Вечером 31 декабря Сервас миновал высокие ворота, выходящие на площадь Капитолия, и оказался во дворе Генриха IV. Пробираясь через толпу туристов и праздных гуляк, он думал о том, что галантному, любившему хорошо поесть королю наверняка понравилось бы и украшенное лампочками здание, и веселая праздничная атмосфера. Во времена Революции на постаменте памятника сделали надпись: «При жизни его любил весь народ. Когда его не стало, все скорбели». Полицейский ухмыльнулся. Те, кто переиначивает Историю задним числом, вечно преувеличивают: при жизни Генриха IV люто ненавидели, его портреты сжигали, а самого его сравнивали с антихристом. На монарха покушались не меньше дюжины раз, прежде чем Равальяк забрал-таки его жизнь. Но мифы живучи, и с этим ничего не поделаешь.

Мартен пересек двор, отодвинул застекленную дверь и пошел по коридору направо, где за красивой кованой решеткой находилась массивная деревянная дверь. Наверху крупными золотыми буквами было написано: СЛУЖБА ВЫБОРОВ И АДМИНИСТРАТИВНЫХ ФОРМАЛЬНОСТЕЙ. Его встретила низенькая, плотно сбитая женщина в смешной фиолетовой хламиде, назвавшаяся Сесилью. Она увлекла майора за собой в лабиринт коридоров, толкнула одну из дверей, и Сервас оказался в узкой комнатушке с компьютером. Женщина кивнула на экран:

— Все здесь. Фотографии приема двадцать восьмого декабря две тысячи девятого года. — Она ткнула пальцем в лежащую на столе картонную папку. — Список приглашенных внутри.

— Сколько там снимков? — спросил Мартен.

— Около пятисот.

— Пятисот?! Ничего себе… Я могу сесть?

Хозяйка кабинета бросила озабоченный взгляд на часы:

— Сколько времени вам понадобится?

— Понятия не имею.

Ответ Серваса явно ей не понравился.

— Понимаете… я бы хотела успеть домой до ночи, сегодня все-таки Новый год… — пробормотала Сесиль неуверенно.

На улице давно стемнело, а в комнате горела всего одна лампа.

— Если хотите, я сам все закрою, — предложил ей Мартен.

— И речи быть не может! У вас действительно серьезное дело?

Майор кивнул, глядя ей прямо в глаза.

— И очень срочное? — уточнила его собеседница.

Он сделал строгое выражение лица, и женщина сокрушенно кивнула, колыхнув квадратным торсом на маленьких ножках, обутых в смешные желто-оранжевые кеды.

— Ну что же, делайте, что должны… Хотите кофе?

— Спасибо, хочу — черный и без сахара.

Полчаса спустя энтузиазма у полицейского поубавилось: фотограф безостановочно снимал приглашенных — а их было больше двухсот, — причем в кадр, естественно, попадали и те, кто обслуживал прием. Никто, конечно, не удосужился рассортировать снимки: парочку опубликовали в местной прессе, а остальные просто «забыли» в памяти компьютера.

Некоторые лица встречались часто, другие — всего один раз и вдобавок были размытыми и находились на заднем плане. Если верить списку, присутствовали все сливки «космической тусовки», начиная с двух директоров — Космического центра Тулузы (он был на многих снимках) и Национального центра космических исследований. Среди гостей было много журналистов местной и национальной прессы, мэр, депутат и даже один министр. Сервас без труда нашел на фотографиях Селию Яблонку. Молодая женщина выглядела просто великолепно в вечернем платье с открытой спиной и сделанной в дорогом салоне прической: высокий пучок украшали розовые жемчужинки, а несколько прядей, с искусной небрежностью выпущенные по бокам, красиво обрамляли ее лицо. Мало кто из женщин мог сравниться красотой с Селией, и фотограф, как видно, решил, что камера «любит» это лицо, потому что без конца щелкал именно ее.

Проблема заключалась в том, что Яблонка успела пообщаться со множеством людей.

