35. Бис
Интерн в отделении «Скорой помощи» выглядел очень молодо, гораздо моложе Кристины. Его темные волосы, черты лица и смуглая кожа наводили на мысль о восточном происхождении. Индус? Пакистанец? Да какая, к черту, разница… Похоже, ему тоже требуется отдых, а может, и лечение. Интересно, сколько часов бедняга не спал?
— Итак, — сказал он, бросив на пациентку короткий взгляд. — Вы сказали медсестре, что ночью у вас был сердечный приступ. — Он заглянул в карточку. — Судя по описанным вами симптомам, я склонен считать это обычной тахикардией.
— Я солгала, — заявила журналистка.
В глазах смуглого парня промелькнула тень удивления. Всего лишь тень — он явно не был новичком.
— В чем именно? — уточнил он невозмутимо.
— Это… деликатная тема…
Медик откинулся на спинку стула и поправил ручку в кармашке халата, изображая непринужденную расслабленность, хотя к дверям кабинета сидела длиннющая очередь:
— Рассказывайте…
— У меня был… сегодня ночью у меня был секс… незащищенный, — стала объяснять женщина. — Я выпила и…
— Наркотики?
— Да… — Штайнмайер изобразила лицом стыд за содеянное.
— Какие?
— Не имеет значения. Я здесь по другой причине. Из-за… возможного заражения.
— Понимаю. Хотите сдать анализ?
Пациентка кивнула.
— Я бы предложил тест ИФА — через три недели, раньше его делать бессмысленно, — пустился в объяснения интерн. — Второй — контрольный — тест делается через шесть недель. А сейчас мне нужно задать вам… э-э… ряд вопросов… Решить, какую схему лечения выбрать: стандартную постэкспозиционную профилактику или высокоактивную противоретровирусную мультитерапию, чтобы попытаться остановить инфекцию. Понимаете, о чем я?
— Думаю, да.
— Тогда начнем. Какой контакт имел место: оральный, вагинальный или анальный?
— Вагинальный.
— Анального точно не было? — переспросил врач.
— Нет.
— Что можете сказать о партнере? Вы хорошо его знаете?
— Совсем не знаю. Это был… незнакомец, понимаете? — ответила Кристина, покраснев от стыда.
— Как вы встретились?
— В баре… за два часа до секса.
На долю секунды у женщины появилось неприятное чувство, что собеседник ее осуждает.
— Извините за настойчивость, но я вынужден уточнить: знакомство произошло в баре, и вы подозреваете, что он мог быть ВИЧ-инфицирован? Как по-вашему, этот человек входит в группу риска? — спросил медик.
— Он занимался со мною сексом без презерватива, — сухо отрезала пациентка. — Мы не были знакомы, так что ответ на ваш вопрос: весьма возможно…
«Не занимался сексом, а насиловал!» — задохнулся от возмущения ее внутренний голос. Она вспомнила, как тот человек прошептал ей в ухо: «Я ВИЧ-ПОЛОЖИТЕЛЬНЫЙ», — и внутренне содрогнулась. Молодой интерн стал пунцовым от неловкости, нахмурился и взял рецептурный бланк.
— Я выпишу вам несколько антиретровирусных препаратов — их нужно будет принимать в течение четырех недель. Потом вы сделаете перерыв на три недели и сдадите тест. У вас есть лечащий врач?
— Да, но…
— Послушайте, мадемуазель, меня не волнует частная жизнь моих пациентов, так что просто выполните предписания, договорились?
Штайнмайер кивнула.
— Все препараты принимаются во время еды, — стал рассказывать интерн. — Обязательно соблюдайте часы приема и дозу. Возможны побочные эффекты — диарея, тошнота, головокружение, — но лечение прерывать нельзя. Ни в коем случае… Через несколько дней неприятные симптомы исчезнут.
— Я поняла.
— Если пропустите прием…
— Не пропущу.
