Она трясла Макса, пока бродяга не открыл глаза. Он с подозрением взглянул на окружающий мир и явно изумился, узнав ее:

— Кристина, что вы здесь делаете? Который сейчас час?

Он лежал, закопавшись в коробки и натянув на голову одеяло на манер шерстяного бедуинского плаща. Журналистка посмотрела на тротуар и чуть не подпрыгнула: стаканчик стоял справа…

— Вам пора размяться, — сказала она, выдохнув облачко пара. — Жду вас у себя. Через пять минут. Угощу горячим кофе.

Макс явно удивился, но женщина ничего не стала объяснять. Она перешла на другую сторону дороги и поднялась в свою квартиру. Через три минуты раздался звонок в дверь.

— Ужасно выглядите… Ну и холодрыга! — поежился стоящий на пороге бездомный. — Я бы съел тарелку супа.

Он направился в гостиную — «Как к себе домой!» — раздраженно подумала хозяйка, — а Макс устроился на диване, даже не сняв замызганное пальто. Из одного его кармана торчала грязная тряпка — возможно, носовой платок, из другого — книга с загнутыми уголками. Кристина прочла фамилию автора — Толстой.

— Вы заснули, — сказала она. — И пропустили того, кто приходил.

Бывший учитель явно удивился и поскреб ногтями седеющую бороду — возможно, хотел унять зуд.

— По ночам я сплю, как и все люди, — заметил он. — Хотите иметь круглосуточную защиту — обратитесь в охранное агентство.

На секунду Штайнмайер захотелось выставить наглеца за дверь.

— Почему вы поставили стаканчик справа? — спросила она, сдержавшись.

Бездомный покачал головой и нахмурился. Вид у него был озабоченный. Он задумчиво пожевал пластиковую мешалку для кофе и объяснил:

— Один тип несколько раз прошел мимо меня, постоял минут пять — смотрел на ваш дом, потом вошел… Судя по всему, он знал код.

— Возможно, это был один из жильцов?

— Нет. — Тон бродяги стал категоричным. — Я знаю в лицо всех, кто обитает на нашей улице. Но не его. Это был он. Тот парень, которого вы ищете.

Кристина помертвела:

— Почему вы так уверены?

Гость посмотрел ей прямо в глаза, не переставая грызть палочку:

— Вы были правы: у вас проблемы — и очень серьезные. Я не знаю, кто этот тип, но он… Настоящий бандит. Жестокий и злой.

— С чего вы взяли?

— Я схватил его за штанину и попросил денежку, хотя точно знал: он не из тех, кто подает. Вообще-то я всегда точно знаю, кто кинет монетку, а кто пройдет мимо, да еще и обругает. Я просто решил выяснить, с кем мы имеем дело, что это за человек… Ну так вот… он остановился и посмотрел на меня…

Макс наконец вынул ложечку изо рта и продолжил:

— Видели бы вы этот взгляд… Он наклонился и ухватил меня за воротник. Сказал: «Тронешь меня еще раз, и я отрежу тебе все десять пальцев — один за другим — в темном месте ржавыми ножницами, а рот заткну, так что воплей твоих никто не услышит». И знаете что? Он не блефовал. Я видел его глаза совсем близко. Ах да, еще одно: он бы сделал это с наслаждением. По улицам ходит много жестоких людей, и я с ними сталкивался. Но этот хуже всех. Не знаю, чем вы ему насолили, но, если он ваш враг, идите в полицию.

Журналистке показалось, что кислота разъела ей желудок. Ноги у нее стали ватными. Она посмотрела на Макса, и он увидел в ее глазах отчаяние.

Странный друг Кристины не знал, что полиция ничем ей не поможет.

— А что еще я могу сделать? — вздохнула она.

В серых глазах бездомного снова мелькнуло удивление.

— Почему вы не хотите обратиться к легавым?

— Это вас не касается.

Бродяга неодобрительно покачал головой.

— Ладно… Выбор невелик. Исчезните на какое-то время. Туда, где этот тип не сможет вас найти. Знаете, кто он?

— Нет. Опишите его.

— Уверены, что не знаете своего врага? — недоверчивым тоном поинтересовался Макс. — Ему лет тридцать, маленького роста — очень маленького. И взгляд у него как у законченного психа. И еще — странная татуировка на шее.

Штайнмайер вздрогнула. Смутное воспоминание… Она подумала о татуировках на долговязом теле Корделии. Нет, не то. Было что-то еще, совсем недавно. «Он маленького роста… очень маленького» — так сказал великан Макс, испугавшийся человека на голову ниже себя.