Вторым углом атаки Мартен выбрал знаменитых «космических ковбоев»: галактическую бой-бэнд. Держа перед собой список и глядя на фотографии на экране, он вычленил из множества лиц тринадцать космонавтов, но не смог соотнести каждое имя с лицом. Широкие улыбки, квадратные челюсти, зоркий взгляд — они просто пышут здоровьем и напоминают калифорнийских сёрферов. Все одеты в одинаковые костюмы — совсем как члены спортивной команды в официальном турне. Запомнив лица, сыщик вернулся к снимкам Селии. Фотограф запечатлел ее разговор с тремя космонавтами, но она могла общаться и с другими, просто это не попало на пленку. Майор определил, что с первым из троих художница разговаривала один раз и очень недолго. Со вторым — несколько дольше, потому что снимков было два. Собеседник художницы явно пытался очаровать ее, и она мило улыбалась в ответ, но не более того. А вот с третьим «ковбоем» она разговаривала трижды, в разных местах, и на последнем снимке их лица находились на очень близком расстоянии друг от друга. Мартен почувствовал, что у него участился пульс. На этой фотографии что-то происходило… Фотограф поймал в объектив расширенные зрачки Селии и выражение напряженного внимания на ее лице. Общение с мужчиной выглядело очень интимным. Это было ясно любому, знакомому с проксемией: физическое расстояние, разделяющее парочку при общении, было слишком маленьким для нейтрального разговора. Не имеет значения, кто сделал первый шаг, в конечном итоге оба выбрали дистанцию на границе двух сфер — личной и интимной, не имеющей ничего общего с социальной сферой.

Сервас сцепил пальцы за затылком и откинулся на спинку стула. Ладно, предположим… Что это доказывает?

Из-за двери появилось лицо толстушки.

— Вы закончили?

Мартен вздрогнул, как застигнутый за списыванием школьник, и снова уткнулся носом в экран:

— Не совсем. Дайте мне еще немного времени…

— Вы не празднуете, майор?

— О чем вы? Ах да, конечно… Что, уже так поздно?

— Семь часов.

— Я и не заметил… Э, Сесиль, можно вас?

— Да?

Сыщик ткнул пальцем в экран:

— Вот это лицо мне знакомо. Вы его знаете?

Женщина с поразительной ловкостью переместилась в узком пространстве, как будто ее вел внутренний радар или сонар, и склонилась над экраном:

— Вы вообще не смотрите телевизор?

— Не люблю «ящик».

На круглом лице служащей появилось выражение изумленного недоверия — она приняла его слова за глупую шутку.

— Это Леонард Фонтен, — сообщила Сесиль полицейскому.

Сервас вздернул бровь.

— Космонавт, — пояснила женщина.

— Ну да, конечно… — Мартен смущенно улыбнулся и записал имя.

— Вы женаты, майор?

— Разведен. Мое сердце свободно.

Его собеседница рассмеялась и снова бросила взгляд на часы:

— Сейчас принесу флешку и перегоню на нее все фотографии. Сможете рассматривать в свое удовольствие. Да, и список возьмите, пригодится. Вряд ли кто-нибудь еще им заинтересуется… А теперь извините, мне нужно все здесь закрыть.

Весь город готовился к празднику, и Сервасу не хотелось возвращаться в дом отдыха. Не испытывал он и желания оказаться в компании незнакомых людей: мужчины будут хлопать его по спине, обсыпать конфетти и швыряться серпантином, женщины потащат танцевать… Но он знал, что в пансионе все выйдет еще хуже. Его никто не любит, так что придется сидеть в уголке, на отшибе — как зачумленному, пока другие будут веселиться и танцевать. Наверняка найдется болван, который обзовет его высокомерной скотиной и начнет настраивать против него остальных — придется набить ему морду, и праздник закончится. Лучше пить одному, чем в плохой компании. Майор купил бутылку шампанского и упаковку пластиковых бокалов, один оставил себе, а остальные выбросил и теперь потягивал вино, пробираясь через толпу. Мимо, в ледяной ночи, спешили пары. Женщины в шубах поверх вечерних платьев бросали на сыщика удивленные взгляды, не понимая, как такой красавчик мог остаться один в новогоднюю ночь и пить шампанское на улице. Мужчины пожимали плечами и тянули спутниц за локоть, радуясь в душе, что им повезло больше.

Сервас как раз устраивался на скамейке в сквере Шарль-де-Голль у подножия башни, когда в кармане у него завибрировал телефон, и он ответил, даже не взглянув на высветившийся номер. Напиться он не успел, зато расслабился, вот и сглупил.

— Где ты, Мартен? — требовательно спросил его звонивший.

Венсан… Сервас улыбнулся.

— Выхожу из мэрии, — сказал он, прикинув, что с момента расставания с круглолицей кудрявой служащей во флуоресцирующих кроссовках и лиловом наряде прошло уже полтора часа.

— Из мэрии? В такое время? Что ты там забыл?

Мартен не ответил — отвлекся на бездомного, «гипнотизировавшего» его бокал. Затем подмигнул и протянул ему шампанское.

— С Новым годом, приятель! — радостно завопил бродяга и одним глотком выпил вино.

