Книга: Трест Д.Е. История гибели Европы
Назад: Первый завтрак мистера Твайвта
Дальше: Корень зла, или этнографическая любознательность принца монакского

Другие события того же исторического дня

 

В то же утро такие же письма с печатью «Треста Д. Е.» и за подписью Енса Боота получили два других члена правления: мистеры Джебс и Хардайль.
Мистер Джебс вкушал свой первый завтрак, точнее яичницу с ветчиной (он не был вегетарианцем).
Мистер Хардайль, отстранив поднос с кофе, пил содовую воду (накануне он пил коктейли в чрезмерно большом количестве).
Прочитав письма, они одобрили исполнительность Енса Боота.
Мистер Джебс от удовольствия зажмурился и погрыз толстейшую сигару, забыв даже закурить ее.
Мистер Хардайль письмом пощекотал лежавшую у его ног миловидную яваночку.
Мистер Джебс находился в Питтсбурге, а мистер Хардайль — в Бостоне.

 

Они закончили первый завтрак. Ванна, которую в это время принимала Европа, скорей может быть названа вечерней. В Берлине пыльные часы на вокзале Фридрихштрассе показы вали 5 часов 58 минут. Под часами стояла седая простоволосая женщина и выкрикивала: «Бе–уер!» Никто не покупал газеты, в которой сообщалось об юбилее Лиги наций, о шестнадцати войнах и о замшевых бриджах Габриеля д'Аннунцио. Женщина кричала все тише и тише, на конец она вовсе замолкла. Тогда к ней подбежал элегантный юноша в оранжевых перчатках с помпонами и, вырвав из ее рук газетный лист, протянул взамен мелкую стотысячную марку. Женщина не взяла ее, да и не могла взять, так как в 5 часов 59 минут она умерла, обнаружив при этом редкую выдержку. Но, вместо того чтобы преклониться перед образом женщины, сумевшей стоя умереть, юноша спеша распластал газету и замер над отделом:
Биржа
10 апреля 11 апреля.
Доллар….. 60 800 000 54 000 000.
Франк фр. 3 210 000 2 970 000.
Талер………. 89 000 81 000.
Рубль………. 450 415.

 

— Бог ты мой! — простонал он и опустился на мостовую.
Из его застекленного моноклем правого глаза, голубого, как небо юга, потекла широкая струя слез на пыльный тротуар загаженного полуразрушенного Берлина, — Бог ты мой! проворчал городской врач, тщетно пытаясь найти несуществующий пульс молчаливой продавщицы. — Ни углеводов, ни жиров, ни белка — сто восьмой случай за сегодняшний день.
— Бог ты мой! — пролепетала подруга юноши, фрейлейн Мицци. — Сегодня «черная среда». Девяносто четыре разорились, шесть покончили самоубийством, а Отто разбил монокль.
Все это было в порядке вещей. Не только в Берлине, но и во всей Европе не происходило ничего любопытного. В Бергене (5 ч. 18 м.) рыбак Христенс, сняв обувь, выносил на берег склизкую камбалу. Американка наставила на него кодак и улыбнулась. Камбалу, впрочем, никто не купил.
В Париже (5 ч. 07 м.) закрывались банки. Мосье Виоль вышел из «Лионского кредита», помахал тросточкой, оправил кончик платочка в верхнем карманчике и стал ждать автобуса. Когда он садился, у него украли платочек. Мосье Виоль выругал правительство и потерял аппетит.
В Генуе (5 ч. 47 м.) причалил пароход «Цезарь». Девка Пирета показала матросу–американцу на свою юбку и на кошелек. Матрос понял и пошел с ней за угол. Пирета боялась малярии и носила от заразы на шее ожерелье из чесночных луковиц. Матросу не понравился запах, и он ничего не заплатил.
В Козлове (7 ч. 42 м.) в комиссариате Ваня Глобов допрашивал воришку, стащившего у заезжего директора «Лесного треста» черепаховую лорнетку. Глобову было скучно. Воришка каялся, а милицейский, ругаясь, время от времени прикладывался к его заду казенным сапогом. За стеной дочь комиссара разучивала революционные мелодии. Глобов вынул из кармана фотографии Сони Зайкиной и Карла Маркса. Соня ему изменила. Маркс давно умер. Ваня зевнул и лег на диван.
Так жила в этот роковой час дряхлая Европа. Еще кого–то чествовали в Лиссабоне и расстреливали в Будапеште. Там, где не было ни речей, ни выстрелов, слышались: храп, тиканье часов, пьяная икота и урчание голодных желудков. По–обычному шумели моря — южные, со спрутами и причудливыми раковинами, западные, с профессорски важными омарами, и северные, кишевшие серебром сельдей.
В горах, там, где покоилась пята ленивицы, стоял, как всегда, столб. По предписанию местного исполкома его покрасили заново, и надпись предупредительно сообщала:

 

ЕВРОПА АЗИЯ

 

На столбе сидел воробей.
Абсолютно никто не думал ни о столбе, ни о морях, ни о судьбах Европы. Только далеко, в ином полушарии, где часы показывали 9 часов 30 минут, где было утро и шла работа, директор тайного «Треста Д. Е.», Енс Боот, склонившись над картой Европы, давал решительные директивы восемнадцати тысячам шестистам семидесяти агентам треста, находившимся во всех странах Европы.

 

 

 

Назад: Первый завтрак мистера Твайвта
Дальше: Корень зла, или этнографическая любознательность принца монакского