Есть ли хоть одно великое открытие, хоть одна светлая идея которая не была бы омрачена завистью соперника или злобой и презрением непонимающих. Любовь и всепрощение христианства залиты кровью мучеников и жертв инквизиции и религиозной нетерпимости; Галилей, этот великий астроном и мыслитель, был подвергнуть публичному позору за любовь к истине. Джордано Бруно заплатил за то же жизнью; Колумб, широко раздвинувший тесные рамки средневекового мира, умер в бедности, всеми отвергнутый и забытый. История человеческой культуры дает еще десятки и сотни подобных примеров.

В девятнадцатом веке над человечеством повисло новое проклятие: всякое открытие является поводом для проявления международного соперничества и национальной ненависти. Изобретение летательного аппарата или подводной лодки несомненно угрожает всеобщему миру: люди сумели обратить ценное завоевание науки в орудие самоистребления, и флотилии воздушных и подводных броненосцев легли новой тяжестью на плечи народов. Каждое государство больше всего боится оказаться слабее соседей и лихорадочно увеличивает свои вооруженные силы, забывая о самых насущных потребностях. С другой стороны, все, что может увеличить богатство и силу иностранных держав, кажется ему опасным и достойным самого энергичного противодействия.

Гениальное изобретение Имеретинского расширяло сферу влияния России и давало ей могучее оружие в международном соперничестве. Это обстоятельство, как читатель скоро увидит, очень дорого стоило экспедиции.

Не всегда мрачные предчувствия предупреждают о грядущей беде; не всегда, по чьему-то красивому и образному выражению: "грядущие события бросают перед собой тень": не всегда по крайней мере люди умеют уловить эту тень. Часто несчастье является среди радости и веселья, когда его меньше всего ожидают. Оно, как молния из ясного неба, разбивает самые розовые надежды и казавшиеся неопровержимыми расчеты.

Так было и на этот раз.

30-го сентября путешественники чувствовали себя лучше, чем когда-либо и общее настроение было прямо праздничным. Обед проходил необыкновенно весело и оживленно, шутки и смех не умолкали.

Правда, необычайная обстановка этой межпланетной трапезы налагала на все свой отпечаток, но нисколько не влияла на расположение духа обедающих.

В разговоре часто можно было услышать фразы, имеющие смысл только там, где предметы почти ничего не весят и движутся исключительно по инерции, а не под действием силы тяжести.

— Господа, не хватает тарелок.

— Я сейчас прыгну наверх и достану еще.

— Бросьте мне, пожалуйста, воды в стакан.

— К вашим услугам.

Все нужно "бросать", "опускать" и т. д.; ибо ничто само не льется и не падает достаточно быстро. Если, например, кто-нибудь ронял ножик со стола, то он лишь через треть минуты достигал пола. Но путешественники за десять дней так привыкли ко всем этим странностям, что не замечали их, и необыкновенные обороты речи никого уже не удивляли.

В этот день Флигенфенгер превзошел самого себя и приготовил великолепный обед так, что Наташа должна была признать себя побежденной и уступить зоологу пальму первенства в кулинарном искусстве. Когда обед подходил уже к концу, Карл Карлович поднялся зачем-то наверх и, бросив случайно взгляд в верхнее окно, заметил звезду, которой, как ему казалось, раньше не было в этом месте. Он сообщил о новом светиле своим спутникам. Имеретинский и Добровольский немедленно встали из-за стола и, слегка подпрыгнув, поднялись в верхний этаж. Когда они направили на неизвестную звезду телескопы, на лицах их отразилось крайнее недоумение. Наташа тоже подошла к верхнему окну и услышала диалог, из которого ровно ничего не поняла.

— Похоже на Сатурн, только кольцо больше.

— Вы говорите пустяки, Сатурн далеко от Солнца!

— Полоса очень длинна.

— Да, диск сравнительно мал.

— Если тело движется, то по оси зрения, ибо оно не перемещается в трубе.

— Блестит, как полированный металл…

— Этого-то я и опасаюсь!.

— Я вас не понимаю.

Молодая девушка понимала еще меньше. Она видела, что недалеко от Юпитера и Марса, сзади, относительно движения аппарата, появилась новая, большая звезда медно-красного цвета; но, было ли это вновь вспыхнувшее в глубине вселенной солнце, или яркий болид, — при чем тут странные слова астронома и Имеретинского?

Между тем лицо последнего делалось все мрачнее и он продолжал говорить бессвязные фразы.

— Слова письма оправдываются, нас могут опередить. Но кто? Такая низость!.. чужое изобретение!..