— С кем ты? — продолжил допрос Эсперандье.

— Ни с кем… А вы разве не празднуете?

— Я потому и звоню. Шарлен настояла, но я и сам хотел… Приходи, мы позвали друзей, самых близких, они скоро будут, так что присоединяйся.

— Спасибо, это очень любезно с вашей стороны, но…

— Шарлен грозит мне кулаком, лучше поговори с ней сам. Надеюсь, ты согласишься и не проведешь новогоднюю ночь в унылом заведении для депрессивных легавых. Или у тебя свидание, Мартен?

Из трубки доносилась музыка. Одна из любимых рок-групп Венсана? Нет, это точно не рок; какая-то певичка завывает, как кошка, которой наступили на хвост — такое могла выбрать только Меган, десятилетняя дочка лейтенанта.

— Мартен? — послышался в трубке женский голос. Теплый, обволакивающий, как ликер «Айриш Бейлиз».

— Привет, — поздоровался полицейский.

— Как дела?

— Лучше не бывает.

— Почему бы тебе не приехать? Все будут счастливы, особенно твой крестник. — Мадам Эсперандье неожиданно понизила голос. — Приходи. Пожалуйста…

— Шарлен…

— Прошу тебя. В последние месяцы мы редко разговаривали. Потом ты заявился в галерею и… Я хочу тебя видеть, Мартен. Мне это необходимо. Обещаю быть хорошей девочкой… — Она хихикнула.

Сервас понял, что Шарлен успела выпить, прервал разговор и поднес к губам бутылку, но в последний момент передумал, вспомнив лица полицейских-алкашей, населяющих центр реабилитации. Да и вообще, зачем пить, если спиртное только тоску нагоняет? Он медленно поднялся, посмотрел на группу бездомных, сидевших прямо на земле на другом конце аллеи. Тот, кому он отдал пластиковый бокал, отсалютовал ему и улыбнулся. Остальные тоже вежливо закивали, не сводя глаз с едва початой бутылки.

Майор подошел и протянул им шампанское:

— С Новым годом…

Ему ответили аплодисментами и криками «ура».

— Эй, мужик, а закурить не найдется? — Тон молодого парня был провокационно-враждебным, и сыщик понял, что перед ним главный заводила в этой компании. Лицо у него было изможденное, и в глазах сверкала неприкрытая ярость.

Все лицо забияки — брови, нижнюю губу, нос, левую щеку — и уши «украшал» пирсинг в виде шариков и колечек. Сервас достал из кармана пачку, которую всегда носил при себе, хоть и не курил, и протянул ему.

— Ну спасибо, — небрежно бросил тот.

— Да не за что, — ответил Мартен тем же тоном, глядя парню прямо в глаза.

В конце концов, тот первым отвел взгляд, и Сервас пошел к подземной стоянке за машиной.

Въезжая на территорию дома отдыха, он погасил фары, чтобы никто его не заметил и не потянул в круг празднующих, и осторожно закрыл дверцу. Впрочем, опасения оказались напрасными: в здании на полную катушку гремела музыка. Во всех окнах первого этажа горел свет, а за шторами двигались тени.

Снег заглушал звук шагов, но до двери Мартен крался на цыпочках, а холл пересек по стеночке. Грохотала музыка, люди смеялись, аплодировали, что-то выкрикивали. Сыщик поднялся по лестнице, не зажигая света, вошел к себе и плотно закрыл дверь, но басы просачивались даже через стены. Сервас посмотрел на часы. Семь минут до полуночи. Ладно, заснуть все равно не получится, можно заняться делом. Он включил ноутбук, вошел в почту и обнаружил новое сообщение… От некоего [email protected]. Отсылка совершенно очевидна. Данте. «Божественная комедия». «Мог бы придумать что-нибудь пооригинальней, приятель…» — подумал Мартен, но, открыв мейл, почувствовал озноб:

Свет от экрана падал ему на лицо. Сердце бухало в груди. Мартена подстегнули «тыканье», фамильярность тона и повелительная интонация автора письма. Он смотрел на текст и представлял себе властного и нетерпеливого человека — даже тирана. Кого-то, кто знает, но играет с ним, как кошка с мышью. «Почему»? — задумался Сервас. Если этот человек — каким бы он ни был — заинтересован в раскрытии дела (предположим, тут есть что раскрывать!), почему он не выдает всю информацию разом, а затевает интригу? Возможно, он врач, полицейский или адвокат и ограничен правилами профессиональной этики? Но в тоне послания есть что-то еще — да, определенно есть…

Да, конечно… Это он… Он подтолкнул Селию к самоубийству. А теперь бросает ему вызов: «Найди меня, если сумеешь!» У майора пересохло в горле, мысль о том человеке сверлила ему мозг, причиняя боль… Догадка верна или он выдумывает нелепые гипотезы, чтобы разогнать скуку?