— …если пропустите, — продолжил он, — дождитесь следующего и не удваивайте дозу.
«Он наверняка считает меня совершенно безответственной или законченной идиоткой, — подумала Кристина. — Тетка моего возраста ложится в постель с незнакомцем из бара, трахается без резинки… И кто она после этого?»
— Если через полчаса случится рвота, снова примите таблетку, — говорил тем временем врач. — Я назначу вам серию анализов крови, чтобы выявить возможные осложнения.
Он поднял глаза, и журналистка прочла в его взгляде смущение и строгость.
— Имейте в виду: лечение не защитит вас от нового заражения. Ни вас, ни… вашего… э-э-э… очередного партнера… понимаете?
Все ясно. Он решил, что она нимфоманка. Однако внезапно выражение лица доктора смягчилось:
— Знаете, есть большая вероятность, что вы не заразились, так что прием лекарств — обычная мера предосторожности. Но даже если — не приведи господь! — ваши опасения подтвердятся, лучше пройти четырехнедельный курс, чем потом лечиться всю оставшуюся жизнь.
Они оба знали, что лекарственная терапия — не страховой полис и ничего не гарантирует, но Кристина кивнула в знак того, что поняла.
«ОТПОР». Название было написано над дверью. «Р» в форме автомата. Миленько… Она толкнула застекленную дверь, и вместо полицейской сирены, привычной для улиц Чикаго или Рио, раздалось вполне дружелюбное звяканье колокольчика.
Штайнмайер вошла и увидела запертые на ключ витрины, прилавки и стеллажи под армированным стеклом, заполненные лучшими образчиками смертоносного оружия, которое человек изобретал с начала времен. Огнестрельное: охотничьи и помповые ружья, пистолеты и револьверы категории Б — вороненая полированная сталь, мужественная и энергичная. Дробовики, пневматическое оружие, шариковые пистолеты… Любые калибры. Оптика: приборы ночного видения, прицелы… Холодное оружие: кинжалы, метательные ножи, мачете, катаны, томагавки, топоры, «звездочки» ниндзя — сверкающие, прекрасные, тонкие, резные, почти произведения искусства… Подарочные варианты: мягкие игрушки, аптечки первой помощи и ручки для самозащиты… А еще арбалеты, рогатки, пращи, нунчаки, сарбаканы, дубинки… Даже фляги для энергетических напитков имели воинственные названия: «Монстр», «Гризли», «Темный лес», «Акула», «Калашников»… Большая часть товара — в свободной продаже. Сумасшедший дом…
Высокий бородатый толстяк был в той же бейсболке, что в прошлый раз. «Можно подумать, мы в каком-нибудь маленьком городке на Среднем Западе или на стенде Национальной стрелковой ассоциации. Этот тип — ходячий штамп, олицетворенная банальщина».
— Я могу вам помочь? — спросил мужчина по-мальчишески ломким голосом.
Запах пота все так же окружал его на манер газовой туманности, и Кристина невольно поморщилась.
— Очень на это надеюсь, — ответила она.
Продавец несколько секунд изучал лицо посетительницы, а потом задал следующий вопрос:
— Не чувствуете себя в безопасности, так? Всем нам нужно больше безопасности, — заявил он веским тоном. — Все мы жаждем жить в мире, где негодяев и преступников наказывают по закону, а полицейские защищают честных людей. Всем нам нужны покой и порядок. Увы, мир устроен иначе… Никто нас по-настоящему не защищает. Никто не помогает. Никто не заботится.
«Уж не имеет ли он в виду “я”, когда говорит “мы”?» — спросила себя журналистка.
— Значит, человек должен все делать сам, — продолжал между тем продавец. — Взять судьбу в собственные руки. Особенно если ты женщина в мире мужчин…
— Именно так, — поддакнула покупательница, подумав, что этот шут гороховый невольно изрек истину.
Собеседник послал ей многозначительный взгляд, словно хотел сказать: «Я сразу просек, дамочка, что мы найдем общий язык».