В это время Наташа заметила, что звезда стала заметно ярче; вместе с тем она принимала как бы удлиненную форму. Она немедленно сообщила об этом изобретателю.

— Да, да… Но почему нагоняет? Тела ведь падают с одинаковой скоростью…

Видя, что Наташа теряет терпение, астроном уступил ей трубу.

На абсолютно черном небе, как драгоценный алмаз, сверкало прекрасное, но странное светило. Небольшой, совершенно круглый диск пересекался менее светлой полосой. Она далеко тянулась в обе стороны, как золотистая лента на черном фоне. Замечательно чистый и ровный свет непонятного тела невольно заставлял думать о полированном металле.

При виде этой удивительной картины, Наташа спросила.

— Что же это такое, Борис Геннадиевич?

— Я сам в недоумении. Никогда я не наблюдал такого странного светила. Может быть это какая-нибудь неизвестная крошечная планета между Землей и Венерой, окруженная кольцом вроде Сатурна, но тогда она двигалась бы в другом направлении, а не приближалась бы к нам.

— А она несомненно приближается и притом очень быстро!

— В чем дело, господа? — спокойно спросил Флигенфингер, поднявшийся из нижней комнаты. — Любуетесь открытой мною звездой? Ну что же, она не опасна?

— Не знаю, — ответил астроном.

— А вы, Валентин Александрович, как думаете?

Изобретатель отошел от телескопа. Он был видимо сильно взволнован и расстроен.

— Подождите, я ни в чем не уверен. Пусть "он" приблизится.

— Кто "он"? — спросили остальные в один голос. — Объясните, наконец, в чем дело.

Имеретинский молчал.

Как быстро и неожиданно меняется настроение и даже судьба людей! Десять минут тому назад путешественники были веселы и вполне довольны своим положением. Им и в голову не могло придти, что какое-нибудь препятствие угрожает экспедиции. До сих пор все шло так благополучно, так спокойно — и вдруг эта странная звезда и еще более странное поведение изобретателя! Пассажиры чувствовали приближение какой-то угрозы; новое светило казалось им зловещим и тревога охватила всех.

Между тем звезда приближалась. Ее оригинальную форму уже можно было разглядеть простым глазом. Путешественники, как прикованные, стояли у окна и следили за светилом. Флигенфенгером, сначала так легкомысленно отнесшимся к делу, теперь также овладела тревога, хотя он меньше всех понимал причину ее. Имеретинский направил на новое светило велосиметр Гольцова и сказал:

— Предмет приближается к нам со скоростью 1 килом. в сек. Я думаю, что через 5 минут он нас догонит, а через две или три минуты выяснится, верны ли мои предположения.

Путешественникам казалось, что время идет страшно медленно; секундная стрелка на часах как будто остановилась. Наташа хотела посмотреть в телескоп, но небесное светило не помещалось уже больше в поле зрения, а подробностей нельзя было заметить никаких на его гладкой, блестящей поверхности. Тогда молодая девушка сошла вниз и принесла свой бинокль. Лишь только она приставила его к глазам, как невольно воскликнула:

— Аппарат!

— Какой аппарат? Что вы говорите?

— Да, господа, — промолвил Имеретинский. — Наталия Александровна права. Нас нагоняет второй аппарат. Мы не одни в небесном пространстве!

Через минуту больше нельзя было сомневаться в справедливости этого поразительного факта. Непонятное светило вполне ясно уже приняло форму аппарата, подобного "Победителю", только гораздо больших размеров. Неожиданный соперник быстро нагонял первую экспедицию и вскоре должен был с ней поравняться.

Но кто же были пассажиры второго аппарата? Откуда взялись неожиданные попутчики? На эти вопросы никто из путешественников не мог дать ответа. Было только вполне очевидно, что кто-то похитил идею Имеретинского и, воспользовавшись его чертежами, построил собственный аппарат. Теперь неизвестные враги хотели, кроме того, обогнать "Победителя Пространства" и, таким образом, украсть у Имеретинского и его спутников славу первых небесных пионеров.

Пассажиры были так поражены событием, что сначала не хотели верить глазам. Им казалось, что они бредят или видят странный сон.

— А знаете, что меня больше всего удивляет? — сказал Имеретинский. — Вовсе не самое появление аппарата; кража моего проекта, анонимная записка, которую я получил перед отъездом, взрыв и покушения — все это показывало, что у нас есть враги и даже могло навести на мысль о соперниках; больше всего меня удивляет то, что второй аппарат летит скорее нашего.

— Что же тут такого странного? — спросил Флигенфенгер.