У него участилось дыхание. Он встал, подошел к вешалке, сунул руку в карман куртки, достал флешку, которую дала ему Сесиль, вставил ее в разъем и принялся ждать, когда компьютер загрузит все пятьсот снимков. Внезапно музыка внизу зазвучала громче, и Сервас услышал радостные возгласы и аплодисменты. Он посмотрел на часы. Полночь. Новый год… Интересно, вернется ли он к работе до следующего 31 декабря, сумеет окончательно поправиться? Сыщик вспомнил, что выключил мобильный после разговора с Шарлен, подумал о Марго, беззвучно выругался и снова включил телефон. У него оказалось одно голосовое сообщение и эсэмэска… Марго: «С Новым годом, папа. Надеюсь, у тебя все хорошо. Постараюсь заехать на этой неделе. Береги себя, папочка. Я тебя люблю!» На заднем плане слышались музыка и голоса, и Сервас спросил себя, с кем празднует Марго — с матерью или с друзьями. Эсэмэска же была от Шарлен: «С Новым годом, Мартен. Лучше бы ты пришел… надеюсь, ты хоть не скучаешь. До скорого…»

Сервас рассеянно перечитал текст, думая о другом, после чего вернулся за стол и запустил режим просмотра. Лица, лица. Десятки лиц. Космонавты, Селия, директор Космического центра, мэр… Все заняты разговором. Море лиц. Как выбрать, как найти нужного человека? Один из снимков привлек его внимание: Селия Яблонка и этот космонавт, Леонард Фонтен. Стоят рядом. Так близко, что каждый может чувствовать на лице дыхание другого. Зацепка? Призрачная. Сервас набрал фамилию космонавта в «Гугл» и сразу понял, почему сотрудницу мэрии изумило его невежество. Леонард Фонтен был фигурой символической, героем французской космической одиссеи: номер два в списке, первый француз на борту МКС, работал на станции «Мир», летал на «Союзах» и на «Атлантисе» и провел на орбите больше двухсот суток. Рекордсмен среди французов, хотя до Сергея Крикалева ему далеко: если верить статье, тот пробыл в космосе восемьсот три дня! Еще Фонтен был командором ордена Почетного легиона, кавалером ордена «За заслуги» и русского «Ордена Мужества» и имел пять медалей от НАСА: три — «За космический полет» и две — «За исключительные заслуги». Также он состоял в совете Воздушно-космической академии Франции, был членом Американского института аэронавтики и астронавтики; Международной академии астронавтики и Ассоциации исследователей космоса — что бы это ни значило. В его родном городе имелся даже коллеж имени Фонтена… Леонарда Фонтена часто приглашали на телевидение, а статьи о нем, опубликованные в газетах и журналах, и за ночь не прочтешь.

Сервас вспомнил фотографию Международной космической станции, которую отдал Венсану и Самире…

Всякий раз, находя зацепку в деле, майор ощущал выброс в кровь адреналина и пьянящее чувство азарта, но на этот раз радоваться было особо нечему. Леонард Фонтен. Майора раздражало чувство, что он что-то пропустил. Когда Сервас просматривал фотографии, подсознание подало ему сигнал, но он не отреагировал — виноваты были усталость, выпитое шампанское или шум внизу, а может, и все сразу.

Тем не менее в голове сыщика гвоздем сидела мысль: он что-то увидел. Но что? В какой момент? Не пересматривать же заново все пятьсот снимков!

Он сделал это — и не один раз, а два. Музыка смолкла. Обитатели дома пошли спать. В час двадцать три Сервас наконец вспомнил деталь, которая привлекла его внимание. Отражение. В зеркале… В большом зеркале над буфетом, рядом с которым стояли несколько человек. В том числе и Селия Яблонка.

Она разговаривала с мужчиной. Вернее, мужчина говорил, а она слушала. Он что-то шептал ей на ухо, а она сияла улыбкой. Что-нибудь вроде: «Это был твой вечер, да, девочка? Ты одержала сразу две победы…» Итак, мужчина. Около тридцати, короткая стрижка. Пальто, серый пиджак, голубая рубашка. Очки… На космонавта не похож, но хорош собой. Интеллектуал, ученый. Кто же ты? Незнакомец держал в загорелой руке стакан с зеленым напитком. Кайпиринья.