— Вы попали в нужное место, — горделиво заявил он.
— Да я уж вижу. — Кристина решила подольститься к нему. — А вот скажите: всем этим оружием можно торговать по закону?
— Да кладем мы с прибором на закон! — Продавец улыбнулся, извиняясь за грубое словцо, и женщина едва не хихикнула: ротик у мужика был крошечный и толстогубый, совсем как у карпа! — Где он, этот закон, когда мы в нем нуждаемся, а? Не беспокойтесь, все, что я вам покажу, можно на законных основаниях продавать «лицам после восемнадцати». Вам ведь уже исполнилось восемнадцать?
Надо же, у него и чувство юмора имеется… Толстяк подвел журналистку к витрине с огромными автоматическими пистолетами — в фильмах Джона By и Тарантино такими пользуются наемные убийцы.
— Стартовые и газовые, — пояснил он. — Убить из таких нельзя, но внешний вид впечатляет, согласны?
Сильнее всего такие игрушки впечатляют ювелиров и мелких торговцев, когда их приходит грабить мелкая шелупонь, подумалось Кристине.
— Интересно, но мне нужно не это, — сказала она и протянула продавцу листок бумаги. — Вот список.
— Что же вы сразу не сказали… — разочарованно прогундел тот. — Идемте.
Десять минут спустя мадемуазель Штайнмайер покинула магазин, приобретя слезоточивую гранату «Мейс», электрошокер на 500 000 вольт со встроенным LED-фонариком и телескопическую дубинку «Пиранья» из нержавейки длиной 53 сантиметра с рукояткой из неопрена. Все это «богатство» толстяк уложил в спортивную черную сумку. Кристина зашла в бар выпить кофе, а потом спустилась в метро и поехала в сторону дома, чтобы зайти в москательный магазинчик и купить широкий скотч и каттер.
На выходе ожил ее мобильный. Это был Жеральд.
— Она дома, — сообщил он кратко. — Одна.
Кристина едва не расхохоталась, увидев его у выхода со станции Рейнери: бесформенная толстовка с капюшоном, широкие черные штаны-багги с мотней и кроссовки «Пума» с леопардовым принтом — все шмотки размера на четыре больше необходимого. На голове у Жеральда была кепка «Снопбэк» с плоским красным козырьком, а довершали картину темные очки. Брюки его закручивались и сползали вниз, так что их края промокли от снега. Он напоминал карикатуру на рэпера из мультсериала «Южный парк».
— Откуда у тебя эти тряпки? — с ужасом спросила женщина.
— Йо, — ответил ее друг.
— Тебя выпотрошат, чтобы завладеть таким «богатством»!
— Не боись, мамашка, ты тоже отпадно выглядишь.
Штайнмайер подумала, что из-за нелепого прикида в Жеральде мгновенно вычислят чужака, и встревоженно оглянулась на дома за эспланадой и маленьким прудом. Снегопад прекратился, но от земли поднимался влажный ледяной туман.
— Кажется, те типы меня заметили. Наверное, принимают за легавого «под прикрытием», — сообщил ей Ларше. — Я настороже…
Женщина искоса взглянула на него и улыбнулась:
— Ни один полицейский не додумался бы до подобного маскарада… Она все еще одна?
Жеральд кивком указал на один из домов, рядом с которым мелькали те же подозрительные тени, что и в прошлый ее визит в Рейнери.
— Да, с малышом.
— Хорошо. Спасибо тебе, возвращайся домой.
— А ты что будешь делать?
— Езжай… если рискнешь спуститься в метро в таком виде… Здесь все равно опасней — могут раздеть до трусов.
Лицо мужчины сделалось обиженным.
— Ни за что! — с вызовом бросил он. — Я с тобой.
