Вид неба почти не менялся.

Мелькали десятки тысяч километров, понемногу разгибались пружины весов Гольцова, показывая удаление от Солнца и уменьшение силы его тяготения, но неподвижные звезды оставались в тех же точках неба, образуя знакомые фигуры. Только планеты меняли свою яркость и положение. Блеск Венеры и Земли заметно ослабел. Первая близко подошла к Солнцу и казалась узеньким серпом. Вторая давно потеряла первенство среди других небесных светил. Она уступила его Юпитеру и особенно кровавому Марсу.

Звезда бога войны росла. Каждый час увеличивал ее великолепие и блеск.

В верхней комнате вагона воцарились красноватые сумерки, напоминавшие свет от зарева пожара. Это приближение целого мира было необыкновенно величественно. Он надвигался сначала, как блестящая точка, затем, как видимый для невооруженного глаза диск, постепенно увеличивающийся. Чувствовалась какая-то неизбежность в стремлении аппарата к этому свободно несущемуся в пространстве гигантскому шару.

Мысли пассажиров уже давно были в новом мире. С тех пор как аппарат направили на Марс, они как будто забыли и про родную Землю, и про Венеру, и про все другие звезды и планеты; даже встреча с Эросом недолго занимала их внимание. Оба телескопа, которыми запаслась экспедиция, все время смотрели на Марс и место у окуляров никогда не пустовало.

Последнюю ночь, с 3-го на 4-е октября, по земному счету, никто из путешественников не смыкал глаз: они были слишком взволнованы.

Несмотря на то, что рефракторы экспедиции не отличались большой силой, Марс в них казался таким же, как Луна в хорошую подзорную трубу. При этом отчетливость изображения не оставляла желать ничего лучшего. Добровольский и минуту не отходил от телескопа; он видел тысячи интересных деталей и поспешно зарисовывал их. Увлеченный работой, астроном не замечал ни времени, ни усталости. До того ли ему было, когда он проникал в такие тайны строения Марса, которые навеки останутся недоступны земному наблюдателю.

Марс, видимый в телескоп

Развернувшаяся картина приближающегося мира была действительно прекрасна и полна интереса. Южное полушарие (астрономические приборы переворачивают изображение и дают север внизу, а юг наверху) было темнее северного. Тут лежали три больших моря: Южное, Эритрейское и Адриатическое. Были ли это настоящие моря, полные воды? Этот вопрос путешественники надеялись разрешить через несколько часов. Марс, подобно Земле, имеет свои времена года, только они продолжаются почти вдвое больше, чем у нас. В это время южное полушарие переживало долгую зиму. Вся полярная область была покрыта белым, блестящим саваном снега, или похожего на снег вещества. Среди южных морей находились большие острова, пересеченные прямолинейными каналами. Но особенно много этих каналов отходило в северное полушарие, которое было занято огромным материком. Здесь они сходились и пересекались в некоторых местах, образуя внутренние озера, напр. Нильское, Изменийское и друг. Многие из каналов были двойными: рядом и совершенно параллельно шел второй канал. Геометрическая правильность их, рациональное распределение по всей поверхности материков, невольно заставляли думать о деятельности разумных инженеров, и путешественники сгорали от желания их увидеть.

Снеговое пятно на южном полюсе Марса

Изредка они обменивались отдельными фразами.

— Борис Геннадиевич, — спросила Наташа, — какое полушарие перед нами — восточное или западное?

— Одна треть западного и две трети восточного. Посмотрите, в южном полушарии ближе к востоку лежит большое круглое пятно.

— Вижу, вижу; с северо-западной стороны его огибает дугообразный канал.

Каналы на Марсе

— Так вот это Солнечное озеро с каналом Агафодемоном. Оно лежит как раз на середине восточного полушария. 90-й меридиан его пересекает. Это одна из наиболее любопытных областей Марса по правильности своих каналов, которые с одной стороны соединяют Солнечное озеро с южными морями, а с другой — с сетью каналов материка. Теперь взгляните на запад, у экватора. Видите там продолговатое очень темное пятно?

— Да, оно составляет залив Адриатического моря.