— Татуировка? Какая именно? — уточнила женщина.

— Необычная. Вроде как Богоматерь с нимбом вокруг головы. Знаете Андрея Рублева?

Кристина покачала головой — нет.

— Это самый знаменитый русский иконописец, — объяснил ее собеседник. — Так вот, татуировка похожа на одну из его Мадонн…

«Я его знаю! Я уже видела эту татуировку — не помню где…» — мучительно соображала журналистка. Где же? Где она его видела? В «Гранд-Отеле Томас Вильсон»… Когда выходила из лифта после встречи с Лео… Она толкнула странного человечка с Богоматерью на шее. Значит, он за нею следил… Мадемуазель Штайнмайер думала, что замела следы, но ошиблась.

Эта мысль привела ее в отчаяние. А вдруг он и Лео вычислил?

— Что это? — Голос Макса прозвучал как сквозь вату.

Кристина проследила за его взглядом — он смотрел на футляр от CD-диска.

— А вы не знаете? — усмехнулась она.

— Знаю. Еще одна опера.

— И снова о самоубийстве?

— Н-ну, можно сказать и так. Героиня, молодая индуска по имени Лакме, кончает с собой, съев ядовитый дурман, когда понимает, что ее возлюбленный Джеральд решил остаться верен долгу английского офицера и возвращается к своим.

Женщина побледнела.

— В чем дело? Я вас расстроил? — удивился ее гость.

— Вы сказали — Джеральд?

— Да, именно так. Кого-то из ваших знакомых зовут так же?.. Господь милосердный, Кристина, на вас лица нет!..

— Вот, выпейте… Нужно вызвать врача.

— Спасибо, мне уже лучше. — Штайнмайер взяла у Макса из рук стакан с водой.

— Так вы знаете какого-нибудь Джеральда? — повторил бродяга свой вопрос.

Журналистка кивнула.

— Он — человек с татуировкой? — уточнил мужчина.

Его собеседница покачала головой.

— Не хотите об этом говорить? — не отставал бездомный.

Мадемуазель Штайнмайер заколебалась:

— Пока нет… Спасибо за все, что вы делаете, Макс. Простите, что злилась и была к вам несправедлива.

Бывший учитель бросил на нее озабоченный взгляд:

— Кристина… До сегодняшнего дня я не был уверен, что мне стоит верить вашей истории, но теперь… Я видел глаза этого человека. Я знаю таких типов: они похожи на бойцовских собак. Как вы думаете, что он сделает в следующий раз? Как далеко готов зайти? Рано или поздно мерзавец вернется к своей «работе» — он последователен, как все безумцы. Вам нужна помощь, пойдите в полицию!

— Не тратьте время на уговоры, Макс. У меня есть вы. И еще один человек. Умный и сильный, уж точно не слабее этой сволочи.

Женщина повысила голос, как будто пыталась убедить саму себя. На мгновение ей показалось, что в серых глазах ее собеседника мелькнула досада, но это наверняка была только игра ее воображения.

— А теперь я хотела бы побыть одна, если не возражаете, — попросила она.

Макс поджал губы и кивнул, после чего медленно поднялся и пошел к двери, но на пороге обернулся:

— Если понадоблюсь — вы знаете, где меня найти.

Когда он покинул квартиру, Кристина долго сидела неподвижно, пытаясь успокоиться. Она не понимала, что происходит, — во всем этом не было ни малейшего смысла. Бродяга считает незнакомца профессиональным преступником. Какого рода? Мафиозо, вором, наемным убийцей? Татуировка наводит на мысль о русских бандитах или о латиноамериканских гангстерах из телесериалов.

Штайнмайер вспомнила Жеральда, и ее снова ужалила обида. Что преследователь знает о ее отношениях с женихом? Это он снимал Денизу и Жеральда? Зачем намекать на Жеральда, прислав очередную оперу? Это не совпадение… Жеральд — часть уравнения… Кристина почувствовала, что ее рассуждения снова приобретают параноидальный оттенок, и переключилась на Денизу. Могла аспирантка нанять бандита, чтобы запугать соперницу, заставить ее отказаться от любимого человека? Абсурд. Притом смехотворный. Такое бывает только в кино. «И в передачах типа “Введите обвиняемого”, — произнес тоненький голосок в голове журналистки. — То есть в реальной жизни, дорогуша…»

Женщина попыталась отмахнуться от него, но надоеда не успокоился: «…ревность, зависть, месть — самые распространенные побудительные причины… Вспомни адвокатов, которых ты приглашала на передачу, вспомни их истории: ты удивишься, старушка, на что некоторые люди способны под влиянием ревности или приступа гнева…»