Кристина резко остановилась:
— Слушай меня очень внимательно, Жеральд, и не перебивай, прошу тебя. Знаешь, на кого мы оба сейчас похожи? На двух кретинов! Нас раскроют через тридцать секунд, а нападут еще быстрее. Ты в зеркало смотрелся? Даже в костюме и при галстуке ты выглядел бы незаметней!
— Ладно, но что ты будешь делать?
— Не волнуйся, у меня есть план.
— План? О каком плане ты говоришь? Кроме переодевания…
— Спасибо тебе большое — за все, за поддержку и помощь, но сейчас ты отправишься домой, и это не обсуждается!
— He-а, я остаюсь здесь. — Мужчина прислонился к дереву, оттянул рукав и посмотрел на часы. — Жду пятнадцать минут, потом иду за тобой.
Нервы журналистки были на пределе, и ситуация была слишком опасной, но желание Ларше доказать свою мужественность вызвало у нее невольную улыбку.
— Ладно, — сдалась она. — Сойдемся на двадцати минутах.
Ее собеседник нахмурился:
— Не уверен, что продержусь так долго…
Кристина вгляделась в сгущающийся туман.
— Я тоже не уверена. Тебя могут принять за члена другой банды, с которой они враждуют… Однако будем надеяться на лучшее. — Женщина улыбнулась и решительно направилась в сторону домов.
Она попыталась подбодрить Жеральда, но на душе у нее было неспокойно: их, конечно же, давно заметили и не выпускают из поля зрения.
Кристина шла, сунув руки в карманы и крепко сжимая в руке брелок-баллончик с перцовым газом и электрошокер. Она прекрасно понимала, что, если ее возьмут в кольцо, это не поможет. В висевшей у нее на плече сумке лежали скотч, каттер и дубинка. Трудно даже представить, что будет, если «враги» решат заглянуть внутрь.
До подъезда, как это ни странно, она добралась без помех. Мальчишек, которые в прошлый раз возились с машиной, не было. Ветер разогнал облака, а снег начал подтаивать. В холле никого не оказалось, и мадемуазель Штайнмайер прошмыгнула к лифтам. В ушах у нее зашумело — то ли кто-то врубил на полную мощность стереосистему, то ли кровь побежала быстрее. Да нет, все дело в адреналине…
Двери кабины закрылись, и Кристина достала свой арсенал. Вставила в дубинку две батарейки, повесила ее на запястье и сняла с предохранителя. Продавец советовал использовать не спрей, а гель («… если ветер поменяется, есть риск надышаться…»), но журналистка все-таки выбрала спрей: он требовал меньшей точности, да и использоваться будет не на улице, а в помещении. На всякий случай она обмотала вокруг шеи шарф, чтобы при необходимости закрыть лицо. Теперь все зависит от точности исполнения и скорости движений: женщина раз десять репетировала перед зеркалом порядок действий, но не могла быть уверена, что готова. Подобные трюки классно смотрятся только в фильмах. Кристина сглотнула слюну и сжала в кулаках свое «оружие», стараясь справиться с дурнотой. Лифт остановился, она сделала глубокий вдох и пошла по коридору.
Звук работающих телевизоров. Граффити…
Квартира 19 Б. «Возьми себя в руки, дыши ровно…» Из-за двери неслась музыка. Как тогда… Сердце работало на ста шестидесяти оборотах. Бух-бух-бух… Штайнмайер позвонила и вскоре услышала шаги и поняла, что ее разглядывают в глазок. Дыши…
Дверь распахнулась.
— Какого черта ты сюда приперлась?! — Корделия смотрела на гостью с высоты своих метра восьмидесяти. На этот раз она была одета — в майку и легинсы. С ее лица еще не сошли следы побоев: синяки всех оттенков, от горчичножелтого до черного, лопнувшие сосуды в глазах, нос картошкой… «Интересно, кто над нею “поработал”? — подумала Кристина. — Сообщник? Дружок? За деньги или “за идею”?»
— Ты оглохла? — переспросила стажерка.