— Это Великий Сирт, один из самых глубоких водных резервуаров Марса; или же место, покрытое богатой растительностью. К юго-востоку от него тянется длинный Нильский Сирт — это самый широкий из каналов; он имеет З00 килом. ширины, т. е. столько же, сколько Балтийское море в самом широком месте.

— Как могущественны должны быть обитатели Марса, если это дело их рук!

— Ну, рук-то у них, может быть, и нет, — улыбнулся Имеретинский.

— Если бы ученые скептики, — сказал Добровольский, — могли видеть поверхность Марса так, как мы ее сейчас видим, то, вероятно, не возник бы спор о реальности этих великолепных каналов.

— А чем спор кончился?

— В начале 20-го века, в 1907 г., удалось сфотографировать каналы. Беспристрастное свидетельство фотографической пластинки не оставляло сомнения, что они действительно существуют.

— На Марсе больше суши, чем воды? — спросила Наташа.

— Да. То, что мы называем материками, занимает две трети его поверхности. Впрочем, береговые линии Марса крайне неустойчивы. Всякое весеннее таяние снегов затопляет многие части суши и изменяет ее очертания. Материки, должно быть, очень низменны и плоски; достаточно небольшого подъема уровня морей, чтобы залить значительные области. А, может быть, моря — это просто пояса растительности, которая меняется с временами года.

— Тогда материки — это песчаные пустыни?

— Именно. Если же наоборот, материки покрыты растительностью, то она должна иметь красно-оранжевую окраску.

— Возможно ли это? — усомнился Имеретинский.

— Вполне, — ответил Флигенфенгер. — Ведь и на земле многие водоросли имеют бурый и красный цвет. Зеленая окраска наших лесов объясняется тем, что листья содержат зерна зеленого хлорофилла. Представьте, что на Марсе его заменяет красный фито-эритрин или ксантофилл и вы получите кровавые луга и леса.

— Какая это, должно быть, странная картина! — промолвила Наташа. — Через 5 часов мы будем там, ибо уже 3 часа ночи.

Между тем аппарат быстро приближался к планете. Диск ее даже для простого глаза был очень хорошо виден, хотя поперечник его все еще составлял не больше одной пятой лунного. Марс был как бы маленькой красноватой луной. На поверхности его вырисовывались все новые и новые подробности.

— Обратите внимание, Борись Геннадиевич, — прервал изобретатель наступившее молчание, — на странное пятнышко неправильной формы в северном полушарии.

— Где именно?

— Около Ацидалийского моря, — справился Имеретинский по карте Скиапарелли,

— Да, это любопытно. Оно как будто не вполне одноцветно и даже..

— Что даже?.

— Сейчас; я поставлю самое большое увеличение. Несомненно, оно делится на мелкие правильные участки.

— Это, вероятно, город! — воскликнула Наташа. — Давайте спустимся прямо туда!

— Вы хотите слишком многого, Наталия Александровна, — возразил изобретатель. — Мы несемся с такой скоростью, что нам совершенно невозможно точно выбрать место, куда мы пристанем.

— Покажите-ка и мне ваш город, — попросил зоолог.

Добровольский нехотя уступил ему трубу.

— Мне кажется, что это просто участок почвы, покрытой трещинами; они пересекаются в беспорядке и под разными углами. Марсиане, судя по их каналам, народ аккуратный и не стали бы строить такой лабиринт.

— Для трещин это слишком правильно, — возразил астроном.

— А для улиц недостаточно правильно!

— Нисколько!

— Несомненно!

Чуть не произошла ссора между приятелями. Они оставались верны себе даже в эту важную и полную ожидания минуту.

— Бросьте вы свои пререкания, — остановил их Имеретинский, — скоро все сомнения сами собой разрешатся.

— Во всяком случае должны же быть где-нибудь города марсиан, — сказала Наташа.

— Ничего неизвестно; может быть их жилища разбросаны по всей планете.

— Скорей бы уж попасть туда!

Все снова предались своим мыслям и наблюдениям.