Что же ей остается, какой выбор? Кристина достала телефон и проверила сообщения и пропущенные звонки. Лео уже должен был связаться с ней. Он сказал, что наведет справки, мобилизует свои связи… Получилось у него что-нибудь или нет? Только бы получилось…

Эта мысль взбодрила Штайнмайер лучше адреналина. Она отреагирует. Но не так, как думает ее преследователь… До сих пор он опережал ее на шаг, а то и на два, но Макс сообщил ей ценную информацию. Да. Она передаст Лео все, что услышала от бродяги, это во-первых. У Лео есть знакомый частный детектив, который сумеет ею воспользоваться. А во-вторых, она немедленно покинет свою квартиру. Макс был прав: здесь оставаться нельзя. Здесь, в этих стенах, она чувствует себя героиней Миа Ферроу из «Ребенка Розмари». Женщина словно наяву увидела, как негодяй входит в дом, писает на коврик, хватает Игги, ломает ему лапу, подкручивает батарею, вставляет диск с оперой в стереосистему… Она представила, как он вламывается ночью в квартиру — тумбочка, подставленная под ручку, вряд ли его остановит, да и засов тоже.

Вопрос в том, куда пойти. Может, собрать чемодан и попросить родителей приютить ее на несколько дней? Голос-брюзга отреагировал без задержки: «Брось, подруга, ты же это не всерьез! Ты дошла до ручки, если первым делом подумала о них. Твои… родители? И что ты им скажешь? Что решила сменить обстановку? Развеяться?»

Голос был прав. «С чего это вдруг?» — спросят мама с папой и даже не попытаются скрыть, что возвращение великовозрастной дочери не входило в их планы. Она не может рассказать им, что в действительности происходит: легко представить, как отреагировал бы милый папочка, узнай он, что его дочь пригласила к себе домой бомжа! Если же она сочинит какую-нибудь историю — не важно какую, — отец увидит в этом подтверждение своей правоты: он всегда считал младшую дочь слабачкой, которая ни за что не найдет своего места в жизни, и пусть бы лучше в живых осталась ее сестра. Он ведь именно так думал — разве нет? — когда напивался и мог признаться себе в своем… своем предпочтении?.. Что же до матери… Мамочка посмотрит на нее и задастся вопросом, где совершила ошибку, она воспримет неудачу дочери как собственное поражение.

Хозяйка вернулась в гостиную и налила себе полную кружку кофе. В голову ей неожиданно пришла другая мысль… Она позвонит человеку, который, возможно, не обрадуется, услышав ее голос, но выбора у нее нет. Кристина нашла телефон Илана. Она знала, что в этот час ее помощник еще дома, а когда он ответил, услышала в трубке детские голоса.

— Кристина? — удивился радиожурналист.

В его голосе не было ни враждебности, ни недоверия — только удивление.

— Прости, что беспокою, — сказала его коллега, — но мне нужна услуга. Я знаю, у тебя из-за меня проблемы, и пойму, если ты откажешься, но больше мне положиться не на кого. — И, не дав Илану времени ответить, она объяснила суть дела.

Он долго молчал — видимо, решал, как поступать, — но потом все-таки заговорил:

— Ничего не обещаю… Посмотрим, что я смогу сделать.

— Кто это, папочка? — В трубке послышались голос маленькой девочки и звонок по второй линии.

— Никто, крошка. — Илан повесил трубку.

Телефон зазвонил, и Штайнмайер ответила на вызов:

— Слушаю.

— Кристина? Это Гийомо.

У журналистки оборвалось сердце: тон начальника был ледяным, как зима на Юконе.

— Вчера мне звонили из полиции. Задавали вопросы о тебе, сообщили, что ты сотворила. Я сразу связался с Корделией, и она объяснила, что сначала подала жалобу, а потом забрала ее. — Программный директор тяжело вздохнул. — Черт возьми, Кристина, как ты могла?! Это… это… Все знали, какой у тебя мерзкий характер, но такое… Не могу поверить… — Он скрипнул зубами. — Не приходи завтра утром на работу. И послезавтра. Никогда не приходи. Мы начнем процедуру увольнения в связи с тяжелым проступком и подадим судебный иск.

Пауза.

— Эта девочка считает, что ты достаточно наказана, но я не так великодушен: твое поведение серьезно подорвет репутацию станции, — добавил Гийомо. — Советую найти хорошего адвоката. Грязная чокнутая шлюха…