Гостья откинула капюшон. Ее обведенные черным карандашом глаза, губы, жирно накрашенные черной помадой, и по-клоунски набеленное лицо произвели впечатление на хозяйку. То ли гот, то ли чокнутая идиотка. А может, она нарядилась для Хэллоуина…
— Черт, не знаю, во что ты играешь, но… — В голосе Корделии звучали злость и страх. — Если он узнает, что ты сюда заявилась…
Рука резко поднимается, и струя спрея летит ей в глаза. «Гадина-а-а-а-а!» — кричит дылда. Она отшатывается и едва не падает. Складывается пополам. Закрывает лицо ладонями и надсадно кашляет. Кристина закрывает половину лица шарфом, толкает девицу ладонью внутрь квартиры, входит за ней и захлопывает дверь. Корделия судорожно трет веки, из глаз у нее текут слезы, она захлебывается кашлем, а Кристина тыкает электрошокером ей между лопатками на уровне шеи. Майка у стажерки такая тонкая, что ее противница чувствует позвонки. Удар в пятьсот тысяч вольт: потрескивание, голубой свет электрической дуги… Тело Коринны Делии сотрясает дрожь, ноги у нее подкашиваются, и она падает, как марионетка, у которой обрезали ниточки. Еще пять секунд — и дело сделано. Конец игры. Девушка валяется на полу — она в сознании, но совершенно дезориентирована и не способна подняться. Электрический разряд мгновенно купировал связь между ее мозгом и мышцами.
Кристина ставит сумку на пол и открывает молнию. «Ну что, каково это — превратиться из палача в жертву? Странное чувство, да? Вряд ли тебе понравилось. Подожди, то ли еще будет…»
Мумия. Широкий металлизированный скотч обмотан вокруг лодыжек и икр, груди и рук.
«Мумия» лежит на полу. На боку. В позе эмбриона. Руки образуют букву L, запястья и ладони склеены вместе. Видны только колени, локти, ключицы — и верхняя часть головы. Шея, подбородок и рот тоже скрыты под несколькими слоями клейкой ленты, поэтому дышит жертва довольно шумно.
Глаза ее мечут искры, в них застыли злоба и изумление. Корделия мычит, дергается, извивается, как червяк на крючке. Кристина сидит в метре от нее, на журнальном столике, и наблюдает, похлопывая дубинкой по ладони.
— Ну как, не слишком больно было? — спрашивает она. В инструкции сказано, что эта штука не оставляет ни следов, ни физических травм. Вруны.
— Гггрррмммхх… — пытается ответить связанная.
— Заткнись.
Конец дубинки касается обнаженного места на спине Корделии, рядом с ожогами от электрошокера. Стажерка вздрагивает.
— Это не планировалось, — равнодушным тоном сообщает ей мадемуазель Штайнмайер.
— Гггрррммммхх…
— Заткнись!
— Ддда… пппош… ла… ттты… ввв…
Кристина вздыхает и смотрит на одну из коленных чашечек своей жертвы. Выпуклая треугольная косточка под тонкой бледной кожей. Ей не по себе, она колеблется, и на секунду у нее в голове мелькает мысль: «Остановись — сейчас, сию же минуту, пока не поздно!» Она, конечно, представляла, как все будет, но одно дело — воображать, и совсем другое — совершать реальные действия. Руки вдруг задрожали, а ноги стали ватными, так что пришлось напрячься, чтобы не выдать слабину. Штайнмайер прицелилась и ударила: дубинка с легким шумом рассекла воздух. Кость отозвалась странным, похожим на всхлип звуком. Стажерка выпучила глаза и закричала, но скотч превратил ее вопль в сдавленное ржание. По щекам Корделии текли слезы, а глаза девушки теперь выражали страдание и ненависть. Кристина испугалась, что раздробила дылде колено, и дала ей время отдышаться.