— Ах, Карл Карлович, видно, что вы не физик: мы падаем на Солнце в пустоте, а в пустоте все тела падают с одинаковою скоростью.

— Да, в таком случае, это действительно странно.

— Однако, чего вы все так приуныли? — продолжал зоолог. — Нас нагоняют? тем лучше; мы познакомимся с попутчиками и будем знаками разговаривать через окна. Ведь все равно, вся слава открытия останется за вами, Валентин Александрович, даже если они приедут раньше нас. Вор не имеет право на украденное добро.

— А чем вы докажете, — возразила Наташа, — что они украли проект, а не самостоятельно построили аппарат? Кроме того, материки Венеры откроют во всяком случае они, а не мы.

— Дело не в удовлетворении честолюбия, — сказал Имеретинский; — гораздо важнее то, что мы и на Bенере будем окружены врагами, как на Земле, если только еще раньше… — Он не докончил фразы.

Пассажиры опять подошли к окну.

Совсем рядом, в расстоянии саженей пятидесяти пролетел в пространстве второй аппарат. Вагон его по форме и по расположению окон был точной копией "Победителя пространства"; но зеркало имело гораздо большие размеры. Ребро его, повернутое к Солнцу, и было той полосой, которую путешественники видели раньше, — между тем как круглый диск мнимой планеты оказался дном вагона. Но теперь пассажиры экспедиции смотрели на аппарат-соперник сбоку, и его гигантское неосвещенное зеркало лежало темной тенью на звездном небе. Занавески на окнах были спущены; внутреннее убранство вагона и его таинственные обитатели оставались скрытыми от взоров путешественников. На блестящих стенках вагона ясно вырисовывалось латинское слово: "Patria".

Эго название на международном языке не открывало национальности строителей аппарата. Он был сделан из слегка красноватого металла, и это обстоятельство вызвало следующее замечание Имеретинского:

— Вы помните, что неизвестным похитителям моих чертежей не удалось украсть таблицу для составления свинцового и ванадийного максвеллия. Очевидно им пришлось строить свой аппарат из более тяжелого сплава; вследствие этого потребовалось зеркало больших размеров. На глаз, оно раза в два превосходит наше.

Между тем в движении "Patria" произошло важное изменение. Зеркало его повернулось сначала в одну, затем в другую сторону и через несколько минут аппарат, благодаря замедляющему действию лучевого давления, пошел рядом с "Победителем пространства".

Пассажиры последнего с любопытством следили за этими маневрами. Увлеченные наблюдениями над медленными и величественными поворотами огромного рефлектора, они не заметили, как в стенке вагончика "Patria" отодвинулся металлический щит и открылось какое-то отверстие. Затем оттуда что-то блеснуло…

Сильный толчок потряс "Победителя пространства". Путешественники очень удивились, но не поняли его значения. Через несколько секунд последовал второй удар. Имеретинский, крайне встревоженный, кинулся вниз к нижнему, т. е. переднему окну; все было пусто впереди и нигде не было видно ни тени болида или чего-нибудь подобного.

Третий и четвертый удары сбросили посуду с чайного стола. Пятый заставил зазвенеть верхнее боковое окно, обращенное ко второму аппарату. Что-то ударило в его раму. Тут изобретатель, вернувшийся в верхнюю комнату, увидел странное отверстие в стене вагона "Patria" и сразу понял опасность.

— Негодяи нас обстреливают! — воскликнул он.

В ту же минуту новый выстрел обрушился на вагон. За ним началась настоящая канонада, по-видимому, из нескольких скорострельных орудий.

Второй аппарат оказался снабженным какими-то особенными пушками, приспособленными для стрельбы в безвоздушном пространстве. Экспедиция наткнулась на настоящего корсара эфирного океана. Злоба людская успела завоевать его одновременно с культурой.

Положение было очень серьезным. Борьба между безоружным "Победителем Пространства" и его противником могла иметь только один исход — гибель первого. Имеретинский понял это и не терял времени. Сильным движением повернул он рычаг от зеркала на 90°. Горячие солнечные лучи ярко осветили отражающие листы. Влияние лучевого давления сказалось немедленно — падение "Победителя" стало быстро замедляться.

Нападающие заметили маневр изобретателя и также повернули свое зеркало к Солнцу. Аппараты очень мало удалились друг от друга, и бомбардировка продолжалась. Десятки снарядов ударяли в вагон, и он беспрерывно вздрагивал от толчков. Двойные металлические стенки местами прогнулись; закаленное стекло окна звенело и рама его искривилась.