Марс не одиноко двигался в пространстве. Около него вращались две луны, получившие в качестве детей свирепого бога войны названия: Фобос и Деймос, т. е. Страх и Трепет. Однако эти небесные тела с диаметрами около 10 килом. были настолько малы, что даже на том близком расстоянии, с которого их наблюдали пассажиры аппарата, они не были видны простым глазом. Неудивительно поэтому, что земные астрономы открыли их лишь в 1877 г. при помощи большого экваториала Вашингтонской обсерватории. Ближайший спутник двигался настолько быстро, что Добровольский видел это движение; планетка обегает свою орбиту в 7 час. 39 мин. Другой употребляет на это целых 30 часов 17 минут.

— Жители Марса счастливее нас, — сказала Наташа, — у них две луны вместо нашей одной.

— Нет, я с вами не согласен, — возразил астроном. — Даже ближайший из спутников кажется в 36 раз (по площади) меньше Луны с земной поверхности и дает в 70 раз меньше света; а дальний — Трепет — просто горит в виде очень яркой звезды.

— Да, в таком случае и я не хотела бы променять нашу красавицу-Луну на эти две крошечные планетки.

— Крайне любопытным должно быть движение Страха по небу Марса. Он обращается вокруг планеты в три раза скорее, чем она сама вокруг своей оси, и поэтому он должен двигаться в направлении противоположном, чем все остальные небесные светила.

— А второй спутник?

— Трепет движется по небу крайне медленно, ибо его период мало отличается от суток Марса.

В разговорах и наблюдениях время быстро бежало и до цели путешествия оставалось менее 2 милл. килом. т. е. два часа пути. Диск Марса был уже всего в два с половиной раза меньше лунного. Благодаря вращению вокруг оси, появились новые части его поверхности. Солнечное озеро переместилось ближе к середине полушария; показались новые каналы и места их пересечений. Вместе с тем морей стало еще меньше, чем прежде: так в восточном полушарии материк простирался далеко к югу. Зато Великий Сирт, Адриатическое море и Эллада переместились в невидимое полушарие.

Телескоп открывал все новые чудеса на Марсе.

То, что земные астрономы называли каналами, оказывалось зелеными долинами, проходящими по пустыне, подобно узкой долине Нила, по которым шли действительные русла каналов. Приглядываясь внимательнее, Добровольский заметил, что материки с их красноватыми оттенками являются действительно обширными пустынями Марса. Подобные области занимали очень значительную часть всей поверхности планеты.

— Эти наблюдения, — сказал астроном, — дают нам основание думать, что преобладающая часть Марса является мертвой песчаной или каменистой пустыней, как предполагал Ловелл; но, конечно, мы только уже на самой планете окончательно разрешим вопрос.

Все выводы и наблюдения Добровольский вкратце записывал и набрасывал схематические рисунки. Впоследствии они дали богатый материал для капитального трехтомного сочинения о небесной экспедиции.

Если путешественники могли свободно и без помех наблюдать моря и материки Марса, то этим они были обязаны чистоте и ясности его атмосферы. Вопрос о том, есть ли в ней облака и пары, многократно обсуждался в астрономической литературе. Новейшие наблюдения разрешили его в утвердительном смысле. Путешественники вполне убедились в правильности такого воззрения. Умеренные области планеты оставались все время совершенно ясными; только в одном месте, под 50° с. ш., около Ацидалийского моря, легкая беловатая пелена тумана закрывала порядочный участок суши и моря. Этот туман медленно наползал на материк с запада, захватывая все большее пространство, но вместе с тем редея и делаясь прозрачным; к 7-ми часам утра он совсем рассеялся. Только у самого берега моря сохранилось продолговатое облако. Оно как раз закрывало ту сеть мелких линий, которую Добровольский считал за город. Эта досадная случайность очень огорчила его. Более постоянные облака держались в экваториальном поясе. Это были длинные и узкие белые ленты; некоторые из них имели 2–3 тысячи килом. длины. К югу от них по спиралям тянулись неясные сероватые полосы, сливавшиеся с облачным покровом, закрывавшим южную полярную область. Там, вероятно, шел сильный снег. Но только очень незначительная часть облачного покрова была настолько густа, что ее можно было сравнить с нашими облаками. По большей части это была легкая, полупрозрачная дымка. В общем же атмосфера Марса была очень чиста и в этом отношении сильно отличалась от земной.