— Я сейчас сниму скотч. Если начнешь звать на помощь, закричишь — даже голос повысишь, я выбью тебе все зубы рукояткой дубинки, — ледяным тоном сообщила она… и не узнала собственный голос: жесткий, металлический… «Другая» мадемуазель Штайнмайер вытесняла прежнюю. «Она ведь тебе нравится, разве нет? Себе ты можешь в этом признаться. Частица цивилизованной, благоразумной, полной добрых — и лицемерных! — чувств Кристины осуждает твое поведение, но ты не можешь не думать, как сладко вершить правосудие собственными руками. Отвечать ударом на удар. Как в Ветхом Завете. Признайся — тебе нравится новая Кристина».
Корделия наконец осознала, что расклад изменился, и энергично закивала. Ее противница наклонилась к ней и сорвала ленту с ее губ. Стажерка поморщилась от боли, но не издала ни звука.
— Спорим, ты такого не ожидала, а? Не думала, что Кристина-идеальная-жертва, Кристина-удобнейшая-мишень, бедная-несчастная-Кристина превратится в опасную-психопатку-Кристину? — усмехнулась ее коллега. — Видишь, я теперь даже разговариваю иначе. То, что вам удалось сотворить со мною за несколько дней, воистину достойно восхищения…
Стажерка не вымолвила ни слова. Она смотрела снизу вверх и лихорадочно пыталась оценить свои шансы.
— Главный вопрос, — вкрадчивым тоном продолжила Штайнмайер, — заключается в следующем: что скрывается за этим самым «вы».
Бывшая сотрудница не спускала с нее глаз — и ничего не говорила.
— Это был вопрос… Ты что, не уловила интонацию? — поинтересовалась Кристина.
Ответа по-прежнему не было.
— Корделия… — угрожающе начала женщина, поднимая дубинку.
— Не спрашивай меня об этом. Пожалуйста! — подала наконец голос ее противница.
— Ты не в том положении, чтобы отказываться.
— Можешь снова ударить, я все равно ничего не скажу…
— Мне придется причинить тебе боль…
— Зря потратишь время.
— Я так не думаю. Да и времени у меня теперь предостаточно…
Тон Кристины был ледяным, голос звучал все спокойней, и в глазах замотанной скотчем девицы заплескалась паника. Она была почти уверена, что Кристина рехнулась.
— Умоляю, остановись… Он на все способен… Я знаю, что он за мною следит… — забормотала стажерка. — Сматывайся, пока не поздно… Ты сама не понимаешь, что творишь. Не знаешь, с кем имеешь дело, и не представляешь, насколько он опасен.
Штайнмайер сокрушенно вздохнула:
— Я не о том спрашивала, Корделия. Кто? Больше я ничего не хочу знать.
— Уходи. Уходи, пока не поздно… Я ничего не расскажу о случившемся, обещаю.
Кристина не шевельнулась, и стажерка повторила:
— Ты даже вообразить не можешь, на что он способен…
Вооруженная дубинкой женщина вздохнула и снова заклеила своей жертве рот, прижав скотч как можно плотнее. Глаза стажерки округлились.
Мадемуазель Штайнмайер посмотрела на ее костлявое плечо, выступающее из-под рукава футболки, примерилась, подняла дубинку и нанесла удар по ключице. Кость хрустнула, и лицо Корделии исказила немыслимая боль, а из-под ресниц ручьем полились слезы.
Кристина подумала, что девушка могла потерять сознание, и освободила ей рот:
— Уверена, что ничего не хочешь сказать?
— Иди на хрен…
Склонившаяся над стажеркой женщина задумалась. Да, она стала другим человеком — но не палачом же! Можно ли квалифицировать ее действия как «незаконное лишение свободы и пытки» — с точки зрения правосудия? Безусловно. «В конечном итоге, — подумала она, — каждый руководствуется собственными принципами и моралью. У каждого свои правила…» Настоящая пытка — вовсе не то, что происходит сейчас, худшее может начаться потом…
— Уходи, — молящим тоном произнесла Коринна Делия. — Он причинит тебе зло. И мне тоже.