— Мы не выдержим и двух минут такого огня, — взволнованно сказал Имеретинский. — Достаточно хоть одному снаряду удачно попасть в окно и первое стекло разобьется; следующий удар уничтожит второе стекло, и весь воздух из вагона вылетит в пустоту!..

— Так закройте скорее окно металлическим щитом! — предложил Добровольский.

— Все равно, это не поможет; стенки также долго не выдержат, а зато я лишусь возможности наблюдать за неприятелем. Наше спасение только в бегстве.

С этими словами изобретатель опять повернул рефлектор и поставил его косо к Солнцу.

Враги не успели так же быстро повторить движение, и "Победитель" выиграл несколько десятков сажен. Теперь снаряды ударяли реже, так как стало труднее целиться, но удары нисколько не ослабели, ибо не было воздуха или силы тяготения, которые задерживали бы полет неприятельских ядер.

Однако, через некоторое время аппараты опять сблизились, так как "Patria" направилась наперерез "Победителю". Имеретинский придумал новый маневр: он повернул зеркало и, пройдя перед своими противниками, очутился у них с другой стороны. Неизвестным врагам пришлось открывать орудия с другой стороны и заново пристреливаться.

Гонка продолжалась с переменным успехом.

Путешественники не теряли надежды уйти от неприятеля. Снаряды не раз ударяли в окна, но к счастью, всегда косо, и крепкое стекло не разбивалось от сотрясения. Стенки во многих местах прогнулись и искривились. Зеркало было порядочно изодрано и пробито; это, впрочем, не имело большого значения. Аппараты летели с одинаковой скоростью. Вскоре артиллеристам "Patria" удалось пристреляться, и огонь стал более метким.

Имеретинский вновь повернул зеркало прямо к Солнцу.

— Плохо то, — заметил он своим спутникам, — что мы не можем пустить аппарат полным ходом. Я уверен, что мы бы от них ушли.

— Так за чем же дело стало? — воскликнул Флигенфенгер.

— А вы разве забыли предостережете Штернцеллера: инерция при быстроте 250 килом. в сек. преодолеет силу солнечного тяготения, и мы умчимся в бесконечность. В таком случае мы не только не попадем на Венеру, но и на Землю никогда не вернемся.

— Да, перспектива незавидная: или погибнуть от голода и жажды в холодном мировом пространстве или быть вдребезги расстрелянными этими негодяями.

— Попробуем еще бороться и не будем терять бодрости, — сказал энергичный изобретатель. — Он все время следил за велосиметром, чтобы скорость не стала слишком большой.

Путешественники переживали жуткие минуты; одинокие и беззащитные они чувствовали себя во власти жестокого врага; им, лишенным какой-бы то ни было надежды на помощь и не имевшим никаких средств защиты, оставалось только рассчитывать на быстроту "Победителя Пространства". А снаряды все сыпались, не оставляя живого места на стенках вагона. Наконец наступила неизбежная развязка. Два ядра, одно за другим, ударили в цепи, соединявшие рычаги в вагончике с зеркалом, и разорвали их. Имеретинский, видя, что скорость полета быстро возрастаете хотел повернуть зеркало, но оно больше уже не слушалось его усилий; управление аппаратом стало невозможно!

Страшная истина во всей своей роковой простоте стала перед путешественниками, и они, не обменявшись ни единым словом, поняли друг друга. В безучастном межзвездном эфире разыгралась жестокая драма! Сначала два сверкающих аппарата, как гигантские птицы, неслись друг за другом, горя в солнечных лучах. Один из них, в десятках тяжелых снарядов посылал разрушение и гибель другому!

Произведение величайшего гения, плод чистой и возвышенной науки обратился в орудие истребления. Зависть и злоба еще раз торжествовали. Лишенный руля, "Победитель Пространства", как раненый зверь, со все увеличивающейся скоростью мчался от Солнца, увлекаемый неудержимой силой лучевого давления. "Patria" уже давно пропала в сиянии лучезарного светила и скрылась из вида.

Через несколько часов экспедиция минует орбиту Земли. Продолжая свой полет со скоростью четверти тысячи килом. в сек., аппарат промчится мимо Марса; затем промелькнет рой малых планет и гигант Юпитер; через 61 день останется позади таинственный Сатурн, а там останутся уже только последние члены планетной семьи, далекие Уран и Нептун! Через 7 долгих месяцев пролетят путешественники и их пределы и погрузятся в мрак бесконечной межзвездной бездны…

Там, в этом однообразном эфирном океане, где подобно песчинкам рассеяны огненные солнца, разыгрывается последний акт драмы. Там — смерть.