— Интересно, какова высота атмосферы Марса? — заметил Имеретинский, — если она недостаточно высока, то мы можем сильно пострадать при падении на планету.

— Ничего, — весело возразил Флигенфенгер, — не в первый раз! Помните, как мы ввалились в Ладожское озеро?

— Тогда мы летели с гораздо меньшей скоростью, и слой воздуха на Земле очень высок и плотен.

— Относительно атмосферы Марса, — сказал астроном, — мнения сильно расходятся. Сначала ее считали похожей на земную. Затем возникли сомнения. Мое личное мнение таково: количество воздуха, приходящееся на каждую единицу поверхности, на Марсе значительно меньше, чем на Земле. Далее, так как сила притяжения там тоже меньше, то воздух не так сильно сдавлен, как на нашей планете; он более редкий. Вследствие этого я не думаю, чтобы высота атмосферы была мала; она, вероятно, достигает 200 или 300 километров.

— А какова ее температура и химический состав?

— Тоже вопрос спорный. Общая температура Марса почти в два раза ниже земной; поэтому и воздух планеты должен быть довольно холодным. Что же касается химического состава, то вероятно он подобен нашей атмосфере. Если бы воздух Марса состоял из других газов, чем азот и кислород, спектральный анализ давно обнаружил бы это. Мне кажется, что физические условия этой планеты во многом напоминают таковые же на высоких горных плато земного шара, напр., в Тибете, Центральной Америке и пр. Однако, повторяю еще раз, это мое личное мнение, не больше. Очень может быть, исследования покажут, что я ошибаюсь.

Путешественники с интересом выслушали эту маленькую лекцию о Марсе. Успеху ее, несомненно, очень способствовало то обстоятельство, что она сопровождалась иллюстрациями, каких еще не видел никто из смертных. Картина планеты развертывалась во все более величественном масштабе перед очарованными пассажирами "Победителя Пространства". К семи часам утра она достигла размеров полной Луны. Все те подробности, которые удалось увидеть земным астрономам, и еще многие другие открылись непосредственно невооруженному глазу.

Аппарат несся настолько быстро, что диск планеты заметно возрастал с каждой минутой. Яркий красноватый свет наполнил верхнюю комнату вагона. Обивка стен, шкапы и все убранство ее загорелось золотом и пурпуром. Необыкновенно красив был блеск самого вагона и нижней поверхности зеркала, как будто освещенных бенгальским огнем.

Восхищенная всей этой фантастической панорамой Наташа невольно воскликнула:

— Как прекрасен мир и как разнообразны картины природы! Сравнительно с ними ничтожны все вымыслы человеческого воображения!

А диск Марса захватывал все новые части неба. Звезды меркли в его лучах; только быстро движущиеся спутники блестели с правой стороны планеты. Прошло три четверти часа. Кажущиеся размеры Марса уже в 25 раз превосходили полную Луну.

Без десяти минут восемь аппарат прошел точку пространства, где притяжение Солнца и Марса были равносильны и уничтожали друг друга. Эта точка находится на расстоянии 130.000 килом. от последнего. Предметы потеряли всякий вес и оставленные на воздухе висели совершенно неподвижно. Весы Гольцова показывали полное отсутствие тяжести. Добровольский, которому как раз в этот момент захотелось пить, принужден был опрокинуть графин и сильно тряхнуть его, чтобы вода перелилась в стакан. От резкого движения астроном сам поднялся на воздух и остался спокойно висеть между потолком и полом, как в заколдованном замке. Эти явления очень понравились Флигенфенгеру. Он ради шутки проделал следующий опыт. Желая наполнить стакан водою, он держал его не под наклоненным графином, а над ним. Затем он его встряхнул. Вода совершенно так же, как только что у Добровольского, перелилась в стакан. Для картинности, зоолог сам при этом поднялся на воздух кверху ногами. Наташа глядя на него, хохотала до упада и даже всегда серьезный астроном не мог удержаться от улыбки. Путешественники не испытывали этой любопытной особенности некоторых точек пространства, выходя из сферы земного притяжения. Это объясняется тем, что тогда Земля у них находилась сбоку, относительно Солнца, и, таким образом, силы тяготения к обоим светилам не уничтожали друг друга, а давали известную равнодействующую, направленную между Землей и Солнцем. Интересное явление природы продолжалось одну минуту. Затем влияние Марса решительно пересилило и вагон стал быстро поворачиваться к нему своей нижней, более тяжелой частью. Имеретинский для управления аппаратом перешел в комнату первого этажа. Огромный диск Марса светил теперь в нижнее окно. Остальные путешественники последовали за изобретателем.