— Похоже, что мне он его уже причинил… — с горькой усмешкой ответила Кристина и вернула скотч на место. Однако сомнение и страх уже просочились в душу. Ее жертва выглядела по-настоящему испуганной. Что за человек способен наводить подобный ужас?
Нужно действовать. И способ добиться результата есть. Омерзительный, тошнотворный, но есть.
Штайнмайер достала из сумки каттер и перехватила обезумевший взгляд стажерки:
— Антон спит?
В глазах девушки плескалась свирепая ярость.
— Хочешь, чтобы я занялась твоим малышом? — Кристина снова сняла скотч с ее рта.
— Убью тебя, сука, если с его головы упадет хоть волосок! — прошипела Корделия. — Ты этого не сделаешь… Ты блефуешь, играешь в игры. Ты не из тех, кто способен на подобное.
— Была не способна. Раньше была… До того как…
— Ты не сможешь… — Голос девушки дрогнул.
— Неужели? Тогда смотри: вот что вы со мной сделали.
Журналистка встала и пошла в соседнюю комнату. Толкнув приоткрытую дверь, она почувствовала, как ее ноги наливаются свинцом. Ребенок мирно спал в коляске, над которой висели погремушка и подвеска с месяцем и планетами. Кристина подошла ближе: ее рука с ножом задергалась, как у больного паркинсонадой, а в висках застучала кровь. Корделия не ошиблась — это был блеф чистой воды, хотя… Женщина протянула руку… Ч-ч-ч-ерт!.. И тихонько ущипнула малыша за пухлую розовую ладошку. Антон открыл глаза и заплакал, Штайнмайер повторила попытку, и он заорал во все горло.
— Вернись! — крикнула молодая мать. — Умоляю тебя! Я все скажу!!!
Она зарыдала.
Не поддавайся. Сконцентрируйся на своем гневе.
Кристина вернулась в гостиную. Ребенок орал как резаный. Корделия посмотрела на нее глазами больной собаки и заговорила, захлебываясь словами:
— Имени я не знаю… Этот тип сам вышел на нас с Маркусом и предложил денег. Сначала речь шла только о звонке на радио, о письме — он точно объяснил, что и как делать… А потом захотел, чтобы мы тебя напугали, чтобы…
По лицу стажерки ручьем текли слезы.
— Чтобы… твоему псу сломали лапу… Я была против… — всхлипывала она. — Но не отступать же, когда столько бабок на кону… Много, очень много денег. Мне правда жаль, я не знала, что все зайдет так далеко, клянусь, что не знала!
— Кто такой Маркус?
— Мой друг.
— Это он меня изнасиловал? Он убил мою собаку?
Корделия оторопела:
— Что?.. Он должен был… должен был только… накачать тебя наркотиками!
Она качала головой, как боксер в состоянии «грогги».
— Что за человек ваш «заказчик»? — задала Штайнмайер следующий вопрос.
— Да не знаю я! Ничего не знаю, жизнью клянусь!!!
— Как он выглядит?
Стажерка посмотрела через плечо Кристины:
— Компьютер… Там есть фотография… Он садится в машину. Маркус щелкнул его — незаметно, на всякий случай — после первой встречи… Файл называется…
Штайнмайер обернулась. На журнальном столике стоял ноутбук, открытый и включенный. Она встала и вдруг почувствовала, что не так уж и жаждет узнать правду. Чье лицо посмотрит на нее с экрана? Вдруг это окажется кто-нибудь из знакомых?
— На рабочем столе иконка, — сказала ей в спину Корделия. — Написано «X»…
Кристина медленно обошла стол и наклонилась к экрану. Взялась за мышку и подвела курсор к иконке. Дважды кликнула дрожащим пальцем по клавише. Папка открылась. Снимки. Штук шесть.
Она узнала его, даже не успев толком разглядеть первый кадр.
Все ее мысли и чувства исчезли.
Лео…
