же глубину будут вести разведку? — спросила Галя.

— До трех километров.

Прохор Иванович уже все знал.

— Последняя советская модель, — сообщил он не без гордости.

— Это?

Девушка с удивлением посмотрела на передвижную металлическую вышку. Это была обычная установка для неглубокого исследования недр.

— Нет, — Прохор Иванович ткнул рукой по направлению к закрытой машине, — вон та штука. Чует нефть по выделению газа. Петр Леонидович сказал, что если только газ или нефть действительно есть, прибор обязательно покажет.

Подошедший Петр Леонидович подтвердил, что проверка на нефтеносность будет производиться новым методом, разработанным советскими учеными в начале пятидесятых годов. В дополнение к прежним способам разведки полезных ископаемых- электрическим, сейсмическим, аэрогеологическим и прочим — был найден и такой способ, который позволял обнаруживать нефть и газ по совершенно ничтожным выделениям, пробирающимся на поверхность иной раз с большой глубины.

В данном случае решили применить именно этот метод, потому что он сразу отвечал на вопрос, действительно ли речь идет о месторождении нефтяного газа или, может быть, даже самой нефти. Анализ в лаборатории полного и окончательного вывода в этом отношении, естественно, не мог дать.

— А как с другими песками? — спросила Галя. — Теми, что открыли без нас?

— Туда тоже поедут газоразведчики: после того, как проверят здесь.

— Значит, несколько месторождений?

— Или одно большое? Может быть, новый нефтяной район.

Пока они разговаривали, скважина была уже закончена. Рабочие стали убирать вышку.

Разведчики уже немного отдохнули и незамедлительно приступили к работе. Они подкатили машину к бархану и подключили аппаратуру к пробуренной неглубокой скважине. Она должна была облегчить улавливание частичек газа, просачивающихся с глубины.

Внизу все замолкли.

Один из разведчиков, раскрыв дверки кузова, смотрел неотрывно на прибор, другой ходил, раздумывая, около, изредка переговариваясь со своим напарником.

Время шло. Ничего нельзя было прочесть на сосредоточенных лицах разведчиков. Вот они сошлись вместе у прибора и оба смотрели на что–то, обмениваясь короткими фразами. Потом один из них встал и поправил шланг, ведущий от скважины к машине.

В стороне рабочие монтировали вышку на новом месте для бурения второй скважины.

— Как же так? — спросила Галя, чтобы что–нибудь сказать и разорвать тягостное молчание. — Такая ничтожная примесь заставляет звучать пески?

— Изменился состав воздуха, — охотно отозвался Ястребов. Ему тоже было невмоготу ожидание. — В таких случаях даже и молекулы могут сыграть роль. Впрочем, физическая картина звучания песков требует еще изучения.

Наконец оба разведчика встали.

— Нефть! — крикнул старший. Второй кивнул головой. Они продолжали работать у прибора, записывая показания.

— Много или мало? — вырвалось у Гали.

— Это покажет глубокое бурение, — ответил за разведчиков Ястребов. — Без этого не обойтись.