— Через восемь минут, — сказал последний, — мы должны спуститься на поверхность Марса. Чтобы несколько смягчить удар при падении, я направлю аппарат по косой линии; мы пройдем мимо обеих лун, которые вы видите с правой стороны планеты; затем, уклоняясь влево, мы опишем дугу и почти по горизонтальной линии пересечем атмосферу планеты; это замедлит наш стремительный полет. Кроме того, я постараюсь спуститься в южном полушарии, где больше воды; она сильно смягчает удары.

Все одобрили этот благоразумный и осторожный план.

Диск Марса занял уже значительный участок неба, когда между ним и аппаратом внезапно вырос второй спутник, Трепет. Его красноватая почва по цвету напоминала Марс; это был несомненно голый песок и камень. Поверхность местами была покрыта волнообразными холмами, трещинами и скалами, однако в общем была почти совершенно ровной! Когда пассажиры подлетели к нему еще ближе, они увидели типичную пустыню, окружающую вулкан; беспорядочно застывшие груды лавы, базальта и гранита, нигде ни кустика, ни травки, — не хватало только самого вулканического конуса. Кое-где валялись сероватые массы различных размеров. Добровольский предположил, что это метеоры, упавшие на планету. Эта безотрадная картина показывала, что на Трепете отсутствовала деятельность таких геологических факторов, как вода и воздух. Впрочем, это было ясно и без того по микроскопическим размерам спутника; его притяжение слишком слабо, чтобы удержать частицы воздуха и паров воды, если даже они образовались при застывании Трепета, то моментально рассеялись в пространстве или присоединились к атмосфере Марса.

Но путешественникам некогда было делать подобные умозаключения; аппарат несся прямо навстречу Трепету, и Имеретинский еле-еле успел уклониться от столкновения. Изобретатель немного ошибся направлением и поэтому чуть-чуть не налетел на планетку. Однако, только что "Победитель" миновал ее, как перед ним вырос другой спутник, Страх. Беглый взгляд показал Добровольскому, что он ничем не отличался от предыдущего. Избегая нового столкновения, Имеретинский повернул зеркало вправо. Этот опрометчивый маневр погубил дело. Если бы аппарат прошел с левой стороны Страха, он через несколько секунд попал бы в атмосферу главной планеты. Теперь же произошло нечто совершенно непредвиденное: увлекаемый огромной силой своей инерции, "Победитель" пролетел мимо Марса, даже не зацепив его атмосферы. Тщетно поворачивал Имеретинский зеркало — было уже поздно. Аппарат, описав крутую дугу, промчался на расстоянии около 1000 килом. от южного полюса и стал быстро удаляться. Чудная картина нового мира моментально пропала, так как аппарат летел перед неосвещенной стороной Марса. На полминуты в вагоне стало совершенно темно, потом он вышел из тени планеты, и яркие солнечные лучи опять наполнили его, кончились красноватые сумерки при свете Марса, настал опять ничем не омрачаемый однообразный день.

Путешественники были в отчаянии; сразу рушились все их мечты и надежды. Они уже мысленно освоились с оригинальной природой Марса и даже полюбили ее. И вдруг один неудачный поворот зеркала разрушил хорошо обдуманный план. Ни сила лучевого давления, ни притяжение планеты не могли преодолеть инерции стремительного полета. "Победитель Пространства" неудержимо удалялся в глубину вселенной.

В вагоне наступило долгое томительное молчание. Его нарушил Имеретинский. Он сильным движением повернул зеркало прямо к Солнцу и сказал с холодной решительностью, с несокрушимой энергией:

— Мы не попали на Марс; все равно вперед — на Ганимед!